В конце XIX начале XX века
Вид материала | Автореферат диссертации |
Содержание1.2. Источниковедческий анализ 1.3. Методологическая база |
- Контрольная работа №9 класс. Тема: Страны мира в начале XX века, 69.85kb.
- Тематика рефератов по курсу политическая и правовая культура россии в конце XIX – начале, 7.9kb.
- Тема урока: «Россия в начале XIX века», 24.45kb.
- Становление и развитие китайской этнической группы на среднем урале в конце XIX начале, 1183.23kb.
- Особенности правовой регламентации усыновления в конце XIX начале XX вв. Фабричная, 33.29kb.
- I. россия на рубеже xix—xx вв. § Государство и российское общество в конце xix— НАЧАЛЕ, 469.47kb.
- «оош №17», 135.24kb.
- «Народное образование школ Киясовского района в конце xix-начале XX века», 264.98kb.
- Общественно-политическая жизнь в орловской губернии в конце XIX начале XX века, 818.54kb.
- Тест 2 Поэзия серебряного века (В квадратах поставьте номер соответствующий нужному, 84.86kb.
В контексте церковно-государственных отношений в русском обществе затрагивается проблема исследования в работах о. А. Шмемана и Д.В. Поспеловского8. Авторы анализируют кризисные явления в жизни Русской Церкви рубежа веков, в основе которых, по их мнению, лежали причины нарушения канонического строя («государственного пленения Церкви») и, как следствие, – нарушения принципа соборности в церковном управлении.
Отдельные аспекты философизации богословия в русской православной мысли анализировались в исследованиях, вышедших впервые за пределами России, но принадлежащих перу отечественных мыслителей9. Для многих представителей интеллигенции и православного духовенства, оказавшихся в эмиграции, религиозная проблематика занимала доминирующее место, так как являлась своеобразным пространством памяти и верности интеллектуальной традиции.
Тема взаимоотношений интеллигенции и Церкви в социокультурном развитии России на рубеже веков затрагивалась и в западной зарубежной историографии. Отметим работы Дж. С. Кертиса и Дж. В. Каннингема1, в которых с отрицательных позиций анализируется тесный союз Церкви с государством, что имело, по мнению исследователей, губительные последствия, в первую очередь, для РПЦ. Некоторые исследования в определённой мере повторяют идеи, высказанные в дореволюционной отечественной историографии2. В 1968 г. вышла работа американского историка Р. Бирнса «Победоносцев: его жизнь и мысли»3. Автор в контексте западных ценностей в целом критически оценивает отношение К.П. Победоносцева к парламентаризму и демократии, хотя и позитивно рассматривает некоторые нравственные установки обер-прокурора. Также в работе прослежена связь политики Победоносцева с незавершённостью процесса реформирования церковного института в начале XX в. В исследовании американского историка Р.Э. Пула на примере деятельности Московского Психологического общества проводится определённая граница между участниками русского религиозного возрождения – собственно интеллигенции, с одной стороны, и профессиональных, или университетских, философов и учёных, с другой4. Причём критерием разделения выступает, по мнению исследователя, философская позиция университетских преподавателей, определяемая как «критический неоидеализм». В фундаментальном исследовании французского историка А. Аржаковского, посвящённом журналу «Путь»5, анализируется эпистемологический статус русской религиозной мысли в целом. Русскому религиозному возрождению посвящено исследование М. Грабара6, в котором ставится под сомнение приверженность религиозных мыслителей русского ренессанса «идеалистической философии», напротив, выдвигается тезис о критике идеализма с их стороны, и утверждению символического реализма в философских построениях.
Таким образом, историографический экскурс показывает, что проблема взаимоотношений представителей интеллигенции и Православной Церкви в социокультурном развитии российского общества на рубеже XIX – ХХ вв. не являлась предметом специальных обобщённых исследований, хотя отдельные её аспекты затрагивались историками и философами. Развитие отечественной исторической науки ставит перед исследователями задачу целостного изучения данных вопросов, а также переосмысления ряда положений, выдвинутых ранее.
1.2. Источниковедческий анализ
Основу диссертационного исследования составляет многогранный комплекс опубликованных и неопубликованных документов. Многие архивные материалы впервые вводятся в научный оборот. Были проанализированы документы 33 фондов 4 государственных республиканских и областных архивов. В их числе Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного исторического архива (РГИА), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Государственного архива Костромской области (ГАКО).
На современном этапе развития источниковедения, как справедливо отмечает исследователь А.А. Корников, характерна тенденция к интеграции достижений и результатов многих других гуманитарных дисциплин7. Вместе с тем в перспективе инкорпорированности источниковедческого анализа в систему методологического универсума общегуманитарного знания, необходимо проводить более точное различие между «источниковедческими фактами», достоверность которых доказана синтетической критикой источника, и фактами историческими, которые зачастую включаются в логическую схему, диктуемую идеологическими или личностными конъюнктурными установками исследователя1.
Представляется целесообразной классификация исторических источников по видам, в основе деления которой лежит внутренняя форма, структура источников. Видовая классификация позволила нам разделить все используемые в исследовании источники на следующие группы: 1) материалы нормативного законодательства и официального делопроизводства; 2) документы общественных и политических организаций, творческих союзов и религиозно-философских обществ; 3) материалы периодической печати, церковной и светской публицистики; 4) документы личного происхождения: мемуары, дневники, автобиографии, эпистолярное наследие.
Официально-документальные материалы включают в себя законодательные акты, регламентировавшие статус и устройство политических институтов самодержавия и входят в состав Свода законов и Полного собрания законов Российской империи2. В эти же собрания включены основные законодательные акты, определявшие положение РПЦ. Обер-секретарём Св. Синода, профессором церковного права Т.В. Барсовым был составлен сборник церковного законодательства, более полно характеризующий отношение государственной власти к церковному институту3. Заметим, что церковное законодательство так и не было полностью кодифицировано. Поэтому в работе используются определения и указы Св. Синода, хранящиеся в его фондах в РГИА или частично опубликованные в церковной периодике, а также неофициальных изданиях4.
К материалам официального делопроизводства относится переписка высших и центральных государственных учреждений с Синодом5. Всеподданнейшие отчёты обер-прокуроров Синода, несмотря на то, что публиковались не полностью, содержат богатый материал, характеризующий не столько стиль руководства церковным ведомством отдельного обер-прокурора, сколько положение РПЦ в системе высших государственных учреждений России6. Документы, относящиеся к различным стадиям выработки тех или иных законопроектов по духовному ведомству извлечены в РГИА из обширнейших фондов канцелярии Синода (ф. 796) и канцелярии обер-прокурора Синода (ф. 797). В эту группу источников входят журналы Синода, различных комитетов и совещаний по церковным вопросам. Особо интересны в этом отношении материалы о беспорядках и волнениях, происходивших в духовных семинариях на рубеже XIX – ХХ вв. и реакции на данные события Св. Синода (ф. 796. Оп. 182, 183; ф. 797. Оп. 77, 97), свидетельствующие о глубоком внутреннем кризисе церковной школы в целом.
Существенно дополняют анализ программ, тактики и методов борьбы профессиональных объединений деятелей светской и церковной школы, возникших на волне общественно-политических событий 1905 – 1907 гг., материалы Особого отдела Департамента полиции, отложившиеся в ГАРФ (ф. 102, ф. 1167), на основании которых рассмотрены противоречия, характеризующие деятельность Семинарских союзов и Всероссийской семинарской организации в начале ХХ в.
Инструментом к исследованию резонанса взаимодействия светского образованного общества с православным духовенством на сосуществование двух социокультурных феноменов в провинции послужили материалы официального делопроизводства, извлечённые в ГАКО.
Разновидностью материалов нормативного законодательства и официального делопроизводства, характеризующих собственно церковное самосознание служат «Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе»1, «Журналы и протоколы заседаний Высочайше учреждённого Предсоборного Присутствия»2, документы Предсоборного Совещания 1912 г.3, материалы, представленные правлениями духовных семинарий по проблемам преобразования духовной школы4. Документы свидетельствуют о существовании различных точек зрения по частным вопросам реформирования РПЦ в среде православной иерархии, пресвитерианского духовенства и церковной интеллигенции, и, вместе с тем, осознанием участниками диалога необходимости изменений церковно-государственных отношений на принципах соборного начала.
Вторую группу источников составляют документы общественных и политических организаций, творческих союзов и религиозно-философских обществ. Ценнейшим источником, дающим представление о религиозно-философских поисках интеллигенции и православного духовенства, позволяющим проанализировать широкий спектр интеллектуального поля российского общества, являются материалы ПРФС5.
Процесс обретения религиозной самоидентификации российской интеллигенции, ориентированной церковно, характеризующий её противоречивый опыт взаимоотношений с представителями РПЦ, отражён в материалах Петербургского религиозно-философского общества, отложившихся в РГАЛИ (ф. 2176). По материалам Общества, в частности, автором прослежена фактическая сторона дела об исключении В.В. Розанова, бывшего одним из его учредителей, из числа действительных членов Общества, внешним поводом для которого стали статьи писателя по так называемому «делу Бейлиса».
О проблемах духовного и светского образования свидетельствуют документы, хранящиеся в ГАРФ и содержащие материалы Всероссийского союза учителей и деятелей по народному образованию за 1905 – 1907 гг., а также Платформу общесеминарского союза за 1907 г. (ф. 517).
Третью группу источников составляют материалы периодической печати, церковная и светская публицистика. Периодическая печать как наиболее оперативный источник несёт в себе ценную информацию о происходивших событиях, их анализе. Вместе с тем, публицистические и иного плана работы требовали критического осмысления в силу их нередко крайне эмоциональных оценочных суждений, пристрастности в освещении проблемы в зависимости от общей мировоззренческой и политической направленности издания.
Одним из важнейших источников для истории богословской и религиозно-философской мысли в преломлении взаимоотношений интеллигенции и православного духовенства являются периодические издания духовных академий. Для анализа проблематики научно-богословских дискуссий в исследовании привлекались протоколы заседаний советов академий, сведения о защите диссертаций, отзывы на них, напечатанные в академических журналах или приложениях к ним. Прилагавшиеся отчёты и другие официальные материалы самих академий и состоявших при них учреждений (библиотек, музеев, обществ, братств) являются незаменимым источником для истории духовного образования и богословской науки. Все 4 академии до 1918 г. издавали 19 периодических изданий, кроме этого ещё 2 журнала выходили при академических комиссиях и братствах.
При духовных семинариях издавалось 5 богословских и как приложения к ним ещё несколько специальных журналов. По научному уровню из них, явно не уступает академическим харьковский богословско-философский журнал «Вера и разум» (1884–1917 гг.). Большое внимание в периодических изданиях духовных семинарий уделялось критике и библиографии текущих книжных и журнальных публикаций. В приложениях к журналам издавались и серьёзные богословские исследования. В качестве примера можно назвать «Православную богословскую энциклопедию», выходившую с 1900 г. как приложение к журналу «Странник».
Официальные издания РПЦ могут быть разделены на центральные и епархиальные ведомости, вестники, известия. Отметим, что епархиальные ведомости появляются раньше официальных изданий Св. Синода и его центральных учреждений. Как правило, епархиальные издания издавались при духовных консисториях или духовных семинариях, иногда и при академиях, соответственно секретарь консистории или ректор семинарии являлся обычно редактором журнала.
Дискуссия по церковным проблемам оживлённо велась и на страницах светских периодических изданий. Так, например, только с марта по май 1905 г. в светской печати появляется свыше 200 статей, посвящённых конфессиональным вопросам, что свидетельствует об интересе общества к реформе церковного института. В целом при работе над диссертацией были использованы материалы 47 периодических изданий.
Четвёртую группу источников составляют документы личного происхождения: мемуары, дневники, автобиографии, эпистолярное наследие. О системном кризисе всего церковного ведомства, зависимости РПЦ от государства, корпоративности в структуре её внутренней организации свидетельствуют материалы из личных фондов обер-прокуроров Св. Синода К.П. Победоносцева (РГИА. Ф.1574), частично опубликованные1, и П.П. Извольского (РГИА. Ф.1569), в которых содержится переписка чиновников с иерархами РПЦ и деятелями церковной интеллигенции по различным церковным проблемам.
В неопубликованных дневниках епископа Арсения (Стадницкого) выявлен интересный документ – письмо владыке профессора Н.Ф. Каптерева (ГАРФ. Ф.550. Д.515), позволяющий расширить представление о внутренних взаимоотношениях в среде профессорско-преподавательского состава духовных академий и обстоятельств ухода из Московской духовной академии историка В.О. Ключевского.
Широкое поле для анализа отношений к вопросам религии и Церкви со стороны части интеллигенции на рубеже XIX – XX вв. предоставляют материалы личных фондов известных деятелей религиозно-философской мысли: В.С. Соловьёва (РГАЛИ. Ф.446), С.Н. Трубецкого (ГАРФ. Ф.1093), Н.А. Бердяева (РГАЛИ. Ф.1496), З.Н. Гиппиус (РГАЛИ. Ф.154), Д.С. Мережковского (РГАЛИ. Ф.327), М.О. Гершензона (РГАЛИ. Ф.130) и др.
Особое значение в работе над темой исследования имели воспоминания самих представителей интеллигенции и священнослужителей. Особенно велика значимость данного рода материалов для анализа интеллектуального поля религиозно-философского ренессанса, рассмотрения субъективных оценок и предпочтений деятелей эпохи. Среди мемуаров представителей РПЦ выделим воспоминания митр. Евлогия (Георгиевского), митр. Вениамина (Федченкова), протопресвитера русской армии и флота Г. Шавельского, еп. Арсения (Жадановского), архим. Сергия (Страгородского).
Важную роль в раскрытии темы исследования играют воспоминания государственных и общественных деятелей, а также представителей религиозно-философской мысли и российской культуры в целом: С. Витте, П. Милюкова, К. Леонтьева, Н. Бердяева, З. Гиппиус, Д. Мережковского, С. Булгакова, А. Белого, В. Ходасевича, Г. Адамовича, Г. Иванова, В. Ключевского и др. Духовная атмосфера Серебряного века представлена в сборнике воспоминаний самих творцов или современников русского культурного ренессанса2.
Большой фактический материал об истории российских духовных школ содержится в сборнике документов, который включает переписку профессорско-преподавательского состава духовных академий1.
Использованные при написании диссертационной работы источники в значительной степени отличаются друг от друга происхождением, функциональной направленностью и степенью объективности в освещении исторических событий. Таким образом, только комплексное и критическое их изучение позволяет более точно охарактеризовать процесс взаимоотношений интеллигенции и Православной Церкви в социокультурном развитии российского общества в конце XIX – начале XX в.
1.3. Методологическая база
Поиски методологической стратегии, способной объективно реконструировать систему взаимоотношений интеллигенции и Православной Церкви, выявить параметры её историко-научного постижения, актуализируют значимость сущностных категорий, входящих в пространство духовной культуры в целом. Методологический кризис фрагментарности, раздробленности научного познания, переживаемый в современной гуманитарной мысли, затрудняет выработку целостной концепции, синтезирующей различные подходы к изучению проблем взаимосвязи религии и соприкасающихся с ней областей знания.
В контексте социокультурного развития российского общества системно-методологический анализ проблемы взаимоотношений интеллигенции и Церкви приобретает особую продуктивность. Для представления интеллигенции как социальной системы (или подсистемы другой, глобальной системы – общества), прежде всего, нужно исходить из понимания интеллигента как квинтэссенции культуры своей эпохи. Интеллигенция сквозь призму данного метода выступает как культурная самоидентификация личности. Возможно вести речь и о коллективной самоидентификации интеллигенции, характеризующейся постепенным осознанием себя как определённой духовно-интеллектуальной традиции, ориентированной на раскрытие религиозных и метафизических вопросов. В историческом исследовании данное положение приобретает особую значимость, так как для обретения коллективной идентичности любой социальной группе необходимо общее понимание событий и опыта, постепенно формировавших эту группу. Коллективная память интеллигенции и относительная неизменность её представлений о своей миссии в обществе обеспечиваются через постоянную реактивацию памяти о событиях, мыслимых как своеобразный разрыв с доминирующими в социуме ценностями, но самим участием в данных событиях интеллигенция утверждает свою трансисторическую преемственность, при которой её служение вписывается в парадигму внеисторических высших ценностей.
Русская интеллигенция, таким образом, является и своеобразным «местом памяти», что предполагает анализ её символического измерения. Рассматривая память в динамике исторического процесса как последовательность рекурсивных ходов: от настоящего к прошлому, а от прошлого к будущему2, – мы актуализируем проблему восприятия тех или иных событий в истории как значимых и, следовательно, реконструируем систему представлений участников этих событий в интеллектуальном и культурном контексте рассматриваемого периода. Наиболее адекватным методом исследования в данном аспекте выступает семиотический подход, так как мемориальная реконструкция прошлого есть, вместе с тем, попытка дешифровки исторического источника. Интеллигенция предстаёт как своеобразная знаковая система – и с этой точки зрения она выступает понятием семиотического круга. Перспективным в данном направлении представляется анализ событий в реальности не сбывшихся, а лишь мотивированных индивидуальным сознанием личности. Влияние их возрастает по мере удаления в историческом времени от энтропийных точек равновесия и приближения к точкам бифуркации (от латинского bifurcus – двузубый, раздвоенный, в истории – возможность альтернативного развития событий), в которых предсказуемое течение общественных процессов нарушается. Тем самым социальная система приобретает тенденцию перехода на режим индивидуально значимого поведения, что лишний раз подтверждает преимущественно личностный характер истории интеллигенции. Актуализируется, таким образом, и дискурсивный анализ латентной истории, когда действующие лица могли не осознавать системную обусловленность своих действий. Это предполагает обращение к такому аналитическому инструменту, как просопография, или сравнительная социальная биография1. Чтобы произвести сравнительный анализ на микросоциальном уровне (а именно такая задача представляется приоритетной, когда идёт речь об истории интеллигенции), требуется рассмотреть морфологию интеллектуального поля, а также проследить вектор политической конъюнктуры (т.е. проанализировать поле власти), задающий центральные конфликты, по которой и проходят линии разлома в интеллектуальной среде. Концепция «поля власти» разработана представителем французского постструктурализма П. Бурдьё, в категориальном аппарате которого основное внимание отводится понятию «капитал» (экономический, социальный, культурный, символический) и идее перевода капитала из одной формы в другую (из одного поля в другое). Тем самым выдвигается идея полицентрического подхода к анализу многомерного социокультурного пространства в противовес моноцентрической или биполярной модели в сферах общественной жизни.
При одностороннем рассмотрении духовного процесса взаимоотношений интеллигенции и Церкви заведомо неприемлемыми оказываются как методологические концепции, разработанные позитивизмом, который регистрирует лишь внешнее наблюдение, так и собственно богословские теории, принципиально ограничивающие себя миром Традиции и языком мистико-аскетического опыта2. Потребность и поиски иной методологической установки, снимающей бинарное противопоставление воплощённого и невыразимого, приводит к методу феноменологии, выявляющему априорные условия мыслимости предметов и чистые структуры сознания, независимо от сфер их приложения. Особенно целесообразным феноменологический метод анализа следует признать при описании тех истоков, из которых рождается мир переживаний и чувств человека. Тем самым данный метод непосредственно сопряжён с историко-культурным и историко-философским анализом интеллектуального пространства эпохи. Соединение же феноменологического метода символической истории с критическим методом микроистории позволит адекватно соотнести мировоззренческие поиски интеллигенции в контексте их церковного преломления.
Воссоздание прошлого – необходимая предпосылка к его объяснению, требующая реконструировать, в том числе, атмосферу и менталитет эпохи. В основе феномена ментальности лежит представление о многослойности структуры пространства, его различных типов, разности темпов и направленности течения исторического времени, динамическом и статическом элементах исторического процесса и т.д. Целью при этом является выявление тенденций, анализ причин и следствий в социокультурном развитии общества, то есть рассмотрение динамики исторического процесса. Социокультурная сфера жизни характеризуется определёнными формами общественного сознания (религия, философия, искусство, образование, наука, политика) и их материальными носителями – средствами накопления, опубликования и передачи информации. Современный мир мультикультурен – трансформация идентификационных моделей происходит, в том числе в контексте размывания религиозной идентичности. Человек постиндустриальной эпохи редко отдаёт себе отчёт в той религиозной парадигме, к которой он себя относит. В современной религиозной идентичности превалирует игровая стихия, внешний облик, а не идея внутреннего микрокосма, базирующаяся на ценностных критериях гносеологического свойства. Это, несомненно, актуализирует исследовательское поле интеллектуальной истории, основой которой являются исторические категории мышления, интеллектуальной деятельности и духовные блага.
Методологическим основанием диссертации послужили базисные принципы исторического познания:
– научной достоверности и объективности, предполагающий отказ от крайне политизированного и элитарного подходов;
– историзма, включающий в себя более локальные компоненты различия (в т.ч. в менталитете), контекста (недопустимость изъятия предмета исследования из окружающей обстановки), понимания истории как процесса (связи между событиями во времени)1;
– детерминизма, т.е. обусловленности исторических процессов и явлений, связанных и взаимодействующих между собой, их причинно-следственные связи;
– системного и конкретного подходов к изучению рассматриваемых феноменов.
В исследовании опыт взаимоотношений интеллигенции и Православной церкви анализируется во взаимовлиянии и взаимообусловленности социокультурных и политических тенденций развития Российской империи рубежа XIX – XX вв. (цивилизационный и формационный подходы) и личностного фактора (антропологический подход).
Выбор методов исторического исследования определялся особенностями объекта познания и сутью исследовательских задач. В работе применялись следующие специально-исторические методы:
– историко-генетический, позволивший последовательно раскрыть свойства, функции и их изменения в формах и содержании взаимоотношений исследуемых социокультурных феноменов;
– проблемно-хронологический, при котором тема исследования локализуется на ряд более частных проблем (историко-культурный контекст религиозно-философской традиции, конфессиональная политика государства, либеральные и консервативные направления внутрицерковных преобразований, образовательное пространство и др.), каждая из которых рассматривается в хронологической последовательности событий;
– диахронный, способствовавший «параллельному» анализу духовной и светской парадигмы в их взаимопересечении и ретроспективе исторического развития, выявлению качественных особенностей процессов во времени, определению основных направлений в религиозно-мировоззренческих поисках церковной интеллигенции;
– структурно-функциональный, давший возможность рассмотреть интеллигенцию и православное духовенство в многообразии социальных связей и отношений;
– количественный, применявшийся при анализе статистических данных;
– историко-системный, необходимый при раскрытии многомерности воплощаемых социальных ролей изучаемыми объектами, их совокупности – ролевой системы, а также ситуации ролевого конфликта;
– типологизации, обращение к которому обусловлено структуризацией объектов исследования по их существенным признакам, выстраиванием однородных тенденций различной направленности;
– историко-психологический метод реконструкции, воссоздающий атмосферу и менталитет прошлого, воспроизводящий образ жизни, культуру повседневности, помогающий осознать и понять исследуемую эпоху, исходя из уникальности конкретной конфигурации её причинно-следственных факторов;
– компаративистский, при помощи которого происходил анализ скрытой сущности процессов и явлений в диалоге интеллигенции и РПЦ.
На наш взгляд, лишь на основе комплексного применения как общенаучных методов исследования (исторического, логического и метода классификации), так и специально-исторических, возможно объективно рассматривать данную проблему, находящуюся на стыке различных областей знания.