И Т. Ракин

Вид материала

Документы

Содержание Выбор ничтожества

Подобный материал:

• Ракин Александр Викторович, директор высшей категории, учитель географии высшей категории,, 1083.3kb.

ПОТОП

- У философов есть мысли о том, что простота и цельность мира раскрывается в сильных настроениях. Так, говорят о настроении ужаса или счастья. В таких состояниях мир поворачивается своим единством, либо через тотальное ускользание,⁸³ либо через тотальное утверждение. Стоит ли так далеко ходить, подкарауливать свои настроения? Нет никакой необходимости, чтобы что-то «нахлынуло». Я думаю, что мир дается человеку в его фундаментальном спокойствии.

Покой – синоним мира.⁸⁴ Покой не равен обездвиженности, для кого-то покой достигается только в бешеной скачке.

- Но то, что нахлынуло, не подкараулено. Мне кажется, это и есть способ прихода мира – нахлынуть и окатить, все открыв омытым чистой и прозрачнейшей водой. В этом смысле Фалес сказал что, мир - вода.

- Легко впасть в философско-психологический самогипноз, играя метафорами. Где критерий того, что нахлынул именно мир? Томная девушка с томиком Ахматовой, слившись с «романтичным» интерьером, синтезирует из шепота стиха и неоформленной сексуальной энергии настроения невнятных ожиданий. На нее тоже что-то нахлынуло, и она в чем-то растворилась. Она легко согласится, что нахлынул мир, если ей вручить эту идею.⁸⁵

- Согласится или не согласится, скорее всего, не поймет, о чем речь, да и зачем ей сейчас философия, но почему бы миру тут не оказаться – между нею, шепотом стиха и сексуальным волнением? И где вообще ему входить, а где нет?

- Настроения, переживаемые во время религиозного действия, часто воспринимаются в этом же русле. Раскрытие мира не требует сильных поэтических метафор. Все просто – вот перед тобою вещи. А вот – чистое бытие этих вещей, полное, неразложимое, неопределимое присутствие всего. Настолько просто, что текст здесь бессилен. Нет необходимости терять себя, чтобы увидеть мир. Надо просто утопить все в покое.⁸⁶ Однако что такое покой, вопрос столь же неопределенный, как и вопрос о мире. В качестве догадки можно предположить, что опыт покоя и опыт мира совпадают. Например, в таких строках: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».

ВЫБОР НИЧТОЖЕСТВА

- Мы остаемся такими же, при себе: смотрим вокруг, ощущаем свое тело, свой пульс. Человек понимает, что он на месте (вот именно, на месте). Нет надобности что-либо доказывать, преодолевать, делать карьеру, расчищать пространство, забуриваться в вещи. Забавными, но не более, кажутся те, кто всерьез озабочен коммерческим или административным или каким-то еще развитием своего «я». Возьмем некую почетную в современной корпоративной культуре должность, трейдера крупной нефтяной компании, например. Работа может показаться нервной, котировки скачут, биржевая динамика нестабильна. Но близкий горизонт этого человека вполне комфортен: он убежден, что добился многого (допустим, приехал в Москву из Вологды),⁸⁷ он упакован, внешняя среда отвечает высоким стандартам, жизненное пространство расчищено и стерильно. Вне сомнения, он успешен. Я часто думаю об этом человеке.⁸⁸ Есть ли он в реальности, или распался на функции и вспышки сознания?

- Кстати, а как мы могли бы убедиться, что не распались, если бы распались? Допустим, мы распались на много частей, и каждая думает, что она и есть целое, а, поскольку целого нет, части между собой не сообщаются. Каждая часть может знать о других частях только по результату их деятельности, который будет выглядеть как неожиданные отклонения тела, которым вот эта часть вроде бы заведует, от предписанной ею траектории. Она хотела одно, а почему-то вышло совсем по-другому, хотя она решения о коррективах не принимала. Для объяснения таких скачков она строила бы разные догадки, в том числе о том, что тело поступило самопроизвольно или есть другие управляющие центры, но где-то в подсознании или вовне. Но мысль о том, что эти управляющие центры – ей равноценны (такие же «я», каждое из которых мнит о себе то же самое) – видимо, придет ей в голову в последнюю очередь.⁸⁹

- А ведь все же что-то держит их вместе. Нас окружают люди, очень значимые и уважаемые, которых на самом деле нет, а есть набор непонятно как сгруппированных функций. Вещи мы понимаем максимально широко. В определенном контексте человек, род, племя, нация, Бог могут выступать как вещи. И вот люди ворочают этими вещами. У человека есть ключевой онтологический выбор: или обладание всем миром, либо полное ничтожество в том смысле, что способность к охвату вещей всегда будет ничтожно малой. И никаким статусом, никаким деяниями из этого ничтожества не вырваться. Самое правильное здесь, наверное, воздержаться от морализаторства. По крайней мере, не нам быть судьями.

- Выбор ничтожества реализовать в человеческих силах. Хотя полным ничтожеством стать нелегко. Тут нужны последовательность и мужество.⁹⁰

- Полезное мыслительное упражнение: формализовать свой социальный статус представить, сколько носителей подобного статуса рассредоточено в истории. Там, где мир лишь сумма вещей, человек бесконечно тоскливое существо. Вот, например, Вы – крупный менеджер, занимаете серьезную позицию в бизнесе, накоротке с рядом столичных селебритис.⁹¹ Представьте, насколько типичен Ваш случай, какое количество подобных историй уже случилось и еще случится. И некий серьезный человек, с подобным (да почти тождественным) ходом мыслей сидел за своей конторкой, сядет за свою плазму, чтобы жить также и завершиться также.

- Мне иногда кажется, что человек, который с удовольствием живет среди людей, совсем не выглядит тоскливо, как вещь среди вещей не обязательно выглядит скучно. Такой человек может выглядеть и умело, и счастливо.⁹² А вот высокие понятия часто делают человека несчастным, он как будто все время, чтобы приблизиться к станции назначения, идет вперед по вагонам едущей электрички, но вдруг понятия покидают его где-нибудь в тамбуре. Тогда он стоит один у окна и сутулится – бесконечно тоскливое существо.

- Я же говорю, эти понятия часто те же вещи, только покрытые идеальной оболочкой, и человек шатается с ними между вагонами, будто с громоздким чемоданом. Только резкий свист паровоза может привести в чувство.

Никакой социальный ландшафт, независимо от своей высоты или, наоборот, низины, не приближает к миру. Точно так же нет нужды в ландшафте эстетическом: в какой-то идиллически поэтической картинке, например, красивый вид с холма, роща, берег реки, колокольня, отблеск заката на водной глади. Можно без всего этого. Прислониться к стене бетонного дома в спальном районе. Застыть в метро или рядом с установкой на заводе. Мир не раскрывается в рамках каких-то функций человека, но дается ему как целому и соразмерному миру, то есть, открытому к пониманию мира. Социальный рост уводит от мира, потому что требует большего внимания к вещам и вбрасывает значительно большее их количество в горизонт опыта.

- А социальное падение приводит на помойку. Там тоже полно вещей, только негодных и испорченных. К тому же, если Вы призываете глядеть не на вещи, а на то, что кроме них, хотя и не помимо, то какая разница, вещью меньше, вещью больше. Возможно, гиперболическое скопление даже освобождает от лишних понятий, как все, что вызывает удивление. По-настоящему мешают принципиальные установки, как слишком тугие галстуки.⁹³