И Т. Ракин

Вид материала

Документы

Содержание Где мир и где мы?

Подобный материал:

• Ракин Александр Викторович, директор высшей категории, учитель географии высшей категории,, 1083.3kb.

ГДЕ МИР И ГДЕ МЫ?

- Простота мира не может быть открыта наблюдателю, «субъекту», поскольку здесь уже возникает разделение, вернее, «выделение» себя. Мир раскрывается в нас, когда нас уже не остается.¹⁶ Что значит не остается? Мы движемся, думаем, дышим. И вместе с тем нас странным образом нет, по крайней мере, как центра. Момент потери себя и путь потери себя, и необходимость потери себя – вот что еще может стать предметом разговора.¹⁷

- Тогда нужно понять, чего же именно нет, если думание, дыхание, движение все же не исчезли. Чего в таком состоянии нет, что это можно назвать «нас нет»? У меня гипотеза: Вы называете «нас нет» то детское чувство: будто бы мир весь тут. Что это он дышит нами, а не мы дышим, и, в конечном счете, мы - мир, а все остальное вроде одеяла. Пусть мир и больше нас, примерно как поле зрения, но все же он баюкает нас в себе, так что мы сидим в его мякоти.¹⁸ Когда это чувство возвращается, Вы говорите «нас нет», хотя это скорее ничего кроме нас нет. А бывает и по-другому, когда мы сжимаемся, как выплюнутая косточка, которой абсолютно некому тут интересоваться, а весь мир занимается своими делами уже снаружи.¹⁹ Вокруг шкафы, ножки стола, шаги и взрослые разговоры. Собственно, жизнь перетекает из одного состояния в другое: то мы в мире и значительны, то мир нам противостоит, а мы совершенно незначительны.

- В отличие от первого, второе ощущение, похоже, не теряется с детством. Есть еще экстатическая потеря себя. Но мне кажется, это не то. Экстатическая потеря, это когда металл раскалился добела и начинает терять форму. Но он все равно остается металлом. И форма все равно остается формой, потока или лужи. Впрочем, сложно судить без собственного опыта. Возможно, происходит и трансформация самого металла, как в алхимии.²⁰

- Когда забывается личное существование, что остается? Поскольку мы все-таки опять потом стекаемся в себя, как капля ртути, и складываемся в то же или почти то же существование, то значит, оставались все же части нашей конфигурации, но только без объединяющего их натяжения. Это натяжение похоже на общий настрой, которым мы обращены ко всему, что попутно случается.²¹

- На чем держится настрой, если он собирает нас из частей? Выходит, сам он частью, элементом нас самих быть не может, раз его функция – группировать части в целое вокруг некой мелодии. Странная вещь – настрой это не мы, но и без нас его быть не может. А все потому, что мы понимаем человека как то, что внутри его тела. Тело создает иллюзию законченности человека, его границы. Но граница может оказаться крайне условной.

- Ну да, ведь неправильно сказать, что наш настрой на то или иное – внутри нас, раз им мы соприкасаемся с тем, на что настроены, или страдаем от отсутствия соприкосновения, предмет которого – другое и вне нас. Это вынесенная, причем непостоянная граница. Ожидание встречи, допустим, внутри, но сначала-то произошел разворот туда, проступила область возможной встречи, и тогда мы стали ее ждать. Вчера мы ничего не ждали, а сегодня ждем. Что-то случилось в мире, и стало происходить на наших границах, которые тем самым опять обозначились и по-новому нарисовались.

- Разделение человека на внутреннее и внешнее не менее сомнительно, чем на объективное и субъективное.²² Вот, говорят, «внутренне он помыслил» или «внутренне расхохотался». А где это? На проверку оказывается, что внутреннее это лишь скрытое от постороннего взгляда, да и то не всякого. Мало ли кто смотрит.

Мир возникает через понимание, которое формально можно назвать осмысленным настроением. Почему нельзя сказать, что только мыслью? Чистая дефиниция: мир то-то и то-то, никакого реального понимания не дает. Следовательно, мысль сама должна быть погружена в пространство настроя.²³ Но как определить это пространство? Оно ведь не принадлежит внутреннему или внешнему, а существует как-то само по себе, и мысль в нем непонятно откуда берется и куда уходит. Мы не можем назвать его своим, да и вообще, маркировать, проводить границу. Однако вдруг нас выбрасывает из этого состояния в область вещей, где мы сами обретаем статус вещи с четко заданными контурами и своим «внутренним миром», в котором живут наши частные состояния и идеи. Ну мы и начинаем ворочать вещами: работать с ними, питаться ими.²⁴ В общем, жить.

Вот эта удивительность переходов, незначительное отклонение угла зеркала, и как все меняется – то ты вещь среди вещей, раздвигаешь их усилием, чтобы охватить минимальное пространство, то нет тебя вовсе, но есть вся полнота мира, пропущенная через точку под условным обозначением «я».²⁵ А кто и как меняет этот наклон, никому неизвестно. Мне кажется, надо пытаться видеть мир изначально лишенным перегородок, даже пунктирных.²⁶ Тогда то, что мы звали своим «внутренним миром», неравными долями распределится по людям, вещам, обстоятельствам.²⁷ У мира нет измерений.

- В смысле нет измерения глубины, которое ведет «вовнутрь», и нет обратного хода по той же оси, который вел бы «вовне», к трем обычным измерениям этого вне?²⁸

- Да, так, и мир от этого не становится плоским. Здесь та лишенность объема, которая возникла от того, что в ней – все объемы.²⁹ Вот заведомо неудачная метафора: «внутренний мир – это специи, которыми покрыты вещи мира». Или налет на них.

- А мы - налетчики.³⁰

- Или даже по другому: это способ раскрытия вещей в простоте мира. Вещь может выступить прекрасной, безобразной, злой, доброй не потому, что мы сделали проекцию нашего внутреннего мира на внешний.³¹ Никаким буром к этому внутреннему не пробьешься, у экзистенции нет нутра. И зло, и добро настигают раньше, чем успевают развернуться все наши проекции.

А «объективные вещи», разве они от этого выигрывают в автономности? Они ведь раскрываются только в свете нашего видения и поэтому неотделимы от него.³²

- Это положение всегда сталкивается с простым «А если некому будет видеть»? А вот предположение, что мир – показывание вещей, а не их видение, неуязвимо.³³

- Но вряд ли пробьешься через речь. Речь все равно будет делить.³⁴ Лучше просто «видеть» мир таким. А как? Да просто представлять свои т.н. внутренние движения событиями среди событий, просто, где они разворачиваются миром, пределы которого – сами события.

- Тогда будет такое событие среди событий

«мысля о мире,

убегаю за хлебом

в январский вечер».

Получаем протокол, где внешние и внутренние события, субъективные и объективные, соединены через запятую, так что можно представить их и в одном ряду, и параллельными рядами, и Вы настаиваете, что надо в одном. Но я не вижу, как это помогает увидеть мир, а не события.

- Сомнительно, что можно увидеть мир отдельно от событий. Вопрос, как мы видим события: как самодостаточные или нет.

Только из понятия мира мы и можем увидеть себя такими, какие мы есть. Разумеется, речь не идет о «самооценке».

- Но что смущает, как это смотреть из понятия? Как ни стараюсь, не могу поместить свое сознание внутрь понятия. Куда именно надо попасть и как это сделать? Не понимаю.