Geum.ru

Игра обнажена: о сюжете «Вишневого сада» с. С. Коробейников

Вид материалаДокументы

Содержание


ПРИЛОЖЕНИЕ Паскаль Лярю
Как мы познакомились
Режиссерская концепция
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

ПРИЛОЖЕНИЕ

Паскаль Лярю



Описание проекта совместной постановки пьесы А.П. Чехова «Вишневый сад» Новосибирским городским драматическим театром п/р С. Афанасьева (Россия) и театром Enfumeraie (Франция)


(Перевод с англ. кандидата филологических наук,

доцента кафедры истории театра,

литературы и музыки Я.О. Глембоцкой)

Как мы познакомились


Десять лет назад, когда я приехал проводить мастер-класс в Новосибирске – третьем по величине городе России, – я не мог себе представить, какой невероятный театральный талант мне предстоит открыть. Сотни актеров из разных театров c любопытством и нетерпением съехались, чтобы узнать, что происходило в то время в театральном пространстве Европы. В эпицентре профессионального водоворота, в маленьком, по-домашнему уютном театре (для нынешней России это редкость) началась для меня дружба с удивительной актерской семьей.

Однажды вечером я отправился посмотреть спектакль по пьесе «Чайка», и впервые в жизни я увидел, как чеховский мир ожил. Разумеется, я и раньше видел постановки по Чехову во Франции, но на этот раз театр Чехова стал по-настоящему живым в смехе, слезах и элегантной легкости.

Несколько лет назад Сергей Афанасьев – режиссер и тогда уже друг – приехал в Аллон вместе со своей труппой играть Шекспира, Мольера, Толстого и Чехова. В финале спектакля «Чайка», после двух часов без синхронного перевода в переполненном зале, в котором только двое учителей русского языка понимали текст, зрители и актеры стоя аплодировали друг другу в течение двадцати минут. Нескончаемые аплодисменты в знак взаимной любви и благодарности! Все были в слезах. Это продолжалось так долго и было так прекрасно, что, пожалуй, мне никогда больше не приходилось видеть такого эмоционального единения актеров и публики. Они превратились в единое целое. Сто человек в зрительном зале, еще два часа назад не понимавшие ни слова по-русски, к концу спектакля стали понимать все – это было настоящее театральное волшебство. Магия драматургии Чехова и режиссуры Сергея Афанасьева.

С тех пор мы ездим друг к другу в гости: Сергей проводит мастер-классы для французских актеров, я веду занятия в театральном институте, ректором которого не так давно избран Сергей Николаевич Афанасьев – не только блестящий режиссер, но и уникально талантливый руководитель.

Мы оба надеемся, что совсем скоро будет завершено строительство здания, которое Новосибирск спроектировал для городского драматического театра под руководством Сергея Афанасьева. На сцене этого нового театра, в самом центре города, мы обязательно сыграем «Вишневый сад» – единственную пьесу, которую Сергей еще не ставил. Сыграем сразу на двух языках, каждый на своем.


Ноябрь 2004


Проект

Сергей Афанасьев поставил все пьесы Чехова, за исключением одной. Его спектакли, особенно «Чайка», отмечены в России множеством наград. Единственная пьеса Чехова, которую Сергей еще не ставил – это «Вишневый сад». Он ждал удачного стечения обстоятельств, какого-то «знака» судьбы, чтобы начать работать над последней пьесой великого русского драматурга. Когда прошлым летом я обмолвился о своем желании работать вместе с Сергеем над чеховской драматургией, он, не раздумывая, ответил: «Это будет «Вишневый сад», и мы сделаем спектакль на нескольких языках».

Мне уже приходилось пережить подобное приключение в 1995 году, когда мы делали двуязычный спектакль «Три сестры» с московским театром «Тембр»: семеро русских и семеро французских актеров играли каждый на своем языке. Получилось невероятно интересно, и для актеров это был незабываемый опыт. Мы несколько беспокоились о зрителях, но, как оказалось, совершенно напрасно: спектакль был тепло и даже восторженно принят публикой как в России, так и во Франции. Именно звучание на сцене двух языков подогревало интерес. Мы также заметили, что примерно семьдесят процентов текста должно произноситься на родном языке зрителей, чтобы они не теряли интереса к происходящему на сцене. Именно поэтому актеры исполняли разные роли в зависимости от того, в какой стране игрался спектакль, во Франции или в России.

Понятно, что я был чрезвычайно взволнован предложением Сергея, а он, в свою очередь (как очень русский человек), с энтузиазмом отнесся к идее поставить «Вишневый сад», используя звучание двух языков на сцене как театральный прием.

Он тогда сказал, что убежден в том, что пьеса только выиграет от сопоставления двух языков и культур. И добавил, что ему будет интересно создать «портрет сословия, которое добровольно вымирает, чтобы только не жить в мире, где все решают деньги». В том, чтобы создать такой портрет с участием не только русских, но и европейских актеров, есть особый смысл: мы единодушны в том, что и Россия, и Франция оказались в незавидном положении именно из-за того, что не выдержали испытания деньгами. Затем мы стали думать над тем, русский или французский актер был бы более убедителен в роли Лопахина, бывшего «мужика», а теперь – предпринимателя. Обсуждать это весьма забавно, и мы до сих пор не приняли окончательного решения. Мы даже думали, что Лопахин может быть не европейцем, а чернокожим, афро-американцем. Еще мы договорились, что Любовь, которая живет то в России, то во Франции, должна переходить с русского на французский и обратно, особенно когда Лопахин загоняет ее в угол своими уговорами продать вишневый сад. Переключение на французский для нее – единственный способ избежать ответа и не принимать решения; параллельная языковая реальность как последнее убежище.

Наш проект уже начат. Над ним будут работать русские актеры и интернациональная труппа театра Enfumeraie. Летом прошлого года был проведен кастинг во Франции, в августе группа русских актеров и Сергей Афанасьев приедут во Францию, и мы приступим к репетициям.


Режиссерская концепция

Критик как-то сказал: «Герои Шекспира держат нож в руке, чеховские герои прячут смертельное оружие во внутреннем кармане пиджака». По ту сторону «натурализма» в пьесах Чехова всегда контрапунктом звучит трагическая нота. В «Вишневом саде» исход предрешен в первой сцене словами Лопахина о том, что бесполезный вишневый сад должен быть принесен в жертву. Конфликт, таким образом, объявлен: полезное против бесполезного, выгода против удовольствий и игр, символом которых, собственно, и является вишневый сад. Интересно отметить, что спустя ровно столетие после написания пьесы этот конфликт изменил семантику. В начале ХХ века «бесполезность» была привилегией одного сословия, аристократии, которой уже недолго оставалось быть правящим классом. Сегодня «польза» победила полностью и «бесполезность» должна вести борьбу за выживание. Несмотря на этот социальный переворот, пьеса продолжает волновать режиссеров, актеров и зрителей, а историческая и идеологическая перспектива делают конфликт более универсальным. Невозможный выбор между производительностью и праздностью перестал быть политически злободневным, и таким образом смыслы пьесы оказались в эпицентре гуманистического парадокса. Мы не можем безоговорочно испытывать неприязнь (или приязнь) к Лопахину, бывшему крепостному, который разбогател исключительно благодаря своей энергии, предприимчивости и практическому уму. Но мы должны помнить, что, несмотря на трагизм выбора, на коллизии судьбы и смерти, которые создают соответствующий контекст пьесы, Чехов всегда настаивал на исключительном значении юмора в его драматургии (см. его письма к Станиславскому). Юмора, который не отменяет трагизма ситуации, но, напротив, делает трагедию более очевидной, более конкретной, менее невыносимой, и просто более человечной. Поэтому комические персонажи (Шарлотта, Епиходов) важны для «Вишневого сада» как контрапункт к главным героям. Да и главные герои порой смешны! Разные модальности чеховского юмора (от клоунады Шарлотты до иронии Леонида) это и есть подкладка того пиджака, во внутреннем кармане которого спрятан нож. За каждой шуткой, за внешними проявлениями любви и разговорами о чувствах скрываются сомнения и мелочные скандалы, которые то и дело выходят на поверхность и возводят стену непонимания между всеми и каждым. Каждый остается в одиночестве перед лицом собственной судьбы. Трагедия заключается в неспособности героев избежать своей участи и вписаться в другую эпоху.

В этой пьесе время проходит, и воспоминания о детстве становятся наваждением перед лицом наступающей старости. Невозможная пара Любовь – Лопахин перемещает социальный конфликт – продуктивное /бесполезное в эмоциональный горизонт: она готова пожертвовать всем ради любви (имя собственное «Любовь» в русском языке звучит так же, как «любовь»); он – отказывается от любви, замыкаясь в рамках своего дела (по-русски «Лопахин» напоминает фамилию «Лопатин», которая образована от названия орудия труда).

Чехов облекает парадоксы времени и судьбы в повседневные ритуалы своего времени, изображая реалистические сцены. Мы видим господский уклад (за чаем, на балу, на прогулке), и развлечения слуг. Система зеркал создает множество искажений, каждое из двух сословий развлекается, передразнивая друг друга. И Шарлотта (как и театр в театре в «Чайке») привносит иллюзорность в банальную очевидность реальности. Этот мир обнаруживает текучесть, но, замкнутый на себе, он продолжает и продолжает вращаться.

Нет смерти и нет детей, нет зимы, но холодно. Единственный ребенок, о котором говорят, уже мертв, утонул, упоминание о его отсутствии в финале – повод для ужасающего и циничного смеха.

Чего-то как будто не хватает в чеховских пьесах, в них есть какая-то незавершенность. Если «все проходит», то автор оставляет финал на наше усмотрение, покидая своих героев между двух миров, потерянными перед лицом вечного и неизбежного. Отсюда – то чувство неловкости, которое сопровождает наши переживания и каждый раз поражает, когда смотришь удачный спектакль по чеховской пьесе.