Internationale Politik

Вид материалаДокументы

Содержание


Требования, предъявляемые к новой германской генеральной стратегии
Миротворцы и братья по оружию
Самовосприятие «державы мира»
Претензии и реальность
Устойчивая политика мира?
Коалиция несогласных
Коленопреклонение в Москве
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Требования, предъявляемые к новой германской генеральной стратегии

Подводя итоги, необходимо, к сожалению, констатировать, что германской генеральной стратегии придется разбираться с целым перечнем новых проблем безопасности, остроту которых до сих пор нельзя было себе и представить. Германские политики (равно как и СМИ и большая часть участников научной дискуссии) к этому практически не готовы. Напротив, они занимаются в первую очередь международными институциональными вопросами и пытаются доказать Соединенным Штатам, что основанная на кооперации многосторонняя политика сулит большую выгоду, чем односторонние действия. Крайне необходим новый надпартийный политический консенсус, участники которого, исходя из анализа проблем (а не с партийных позиций, как это обычно бывает), рассматривали бы в рамках европейских и трансатлантических учреждений прогнозируемые вызовы германской безопасности. Это означало бы, в частности, следующее:

1. Германская политика безопасности будет вынуждена настраиваться на новые угрозы, которые стирают грани между внутренней и внешней безопасностью и могут иметь апокалиптический характер. Федеративная Республика ни духовно, ни институционально, ни материально не подготовлена ни к отражению новых угроз, ни к ликвидации последствий. Самые важные вопросы будущего – как следует обходиться с исламскими экстремистами, что необходимо предпринять, чтобы террористы перестали считать Германию надежным прибежищем, и как можно защитить страну от необычных форм терроризма. Наряду с этим германская генеральная стратегия должна будет заняться также вопросами противоракетной обороны в стратегической сфере.

2. В обращении с несостоятельными государствами или странами, на территории которых велись военные действия (Босния и Герцеговина, Косово, Афганистан), крайне необходимы новые концепции, позволяющие эффективно сплотить усилия гражданских учреждений и ведомств и военных. Речь идет о том, чтобы разработать концепции устранения разграничений между помощью в целях развития и политикой безопасности, с тем чтобы эффективно реализовать стратегию государственного строительства. При этом германская политика могла бы проявить себя в рамках международных усилий с наилучшей стороны, при том условии, что на национальном уровне будут устранены помехи кооперации.

3. Германская внешняя политика и политика безопасности должна делать ставку на эффективные действия на многосторонней основе, предпочитая их инсценированной многополярности. Это означает усиление значения тех организаций, которые уже доказали свою эффективность, - в первую очередь, НАТО. Европейская политика безопасности и оборонная политика может стать по меньшей мере такой же эффективной, как соответствующая политика НАТО. К достижению этой цели и должна стремиться германская политика. ООН находится в процессе адаптации к новым вызовам33, но речь при этом пойдет в лучшем случае о маргинальных реформах. Следовательно, германской политике не стоит слишком уж усердно печься о месте постоянного члена Совета Безопасности, а следует уделить больше внимания задаче реального повышения эффективности ООН и других многосторонних организаций.

Томас Шпеккманн,

историк и политолог, сотрудник фонда «Дом истории Федеративной Республики Германия» в Бонне


Миротворцы и братья по оружию

Новое германское самосознание основано на мифе


Германия начала две мировых войны и в обеих потерпела поражение. С тех пор ей нужен мир. Ее жители пишут целые библиотеки книг о совершенных злодеяниях, возводят памятники и мемориалы. Из милитаристов немцы превратились в пацифистов. И все же им не удалось добиться фактической нейтральности. После шока, вызванного геноцидом на Балканах, началась ползучая «нормализация» германской внешней политики. После 11 сентября 2001 года стали говорить об окончании «особой роли» Германии и даже об особом «немецком пути». Германия вновь обрела лицо. Но какое?


По результатам опросов, проведенных Германским Фондом Маршалла и американским институтом изучения общественного мнения Pew Research Center for the People and the Press, большинство европейцев выступают после третьей войны в Персидском заливе за более независимую от Соединенных Штатов внешнюю политику и политику безопасности.34 На фоне этих настроений «красно-зеленое» правительство Германии решило выстроить кампанию 2004 года по выборам в Европейский парламент на таких темах как поход против Саддама Хусейна и позиция Германии в дискуссии вокруг Ирака, чтобы превратить брюссельские выборы в «референдум о войне и мире». Провозгласив себя «державой мира», Берлин намерен сделать таковой и всю Европу.35

Требования высоки - но сможет ли старый континент их выполнить? Первые результаты Общей внешней политики и политики безопасности, о которой постоянно твердит Брюссель, свидетельствуют об ином. Внешнеполитическую программу Европы определяют не забота о сохранении мира во всем мире и не борьба за соблюдение прав человека, а экономические интересы. Исходя именно из этих интересов, Герхард Шредер и Жак Ширак хотели бы отменить - вопреки ясно выраженной воле Вашингтона - эмбарго на поставки вооружений Китаю, введенное Европейским Союзом в 1989 году после кровавых событий на площади Тянь-Ань-Мэнь.36

Американцы опасаются, что в результате заключения таких договоренностей, как соглашение об участии Китая в европейском проекте спутниковой навигации «Галилео», который через несколько лет не только будет конкурировать с американской системой JPS, но в перспективе – вопреки уверениям ЕС – будет иметь и военное значение, возрастет китайская угроза Тайваню, интересы которого защищают США. О том, какие последствия в случае войны могут иметь поставки оружия, построенные лишь на экономических соображениях, свидетельствуют большие потери британского флота в ходе Фолклендской войны, когда британские моряки гибли сотнями под градом аргентинских ракет французского производства. Американцы не хотят, чтобы та же участь постигла их Тихоокеанский флот в Тайваньском проливе.37

Но подобный исторический опыт мало смущает Берлин и Париж. Будучи европейской «державой мира», они спокойно отдают предпочтение авторитарному режиму, а не единственной китайской демократии, на которую Пекин уже сейчас нацелил 700 ракет.38 В конце концов, огромный внутренний рынок континентального Китая играет для ЕС значительно большую роль в создаваемом «стратегическом партнерстве», как дальновидно названы отношения с Китаем в Европейской стратегии безопасности,39 чем стремление к независимости острова, покупательная способность которого сравнительно мала. Проведя непосредственно перед последними выборами на Тайване китайско-французские военно-морские маневры, Ширак ясно дал понять, кто будет чьим партнером в ближайшем будущем.

Что касается экономической политики в соседних с Китаем и Тайванем государствах, то европейцы и там переходят в наступление: Комиссия ЕС считает, что не следует ограничивать торговлю с Бирмой для того, чтобы побудить военную диктатуру к движению в сторону демократии. В Пхеньяне Брюссель пошел еще дальше: несмотря на международную напряженность в связи с северокорейской ядерной программой, там была открыта торговая палата. Этот центр технологического и экономического сервиса должен проторить европейским фирмам дорогу на северокорейский рынок. Еще в 2002 году объем экспорта Европы в страну коммунистической диктатуры составлял 300 миллионов евро, объем импорта – 100 миллионов евро.40


Самовосприятие «державы мира»

Борьба Брюсселя с международными санкциями против тоталитарных режимов не мешает внешнеполитическому самовосприятию Европы как «державы мира». В поисках угроз для мира во всем мире о самих себе европейцы думают в последнюю очередь. При этом в числе первых источников угроз участники опросов называют Израиль и США.41 Эта тенденция возникла в Германии не случайно. Федеральный канцлер и его министр иностранных дел решительно выступили вместе со своими французскими коллегами против новой войны в Персидском заливе.

Опираясь на пацифистские настроения избирателей, они исключили любые «авантюры» на Ближнем Востоке. На короткий период 2002 года сила и мораль, казалось, заключили между собой союз. Жизненно важные для нации вопросы должны решаться в Берлине, «а не где-то еще», - прозвучало из Ведомства Федерального канцлера в адрес Вашингтона.42 Германия вновь заявила о себе. На этот раз ей не понадобилось ни экономического, ни футбольного чуда, чтобы почувствовать себя на первых ролях. Ставка была сделана на моральный ресурс – и эта позиция принесла успех на выборах. Полутора годами позже ситуация повторилась в Мадриде.

В Германии сформировалось национальное самосознание, основанное не на экономической и тем более не на военной мощи,43 а на мифе: жила-была одна страна, она два раза ввергла Землю в мировую войну, дорого за это заплатила и потом не несла миру ничего кроме мира. Ее жители считают, что «справились» со своим прошлым, вынеся из него урок. Народы, которым, по их мнению, этого пока сделать не удалось, тоже подвергаются лечению – желают они того или нет. Постоянные пациенты на немецкой кушетке – это американцы. Прежде всего над ними ощущает свое моральное превосходство страна поэтов и мыслителей. В списках бестселлеров доминируют книги, в которых образ миролюбивой Германии и пацифистской Европы сопоставляется с образом воинственной Америки.44


Претензии и реальность

Соответствует ли реальности такое распределение ролей? Есть основания, чтобы в этом усомниться. В нашем мире, где война и после 1945 года осталась продолжением политики иными средствами, даже просветленные немцы не совсем невинны. Ужаснувшись геноциду на Балканах, германская внешняя политика вступила в стадию «нормализации». При этом можно считать иронией истории тот факт, что именно «красно-зеленое» федеральное правительство впервые после Второй мировой войны послало подразделения Бундесвера участвовать под командованием НАТО в кампании, которая с точки зрения международного права до сих пор вызывает споры.45

В военной кампании, в ходе которой по окончании боевых действий германские солдаты в одной из тюрем издевались над заключенными, по поводу чего было проведено дисциплинарное разбирательство. Еще раньше, во время миссии ООН в Боснии, их французские товарищи по оружию уже попали под огонь критики за связи с мусульманками и хорватками, вынужденно занимавшимися проституцией в одном из сербских лагерей. Правозащитная организация «Эмнести Интернэшнл» выдвинула против миротворцев в Косово, включая германских солдат, следующий упрек: она утверждает, что протекторат ООН уже после перехода контроля к международному сообществу летом 1999 года превратился в главного адресата торговли людьми из стран Юго-Восточной Европы.

Команда Герхарда Шредера, за несколько месяцев до этого пересевшая со скамейки оппозиции в правительственные кресла, умело играла на пропагандистской клавиатуре, поддерживая поход НАТО на Белград: министр обороны манипулировал общественным мнением, утверждая в Бундестаге, что сербы якобы разработали план «Подкова», чтобы осуществить геноцид албанцев. Его коллега из МИДа даже провел параллель между «этническими чистками» и Освенцимом.46

Слова Йошки Фишера имели двойственный эффект: сначала Германия ввязалась в войну, а затем оказалась перед судом, чтобы отклонить иски сербов, пострадавших от бомбежек и требовавших компенсации. Такое поведение плохо сочетается с критикой вашингтонской пропаганды в отношении Ирака, высказанной всего четырьмя годами позже, ведь результаты европейского миротворчества на Балканах были столь же отрезвляющими, как и итоги американского вмешательства между Тигром и Евфратом.


Устойчивая политика мира?

Действительно ли немцы больше любят мир, чем американцы? С 11 сентября 2001 года не только Белый дом сражается сразу на нескольких фронтах. Ведомство Федерального канцлера тоже командует операциями в дальних странах, неизбежно марая себе руки. Тесное сотрудничество Бундесвера с не очень демократичными в западном понимании режимами в Таджикистане и Узбекистане, где германские военно-воздушные силы содержат аэродром для снабжения контингента НАТО в Кабуле, и столь часто упоминаемый германскими властями обмен сведениями между Федеральной разведывательной службой (BND) и Федеральным уголовным ведомством (BKA), с одной стороны, и арабскими «партнерскими службами», с другой, которые, правда, не гнушаются применением пыток в борьбе с исламистскими группами, стали столь же обыденным делом, как и получение сведений от американских союзников по борьбе с террором, добытых на допросах на американской военной базе в Гуантанамо – причем не только после того, как Герхард Шредер объявил об окончании «особой роли» Германии.

Американцы не единственные, кто сегодня вынужден пожинать плоды того, что они в свое время посеяли. Их союзники в Берлине, когда-то проявлявшие с ними «неограниченную солидарность», склонны теперь забывать свое недавнее прошлое.47 Зачем спорить о германских деяниях в Афганистане и Чечне, если в ходе дискуссий о союзных бомбардировках, беженцах и изгнанных можно самим предстать в роли жертв?48 В горах Гиндукуша, где согласно доктрине Штрука не только идет борьба с террором, но и пролегает линия обороны всей Германии, земляки министра сталкиваются с прошлым, которое для Германии еще далеко не «преодолено».

В период с 1979 по 1989 год не только ЦРУ поставило моджахедам оружия на три миллиарда долларов. BND тоже поддерживала борьбу с вторгшимися в Афганистан советскими войсками. Германские пограничники из антитеррористического подразделения GSG-9 обучали исламских «борцов за веру». Самолеты Бундесвера доставляли в приграничный пакистанский город Пешавар противогазы, приборы ночного видения, одеяла и палатки. Пакистанская секретная служба ISI охотно переправляла «гуманитарные грузы» тем, кому они предназначались. Была ли это «устойчивая» политика мира, о которой в Германии так много говорилось после 1945 года? Было ли это более дальновидным, чем «талибанизация» Афганистана Соединенными Штатами?

«Устойчивой» эта политика была во всяком случае – разумеется, с противоположным знаком. Сегодня BND сотрудничает с прежним заклятым врагом, преемницей КГБ – ФСБ. Моджахедов теперь считают общими противниками. Как и американцы, немцы пытаются прогнать духов, которых они в свое время вызвали. Берлин обменивается с Москвой информацией о сетях международной наркоторговли, торговли оружием и террористических ячеек, центром которых Афганистан стал после 1989 года.49

Но общий фронт проходит не через Кабул. Чечня – вот арена, где председатель BND Август Ханнинг приходит на помощь российским коллегам. В конце концов, исламисты, сражающиеся за свободу на Кавказе, - это якобы те же силы, что распространили свой «джихад» на Запад. В Грузии действуют агенты Пуллаха, задача которых состоит в том, чтобы отрезать чеченским боевикам пути к отходу. Сообщения из Берлина о том, что в ходе германо-российских межправительственных консультаций, в частности, постоянно обсуждается ситуация в Грозном, предстают тогда в новом свете.

Сотрудники BND на Кавказе получают политическое прикрытие прямо из Ведомства Федерального канцлера. Владимир Путин, наверняка, прекрасно помнит заявление Герхарда Шредера, сделанное им в 2001 году. Тогда канцлер потребовал, чтобы международное сообщество выработало в отношении Чечни «более дифференцированную оценку».50 Это не что иное, как новая форма ОБСЕ, которой можно было бы, в частности, объяснить спокойное отношение России к расширению НАТО на Восток – ведь «устойчивая» внешняя политика вчерашних участников «холодной войны» приносит хорошие мирные дивиденды, причем для обеих сторон.


Коалиция несогласных

Что же касается Ирака, то Германия здесь предстает настолько миролюбивой, насколько она хочет восприниматься извне. Но действительно ли немцы не принимали участия в ближневосточной «авантюре»? Федеральное правительство вместе с Парижем определенно высказалось против войны в Персидском заливе, снискав себе немало симпатий в рядах международного движения за мир,51 но за отказом от участия не последовало никаких реальных действий. Напротив: большая часть военных грузов доставлялась через порты и аэродромы в Германии. Основными перевалочными базами союзников были военно-воздушные базы во Франкфурте, Рамштайне и Шпангдалеме. Из Франкфурта в Катар, например, порой вылетало до 60 бортов в сутки.

Соединенным Штатам и Великобритании не было отказано в праве использовать воздушное пространство Германии и военные базы на ее территории. Из Гельзенкирхена почти каждый день взлетали разведывательные самолеты «Авакс», чтобы координировать воздушные операции над зоной военных действий. 2700 солдат Бундесвера охраняли американские казармы, заменяя тем самым подразделения армии США, переброшенные в зону Персидского залива. Приобретенные частными вкладчиками облигации государственных займов на сотни миллиардов долларов стали дополнительной помощью для Вашингтона. Со своего домашнего фронта Германия вновь приняла участие в противоречащей международному праву наступательной войне, не совместимой ни с Уставом ООН, ни с Женевскими конвенциями.

Но откуда тогда официальная сдержанность в отношении иракской кампании? Фирмы ни одной другой страны мира не оказали Багдаду столь масштабной помощи в производстве оружия массового поражения, как фирмы из Федеративной Республики. Германские фирмы безо всякого стеснения поставляли материалы для производства ракет, ядовитых газов и атомных бомб. Государство этому «устойчиво» не противодействовало. Теперь Вашингтон ищет как плоды этого бизнеса, так и добровольцев для восстановления экономики своего бывшего протеже. Берлин мог бы предоставить американским сухопутным войскам и знающих следопытов, и опытных строителей. Ведь «nation-building» – это основное ноу-хау бундесвера. «Немецкий путь», который, наверное, одобрил бы сам Джордж В. Буш.52

За германским «нет» в адрес Вашингтона и Лондона не стоит никакой мирной внешней политики. С одной стороны, временная антивоенная позиция федерального правительства была обусловлена внутриполитическими проблемами.53 С другой стороны, высказанное в Берлине возмущение воинственным курсом Буша позволило отвлечь внимание от внешнеполитических неудач «чемпиона мира по экспорту». Дело в том, что США, как и во время первой войны против Саддама Хусейна, отвели Германии всего лишь роль статиста, проигнорировав при этом экономические интересы Германии в Ираке.

Цену за это поражение Берлин платит дважды: в отличие от Турции, которая не только сказала «нет» войне, но и спутала своей неуступчивостью американский план выдвижения сил, федеральное правительство и «коалиция противников» могут теперь лишь косвенно влиять на ситуацию между Тигром и Евфратом.

Плачевный результат дипломатических усилий по принятию новой резолюции по Ираку после завершения военных действий ясно показывает: теперь, когда, сказав «нет» или воздержавшись при голосовании в ООН, больше нельзя было рассчитывать ни на внутриполитические, ни на внешнеполитические дивиденды, Германия задним числом благословила англо-американскую войну. Анкаре смену курса Белый дом при этом подсластил большими финансовыми пожертвованиями, турецкое влияние в Ираке было обеспечено размещением турецких войск в приграничном районе с курдским населением. Что же касается Германии, то Ведомство Федерального канцлера пытается теперь взять на себя часть американской нагрузки в Афганистане, выторговывая индульгенцию за свой счет и на свой страх и риск.54

Пока не ясно, какие последствия будет иметь расширение германского участия – например, в Кундузе. Но прежний опыт вряд ли дает основания для оптимистических прогнозов. Как и в Кабуле, Бундесвер в серьезной ситуации будет полностью зависеть от военной поддержки американцев. Чтобы таких ситуаций вообще не возникало, придется договариваться с полевыми командирами. Худший сценарий: чтобы защитить самих себя, германские солдаты будут тесно сотрудничать с местными наркобаронами, с бизнесом которых в Германии, в свою очередь, борются BKA и Федеральная пограничная охрана. Как такое поведение сочетается с резкой критикой Комиссии ЕС в адрес военного контингента, действующего на юге страны под началом США, действия которого, по мнению Комиссии, способствуют размыванию грани между гражданской помощью и военными операциями против террористов?55


Коленопреклонение в Москве

Насколько мало Федеральному канцлеру и его заместителю нравится на практике избранная ими самими роль миротворцев, показали последние зарубежные визиты Герхарда Шредера и Йошки Фишера. Вопросы прав человека, некогда бывшие главным коньком «красно-зеленой» оппозиции, почти исчезли из обихода правительства или – как в случае с Китаем – отданы на откуп Федеральному президенту. Но там, где германские фирмы заключают миллиардные сделки, на переднем плане стоят не интересы угнетаемых меньшинств, а интересы акционерного общества «Германия».

В программе сотрудничества до 2010 года нет места критике российского насилия против чеченского народа. На плакатах германских пацифистов не написано «Не надо крови в обмен на газ». Германия вновь мыслит категориями геополитики. Как и Белый дом, который за это много ругали, Ведомство Федерального канцлера успешно сочетает дипломатию с бизнесом. Федеральный канцлер тоже стал первым коммивояжером своего государства.

При Вилли Брандте Федеративной Республике было полегче. Его восточную политику в Вашингтоне приветствовали. В докладе Конгрессу Ричард Никсон поддержал «стремление Западной Германии к нормализации отношений с ее восточными соседями». При этом от Бонна, правда, требовали, чтобы он справлялся об американской позиции, прежде чем начинать переговоры с Москвой. Белый дом ответил Ведомству Федерального канцлера, что германское правительство само в состоянии лучше всего оценить ситуацию. Как мэр Берлина и министр иностранных дел, Брандт пользовался в Соединенных Штатах большим доверием. На посту канцлера он также уделял большое внимание тому, чтобы Вашингтон всегда получал самую точную информацию.56

При политическом внуке Брандта Герхарде Шредере положение Федеративной Республики стало сложнее. Его восточная политика все больше раздражает Вашингтон. Джордж В. Буш не доверяет «немецкому пути» Шредера.57 Поворот от Белого дома к Кремлю сбивает с толку и республиканцев, и демократов. Дело в том, что смена курса в Берлине произошла в тот период, когда в отношениях между Россией и Соединенными Штатами имеется немало неразрешенных проблем.58

Восточная политика Вилли Брандта находила поддержку Америки не в последнюю очередь потому, что Бонн никогда не ставил под вопрос свою твердую приверженность трансатлантическому альянсу. Что же касается Герхарда Шредера, то его сомнения в отношении нынешней структуры НАТО снова вызвали в Вашингтоне раздражение. Более того – в поисках новой, более независимой от Соединенных Штатов внешней политики и политики безопасности Евросоюза федеральный канцлер открыто становится на сторону держав, противостоящих Америке.59

Пытаясь вывести Федеративную Республику на особый «немецкий путь» в мировой политике, Шредер все больше делает ставку на консультации и сотрудничество с государствами, которые не принимают западных норм в вопросах демократии и прав человека. Это ведет, в частности, в сфере энергетики к большей зависимости Германии от поставок нефти и газа из России, которые уже сейчас покрывают от 30% до 40% потребностей Германии.60 Такая «трансформация через сближение» в стратегическом плане представляется весьма сомнительной.61