Geum.ru

В конце XIX начале XX века

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


В четвёртой главе
4.1. Культурный ренессанс в России
4.2. Интеллигенция и Церковь
4.3. Богословско-академическая интеллигенция
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
3.3. Общественно-политические движения и партии

и институциональная проблематика Церкви

Двойственное отношение к РПЦ со стороны государства выражалось в различных основаниях для представительства Церкви в Госсовете и Госдуме. В первом случае Православная Церковь была выделена в особую, самостоятельную избирательную группу, которой были отведены специальные вакансии. Иной статус имела РПЦ в Госдуме: ей не предоставлялось права единственного религиозно-духовного субъекта. Ценз православного духовенства по выборам в Думу имел экономический характер, не предоставляя какого-либо отдельного права православному духовному сословию. Таким образом, сторонники представительства Церкви в Госсовете превращались, соответственно, в противников положения Церкви в Госдуме.

Св. Синод, единственный среди высших учреждений, не имел своего «Учреждения» или «Положения», соотнесённого с уставами и положениями других общегосударственных органов власти. Большинство законопроектов относительно церковного ведомства составлялись и рассматривались в Синоде, а затем через обер-прокурора Всеподданнейшим докладом передавались на утверждение императору. Таким образом, именно мнение обер-прокурора во многих случаях было последней инстанцией перед утверждением законопроектов Синода царём, хотя прямого закона, определявшего этот порядок, не существовало. Возможно, в том числе в силу данного обстоятельства, политико-правового оформления церковного института выработано так и не было.

15 марта 1905 г. группа 32-х петербургских священников представила митрополиту Антонию записку «О неотложности восстановления канонической свободы Православной Церкви в России». Вскоре это стихийно зародившееся движение начинают называть «Союзом церковного обновления». «Обновленцами» было подготовлено несколько программных документов, которые затем были объединены в сборник «К церковному собору»2. Автором большинства записок являлся Н.П. Аксаков, богослов-историк, доктор философии. Позиция иерархии РПЦ по отношению к «Союзу церковного обновления» была более чем недоброжелательной и красноречиво выражена архиепископом Антонием (Храповицким) в письме к обер-прокурору Св. Синода П.П. Извольскому (от 10.III.1907). Владыка обозначал течение «обновленцев» как «вывеску кадетского направления», подчёркивая отрицательное влияние данного «союза» на православное духовенство в целом1. П.П. Извольскому, как следует из его письма митрополиту Антонию (Вадковскому), пришлось даже предостеречь церковных иерархов от принятия «резких, поспешных решений» в отношении «братства», касающихся запрещения его деятельности2.

С другой стороны, идеи «обновленцев» близки либеральному направлению церковной мысли отдельных членов Предсоборного Присутствия, например, по вопросу о предстоятеле РПЦ. В частности, Н.Н. Глубоковский в письме к В.В. Розанову замечает, что «патриаршая система исторически обусловлена, но вовсе не “богоучрежденная”». «Иерархия пала во всех отношениях и никак не может служить образцом даже благочестия или добродетелей»3, – данный тезис Глубоковского подчёркивает острые противоречия, сложившиеся на рубеже XIX – XX вв. в системе РПЦ, разделяющие, с одной стороны, её иерархию и, с другой стороны, белое духовенство и церковную интеллигенцию.

Практически весь спектр политических партий и движений, выплеснувшийся на трибуну парламента страны, был связан с депутатами-священнослужителями. В количественном отношении в Госдумах I – IV созывов представителей православного духовенства было не так много (113 чел.), но даже этого числа было достаточно, чтобы распространённое в обществе мнение об абсолютной реакционности данного сословия было рассеяно. Выборы в первые две Думы показали, что белое духовенство, в отличие от более законопослушного епископата, в основном разделяло либеральные настроения. После же «третьеиюньского» кризиса 1907 г., когда были изменены критерии и цензы для избрания в Думу, а священнослужителям было категорически запрещено присоединяться к левым фракциям, общее «поправение» православного духовенства сделалось неизбежным.

Обретённые в 1905 – 1906 гг. права и свободы рассматривались приходским духовенством как фактор более независимого пастырского служения. Но уже в 1907 г. «вольности» были сведены до минимума. С неудачей революции 1905 – 1907 гг. непосредственно связано увеличение числа следственных дел в духовных консисториях с признанием «политической неблагонадёжности» отдельных представителей духовенства4.

В отечественной историографии советского периода признавалась безусловная близость и даже тождественность мировоззренческих позиций РПЦ с консервативно-монархическим спектром в общественно-политическом движении рубежа XIX – XX вв. Однако сделанный в диссертационном исследовании анализ участия духовенства в реформировании церковного института, позволяет подтвердить данный тезис лишь отчасти. Православная Церковь в рассматриваемый хронологический период, являясь частью российского общества, представляла многомерную, политически разнопланово ориентированную систему, включающую в себя весь спектр социальных связей и отношений.

В конечном итоге император 23 сентября 1913 г. утвердил разделение церковного законодательства на собственно церковную и светскую части. Создавалось особое «внепарламентское» церковное законодательство. Инициатива в решении данного вопроса принадлежала обер-прокурору В.К. Саблеру, который настаивал на конфессиональном характере государства, а также господствующем и первенствующем положении РПЦ.

Таким образом, опыт взаимоотношений православного духовенства, государственных структур, церковной и светской интеллигенции на рубеже XIX – XX вв., обмен мнениями по проблемам положения РПЦ в системе государственного и общественного устройства свидетельствует, что, несмотря на кризис, переживаемый Церковью в то время, пути выхода из него в результате диалога были найдены.

Прежде всего, это касалось реформирования основ церковной жизни на принципах соборного начала. Соединение религиозно-философского и церковно-богословского значений понятия соборности во многом разрушало бы противопоставление иерархии РПЦ и пресвитерианского духовенства, церковной и светской интеллигенции. Церковно-государственные отношения при этом строились бы на принципах автономии Церкви, не нарушавшей личного права граждан в свободе религиозного самоопределения; не ставились бы в зависимость от изменения политической обстановки в государстве. Различие мнений в обществе по частным вопросам реформирования РПЦ, боязнь верховной власти в проведении церковных реформ из-за развития либеральных тенденций, а также неудача общественно-политического движения 1905–1907 гг. предопределили в целом незавершённость процесса институционализации РПЦ, сохранения её статуса в политико-правовой сфере, что входило в противоречие с изменившимися реалиями социокультурного развития российского общества.

В четвёртой главе – «Взаимодействие интеллигенции и Церкви в духовной культуре российского общества» – рассматривается процесс формирования религиозно-нравственной концепции отдельных групп интеллигенции, многообразие позиций светского и церковного общества по проблемам духовного просвещения, анализируется положение богословско-академической интеллигенции в структуре социокультурных связей и отношений, раскрывается её роль в историко-культурном развитии России.

4.1. Культурный ренессанс в России:

интеллигенция в поисках самоидентичности

Поколение русской интеллигенции рубежа XIX – XX вв., ориентированное церковно, в своём духовном развитии мемориально связывало себя с «традициями русской творческой религиозной мысли», представленной именами А. Хомякова, Ф. Достоевского, В. Соловьёва, Ф. Бухарева, В. Несмелова, Н. Фёдорова1. Эта особая традиция, идентифицирующая себя с антиномичным духовным полем русской культуры, воплощалась в общем видении интеллектуальной и политической независимости от любой власти, – в мировоззрении, «вдохновлённом догматическим символизмом Церкви»2.

Одним из источников формирования христианского мировосприятия в кругах светской интеллигенции служил марксизм, оказавший заметное влияние на эволюцию творческой деятельности представителей не только интеллигенции, но и православного духовенства, например, левого крыла обновленческого движения. Из круга «критических марксистов», искавших новые, идеалистические основания для создания широкого фронта демократической оппозиции, и представителей либеральной профессуры сложился «авторский коллектив» сборника статей «Проблемы идеализма»3, который стал ярким проявлением идеалистической концепции начала XX в.

Идеалистическая философия не являлась откровением для русского общества начала ХХ в. Работы В. Соловьёва, Б. Чичерина и др. во многом предопределили смысловую нагрузку «Проблем идеализма». Но необходимо заметить, что интеллектуальный климат эпохи был в существенной мере изменён интуитивным ощущением надвигающихся социальных катаклизмов, допущением возможности «конечности» переживаемой эпохи.

Ренессанс русской духовной культуры, многие художественные, философские и богословские достижения творцов Серебряного века были связаны с постановкой проблемы нового религиозного сознания. Оно противостояло секуляризованной культуре, антиперсоналистической государственной и общественной жизни, «мертвенному» церковному строю. Соотнесение язычества с христианством рождало неоязычество художественной интеллигенции, ориентированной в поисках абсолюта преимущественно в мистико-теургическом направлении, в творчестве которой выражались мотивы философии Ф. Ницше и музыки Р. Вагнера. «Бог умер» – своеобразная тенденция культуры конца XIX – начала XX в. – вызов человека Богу, человек, который должен стать Богом. Отсюда активное присутствие игрового начала в художественной жизни и культуре повседневности Серебряного века, рождающего проблему стилизации и театрализации личности.

Доминанты игры и театральности в культуре Серебряного века органично сопрягались с той целью искусства, которую провозглашали символисты – пересоздание личности, творчество более совершенных форм жизни. Историософия символизма выходила за рамки собственно церковного сознания, более того – намеренно преодолевала конфессиональную ограниченность. Символистское миропонимание, исходя из анализа его основных положений, было тесно взаимосвязано с теорией и практикой оккультизма. Особое внимание к тайным знаниям представителей художественной интеллигенции на рубеже XIX — ХХ вв. не являлось типично российским феноменом, но в целом было присуще европейскому модернизму.

Пересмотр символистских концепций, осуществляющийся в начале 1910-х гг., связан, прежде всего, с переоценкой понимания философии и психологии искусства. Большое значение в этом процессе сыграла теория акмеизма, разработанная Н. Гумилёвым. Акмеизм был призван наполнить творчество духовным основанием, признав при этом первичность этики над эстетикой. Принимая концепцию духовного совершенствования художника, Н. Гумилёв не принял религиозных путей символистов, поскольку эти пути находились вне традиционных христианских ценностей.

Одним из примеров богословского направления в религиозно-нравственных исканиях начала XX в. служила деятельность «Кружка ищущих христианского просвещения» – религиозно-философского общества в Москве. Кружок объединял православных богословов, философов, учёных, общественных деятелей. Общество находилось под покровительством епископа Феодора (Поздеевского) и духовно окормлялось старцами Зосимовой пустыни. Характерной особенностью «кружка» было то, что в отличие от других религиозно-философских обществ рубежа веков он, условно говоря, находился «внутри церковной ограды» и судьбы России неразрывно связывал с судьбой Православной Церкви.

Для большей части интеллигенции середина первого десятилетия ХХ в. являлась «весной надежд», воплощением давней мечты, своего рода исполнением пророчеств. Так воспринимают данный период не только социалисты, но и либеральное общество, в той или иной мере сочувствовавшее идеалам революции. В религиозно-нравственном контексте этот период для деятелей русского ренессанса во многом был связан с журналом «Новый путь» и сменившими его «Вопросами жизни». Судьба обоих изданий во многом повторила судьбу их участников: религиозно-философский поиск, увлечение социальными проблемами, попытка мистического и эстетического оправдания революции и как следствие – духовный кризис, приведший большинство авторов к окончательному отказу от позитивизма.

Следующие за революцией 1905–1907 гг. ближайшие годы для деятелей ренессанса преимущественно отмечены активным участием в религиозно-философских обществах, выступлениями на страницах газет и журналов. Темы обсуждений в основном имеют характер историософский с оттенком различных мистических учений. С другой стороны, большое внимание уделяется определению собственной позиции к революции, анализу освободительного движения в целом и осознанию места и роли в нём интеллигенции.

Оппозиционность светского культурного слоя в отношении как к господствующему вероисповеданию, так и к проблемам реформирования общественного строя в целом, явственно дифференцировалась. Всё это в 1909 г. явилось одной из причин выхода сборника статей «Вехи», которому суждено было сыграть огромную созидательную роль в развитии национальной философской традиции. Содержание сборника обозначило, прежде всего, необходимость переоценки ценностей образованного общества, их иерархичности; показало, что, оставаясь в границах чисто политических задач, русская интеллигенция не способна решить и самих политических вопросов, и гораздо более важных человеческих проблем.

«Вехи» стали генетическим продолжением «Проблем идеализма», но отражали совершенно иной интеллектуальный и нравственный климат эпохи. В значительной мере это было связано с практическим воплощением и деформациями теоретических построений метафизического утопического идеализма, проявившихся в русском освободительном движении, несостоятельностью многих выдвигавшихся ранее идей. Другой характерной чертой сборника являлась эволюция его авторов в духовном творчестве к утверждению положительной религиозности и отходу от любых форм радикализма.

Таким образом, на рубеже XIX – XX вв. в творческой эволюции деятелей ренессанса прослеживается доминирующая тенденция, характерной чертой которой является глубокое проникновение религиозных тем в сферы искусства и науки, переосмысление предназначения человеческой жизни сквозь призму христианских ценностей Православия и идеалов эллинизма, соотнесённых с традициями русской духовной школы.

4.2. Интеллигенция и Церковь

в образовательном пространстве России

Развитие духовного образования в контексте социокультурной сферы на рубеже XIX – ХХ вв. сопровождалось определёнными антиномиями, характеризовавшими собой многоуровневый спектр противоречий российского общества в целом. Многие явления исследуемого периода в образовательной политике государства были лишены целостной концепции, вследствие чего так и не были системно структурированы.

В связи с изменением политического курса в 80-е гг. XIX в. возобладала консервативная тенденция в образовательной политике, воплощением которой стали Уставы православных духовных академий и семинарий 1884 г. Отношение в обществе к ним было различным. Светские профессора духовных академий в большинстве своём негативно оценивали отменённую специализацию (богословскую, церковно-историческую, церковно-практическую), которая способствовала подъёму богословской науки. Вместе с тем, положительные отзывы причиной своей имели как раз переход от преимущественно теоретической деятельности к церковно-практической. Видимо, речь идёт о разности приоритетов – в данном случае, научного и церковно-общественного или практически-пастырского – в видении и реализации перспектив духовного образования в целом.

Следствием неудовлетворительного положения дел в системе духовно-учебных заведений России явилось массовое движение семинаристов в 1901–1902 гг.1. Причины, побудившие семинаристов таким образом выдвинуть свои требования, затрагивали вопросы «освобождения» духовной школы от «произвола монашеско-полицейско-бюрократического начальства», т.е., в конечном итоге, автономию духовно-учебных заведений, существование вне рамок синодальных и архиерейских циркуляров2. С точки зрения церковных властей данные явления в системе духовной школы были прямым следствием «революционного движения в обществе против законного порядка» и имели в своей основе требования политического характера3.

Рассматривая конкретное содержание педагогической деятельности в церковных и светских образовательных учреждениях, мы получаем различие в мировоззренческих установках светского и церковного общества, в методах и приёмах учебного процесса, а также личное неприязненное отношение, в том числе из-за различного социального статуса светских и церковных учителей. Типичной данная картина предстаёт при анализе состояния образовательного процесса в провинциальных учебных заведениях4.

Проблема реформирования духовных школ рассматривалась на заседаниях Предсоборного Присутствия. Различие позиций проявилось при обсуждении вопроса о соотношении общеобразовательного и богословского курсов в церковных школах. Наиболее активным сторонником сохранения единой духовной школы был протоиерей П.Я. Светлов, по мнению которого её приоритетной задачей являлось религиозно-нравственное просвещение учащихся, а не их профессионально-пастырская подготовка1. В подтверждение своей позиции о. Светловым были представлены проекты преобразований духовной школы, выработанные правлениями духовных семинарий2.

Из источников по вопросу реформирования духовной школы выделим также протоколы епархиальных комиссий по преобразованию духовно-учебных заведений, образованных в разных епархиях во второй половине 1905 г.; отзывы епархиальных архиереев о духовно-учебной реформе; протоколы заседаний семинарских корпораций и академических советов по выработке проектов нового духовно-учебного устава. Систематизация данного материала была проведена в исследовании Н.Н. Глубоковского. Он выступал за обособление общеобразовательного курса со специальным научным богословским изучением ряда предметов – от церковно-пастырской подготовки учащихся. Для осуществления этого проекта необходимо было создание различных особых средних учебных заведений3. В реформировании высшего духовного образования Н.Н. Глубоковским предлагалось учредить при светских университетах богословские факультеты4. Это не требовало, по его мнению, упразднения духовных академий, предполагавшегося в проекте П. Светлова. Напротив, последние становились бы научно-апологетическими институтами РПЦ.

Несмотря на характер конфессиональной замкнутости, философские искания отдельных учёных-богословов на рубеже XIX – ХХ вв. заключали в себе весь круг внешних историко-философских влияний, являлись частью общего развития русской духовной мысли (о. П.А. Флоренский, М.М. Тареев, В.И. Несмелов и др.).

Анализ отдельных сторон развития системы образования в России на рубеже XIX – ХХ вв. сквозь призму отношения к данной сфере представителей интеллигенции и РПЦ, свидетельствует о схожести проблем, стоявших перед светской и церковной школой. Однако традиционность и статичность в вопросах их функционирования являлись неизмеримо большим фактором, обусловливающим нередко непонимание и взаимную конфронтацию в их деятельности. Данная тенденция «параллельного» существования различных типов школ находит своё отражение и в современных попытках реформирования образовательной системы в России.

4.3. Богословско-академическая интеллигенция

как социокультурный феномен

Одной из существующих проблем в современном положении РПЦ является недостаточно высокий образовательный уровень служителей культа. Сущность проблемы, по мнение епископа Венского и Австрийского Илариона (Алфеева) заключается в характере конфессиональной и интеллектуальной изолированности современной духовной школы5. Подход, преобладающий в церковной среде, по которому образованности и творчеству противопоставляется благочестие и спасение, является, на наш взгляд, заведомо порочным и малопродуктивным. Попыткой преодолеть барьер между Церковью и светской интеллигенцией являлся синтез духовного просвещения и интеллектуальной культуры, воплощённый в служении представителей богословско-академической корпорации исследуемого периода.

В контексте общественно-политических событий конца XIX – начала XX в. в академиях относительно других учебных заведений России активизации социальных настроений в целом было значительно меньше. Вместе с тем, события в политической жизни страны 1905–1907 гг. не могли не коснуться и студенческой академической корпорации, о чём свидетельствуют материалы многих периодических изданий.

Одной из актуальных и противоречивых проблем духовных академий в контексте социокультурной динамики российского общества после подписания Устава 1884 г. стало усиление влияния на процессы академической жизни учёного монашества, несмотря на преобладание среди профессорско-преподавательского состава светских лиц. Среди ревностных поборников системы учёного монашества исследуемого периода можно выделить таких церковных деятелей как Антоний (Вадковский), Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский). Разность социальной биографии этих виднейших иерархов РПЦ не отменяет общей типологии судьбы, характерной для представителей учёного монашества в дореволюционной России. Диахронный анализ пути трёх иерархов включает в себя как необходимый этап карьеры их непосредственное отношение к высшей духовной школе.

Критика учёного монашества как системы возвышения по карьерной лестнице была широко распространена как в церковном, так и в светском обществе. Противником негативной оценки учёного монашества был арх. Антоний (Храповицкий)1, который будучи сторонником преподавания в духовной школе лиц с монашествующим постригом, вместе с тем, объективно и уважительно оценивал роль светской профессуры и пресвитерианского духовенства в деле просвещения2. Духовные же академии, по мнению владыки, являлись важнейшим феноменом в непрерывающейся связи между интеллигенцией и Церковью.

Одной из причин снижения аналитического уровня исследований в церковной науке стали введённые Св. Синодом в 1889 г. «Правила для рассмотрения сочинений, представленных на соискание учёных богословских степеней», которые запрещали в негативном аспекте освещать любые учреждения и постановления РПЦ. Вместе с тем источниковедческий обзор материалов на соискание учёных степеней свидетельствует о необходимости дифференцированного подхода к тем или иным научным работам, равно как и к отзывам на них. Серьёзный, аналитический характер нередко перемежался с формальным, лишённым научной состоятельности, компилятивным трудом.

Общей тенденцией усиления влияния учёного монашества в академиях на рубеже XIX – XX вв. стало ограничение перспективы деятельности либеральной профессуры, исповедовавшей историко-критический метод в своих исследованиях. Так в 1895 г. Московскую духовную академию из-за разногласий с учёными монахами и церковной бюрократией пришлось оставить двум известным историкам А.П. Лебедеву и Е.Е. Голубинскому.

С другой стороны, проблема противопоставления учёных монахов и светской профессуры или преподавателей-священников во многом является искусственной, в некоторой степени даже спровоцированной в Синоде и может быть выражена в понятиях «византийской политики» ведомства православного исповедания. Не менее важными представляются и другие проблемы в развитии богословско-академических корпораций в конце XIX – начале XX в.: отсутствие единого интеллектуального и духовного пространства, определённая разобщённость положения в социокультурной сфере, минимизация их взаимодействия с представителями светской интеллигенции, введение в православном монашестве «принципа дифференциации сил» – создание специфического «учёного ордена» в среде русского иночества или монастыря, который стал бы подлинным центром науки и просвещения.

Богословско-академическая профессорско-преподавательская корпорация как социокультурный феномен российского общества в конце XIX – начале XX в., выступала связующим звеном между интеллигенцией и РПЦ, частью и той, и другой одновременно являясь. Школа «верующего разума» – таким символом можно охарактеризовать основную линию в традиции духовно-академического знания. Стремление к философскому обоснованию богооткровенных истин, творческому переосмыслению догматов веры как в традиции духовно-религиозного иночества, так и в экзистенциальности мировоззрения русской интеллигенции способствовало, в конечном итоге, усилению интеллектуальной напряжённости в самой Церкви.