Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск 5

Вид материала

Доклад

Содержание А.В. Данилов Политическое прогнозирование В современной россии

Подобный материал:

• Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1921.36kb.
• Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1749.95kb.
• Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1840.02kb.
• Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу выпуск, 2069.2kb.
• Доклады Центра эмпирических политических исследований, 1729.69kb.
• А. И. Стребкова теория и история политических институтов учебное пособие, 6519.62kb.
• Российского Фонда Фундаментальных Исследований. Настоящий сборник тезисов доклад, 2188.41kb.
• Российского Фонда Фундаментальных Исследований. Настоящий сборник тезисов доклад, 1778.8kb.
• Выпуск 3, 4164.91kb.
• Глобализация и социальная безопасность, 222.4kb.

Литература


Всемирный доклад по культуре – 1998 / Культура, творчество и рынок. М., 2001.

Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2001.

Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. М., 1999.

Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение: Открытие спирали молчания. М., 1996.

Фукуяма Ф. Доверие // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В. Л. Иноземцева. М., 1999.

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

ссылка скрыта

ссылка скрыта


А.В. Данилов


ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ ПАРАМЕТРОВ И ПОЛОЖЕНИЯ ИНДИВИДА В ЦЕННОСТНОМ РАСКОЛЕ: МАТЕРИАЛИЗМ/ПОСТМАТЕРИАЛИЗМ^


В предыдущем выпуске «Политического анализа» мы затронули проблему экспликации ценностного раскола материализм/постма-териализм в поле политики; были локализованы некоторые сегменты данного поля, в которые материалисты, постматериалисты и носители смешанной ориентации инвестируют свои голоса в процессе принятия электорального решения. В связи с данной проблематикой было бы весьма уместно рассмотреть следующий вопрос: каким образом ценностный раскол материализм/постматериализм накладывается на социальное поле, каким образом он вписан в социальный контекст? Материалисты, постматериалисты – кто они? С какими параметрами социальной позиции связано положение индивида в данном расколе? Этот доклад представляет собой попытку найти ответ на данные вопросы; мы проанализируем взаимосвязь между положением индивида в расколе материализм/постматериализм и его основными социально-демографическими характеристиками, такими как пол, возраст, образование, сфера занятости и доход.

Обратимся к теории Р. Инглхарта. Важнейшее значение, по его мнению, имеет такой параметр как временной отрезок, на который пришлись так называемые формативные годы индивида, т.е. соответственно, возраст респондента. В целом, «в среднестатистическом выражении – ибо индивидуальные флуктуации могут быть самыми разнообразными – доминантную роль играют все-таки так называемые “формативные годы”, т.е. непосредственно предшествующий зрелости биографический период» (Вардомацкий,49). Именно в данный период формируется аксиологическая система индивида, которая будет учитываться в социальных действиях в процессе всей его дальнейшей жизни.

После второй мировой войны, вследствие быстрого экономического роста и развития государства благосостояния коренным образом начинает меняться опыт личностного формирования в когортах более поздних годов рождения. Общество, по сути, подошло к исторически беспрецедентному состоянию: впервые перед индивидом в период его формативных лет не стояла проблема физического выживания. (Разумеется, речь в данном случае идет лишь об индустриально развитых странах; в странах третьего мира физическое выживание является более чем актуальной проблемой.) Поскольку «нехватка» структурно включена в потребность, то удовлетворение материалистических запросов приводит к «постматериалистической нехватке», т.е. появляется, говоря словами Славоя Жижека, «недостаток, который возникает во всей своей фрустрирующей чистоте именно тогда, когда наши потребности с избытком удовлетворены» (Жижек, 53).

Уже первые исследования, проведенные в шести странах Западной Европы в 1970 г., выявили четкую закономерность: младшие поколения демонстрируют бóльшую ориентацию на постматериалистические ценности, чем старшие. Это подтверждает «гипотезу социализации»: более низкий уровень распроcтраненности постматериалистических ориентаций у старших поколений отражает менее экономически обеспеченные жизненные условия, в которых проходили их формативные годы.

Подчеркнем, что ориентация на постматериалистические ценности коррелирует не с возрастом респондента как таковым, а отсылает нас к социально-экономической ситуации его формативных лет. Таким образом, исходя из «гипотезы социализации», мы можем указать на то, что зафиксированные в момент опроса социально-демографичес-кие параметры респондента не будут иметь решающего значения.

Многие исследователи критиковали Инглхарта с позиций гипотезы «эффекта жизненного цикла». Кратко данную гипотезу можно изложить следующим образом: индивид, по мере взросления, как правило, становится все более материалистически ориентированным; так, появление детей и необходимость их обеспечения все больше подчиняют индивида логике материального производства. Соответственно, молодые люди, в силу «беззаботности» своего существования, могут позволить себе быть постматериалистами. Однако подобная критика убедительно опровергается Инглхартом при анализе эмпирического материала. Когортный анализ результатов ежегодных опросов, проведенных на репрезентативных выборках в пяти западноевропейских странах (Бельгия, Великобритания, Западная Германия, Нидерланды, Франция), показывает неубедительность применения «эффекта жизненного цикла» к «постматериалистическому сдвигу». Отслеживая одну и ту же когорту в диахроническом измерении, мы не обнаруживаем повышения уровня материалистичности.

Данные, полученные на западноевропейских выборках, успешно подтверждались как на советских, так и на российских выборках (Вардомацкий, 51). Так, результаты исследования, проведенного на территории Республики Беларусь в 1990 г. по методике Инглхарта, показали, что наиболее высокий уровень постматериалистичности демонстрирует самая младшая возрастная когорта (от 18 до 24 лет).

Уровень образования, согласно теории Инглхарта, также влияет на позицию индивида в расколе материализм/постматериализм. Данные по Западной Европе, полученные Инглхартом, свидетельствуют о тенденции возрастания уровня постматериалистичности по мере роста уровня образования. В российских условиях все далеко не так однозначно. Обратимся к уже упоминавшемуся исследованию Вардомацкого, анализ которого также направлен на выявление взаимосвязи между социально-демографическими параметрами и позицией в ценностном расколе материализм/постматериализм. Данные его исследования не показывают наличия прямой зависимости между постматериалистическими ценностными ориентациями и уровнем образования. Здесь, вероятно, мы можем указать на то, что на Западе уровень образования может служить косвенным индикатором уровня доходов родителей индивида. Таким образом, он также является показателем «уровня экзистенциальной безопасности» формативных лет индивида. В России, скорее всего, пока еще не сложилась подобная ситуация; высшее образование все еще не является исключительной привилегией обеспеченных людей. «Те внешние и внутренние детерминации (в частности, возраст, доход и образование), которые работают одинаковым образом практически во всем западном мире, в восточнославянской культуре, прошедшей к тому же большой исторический путь в рамках тоталитарного государства, начинают “играть” несколько иначе» (Вардомацкий, 55).

Осталось рассмотреть влияние такого важного параметра как доход респондента. Ни исследования Инглхарта, проведенные по западноевропейским выборкам, ни отечественные данные не обнаружили наличия взаимосвязи между положением индивида в ценностном расколе материализм/постматериализм и уровнем его доходов на момент опроса. Обратимся к эмпирическим данным, полученным Центром эмпирических политических исследований СПбГУ.

В качестве эмпирической базы в данном докладе мы используем результаты исследований, проведенных ЦЭПИ СПбГУ в рамках про-

екта «Политический омнибус». Опросы были проведены осенью 2002 г. и весной 2004 г. В качестве метода сбора данных использовался анкетный опрос респондентов по месту работы и жительства. Выборка имела целевой характер, в качестве критерия отбора респондентов использовалась сфера их профессиональной занятости. Были опрошены следующие категории респондентов: рабочие (промышленность, строительство, транспорт); инженеры, технические специалисты; работники управленческого аппарата; работники культуры, образования, науки, здравоохранения; рядовые работники торговли; предприниматели; военнослужащие (армия, МВД); студенты вуза и учащиеся техникума; неработающие пенсионеры; священнослужители. В общей сложности было опрошено 497 человек. Безусловно, мы не претендуем на то, чтобы представить мнение различных социальных групп по каким-либо вопросам. В данном случае нас интересуют взаимосвязи между переменными.

В качестве метода анализа воспользуемся методом построения таблиц сопряженности признаков с вычислением стандартизованных остатков и критерия хи-квадрат. О данном методе не раз шла речь на страницах «Политического анализа», поэтому я позволю себе не приводить здесь его описание. В качестве значимых мы рассматриваем стандартизованные остатки, превышающие по модулю 1,65.

Построим таблицы сопряженности признаков для таких социально-демографических параметров как пол, возраст, образование, сфера занятости, доход и двух ценностных классификаций позиции индивида в ценностном расколе материализм/постматериализм. Под двумя классификациями мы понимаем здесь классическую классификацию Инглхарта (материалисты/постматериалисты/смешанные) и классификацию по четырем ценностным типам; данная классификация разбивает «смешанный» ценностный тип на два подтипа (Данилов, 46). Следует отметить, что в ходе исследования практически полностью воспроизводилась методика Инглхарта.

Сначала скажем о тех социально-демографических параметрах, по которым не было обнаружено линейной зависимости с позицией индивида в ценностном расколе материализм/постматериализм (отрицательный результат также является значимым). При построении таблиц сопряженности признаков по полу, образованию, доходу и ценностным классификациям не было обнаружено значимых стандартизованных остатков. Полученные, а точнее, не полученные результаты полностью соответствуют логике теории Инглхарта, а также российской специфике, о которой упоминалось выше.

Что касается обнаруженных взаимозависимостей, то анализ стандартизованных остатков фиксирует взаимосвязь положения респондентов в ценностном расколе материализм/постматериализм с таким основополагающим для теории Инглхарта социально-демографическим параметром как возраст. Представители младшей возрастной когорты (18–29 лет) чаще, чем в среднем по выборке, оказываются постматериалистами (стандартизованный остаток равен +2,1). Таким образом, мы видим подтверждение логики Инглхарта: именно младшие поколения склонны занимать «постматериалистические позиции» в данном расколе. Как уже упоминалось, позиция в ценностном расколе материализм/постматериализм коррелирует не напрямую с возрастом, а отсылает нас к формативным годам респондента.

Формативные годы данной возрастной когорты в основном пришлись на период «перестройки» и начала распада СССР. В данном историческом отрезке мы можем выделить несколько «постматериалистических моментов». Во-первых, экономическая составляющая. По мнению Р. Инглхарта, на момент своего распада СССР по некоторым экономическим показателям вышел на тот уровень, с которого может начаться «сдвиг к постмодерну» (Инглхарт). Во-вторых, не будем забывать, что на тот момент происходила своего рода деконструкция инстанций Власти и Авторитета в политическом, социальном и культурном полях. Подобная деконструкция является составной частью культурного сдвига к постмодерну. И в-третьих, это либеральная идеология, масштабно внедрявшаяся на тот период в сознание населения. Позволю себе напомнить, что в предыдущем докладе мы обозначили связь между постматериалистической позицией в ценностном расколе и приверженностью либеральной идеологии (Данилов,53). Все вышеперечисленные особенности позволяют нам утверждать, что данный исторический период был весьма благоприятной почвой для культурного «сдвига» к постматериальным ценностям.

Существенное превышение критерием хи-квадрат критического значения позволяет нам говорить о наличии зависимости между сферой профессиональной занятости индивида и его положением в ценностном расколе материализм/постматериализм. При построении таблиц сопряженности признаков для классической типологии Инглхарта и сферы профессиональной занятости мы получили значимые стандартизованные остатки по следующим профессиональным группам (все стандартизованные остатки значимы на уровне 0,001).

Работники культуры, образования, науки, здравоохранения реже, чем в среднем по выборке, являются материалистами (стандартизованный остаток равен –2,7) и чаще, чем в среднем по выборке, – постматериалистами (стандартизованный остаток равен +4,0) и представителями «смешанного» типа (стандартизованный остаток равен +1,7). Таким образом, мы можем утверждать, что данная профессиональная группа скорее тяготеет к постматериалистическому ценностному полюсу. Это предположение также подтверждается при построении таблиц сопряженности для четырех ценностных типов и сферы занятости: при этом, представители профессиональной группы работников культуры, образования, науки, здравоохранения чаще, чем в среднем по выборке, относятся к третьему, преимущественно постматериалистическому типу (стандартизованный остаток равен +2,1). Рядовые работники торговли чаще, чем в среднем по выборке, оказываются носителями «смешанных» ценностных ориентаций (стандартизованный остаток равен +2,1). Причем, анализ таблиц сопряженности для четырех ценностных типов говорит о том, что в данном случае мы имеем дело с «преимущественно материалистическим смешанным» ценностным типом (стандартизованный остаток равен +1,9). Материалистические ценностные ориентации репрезентирует такая профессиональная группа как военнослужащие (стандартизованный остаток равен +2,3), которых весьма сложно представить постматериалистами, так как деконструкция фигур Власти и Авторитета привела бы к эрозии социальных связей внутри данной группы и подорвала бы ее нормальное функционирование. Они также реже, чем в среднем по выборке, попадают в категорию обладателей «смешанных» ценностных ориентаций (стандартизованный остаток равен –1,9). Таким образом, в ценностном континууме материализм/постматериализм военнослужащие противостоят работникам торговли и занятым в сфере культуры, образования, науки и здравоохранения.

Чем мы можем объяснить подобные взаимосвязи? Логика теории Инглхарта не позволяет нам понять, почему военнослужащие являются носителями материалистических ценностных ориентаций, а работники культуры, образования, науки, здравоохранения – постматериалистических. В данном случае будет уместно вспомнить о российской специфике. Речь идет об уже упоминавшейся взаимосвязи между приверженностью либеральной идеологии и постматериалистическими ценностными ориентациями. Поскольку в предыдущем докладе мы затронули электоральный срез данного феномена, обратимся здесь к его идеологическому измерению.

Предрасположенность к восприятию постматериалистических ценностей в интересующих нас профессиональных группах обусловлена в российском контексте либеральными политическими убеждениями респондентов и их приверженностью либеральным ценностям. Ориентация на материалистические ценности, в свою очередь, связана с приверженностью консервативной идеологии и ценностям консерватизма. Построим таблицы сопряженности признаков для рода занятий, политических взглядов и ряда ценностных суждений, отражающих приверженность либеральным/консервативным ценностям (табл.1).

Прежде чем перейти к более детальному анализу, отметим, что по всем таблицам сопряженности признаков значение хи-квадрат превышает критическое. Это позволяет нам говорить о наличии взаимосвязи между исследуемыми переменными. Все стандартизованные остатки значимы на уровне 0,001.


Таблица 1. Сфера занятости, ценностные ориентации и идеологическая идентификация *

Переменные	Работники культуры, образования, науки, здравоохранения	Рядовые работники торговли	Военнослужащие (армия, МВД)
Либеральные взгляды	+3,9
Консервативные взгляды			+2,5
Права человека	+2,9	+1,8
Справедливость			+2,7
Свобода	+4,1
Порядок	–2,2		+2,3
Полностью согласен**	–2,9		+2,8
Скорее, согласен**		+2,0
Скорее не согласен**	+2,8

* Указаны только значимые величины стандартизованных остатков.

** Здесь приводятся альтернативы ответа на вопрос: «В какой мере Вы согласны с суждением: “Государство должно обеспечивать всем людям достойный уровень жизни”?»


Рассмотрим взаимосвязь между политическими убеждениями респондентов и их сферой занятости. Так, в ходе исследования респондентам задавался вопрос: «К каким политическим взглядам ваши убеждения наиболее близки?» Работники культуры, образования, науки, здравоохранения скорее склонны определять свои политические взгляды как либеральные (стандартизованный остаток равен +3,9). В свою очередь, военнослужащие чаще, чем в среднем по выборке, определяют свои убеждения как консервативные (стандартизованный остаток равен +2,5).

Поскольку идеология является ценностным конструктом, логично будет рассмотреть отношение интересующих нас профессиональных групп к ценностям, являющимся своего рода «означающими» либерализма/консерватизма. Респондентам в ходе опроса был предложен ряд ценностных дилемм. Вопрос звучал следующим образом: «Что для вас важнее?» В первой дилемме речь шла о выборе между правами человека и справедливостью, во второй – между свободой и порядком. Смешанные ориентации в обеих дилеммах представляла позиция «и то, и другое». В данном ценностном пространстве интересующие нас профессиональные группы распределились следующим образом. Работники культуры, образования, науки, здравоохранения склонны ориентироваться на такие ценности как права человека (стандартизованный остаток равен +2,9), свобода (стандартизованный остаток равен +4,1) и не склонны ориентироваться на такую «консервативную» ценность как порядок (стандартизованный остаток равен –2,2). Что касается ценностного суждения, то данная профессиональная группа скорее не согласна с тем, что государство должно обеспечивать всем людям достойный уровень жизни (стандартизованный остаток равен +2,8). Гораздо реже, чем в среднем по выборке, она выбирает позицию «полностью согласен» (стандартизованный остаток равен –2,9). Рядовые работники торговли, как и в ценностном континууме материализм/постматериализм, выказывают ориентацию как на либеральные, так и на консервативные ценности. Они склонны ориентироваться на права человека (стандартизованный остаток равен +1,8), но скорее согласны с предложенным ценностным суждением (стандартизованный остаток равен +2,0). Военнослужащие, напротив, занимают четко консервативную позицию. Они ориентируются на справедливость (стандартизованный остаток равен +2,7), порядок (стандартизованный остаток равен +2,3) и полностью согласны с тем, что государство должно обеспечивать всем людям достойный уровень жизни (стандартизованный остаток равен +2,8). Таким образом, позиции профессиональных групп в ценностном расколе материализм/постматериализм соответствуют их позициям в поле идеологического противостояния либерализм/консерватизм.

Подытоживая все сказанное выше, мы можем сделать следующие выводы.

• Важнейшим социально-демографическим параметром, определяющим положение индивида в ценностном расколе материализм/постматериализм, является его возраст, отсылающий нас к формативным годам индивида.
  
• Результаты исследования выявили наличие взаимосвязи между сферой занятости индивида и его положением в ценностном расколе материализм/постматериализм. Так, военнослужащие являются носителями материалистических ценностных ориентаций; работники культуры, образования, науки, здравоохранения – носителями постматериалистичеких и смешанных, преимущественно постматериалистических ориентаций. Рядовые работники торговли демонстрируют ориентацию на «смешанные», преимущественно материалистические ценности.
  
• Данную взаимосвязь мы можем объяснить исходя из позиции профессиональной группы в идеологическом измерении либерализм/консерватизм. Материалистическим ценностным ориентациям соответствует приверженность консервативной идеологии и ее ценностям, постматериалистическим ценностям – ориентация на ценности либеральной идеологии. Респонденты, носители смешанных ценностных ориентаций в континууме материализм/постматериализм, занимают также промежуточное положение и в идеологическом измерении, ориентируясь как на либеральные, так и на консервативные ценности. Безусловно, затрагивая какую-либо проблему, мы всегда сталкиваемся с новыми, еще неразрешенными вопросами. Неким горизонтом данного доклада является вопрос о том, чем обусловлена либеральная/консервативная приверженность выделенных нами профессиональных групп. Данная проблема вполне могла бы стать темой для отдельного исследования.
  

Литература


Артемов Г.П., Авдиенко Д.А., Попова О.В., Чазов А.В. Электорат политических объединений России: опыт проведения exit-poll в Санкт-Петербурге // Полис. 2000. № 2.

Вардомацкий А.П. Сдвиг в ценностном измерении? // Социологические исследования. 1993. № 4.

Данилов А.В. Раскол по линии материализм/постматериализм и политические предпочтения // Политический анализ. Доклады Центра эмпирических политических исследований СПбГУ. Вып. 4 / Под ред. Г.П. Артемова. СПб., 2003.

Жижек С. Ирак. История про чайник. М., 2004.

Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // ссылка скрыта.

Inglehart R. Kultureller Umbruch: Wertwandel in der westlichen Welt. Frankfurt/Main, 1995.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ

____________________________________________________


М.А. Тимофеева^


ИНСТИТУТЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ

В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ


В настоящее время в России политическим прогнозированием занимаются, во-первых, аналитические центры, входящие в состав высших органов государственной власти (в систему аналитического обеспечения Президента, Правительства, Федерального Собрания РФ), во-вторых, независимые аналитические центры.

При этом становление большинства аналитических центров, как независимых, так и входящих в состав высших органов государственной власти, приходилось на первую половину 1990-х годов. Именно во второй половине 1980-х – первой половине 1990-х годов с наибольшей остротой встал вопрос о необходимости управления, основанного на планировании, носящем не директивный, а прогностический характер. Одновременно формировались политические институты, заинтересованные в прогностической информации, и аналитические центры, готовые ее предоставить. При этом традиционным являлось и является обращение высших органов государственной власти как к собственным, так и к независимым аналитическим центрам. Однако несмотря на то, что прогностические исследования в той или иной мере проводятся практически всеми аналитическими центрами, уровень их влияния на принятие политических решений, их тематика, во многом определяемая политической ситуацией и, как следствие, спросом на определенные прогностические исследования, место прогностических проектов в общем объеме исследований не одинаковы, что приводит к необходимости более подробного рассмотрения институтов политического прогнозирования в современной России.

Формирование аналитических центров, входящих в систему аналитического обеспечения Президента РФ, началось с весны 1990 г., когда при Ельцине (в то время – председателе Госкомитета по строительству и архитектуре СССР) начали формироваться аналитические группы, такие как группа Игоря Нита, которая консультировала президента и его команду по экономическим вопросам. Летом 1990 г. при Ельцине (тогда уже – Председателе ВС РСФСР) начал формироваться политический экспертный совет (впоследствии – Высший координационно-консультационный совет), который анализировал текущую политическую информацию, разрабатывал планы противодействия союзному центру, налаживал связи с регионами. В августе 1991 г. данные аналитические группы вошли в состав Администрации Президента РФ.

С марта 1992 г. по февраль 1993 г. в Администрации Президента РФ действовал Информационно-аналитический центр – первый аналитический центр Администрации Президента (Мейер, 94). Далее аналитические центры, входящие в систему аналитического обеспечения Президента РФ, не раз реорганизовывались. С 22 февраля 1993 г. по 7 апреля 1994 г. аналитической деятельностью в Администрации Президента РФ занимались Аналитический центр по общей политике и Аналитический центр по социально-экономической политике; с 7 апреля 1994 г. – Экспертно-аналитический совет, действовавший по 23 мая 1997 г., Аналитический центр при Президенте (впоследствии – Аналитическое управление Президента), действовавший по 29 января 1996 г.¹, и Информационно-технический центр аналитических разработок Администрации Президента (с 25 ноября 1994 г. – в составе Аналитического центра при Президенте), а также с 23 августа 1994 г. по 29 января 1996 г.² – Управление Администрации Президента РФ по взаимодействию с политическими партиями, общественными объединениями, фракциями и депутатами палат Федерального Собрания РФ (до 23 августа 1994 г. – Отдел по взаимодействию с партиями и общественными объединениями Администрации Президента РФ и Отдел Администрации Президента РФ по взаимодействию с депутатами Совета Федерации и Государственной Думы Федерального Собрания). С 29 января 1996 г.³ в Администрации Президента РФ действовали Главное программно-аналитическое управление Президента РФ, образованное на основе Аналитического управления Президента и вскоре также реорганизованное, и Главное управление Президента РФ по вопросам внутренней и внешней политики государства, образованное на основе Управления Администрации Президента по взаимодействию с политическими партиями, общественными объединениями, фракциями и депутатами палат Федерального Собрания. С 13 августа 1996 г. бóльшая часть функций последнего перешла к Управлению по вопросам взаимодействия с политическими партиями, общественными объединениями, фракциями и депутатами Федерального Собрания (с 15 октября 1996 г. – Управление по вопросам взаимодействия с политическими партиями, общественными объединениями, фракциями и депутатами Государственной Думы Федерального Собрания, с 18 августа 1997 г. – Управление Президента РФ по вопросам внутренней политики, а с 3 июня 2000 г. – Главное управление внутренней политики Президента РФ). При этом все вышеперечисленные аналитические центры так или иначе занимались прогностическими исследованиями (см. табл.). Несмотря на частую реорганизацию и смену названий, затрудняющих исследование данных аналитических центров, наблюдается явная преемственность в тематике прогностических исследований, основными из которых являются исследования развития политических и социально-экономических процессов в РФ и ее субъектах, прогнозирование развития событий, связанных с принятием Президентом тех или иных решений, и др.

В настоящее время политическим анализом и прогнозированием в Администрации Президента РФ занимаются Управление Президента РФ по внутренней политике и Экспертное Управление Президента РФ.

В систему аналитического обеспечения Правительства РФ входят Рабочий центр экономических реформ при Правительстве РФ и Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ (Органы при Правительстве). Последний был создан постановлением Правительства РФ от 23 февраля 1993 г. на базе Центра экономической конъюктуры при Министерстве экономики Российской Федерации, который, в свою очередь, был создан на основе Главного вычислительного центра Госплана СССР, существовавшего с 1959 г. по декабрь 1991 г. (Справочник по аналитическим центрам, 158). Таким образом, Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ имеет 45-летнюю историю.

Одной из основных задач Центра является организация и обеспечение работы по систематическому анализу и краткосрочному прогнозированию развития экономики страны на основе конъюнктурных обследований, проводимых им, а также обобщения статистической,


финансовой, банковской, налоговой, таможенной и другой информации (Положение о Центре экономической конъюнктуры…). В своей деятельности Центр, помимо Правительства РФ, также взаимодействует с подразделениями Администрации Президента РФ, с аппаратами Совета Федерации и Государственной Думы Федерального Собрания РФ и др.

В систему аналитического обеспечения Совета Федерации Федерального Собрания РФ входит Аналитическое управление (в Аппарате Совета Федерации первого созыва (1994 – 1996 гг.) – Аналитический центр) (Аппарат Совета Федерации…). Постановлением Совета Федерации от 26 февраля 1996 г. Аналитическое управление было объединено с Информационно-техническим, в результате чего возникло Информационно-аналитическое управление (Федеральное Собрание…, 74).

Штатная численность сотрудников Информационно-аналитичес-кого управления составляла 100 человек, 75 из которых занимались исследовательской работой (Информационно-аналитическое управление…). В Управление входили отдел стратегического анализа и прогнозирования, отдел экономического анализа, отдел национальной безопасности и политического анализа, отдел социальной политики, информационно-справочный отдел, отдел информационно-коммуникационных систем, отдел информационных ресурсов и баз данных, отдел электронных систем обеспечения заседаний Совета Федерации (Информационно-аналитическое управление…). Основной научно-исследовательской задачей этого Управления является стратегический анализ и прогнозирование в экономической, социальной и политической сферах, а также в сфере национальной безопасности.

В число потребителей научно-исследовательской информации Управления, помимо членов, комитетов и комиссий Совета Федерации, входят также исполнительные и законодательные органы власти субъектов РФ, Администрация Президента РФ, Государственная Дума Федерального Собрания РФ.

В систему аналитического обеспечения Государственной Думы Федерального Собрания РФ первого созыва (1994–1995 гг.) входил Информационно-аналитический центр (Васецкий), второго и третьего созывов – Аналитическое управление (Федеральное Собрание…, 220; Аппарат Государственной Думы…).

По состоянию на 2001 г., штатная численность сотрудников Аналитического управления составляла 54 человека (Васецкий). В Управление входили отдел аналитических разработок, отдел оперативного анализа и информационный отдел (Васецкий).

На настоящий момент в число прогностических исследований Аналитического управления входят: прогноз основных макроэкономических показателей России, США и стран западной Европы до 2015 г.; прогноз демографических процессов в Российской Федерации (тенденции и прогнозы); макроэкономический прогноз развития экономики Российской Федерации на 2001 г.; макроэкономический прогноз развития Российской Федерации на период до 2004 г.; прогноз социально-экономического развития России в 2004 г. и на среднесрочную перспективу.

Помимо аналитических центров, входящих в состав высших органов государственной власти, политическим прогнозированием занимаются и независимые аналитические центры. При этом, если принятие политических решений высшими органами государственной власти осуществляется, как правило, на основе прогнозов ведомственных аналитических центров, то принятие политических решений другими акторами, например, политическими партиями, осуществляется на основе прогнозов либо собственных, либо независимых аналитических центров. Особенно это касается политических решений, принимаемых в ходе предвыборных кампаний.

В целом независимые аналитические центры, занимающиеся политическим прогнозированием, можно разделить на две группы: на аналитические центры, занимающиеся прогнозированием исходов выборов, и аналитические центры, занимающиеся другими видами прогнозирования.

В первую группу центров – центров, занимающихся прогнозированием исходов выборов, – входят Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ), независимый исследовательский центр РОМИР, Фонд «Общественное мнение» (ФОМ), Центр социологических исследований МГУ и ряд других социологических центров.

Начало прогнозирования исходов выборов в России относится к 1989 г. При этом в данный период – период перестройки (1989–1991 гг.) прогнозирование результатов голосования не отличалось глубиной или строгостью технологии проведения (Комаровский, 23). Кроме того, период перестройки и начало первого электорального цикла (1993 г.) характеризуются непродолжительностью избирательных кампаний, с которой связывают неточности прогнозов результатов голосования. Однако, если в ходе выборов 12 декабря 1993 г. ряд центров (ВЦИОМ, ФОМ, служба «Мнение» и др.) попытались предсказать исход выборов, но ошиблись в своих прогнозах, то в ходе выборов 1999 г. ведущие аналитические центры абсолютно точно указали, какие избирательные объединения пройдут в Государственную Думу и в каком порядке расположатся КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации), «Единство» и ОВР («Отечество – Вся Россия»), хотя позиции следующих по набранным в результате выборов голосам избирательных блоков и объединений были выявлены не так точно. Кроме того, в 1999 г. появилась конкуренция среди центров, проводящих еженедельный мониторинг политических предпочтений и электорального поведения граждан. До 1999 г. такой мониторинг проводили только Фонд «Общественное мнение» и с 1998 г. – Агентство региональных политических исследований (АРПИ), а с декабря 1999 г. такой мониторинг начали проводить Всероссийский центр изучения общественного мнения и центр РОМИР (Римский).

При этом особо следует остановиться на технологии прогнозирования политического и голосовательного поведения Государственной Думы (на примере Государственной Думы третьего созыва), разработанной в рамках программы «Россия предсказуема» Фондом ИНДЕМ, который выходит за рамки прогнозирования выборов, но пока не может быть отнесен ко второй группе центров (слишком мал опыт такого рода прогнозирования и не ясно продолжит ли Фонд ИНДЕМ начатый им проект).

Во вторую группу центров – центров, занимающихся не только прогнозированием исходов выборов, – входят Фонд «Центр политических технологий», Центр этнополитических и региональных исследований (ЦЭПРИ), Центр оценок политического риска и ряд других аналитических центров, которые прогнозируют развитие политической ситуации, внутри- и внешнеполитических процессов, политических отношений. При этом нередко при принятии решений высшие органы государственной власти учитывают информацию и аналитические разработки экспертов независимых центров. Так, многие решения, принимавшиеся президентом Б. Ельциным и Правительством РФ по кризисным регионам (Закавказье, Таджикистан), учитывали информацию и аналитические разработки экспертов Центра этнополитических и региональных исследований. В ряде случаев это касалось также национально-региональных проблем внутри РФ (Справочник по аналитическим центрам, 193). Однако чаще решения высшими органами государственной власти принимаются на основе исследований, проведенных ведомственными аналитическими центрами, так как последние принимают во внимание более широкий политический контекст, им известны детали проблем, они имеют доступ к оперативной информации.

В заключение следует отметить, что именно в первой половине 1990-х годов происходит становление большинства аналитических центров. Возникают аналитические центры, входящие в состав высших органов государственной власти (в систему аналитического обеспечения Президента, Федерального Собрания РФ). Возникают и получают развитие независимые аналитические центры.

При этом центральное, но не единственное место в деятельности большинства независимых аналитических центров занимает прогнозирование результатов выборов.