В конце XIX начале XX века
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- Контрольная работа №9 класс. Тема: Страны мира в начале XX века, 69.85kb.
- Тематика рефератов по курсу политическая и правовая культура россии в конце XIX – начале, 7.9kb.
- Тема урока: «Россия в начале XIX века», 24.45kb.
- Становление и развитие китайской этнической группы на среднем урале в конце XIX начале, 1183.23kb.
- Особенности правовой регламентации усыновления в конце XIX начале XX вв. Фабричная, 33.29kb.
- I. россия на рубеже xix—xx вв. § Государство и российское общество в конце xix— НАЧАЛЕ, 469.47kb.
- «оош №17», 135.24kb.
- «Народное образование школ Киясовского района в конце xix-начале XX века», 264.98kb.
- Общественно-политическая жизнь в орловской губернии в конце XIX начале XX века, 818.54kb.
- Тест 2 Поэзия серебряного века (В квадратах поставьте номер соответствующий нужному, 84.86kb.
2.1. Экклезиологические аспекты в диалоге интеллигенции и Церкви
Наиболее актуальными экклезиологические (от греч. ekklesia – церковь, собрание; logos – учение, – раздел богословия, занимающийся осмыслением природы Церкви) вопросы следует признать для русской школы богословия. Инкорпорированность Церкви в государственные структуры на протяжении длительного периода русской истории моделировала церковное общество в мире человеческой культуры и тем самым размывала понятия границ Церкви, приводила к неправомерному смешению Священного Предания как такового с человеческими преданиями, стремящимися его монополизировать в рамках определённой идеологии. В современном христианском мире природа и сущность Церкви по-разному рассматриваются различными традициями, что приводит к определённому рассогласованию между Церковью и богословием. Экклезиологическая проблематика из собственно церковной переходит в плоскость религиозно-философскую и, в некотором отношении, социокультурную, откуда более зримо предстаёт круг вопросов, связанных с положением институализированной церковной общины.
В русской религиозно-философской традиции выяснение онтологической проблематики Церкви как по форме (свободное философствование наряду с признанием непреложности христианских догматов), так и по содержанию (критика отвлечённого разума, экклезиология) в XIX в. имело непосредственным выражением работы А.С. Хомякова и В.С. Соловьёва. Закономерным следствием этого явилось формирование особого направления богословско-философского синтеза, в котором церковная тематика занимает центральное место. Родоначальником русского богословия, по определению Н.А. Бердяева, следует считать А.С. Хомякова, центральным мировоззренческим понятием у которого выступает соборность, выражающая идею «единства во множественности»1. Религиозно-философские идеи А.С. Хомякова в собственно церковной среде были восприняты неоднозначно. Наиболее полная с богословской точки зрения экклезиологическая критика идей Хомякова была дана о. П. Флоренским2.
Созданная В.С. Соловьёвым концепция универсального христианского всеединства семантически была связана с идеей соборности, но при этом приходила к иным следствиям. В отличие от ранних славянофилов, миросозерцание Соловьёва эсхатологично и устремлено как в общественных, так и личных аспектах жизни к предельным формам Откровения. Возможно, в этом заключается органичное влияние всеобъемлющей системы мыслителя на русский религиозно-философский ренессанс. В рамках данной традиции выделяются имена С. Трубецкого, Е. Трубецкого, о. П. Флоренского, о. С. Булгакова, Н. Бердяева, В. Эрна, Л. Карсавина, Д. Мережковского и др.
Экклезиологические рассуждения В. Соловьёва раскрыты в основном в трёх его сочинениях: «История и будущность теократии» (1886), «Русская идея» (1888), «Россия и Вселенская Церковь» (1889). В главных своих идеях В. Соловьёв основывается на безусловности Вселенской Церкви, раскрывающейся в иерархическом принципе священства, в свободной теократии и пророческом служении. В нравственном отношении выражением этого служат символы веры, закона и свободы. В. Соловьёв относительно практического осуществления идеи Вселенской Церкви считал, что национальная Церковь необходимо должна иметь реальную опору вне государства и нации, входить в состав более широкого социального круга с независимым центром, которым, по мнению философа, является Римский Апостольский престол3. В последнем своём сочинении «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1899 – 1900) В. Соловьёв окончательно высказывает свой взгляд на церковный вопрос, при этом нравственный стержень идеи соединения церквей переносится с общественного принципа теократической государственности на пророческий, индивидуальный человеческий дух.
Выяснению природы Церкви и соответствию церковного института каноническому праву посвящены работы, написанные в традиции библейско-богословской экклезиологии. Сама тематика для русского богословия рубежа XIX – XX вв. была в определённом отношении мотивирована религиозно-философской мыслью того времени. Интересно отметить, что одно из первых сочинений в данном направлении – трактат Е.П. Аквилонова «Церковь. Научное определение Церкви и апостольское учение о ней как о Теле Христовом» (СПб., 1894), представленном на соискание степени магистра богословия, было отклонено по причине уклонения от установившегося в православном богословии воззрения на Церковь. И лишь в исправленном варианте, под новым заголовком «Новозаветное учение о Церкви. Опыт догматико-экзегетического исследования» (СПб., 1896), искомая степень автору была присуждена. В 1910 г. профессор Санкт-Петербургской духовной академии Е.П. Аквилонов будет назначен протопресвитером Военного и морского духовенства, ранее же, в конце XIX в., «научные определения» Церкви не поощрялись. Другими важными в экклезиологическом аспекте работами церковных исследователей являлись сочинение профессора протоиерея П.Я. Светлова «Идея Царства Божия в её значении для христианского миросозерцания» (Сергиев Посад, 1905) и капитальный труд В.А. Троицкого «Очерки из истории догмата о Церкви» (Сергиев Посад, 1912).
Экклезиологическое разномыслие в современном мире деформирует жизнь исторической Церкви. Очевидно, что приступить к раскрытию этой проблемы может только соборный разум Церкви. Вопрос стоял остро изначально, соборные постановления по нему слишком противоречивы, нет ясности даже в принципиальном понимании природы Церкви. В этом нам видится широкое интеллектуальное поле для религиозно-философского и церковно-богословского сотрудничества интеллигенции и клира.
2.2. Антропологический дискурс
интеллигенции и православного духовенства
Православное богословие в святоотеческой традиции, по преимуществу антропологично и христоцентрично. В преломлении основной тематики патристической мысли в России антропология не выступала как отвлечённо-абстрактная модель мировосприятия, но выражала опытный аскетический идеал миропостроения традиции исихастского подвижничества, воплотившийся в феномене русского старчества. В русской духовной культуре исихазм представляет из себя не столько богословское течение мысли, сколько определённую систему ценностей и мироощущения, не связанную с какой-либо жёсткой организационно-замкнутой религиозной или политической структурированностью общественной жизни, но, как правило, выражающуюся на личностном уровне мистико-религиозного творчества.
В контексте религиозно-философского ренессанса одним из представителей интеллектуальной мысли, находившихся внутри исихастской традиции, на наш взгляд, был о. П. Флоренский, в наследии которого синтезировались многоуровневые аспекты веры и знания, мистики и научного постижения действительности. Синтез как априорный принцип, обнаруживаемый в живом религиозном опыте и православном культе, – метод, выраженный Флоренским в его исследованиях, потому как рациональным путём, по его мнению, прийти к пониманию христианской истины невозможно. Вместе с тем, творческая интуиция о. Флоренского, при всей его приверженности к православному учению, входила в некоторое противоречие с догматическими канонами Предания, именно этим объясняются вынужденные сокращения в магистерской диссертации «О духовной Истине» (М., 1912).
Непосредственное влияние на о. П. Флоренского оказал епископ Антоний (Флоренсов), встреча с которым определила для философа весь последующий путь, произошло его непосредственное соприкосновение с опытом русского старчества, которое и олицетворял владыка. Русское старчество – феномен, не связанный с какой-либо организационно-системной типологией монашества. Это действенный опыт христианского служения, духовного руководительства, примером чему на рубеже XIX – ХХ вв. является личность протоиерея А. Мечева. Вокруг храма, где служил о. Мечев, сложился приход, который не только не уменьшался в кризисные для Церкви времена, но и увеличивал число прихожан, среди которых были о. П. Флоренский, философ Н. Бердяев, проф. С. Кузнецов, поэт Г. Чулков, искусствовед С. Дурылин, скульптор А. Голубкина, художники М. Нестеров и Л. Бруни. Прихожанкой храма была М.Н. Соколова (монахиня Иулиания) – замечательный русский иконописец ХХ в. Для исихастской традиции в целом, так же как для церковно-исторических исследований Флоренского в частности, характерна минимизация эсхатологических настроений, которые, напротив, в основной интеллектуальной линии русского культурного ренессанса были преобладающими.
Мироощущение исихазма стало одной из тенденций в религиозно-нравственных исканиях представителей русской богословской мысли, причём не только во внутрицерковных, но и в светских её направлениях, что, в свою очередь, вело к постановке проблемы онтологического и гносеологического характера творчества. Персоналистический характер данного учения, личностный уровень его мировосприятия оказал в дальнейшем непосредственное влияние на типологию русского богословия. Отсутствие целостной православной философии истории в отечественной догматике являлось, вместе с тем, – возрождением антропоцентрической традиции духовно-нравственных поисков в среде иночества и церковной интеллигенции, примером чему на рубеже XIX – ХХ вв. может служить первый систематический опыт философского обоснования православной антропологии, предпринятый в сочинениях В.И. Несмелова1.
Антропологическая проблематика не исчерпывается мистически-утончённым соединением Бога с человеком, но в русской духовной культуре именно данный аспект явился главенствующим в религиозно-философских поисках и практической жизнедеятельности представителей богословской мысли. Ориентированность на ценности антропологического характера является и своеобразным критерием самоопределения русской интеллигенции.
2.3. Петербургские Религиозно-философские собрания
в историко-культурном контексте эпохи
Русская культура Серебряного века была типологически новым феноменом, являющим собой синтетический характер. Органичное сочетание собственных автохтонных творческих замыслов и европейских идей формировало обобщающую культурно-философскую концепцию. Несмотря на подчёркивающееся многими исследователями эпохи превращение церковного института в подобие «механической церкви», приоритетным целеполаганием которой являлось конфессиональное нормотворчество, религиозные ценности не исчезают вовсе и постепенно переходят в сферу культуры, усиливая её духовную напряжённость.
В формате ПРФС впервые состоялся непосредственный диалог русской интеллигенции с представителями православного духовенства по вопросам религиозных аспектов веры и выяснению роли и места Церкви и религии в исторической ретроспективе России. Основная цель Собраний заключалась в возможности единства двух социокультурных общностей, прежде всего, в вопросах духовных и общественных. Несмотря на всю кажущуюся противоположность мировоззренческих ориентиров – реальность определённого компромисса между ними не отвергалась. Однако сохранялись и принципиальные противоречия, которые были проанализированы в докладе В.В. Тернавцева2.
Вера в новые откровения, символизирующая исполнение старых; утверждение об общественном характере РПЦ (необходимость, по мнению Д.С. Мережковского, созыва Церковного собора с равным участием как духовенства, так и мирян), достойное место элементов творчества и свободы в христианском учении и исторической Церкви; проблема противопоставления духа и плоти и тесно связанное с ней противоречивое отношение Церкви к вопросам брака – основы разногласий интеллигенции и православного духовенства.
Двадцать две встречи, прошедшие в рамках ПРФС, стали важным фактором духовной жизни России на рубеже XIX – XX вв. Возможно вести речь о формировании слоя русской интеллигенции – по словам Н.А. Бердяева, «людей ренессанса»1, активно противопоставляющих идеалы свободы творчества и духовной жизни человека – суженности сознания революционной, ориентированной на решение политических вопросов, интеллигенции, рассматривавшей данные положения как отступление от традиций освободительного движения и проявление реакции.
Многие представители духовного ренессанса были связаны с ПРФС, на которых впервые открыто в истории государства пересеклись различные потоки русской духовной культуры. Следствием Собраний явилось содержательное и концентрированное обсуждение многообразных духовных проблем в интеллектуальном поле социума, возникновение различных религиозно-философских обществ и журналов.
В третьей главе – «Проблемы реформирования Церкви и общественно-политическое развитие России» – систематизируются и структурируются общность и различие взглядов внутри РПЦ по проблемам её реформирования, анализируются формы взаимодействия интеллигенции и православного духовенства в контексте церковно-государственных отношений в российском обществе, рассматривается институциональная проблематика РПЦ.
3.1. Интеллигенция и православное духовенство
в контексте конфессиональной политики государства
Положением РПЦ в обществе не была удовлетворена ни одна социальная группа. По вопросам церковных преобразований были представлены различные точки зрения, изложенные, в том числе С.Ю. Витте, К.П. Победоносцевым, а также группой профессоров Санкт-Петербургской духовной академии под руководством митрополита Антония (Вадковского).
Позиция Витте во многом была близка идеям первенствующего члена Синода митрополита Антония (Вадковского), авторы усматривали причину общего упадка РПЦ в исчезновении соборного начала в церковной жизни. Соборность как сущностная черта была подменена в церковном управлении коллегиальностью, которая исходит из системы внутренней бюрократической организации. Именно поэтому деятельность Синода носила «внешний, бюрократически-полицейский характер». Вопросы, поставленные в записках, могли быть компетентно разрешены, по мнению авторов, в «Особом совещании» (митрополит Антоний) или при созыве Поместного Собора (С.Ю. Витте), который должен был стать «не замкнутой архиерейской коллегией, а собранием всех лучших сил Церкви – как клира, так и мирян»2.
Необходимость в реформировании РПЦ остро осознавалась и в кругах светской интеллигенции, позиция которой может быть выражена словами С.Н. Трубецкого из его неоконченной статьи «О современном положении русской церкви»: «... безверие и равнодушие в просвещённых слоях общества; приниженное состояние духовенства; его бессилие и деморализация; официальное лицемерие вместо живой нравственной силы... и полицейское насилие, вместо духовного убеждения... За пределами храма церковь прекращается... в общественной жизни она не занимает никакого места...»3.
С противоположных позиций выступала церковно-бюрократическая власть в лице обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева. По своему мировоззрению К.П. Победоносцев был традиционалистом, в определённой мере идеалом взаимоотношений Церкви и государства в его воззрениях выступала сложившаяся с начала XVIII в. синодальная система. Обер-прокурору была свойственна сакрализация самодержавной власти, которая в его понимании являлась церковным служением. В основе данной концепции лежала, сформулированная и реализованная в Восточной Римской империи, идея «симфонии властей», которая в русской истории трансформировалась в религиозно-мессианскую теорию «Москва – Третий Рим». Победоносцев верил в систему «господствующей церкви», что исходило в его взглядах из общей концепции традиционного мироустройства общества с патриархальным бытом и преобладанием церковного обряда, символизирующим непреходящую ценность литургического характера русского православия. Для усиления влияния Церкви в общественной жизни в 1881 – 1894 гг. было проведено 17 торжественных празднований церковных юбилеев. За время обер-прокурорства К.П. Победоносцева было открыто 7 новых епархий; новый Устав духовных консисторий, введённый в 1883 г., значительно усиливал их административно-дисциплинарную роль в епархиях, и, как следствие, контрольные функции обер-прокурора. С 1883 г. перестали вызывать в Синод по инициативе Победоносцева представителей белого духовенства. Об усилении административно-бюрократических тенденций свидетельствует возрастание числа переводов епархиальных архиереев с одной кафедры на другую, социальный статус которых был далеко не равнозначным. Новое издание «Учреждения» Сената от 9 июля 1887 г. официально давало право обер-прокурору Синода на равных с министрами основаниях принимать участие в работе Сената в рассмотрении дел духовного ведомства1. То, что К.П. Победоносцев состоял членом Госсовета (с 1872 г.) и членом Комитета министров (с 1880 г.) было связано не с занимаемой им должностью обер-прокурора, как об этом пишет историк Д.В. Поспеловский2, а с личными особыми заслугами перед государством.
Вместе с тем, положение главы духовного ведомства продолжало оставаться более чем двойственным – большинство инициатив обер-прокурора существенно ограничивалось законодательством и нуждалось в утверждении синодального присутствия. Отношение же к личности и деятельности К.П. Победоносцева со стороны его современников как внутри РПЦ, так и в кругах светской интеллигенции было достаточно противоречивым. Разногласия между обер-прокурором и церковной иерархией касались, прежде всего, синодальной формы взаимоотношений государства и Церкви. Напротив, созвучными идеям К.П. Победоносцева о необходимости сохранения поста обер-прокурора и в целом неприятия патриаршества как принципа управления церковью были взгляды части представителей духовно-академических корпораций, церковной интеллигенции.
Результатом обсуждения в Синоде вопроса о преобразовании церковного управления явился «Всеподданнейший доклад», в котором утверждалось, что основной канонической формой правления является Собор епископов во главе с митрополитом или патриархом. Относительно существующего в России синодального управления члены Синода признали, что оно носит государственно-бюрократический характер и что состав Синода во многом случаен и никак не обусловлен интересами Церкви. Предлагалось ввести в него, наряду с постоянными членами, временных – из иерархов РПЦ, а также возглавить Синод патриарху. Декларировалась необходимость созвать в Москве Поместный Собор всех епархиальных архиереев РПЦ, предварительно организационно подготовив его. На приведённом докладе Николай II 31 марта 1905 г. написал резолюцию о невозможности «в переживаемое тревожное время» созыва Поместного Собора, но обещал дать «этому великому делу движение, когда наступит благоприятное для сего время»3.
Таким образом, отметим, что в конце XIX – начале XX в. доминирующей тенденцией в области церковного строительства продолжала оставаться конфессионализация общественной жизни. Методы реформирования Церкви были напрямую взаимосвязаны с методами реформирования государства, так как империя была конфессионально ориентирована, а РПЦ считалась господствующей. Заметим, что внеконфессионального состояния на начало XX в. не предусматривалось. «Эра Победоносцева» выражала собой принцип сохранения церковно-государственных отношений в рамках византийской идеи симфонии властей, однако интеллектуальный климат эпохи и происходившие общественно-политические изменения в обществе объективно отражали необходимость реформирования института Православной Церкви.
3.2. Предсоборное Присутствие как опыт сотрудничества
интеллигенции и Церкви в российской истории
В 1906 г. была предпринята одна из первых серьёзных попыток изменить церковно-государственные отношения в России. Для предварительного обсуждения вопросов, которые предстояло решить на Поместном Соборе, было созвано Высочайше учреждённое Предсоборное Присутствие. Анализ его заседаний свидетельствует о двух направлениях религиозной мысли: консервативно-традиционалистском и либеральном. Расхождения были выявлены в дискуссиях по вопросам о выборах и составе участников Собора, формировании Синода, наименовании первоиерарха РПЦ, представительстве мирян в епархиальных правлениях и др. Актуальным представляется обсуждение вопроса о преобразовании церковного суда. Проект общих начал судоустройства, представленный проф. Н.С. Суворовым, предусматривал отделение суда от церковной администрации, создание местных судов, приближённых к приходам. Церковный суд приобретал полномочия законности, приоритета права, а не отдельного мнения церковной администрации, как это в действительности происходило в России в конце XIX – начале XX в. В частности, анализ следственных дел в отношении служителей Церкви в Костромской губернии позволяет утверждать, что следствие, как правило, производилось одним из членов духовной консистории, выезжающим на место по любому из анонимных доносов. Затем по представленным чиновником доказательствам духовная консистория решала дальнейшую участь подследственного1. Большинством голосов членов Присутствия было принято решение о независимости епархиального суда от епархиального правления, следствием чего явилось бы разделение в Церкви власти административной и судебной. Также были выработаны рекомендации о наделении прихода правом юридического лица, децентрализации церковного управления и др.
Влияние общественно-политических настроений эпохи на работу Присутствия прослеживается в обвинениях, выдвинутых против митрополита Антония (Вадковского) со стороны председателя объединённого «Союза русского народа» А.И. Дубровина2. В письме обер-прокурору Синода П.П. Извольскому митрополит Антоний назвал эти обвинения лживыми и тенденциозными. Отрекаясь от симпатий к левому движению, владыка подчёркивал, что и «под знаменем таких людей, как Дубровин и ему подобные», себя, как христианина и священника не мыслит3. Митрополитом открыто в храме было указано А.И. Дубровину на нетерпимость «Союза русского народа», на употребление в его деятельности методов насилия и террора, на необоснованную клевету по отношению к некоторым иерархам РПЦ. Поддержка Присутствия, выраженная его председателю, свидетельствует о том, что Церкви, в её основной части, были чужды экстремизм и радикальные позиции в решении общественных вопросов. По заявлению члена Присутствия Н. Кузнецова, к которому присоединились все участники общего собрания, «Церковь не есть сфера, где может иметь место обычная политика. Внесение политики в область Церкви извращает её (Церкви) задачи…»1.
Цель заседаний Присутствия 1906 г. была достигнута – выработаны программные положения по всем вопросам к предстоящему Поместному Собору. Это были мнения-рекомендации, но принадлежали они официальному учреждению, собравшемуся под юрисдикцией верховной власти императора и представляющему собой, во-первых, всю иерархию РПЦ и, во-вторых, наиболее авторитетных представителей церковной интеллигенции, часть светской интеллигенции и белого духовенства. Решения, принятые Присутствием, выражали консервативно-стабилизирующее направление в области церковных преобразований, что являлось компромиссом участников собраний.
Время открытия Предсоборного Присутствия и время его окончания во многом различаются: произошло одно из первых продуктивных взаимодействий в официальных учреждениях представителей православного духовенства и церковной интеллигенции. Несмотря на различие мнений о работе Присутствия, воплощение его решений в реальной жизнедеятельности, на наш взгляд, позволило бы вести речь о церковной реформе в России начала ХХ в. без сослагательного наклонения. В конечном же итоге резолюцией царя от 25 апреля 1907 г. созыв Собора был опять-таки отложен на неопределённое время. Следующим этапом на пути созыва Собора стало учреждение Предсоборного Совещания в 1912 г. с целью проанализировать материалы Присутствия 1906 г. Реальных последствий заседания Совещания не принесли, перспективы созыва Собора оставались весьма туманными.