Общества

Вид материала

Документы

Содержание 1.3. Зарубежный опыт развития благотворительности

Подобный материал:

• Яет задачи и порядок деятельности Ревизионной комиссии, регулирует вопросы взаимодействия, 227.63kb.
• Положение Общества в отрасли > Приоритетные направления деятельности Общества и перспективы, 91.26kb.
• Решением Общего собрания акционеров Общества, 554.98kb.
• Положение о ликвидационной комиссии, 111.92kb.
• Учредительный договор закрытого акционерного общества, 112.82kb.
• Лекция 17. Модуль «Социальная информатика», 25.19kb.
• Годовой отчет открытого акционерного общества «гпз-инвест», 289.58kb.
• Иной взгляд на развитие общества, 219.93kb.
• Годовой отчет открытого акционерного общества «Сибирьтелеком» за 2004 год, 1238.32kb.
• Положение о фонде акционирования работников акционерного общества, 42.28kb.

1.3. Зарубежный опыт развития благотворительности

Обращение к проблеме зарубежного опыта становления и развития благотворительности и выделение ее в число актуальнейших направлений современной социальной педагогики и социальной работы явилось результатом осознания сложных явлений в российском обществе, которые обострили социальную проблематику, в частности, поддержки и защиты маргинальных слоев населения, создание равных стартовых возможностей получения молодежью профессионального образования как гарантии будущего трудоустройства, адаптации населения к условиям рыночной экономики. Все это требует новых подходов к решению проблем социальной работы и благотворительности, обновления теоретических взглядов и практических действий по развитию данного социального института в России с учетом имеющегося международного опыта в данной сфере.

В учениях христианских церквей благотворительность – это религиозное чувство, божественный огонь, который уничтожает любовь к себе, освобождая место любви к Богу и ближним. Теснейшим образом с благотворительностью связано милосердие. Согласно 25-й главе Евангелия от Матфея, спасение верующего зависит от его готовности проявлять милосердие к бедным, как если бы каждый из них – это сам Христос. Настоящий христианин должен подражать Христу и находить его в обездоленных и страждущих, странниках и паломниках, рабах и узниках.

В то время как благотворительность может процветать и среди равных, милосердие обозначает взаимоотношения между сильным и слабым, богатым и бедным, между живым и мертвым. «Благотворительность и милосердие – разные понятия, – провозглашал иезуит Иеремия Дрексель (1581-1638 гг.), многолетний проповедник при дворе правителя Баварии. – Дружба и благотворительность даются и получаются рав­ными, милосердие превосходит их тем, что обращено к более слабому Благотворительность оказывается людям за их добродетели, милосердие – за жалкое положение, ибо милосердный человек подобен Богу для тех, кому он помогает»¹.

На практике, однако, благотворительность и милосердие так четко не различались, – организации, созданные для благотворительности и для милосердия, в равной мере занимались помощью бедным. Евангелие предписывает шесть милосердных деяний, к которым католическая церковь добавила седьмое – захоронение мертвых. Чтобы уравновесить шесть дел, «телесного» милосердия, направленных на тело, католический катехизис перечисляет столько же деяний «духовного» милосердия, способствующих благу души, в том числе: молитвы и мессы за души страждущих в чистилище; обучение христианскому учению детей и неграмотных; спасение грешников, включая проституток, чей образ жизни ведет их к вечным адским мукам; обращение иноверцев, в том числе иудеев и мусульман.

Благодаря своей связи с телесным и духовным милосердием, благотворительность стала ассоциироваться с помощью бедным, образованием и кампаниями по улучшению нравственности. Однако официальное определение благотворительности (например, в Англии эпохи Тюдоров) включало в себя и усилия по улучшению общественной жизни путем обеспечения и поддержания, благоприятных для этого условии. Так, в преамбуле к действовавшему в Англии законодательному акту 1597 года, остававшемуся в силе до 1888 года и устанавливавшему перечень благотворительных деяний, упоминались не только всевозможные разновидности помощи бедным, но и «ремонт мостов, портов, гаваней, церквей, морских набережных и дорог»¹.


Помощь бедным, однако, основывалась не только на религии, мотивах благотворительности и милосердия и осуществлялась не только за счет добровольных пожертвований, но и за счет различных сборов и налогов. В основе помощи бедным лежали вполне мирские, человеческие, практические причины и в первую очередь – страх перед общественными беспорядками. Мятежи возникали тогда, когда бедные слои населения впадали в отчаяние из-за нехватки хлеба или когда правительство города или государства не выполняло свои обязанности по обеспечению продовольствием и пресечению попыток спекулянтов накапливать большие запасы зерна, извлекая прибыль из высоких цен на него. Второй важной причиной помощи бедным был страх перед болезнями (особенно перед печально знаменитой чумой), которые могли поразить общество, если бродягам разрешали свободно перемещаться из зараженных мест в здоровые. Третья причина – желание защитить экономику от больших людских потерь по причине голода и эпидемий, так как мало кто из властьимущих сомневался в том, что высокая численность населения при условии высокого процента квалифицированных работников созидала мощное процветающее государство. И, наконец, последняя причина – необходимость защищать трудовые ресурсы от спадов и сезонной безработицы. Большинство законов о бедных, начиная с XVI века, были направлены на обеспечение трудоспособных бедняков работой. Эти меры проводились под влиянием религиозного осуждения праздности (которую считали как греховным, так и антиобщественным явлением), а возможно, под еще большим влиянием купцов-капиталистов, которые стремились сохранить ресурс дешевой и дисциплинированной рабочей силы, необходимой для выполнения таких простых работ, как прядение шерсти, производство шелка, отбивка пеньки и растирание красок, как это происходило в лондонской исправительной тюрьме, основанной в 1550-е гг., или в амстердамском работном доме, открытом в 1590-е гг.

Некоторые люди занимались благотворительной деятельностью, скорее всего, не из чисто религиозных побуждений, а потому, что видели в ней средство для достижения общественного престижа и контроля над распределением средств. Поскольку акты благотворительности в обществе высоко ценились, должности в управлении богадельнями, приютами и подобными заведениями обеспечивали высокий социальный статус и свидетельствовали о честности того, кто занимает такую должность. В начальный период современной Венеции или в XVIII веке в Турине эти должности компенсировали некоторым социальным группам (горожанам в Венеции, придворной аристократии и торговцам в Турине) их исключение из системы управления государством. В других случаях мер, в XVI веке в Болонье) контроль над благотворительностью укреплял власть и авторитет управлявших городом семейств.

В отдельных случаях (например, в Амстердаме) руководство сиротскими приютами, богадельнями и исправительными домами служило представителям политической элиты своеобразной стажировкой перед тем, как попасть в сенат. Статуя или бюст в вестибюле богадельни, мемориальная табличка в церкви с перечислением добрых дел благодетеля свидетельствовали о своего рода бессмертии. Практика благотворительности описывалась в английском «Джентльмене Мэгэзин» за август 1732 г. как «самое продолжительное, ценное и изысканное удовольствие».

Что касается Программ помощи бедным, то они обычно включали в себя жесткие меры по наказанию тех, кто не желал работать, что до некоторой степени противоречило традиционным представлениям о христианской благотворительности, но выдавалось за особую разновидность «строгой» любви.

Между XVI и XVIII веками общество вело войну не столько против бедности, сколько против нищенства и бродяжничества. В широком смысле слова бедность понималась, как необходимость работать для поддержания жизни и отсутствие каких-либо сбережений или независимого дохода, которые позволили бы не работать. В подобном положении дел видели естественный и извечный порядок, при котором богатые и бедные дополняли друг друга и были нужны друг другу. Дающий подаяние нуждался в молитвах бедняков, благодарных ему за оказанное благодеяние. Иногда бедность рассматривали как жизненно важный стимул к развитию экономики, полагая, что, если бы не страх перед голодом, большинство людей вообще предпочло бы не работать. Благотворительность была призвана смягчать бедность, а вовсе не искоренять ее посредством радикального перераспределения богатства. Ее целью было сохранить существующий общественный порядок, и люди нередко выражали особое сочувствие к обедневшей элите, достойным людям, оказавшимся в трудном положении и вынужденным просить подаяние.

Тем не менее, современное общество на раннем этапе своего развития пыталось способствовать определенному изменению – превратить праздных бедняков в трудящихся бедняков, обеспечить одиноких и социально незащищенных молодых людей возможностью занять подобающее место в семье и обществе. Сюда относилось обучение сирот и детей, оставленных родителями, какому-либо полезному ремеслу, определение девочек в домашнюю прислугу, иногда – обеспечение их приданым, которое помогло бы им найти себе приличного мужа. Начиная с XII века, церковные власти санкционировали разделение нуждающихся в помощи на достойных и недостойных, руководствуясь как экономическими, так и моральными критериями. Преимущество отдавалось тем, кто больше нуждался и вел себя прилично. К XVI веку организованная частная благотворительность и программы общественной помощи были нацелены на ее оказание действительно нуждающимся. К нуждающимся относились не только вдовы и сироты, которым властьимущие обязаны были покровительствовать, не только старики и душевнобольные, но и работающие семьи, обремененные большим количеством детей, и семьи, попавшие в нужду из-за продолжительной болезни или нетрудоспособности кормильца. Вместо того чтобы ждать, когда нуждающиеся обратятся в благотворительные организации, члены правления сами ходили по домам и составляли списки нуждающихся. В 1603 г. служащие из религиозного общества «Сан Джилорамо делла Карита», чья деятельность по оказанию помощи бедным охватывала треть Рима, были проинструктированы о необходимости учитывать «всех девочек любого возраста и мальчиков до двенадцати лет», но не оказывать помощь семьям, в которых было меньше трех детей, а родители пребывали в полном здравии.

Забота о добропорядочных трудолюбивых бедняках, о жертвах обстоятельств, терпеливо принимающих выпавшую им участь, о стариках и детях уравновешивалась жесткостью по отношению к пьяницам, игрокам, лентяям и мошенникам, образами которых изобилует западноевропейская литература. К концу XVII века в отдельных районах Франции и Италии стремились осуществить то, что Мишель Фуко назвал «великое интернирование» нищих, сумасшедших и социально нежелательных элементов в приюты. Здесь они были отделены от общества и подчинены квазимонастырскому режиму, основанному на регулярном труде, сексуальном воздержании и обязательной набожности, но лишь немногие общества обладали ресурсами для проведения столь далеко идущих мер, и потому в приюты обычно попадали только женщины, дети и инвалиды.

Руководство благотворительной деятельностью частично осуществлялось христианской церковью, частично – благотворительными организациями, частично – фондами частных филантропов, частично – городами, деревнями и приходами, частично – государством. В экстренных случаях вмешивались власти, но во многих городах Европы возникали организации, занимавшиеся общественным здравоохранением, и комиссии по продовольствию, принимавшие превентивные меры против эпидемий и голода. И церковь, и государство контролировали благотворительную деятельность и финансы благотворительных организаций. Католические епископы особо настаивали на своем праве осуществлять подобный контроль после Трентского Собора в 1560-х гг. Кальвинистские церкви назначали особого священника, собиравшего и распределявшего пожертвования беднякам. В католических странах благотворительной деятельностью занимались в основном миряне – члены правления различных религиозных обществ, богаделен и прочих организаций, действовавших под руководством церкви, но достаточно независимо от нее.

В какой степени теологические расхождения католиков и протестантов послужили причиной для разного подхода к проблеме бедности, до сих пор остается спорным вопросом (Hutton Olwen, Jones Colin, Lindberg Carter). Католики настаивали на решающей роли благих дел, включая милосердные и благочестивые поступки, на накоплении религиозных заслуг, жизненно важных для спасения души. Они утверждали, что главной целью всех актов милосердия и благотворительности является спасение душ как совершающих, так и принимающих их. Протестанты считали, что благие деяния – всего лишь плоды и свидетельство спасения через веру во Христа и его жертвенную смерть. В помощи бедным они видели средство построения упорядоченного и богобоязненного общества, истинно христианского содружества.

По-разному католики и протестанты определяли для себя и объект благотворительности. Католики помогали членам церковных сообществ, отказавшимся от мирских благ и богатства, паломникам к святым местам, душам, страждущим в чистилище, за которых они возносили свои молитвы. Иногда ради спасения одной-единственной души служились многократные мессы и создавались специальные фонды. Протестанты оказывали благотворительную помощь лишь тем, кто попал в бедность не по своей воле и не по причине недостойного поведения. Можно считать, что протестанты сосредоточивали свои усилия скорее на нуждах общества, чем души (если эти приоритеты вообще можно разделить), и считали, что с такими грехами, как прелюбодеяние и инцест, можно бороться, улучшая плохие условия жизни.

Начиная с 1520-х гг., и католические, и протестантские города в Западной Европе стали создавать сходные программы помощи бедным, стараясь концентрировать и координировать распределение благотворительной помощи, контролировать распространение нищенства и обеспечивать работой всех способных трудиться. Такого рода программы впервые появились, вероятно, в лютеранской Саксонии, но оказались вполне приемлемыми и для католических сообществ во Фландрии, Франции, Италии и Испании. Во Фландрии и Испании нищенствующие монахи восприняли запрет на нищенство как угрозу своим интересам и решительно воспротивились закону о бедных, утверждая, что они лишают бедняков фундаментального человеческого права просить подаяния и свободно перемещаться из одной части страны в другую. Тем не менее, Парижский университет в 1531 году одобрил принципы, лежащие в основе закона о бедных, и нищенствующие монашеские ордена не были поддержаны ни остальным католическим духовенством, ни магистратами.

И все-таки сходства не следует преувеличивать, поскольку католики продолжали оказывать поддержку организациям, от которых реформатские сообщества отвернулись. Очевидный пример – мужские и женские монастыри, призванные спасать человеческие души посредством благих дел, продолжали процветать и умножаться в католических странах до середины XVIII века, хотя в других странах были упразднены Реформацией, что расчистило место для приходов – традиционных, хотя и не постоянных соперников монастырей.

Посредством парламентских законов в Англии было создано что-то вроде национальной системы помощи бедным, хотя практика обязательных сборов и не устранила нужду в частной инициативе. В континентальной Европе большинство городов создавало собственные фонды, поддерживаемые крупными организациями, деятельность которых распространялась и на прилегающие территории. В эти фонды стекались пожертвования, дары по завещанию, а также деньги и средства, собираемые для бедных на улицах и в церквах. Иногда государство, городские власти или великодушный правитель поддерживали те или иные благотворительные акции за счет косвенных налогов и штрафов.

Сделать какие-то общие выводы не так-то просто, однако можно заметить, что благотворительные заведения в каждом городе включали некоторые (не обязательно все) из следующих элементов: религиозные братства и сестринства или добровольные общества, занимающиеся помощью бедным, уходом за больными, улучшением морального климата в обществе (или всем вместе); богадельни и приюты, которые могли быть как домами для бедняков, так и местом оказания медицинской помощи; работные и исправительные дома; учреждения для сирот, детей, брошенных родителями, девушек, чье моральное состояние признавалось находящимся в опасности; дома для исправляющихся проституток и другим образом обесчещенных женщин; залоговые банки, ссужающие деньги без процентов или под залог тем, кто особо в них нуждался; бесплатные школы, в основном для обучения элементам христианского учения; медицинская помощь, оказываемая оплачиваемыми обществом врачами, аптекарями и медсестрами (иногда из числа нуждающихся); общественные зернохранилища и продовольственные магазины.

Были сделаны попытки упростить эти сложные структуры. Во многих городах северной Италии, Франции и Испании магистраты и церковные власти с середины XV века пытались объединить небольшие богадельни в более крупные и лучше управляемые организации. В 1520-е гг. протестантские города Германии на протяжении нескольких лет содержали «общие кассы», или централизованные места для контроля над помощью людям, которые продолжали жить в своих домах. Сходные организации вскоре появились в Нидерландах и Франции.

Организованная благотворительность была предназначена не только для горожан. Например, Monti Frumentari, итальянские зерновые банки ссужали крестьянам зерно для посева и фураж в надежде после сбора урожая окупить свои расходы. Благотворительные цеха во Франции XVIII века поддерживали мелких землевладельцев и батраков на протяжении самых трудных месяцев сезонной безработицы. Несмотря на свое название, они скорее выплачивали зарплату, чем распределяли пожертвования, ориентируясь, в основном, на строительство дорог и текстильное производство. В сельской Финляндии, возможно, после голода 1690-х гг., была разработана система подразделения крестьянских хозяйств на группы (rote). Каждой группе вменялась в обязанность забота об одном из бедняков в этом приходе, который мог переходить из одного хозяйства в другое.

Основу всей организованной благотворительности составляли бесчисленные частные пожертвования и неформальные жесты добрососедства. Документальных свидетельств о них не осталось, но именно они, судя по всему, имели решающее значение для выживания беднейших слоев населения. Это выживание зависело как от помощи бедняков друг другу, так и от покровительственного милосердия богатых, согласных, хотя и не всегда охотно, платить налог на бедных.

Что касается современного периода помощи бедным в Европе, то укажем, что в конце ХХ века в некоторых странах Западной Европы государство тратило на программы социальной помощи до 40% валового национального дохода (ВНД). Благотворительные программы по-прежнему продолжали играть важную роль, но они стали лишь тенью того, какими были когда-то Их расходы выглядели довольно скромно на фоне государственных затрат на социальные программы. Случайная благотворительная помощь уступила место гарантированному социальному страхованию. Государство всеобщего благосостояния с социальными гарантиями, сопровождающими человека от колыбели до могилы через систему страхования от болезней, нетрудоспособности, безработицы и, прежде всего, бедности в старости, оберегает европейцев от всего того, что особенно грозит им в жизни.

Государство всеобщего благосостояния – сравнительно новое явление. До 1920-х гг. благотворительность и помощь бедным играли в Европе куда более важную роль, чем социальное страхование, и, по определению, ограничивались предоставлением минимума, необходимого для выживания. Благотворительные организации зачастую заботились о нравственном и религиозном контроле за людьми не меньше, чем о денежной помощи. Государство благосостояния старается обеспечить гарантированный материальный комфорт и обычно не смешивает мораль с деньгами.

Обеспечиваемая государством социальная помощь сравнялась по объему с частной благотворительностью во Франции и Англии уже в 1920-х гг. В Германии это произошло немного раньше, в других европейских странах (таких, как Италия) – немного позже, однако на протяжении всего XIX века благотворительность являлась краеугольным камнем в оказании помощи бедным. В Лондоне в 1880-х гг. существовало свыше семисот благотворительных организаций, в Париже – несколько сотен Суммы, выделяемые благотворительными организациями, намного превышали затраты государства. В Лионе частные благотворительные организации потратили в 1906 г. свыше 18 млн. франков, тогда как государственная помощь составила всего 1,34 млн. франков. Предоставление и получение частной благотворительной помощи были важным элементом городской жизни в Европе XIX века и находились в центре общественной жизни, чего нельзя было сказать о помощи государственной. Благотворительность процветала даже в странах со слабо развитым гражданским обществом и незначительным средним классом, вроде России. Почти полное отсутствие государственной социальной помощи бедным в России в начале XIX века привело к тому, что взаимопомощь внутри сословий и частная благотворительность стали непременным элементом общественной жизни.

Еще в 1900 году большинство европейских государств взимало в виде налога не более 3% ВНП. К концу XX века эта цифра варьировалась от 45 до 50%. Вплоть до 1930-х – 1950-х гг. государства не обладали достаточным количеством денег для их перераспределения. Частная благотворительность и помощь бедным на местном уровне помогали европейцам поддерживать социальный порядок. Размеры этой помощи находились на низком уровне, а перспективы представлялись еще менее значительными. Когда в 1950-х гг. Европа сделала шаг к открытому, процветающему, эгалитарному обществу, размеры частной благотворительности уменьшились. Она по-прежнему была распространена в Великобритании и гораздо меньше в странах континентальной Европы, но во многих из них благотворительность полностью заменили государственные социальные программы. В Германии и скандинавских странах государство настолько возобладало в социальной сфере, что благотворительность оказалась на обочине общественной жизни.

До 1960-х гг. благотворительность представляла собой несимметричный обмен между неравными партнерами. Признавая социальное неравенство неизбежным фактором, она боролась с симптомами, а вовсе не с корнями бедности. На протяжении всей своей истории благотворительность, по словам философа эпохи Просвещения Поля Анри Гольбаха, была «случайной добродетелью». Благотворительность могла процветать в одном городе и быть очень слабой, а то и вообще отсутствовать в другом. Критики левого направления, особенно во Франции и Германии, утверждали, что благотворительность непременно носит антидемократический характер. Благотворительность и закон о бедных унижали тех, кому оказывалась помощь, и потому многие английские политики, в том числе Эньюрин Бивэн, в 1940-х гг. работали над созданием универсальных социальных программ. Необходимость сохранения человеческого достоинства наряду с недостаточной эффективностью частной благотворительности способствовала разработке финансируемой государством системы социальной защиты.

Хотя благотворительность и помощь бедным берут свое начало в более ранний период европейской истории, в XIX веке им были присущи некоторые характерные особенности. Во-первых, церковь, традиционно занимавшаяся благотворительностью, стала подвергаться постоянным нападкам со стороны гражданских реформаторов. Там, где церковь ослабевала, как это случилось во Франции, возникали серьезные проблемы с институциональной базой благотворительности, но даже здесь церковь оставалась главным источником усилий, направленных на благотворительность. Во-вторых, индустриализация и урбанизация сделали бедность более заметной. В результате роста населения возросло, например, число детей, брошенных родителями. В-третьих, средний класс подвергал сомнению обоснованность благотворительной деятельности. Последовательные либералы в экономике настаивали на том, что благотворительность наносит вред тем, кто ею пользуется, лишая их независимости и самостоятельности. Многие города пытались запретить нищенство, поскольку оно противоречило основным положениям трудовой этики. Сходные идеи привели Англию к сокращению продовольственного обеспечения в рамках закона о бедных и перемещению нуждающихся в помощи в работные дома. Благотворительные организации пытались проводить различие между заслужившими помощи бедняками, не способными работать по причине болезни или старости, и лентяями, которых приходилось привлекать к активной трудовой деятельности насильственно. Благотворительность по-прежнему сохранялась как институт, но опиралась она на менее надежные культурные основания.

Важными были и региональные отличия. Православная церковь всегда придавала благотворительности большое значение. Считается, что чрезмерный акцент на благотворительную деятельность замедлил принятие государственных мер для помощи бедным. Споры о религии как основе благотворительности, характерные для Франции, не повторились в Англии, где особое внимание обратили на деморализующие последствия благотворительности.

За исключением Англии и некоторых районов Германии, где исполнение закона о бедных финансировалось за счет налогов и составляло важную статью ежегодных расходов, финансируемая государством социальная помощь была слабо развита. В подавляющем большинстве городов и деревень Франции, Италии и Испании частные благотворительные организации и церковь предоставляли львиную долю помощи бедным на протяжении всего XIX в., а помощь из государственных источников нередко отсутствовала. Во многих из девяноста департаментов Франции еще в 1900 г. светской благотворительности попросту не существовало. Благотворительная деятельность была сосредоточена в самых богатых районах Европы и почти отсутствовала в самых бедных и отдаленных районах. В период между 1800 и 1845 гг. шесть из девяноста департаментов Франции (Сена, Рона, Север, Сена-и-Уаза, Верхняя Гаронна и Буш-дю-Рон) получали четверть всех благотворительных пожертвований. В западной и центральной Франции церковь была настолько вовлечена в благотворительную деятельность, что могла считаться монополистом. Типичный пример – город Анжер, где все шестьдесят благотворительных организаций были частными и католическими. В департаменте Сена в 1897 года имелось не менее 3227 благотворительных организаций. В конце XIX в. в Лионе насчитывалось 245 частных благотворительных учреждений, а если учитывать их подразделения, их число превышало 1000. В XIX в. католическая церковь расширяла свою благотворительную деятельность как во Франции, так и в остальной Европе. Одним из самых активных в области благотворительности мужских орденов была Иезуитская конгрегация. При поддержке церкви эти ордена занимались обучением рабочих катехизису и благотворительности. В период с 1815 по 1825 года были созданы десятки приютов для сирот и малолетних детей, таких как приют св. Бруно и приют св. Пьера. На раннем этапе индустриализации благотворительная деятельность церкви имела важнейшее значение для решения социальных проблем.

Вплоть до 1890-х гг. церкви был свойствен фаталистический взгляд на бедность: она внушала рабочим, что бедняки будут существовать всегда. Церковь и буржуазные политики видели в религии последний оплот цивилизации перед лицом пролетарского варварства, при этом церковь, как правило, противостояла государственным реформам в социальной сфере. Она добровольно занималась благотворительностью либо напрямую – через приходскую систему, либо косвенным образом – через гражданские, но созданные на религиозной основе организации, такие как Католическая ассоциация французской молодежи, насчитывающая в 1905 г. 60 000 членов.

Несмотря на все свои недостатки, частная благотворительность удерживала социальную систему от разрушения, особенно во Франции, Италии и Испании, где не существовало законов о бедных. Даже в таких районах, как департамент Па-де-Кале в северной Франции, где общественная социальная помощь была развита, 73% семей сельскохозяйственных рабочих получали в 1913 году ту или иную благотворительную помощь. В Сен-Шамон в 1844 году 60% населения одного прихода (2200 из 3600 жителей) получали материальную помощь. В трудные времена граждане частным образом организовывали дополнительные благотворительные организации.

Преобладание частной благотворительности в Европе XIX в. определяло отношения между рабочими и работодателями. Работодатели писали письма, рекомендующие оказать их временно уволенным рабочим благотворительную помощь или поместить их в приют. Местная верхушка оказывала протекцию «своим бедным», то есть беднякам из своего квартала или округа. Те, кто оказывал поддержку приютам и благотворительным организациям, имели права голоса при распределении средств. Определенную роль играла здесь и политика. Одно семейство могло контролировать в каком-нибудь французском городке все оказывающие благотворительную помощь учреждения. В таких населенных пунктах, как Сомье на юге Франции, один человек на протяжении двадцати лет управлял местной богадельней и комитетом по оказанию социальной помощи. Понятно, что при подобных обстоятельствах дурная репутация просителя немедленно лишала его помощи. В первой половине XIX в. Комитеты помощи бедным в небольших городах были всего лишь возрожденными Домами милосердия старого режима, управляемыми теми же сестрами милосердия. Многие из них располагались рядом с монастырями.

Благотворительные организации на основании повседневных и индивидуальных факторов определяли так называемый «уровень бедности». Благодаря своей репутации невероятно щедрого человека французский промышленник Шарль Нейран, живший в XIX в., получил прозвище «отец бедных». В маленьких городах благотворительность и работа были неотделимыми друг от друга, поскольку одни и те же люди могли предоставить то и другое и лишить их. «Предоставление материальной помощи местной знатью и богатыми буржуа определяло характер их взаимоотношений с рабочими ничуть не меньше, чем заработная плата» (Ассатро, 1989, р. 147). Элита в небольших городах «совмещала роли благотворителя и работодателя» и обеспечивала личностный характер благотворительности. В XX в. власть одного человека над другим через оказание ему благотворительной помощи была воспринята как нарушение демократии и гражданских прав.

Обратной стороной такого положения дел было разрушение самодостаточности семьи. Потребность в благотворительности, в конечном счете, была вызвана низкой заработной платой и нестабильной занятостью. С каждым благотворительным сантимом утрачивалась определенная степень уверенности и самоуважения. Многие рабочие относились к этому спокойно, другие с трудом проглатывали горькую пилюлю благотворительности. Английская традиция взаимопомощи рабочих, как это видно из существования десятков тысяч товариществ, в немалой мере опиралась на чувство собственного достоинства и на независимость от благотворителей. Просить о благотворительной помощи значило признать свою несамостоятельность. Признаком респектабельности была независимость.

Движущей силой благотворительности в XIX в. был общественный престиж. Благотворительность добавляла престиж городу, как, например, Гамбургу в XVIII в., и те, кто занимался ею, приобретали солидный общественный и политический капитал. Это было характерно и для небольших городков, в которых приют мог оказаться самым большим и внушительным зданием после церкви и ратуши. Барон де Верна, председатель правления лионского приюта, отмечал в 1828 г., что для некоторых семей служение бедным составляло смысл их существования. «Как и во времена наших отцов, – писал он, – уважение горожан и должность компенсировали труды тех, кто посвящал себя служению бедным».

Местные благотворительные организации и приюты являлись мощным источником самоидентификации элиты. Место в правлении берлинского или венского приюта было весьма выгодным. Представители высшего лондонского общества управляли городскими богадельнями. Во Франции, от Экс-ан-Прованса до Монпелье и от Лиона до Бона, городские приюты были важнейшим звеном провинциальной самоидентификации. Амстердамские бюргеры, которых обессмертили на своих полотнах художники, обычно являлись муниципальными предводителями и филантропами. В таких английских городах, как Манчестер, представители элиты укрепляли свою репутацию, занимаясь управлением благотворительными организациями. Богатые и уважаемые граждане соперничали друг с другом в добрых делах, и не было, кажется, ни одной дамы из верхушки общества, не имевшей «своего бедняка». Более того, вся общественная жизнь жен дворян и буржуа нередко вращалась вокруг благотворительности.

Участие в управлении приютом или солидным благотворительным обществом обеспечивало определенные привилегии. Так, в Лионе в начале XIX в. оно было свидетельством высокого социального статуса и «пропуском в высшие круги магистратуры». Те, кто занимался такой деятельностью, по их собственным словам, «облагораживались посредством благотворительности, благороднейшей из добродетелей». В 1900 году аббат Вашэ отмечал, что назначение на подобные должности было престижным: «Председатель правления лионского приюта – воистину благородный титул, высший чин, какого только можно добиваться». Анри Буасье высказал в 1902 году сходное мнение: «Руководители приютов остаются сегодня теми же, что и в 1600 году – знатными людьми. Эта должность предназначена для благородных людей».

Благотворительность росла одновременно с ростом среднего класса. По всей Европе в крупных городах благотворительные организации опирались на бесплатную рабочую силу, включая, дам из буржуазных семейств, которые входили в правление и навещали бедняков, сестер милосердия, образующих персонал приютов и богаделен, и представителей среднего класса, организаторов благотворительных концертов.

Французские «дамы-благотворительницы» из среднего класса поддерживали важные связи с окружающим обществом и играли немалую роль в его формировании. Женщины среднего возраста, обычно замужние, а также монахини являлись неизменным элементом функционирования системы. В 1841 и 1874 гг. председатели лионского благотворительного комитета признавали, что без помощи женщин были бы беспомощными: «У всех свои функции – члены комитета по оказанию помощи прекрасно осуществляют общее руководство, но, обремененные семейными обязанностями и собственным бизнесом, не могут посещать нуждающихся и помогать им так, как сестры, посвятившие свою жизнь этой святой обязанности». Действительно, в 1893 г. в Великобритании 20 000 женщин работали в благотворительных организациях и получали за это плату и еще 500 000 женщин работали в организациях бесплатно. После домашнего хозяйства филантропия стала важнейшим женским занятием. Вероятно, около миллиона женщин и детей еженедельно посещали собрания матерей. В конце XIX века среди знаменитых филантропов и социальных реформаторов Великобритании было немало женщин: Октавия Хилл, Беатрис Уэбб, Хелен Бозанкет, Джозефин Батлер, Клара Коллет.

Многие французы и другие европейцы считали, что побуждение к благотворительности должно оставаться личным порывом, а не законодательно закрепленной обязанностью. Как утверждает «Руководство для комиссаров и дам-благотворительниц Парижа», которым пользовались руководители организаций по оказанию помощи бедным и волонтеры: «Благотворительность – это призвание состоятельных граждан. Благотворительность милосердна и исполнена любви, но, прежде чем действовать, она изучает; наблюдает... и добавляет к материальной помощи утешение, совет и даже отцовское порицание... Она позволяет «дающему» разбогатеть своими добрыми делами».

Один из самых влиятельных в XIX в. трудов по социальным вопросам – «Посетитель бедных» (1832 г.) барона де Жерандо – выдержал в 1830-х гг. несколько изданий и попал в библиотеки большинства благотворительных организаций Франции. Подлинная Библия для филантропов и руководителей комитетов по оказанию социальной помощи, это карманное 480-страничное издание отражало желание европейской элиты активно участвовать в жизни бедных. Жерандо подчеркивает высокую добродетель частной благотворительности, ее оздоравливающее воздействие на отношения между классами, ее способность исправлять общество. Ключом к пониманию социальных проблем, утверждал он, является представление об обществе как о семье, членами которой являются и те, кто заботится и помогает, как отец заботится о своих детях, и те, кто повинуется и благодарит, как дети повинуются своим родителям.

Местный и добровольный характер благотворительной деятельности отличал ее от современного государства всеобщего благосостояния. В большинстве западных стран социальная солидарность стала в XX в. общенациональным чувством. Состоятельные граждане Парижа или Берлина в целом принимают идею о том, что бедняки Прованса или Баварии так же достойны государственной помощи, как и бедняки их собственного города. До XX в. чувство социальной солидарности большинства представителей элиты ограничивалось пределами своего прихода или своего города, и потому говорить о существовании в то время социальных государств (за исключением Германии) нельзя. До 1880-х гг., когда Германия впервые продемонстрировала образец такого государства, частная благотворительность и местные системы помощи бедным были обычными для всей Европы. Кроме того, за исключением Англии, где закон о бедных обеспечивал законное право на получение помощи, немногие европейцы обладали этим правом вплоть до XX века.

Известным в округе «смиренным нищим» оказывалась помощь. В некоторых французских и немецких городах «смиренным нищим» было даже обеспечено постоянное место в ежегодных городских процессиях. Таким образом, маргиналы были интегрированы в общество и символически, и материально. Благотворительность была гражданским действием, объединяющей силой, способом связать общество воедино и закрепить взаимные обязательства. В 1880-х гг., в шествиях и процессиях, во время ежегодного парада в день вступления в должность лорд-мэра Лондона простолюдинам напоминали о благотворительности богатых.

Традиционная благотворительность использовала совершенно иные, чем применявшиеся в 1920-е гг. и позднее, правила управления. Никаких универсальных, объективных критериев, кому предоставлять, а кому не предоставлять помощь, не существовало. Благотворительность, помощь, медицинское обслуживание – все разновидности филантропической деятельности – основывались на неравноправных социальных отношениях между дарителем и получателем. Возможность представи­теля знати добиться места для бедняка являлась свидетельством того, что он обладает определенной общественной властью, которая зачатую оказывается действенной и при его жизни, и после смерти. Пожертвования нередко сопровождались условиями, определяющими, кто именно имел право на данную помощь.

Важно было и то, что те, кто распределял помощь, в каждом отдельном случае проводили большую работу. Чтобы понять причины этого, необходимо мысленно перенестись в то время, когда нуждающиеся не обладали никакими юридическими правами на помощь, когда им приходилось доказывать, что в нравственном и религиозном смысле они ее достойны, когда не существовало четкого определения, что такое «бедность» и «нужда», когда не было выработано определения «уровень бедности» – и потому многим нуждающимся необоснованно отказывали в помощи по политическим и религиозным причинам. Помощь бедным в XIX в. нередко носила очень субъективный характер.

Тем не менее, были изданы некоторые руководства. В своем памфлете 1847 г. «Бедность во Франции» Франсуа Марбо так определял бедных, достойных помощи: «Достойный нуждающийся честен, почтителен, благодарен и покорен... он благодарен за услуги, которые мы ему оказываем и всегда готов посвятить себя своим благодетелям... Он скромен и терпеливо переносит все невзгоды, которых не в силах избежать. Покорность – добродетель бедных»¹. Это карманное руководство по общественному управлению, как и «Посетитель бедных» барона де Жерандо, было своеобразной Библией управления.

Конечно, французы не обладали монополией на личностный подход к благотворительности. Известная немецкая «Эльберфельдская система», названная в честь города, стала в конце XIX века образцовой. Это был «научный» подход к благотворительности, предлагавший процедуру тщательного отбора и опиравшийся на энергичных добровольцев и элиту, которая располагала свободным временем. К концу XX в. высшие слои среднего класса, как правило, работали и свободного времени на благотворительность у них не было.

Благотворительность нередко описывают как средство социального контроля. Средний класс использовал ее для вмешательства в жизнь бедных слоев. Дамы посещали матерей из рабочих семей и, с одной стороны, делали пожертвования, а с другой – распространяли свой «домашний империализм». Такие историки, как Гарет Стедман Джоунз, описывают благотворительность как буржуазную уловку для умиротворения бедноты, в то время как Джэйн Льюис и Росс подчеркивают в деятельности посещавших бедняков женщин среднего класса и чиновников надзор за моралью.

Было бы слишком просто отвергнуть взгляды этой исторической школы за ее предвзятость по отношению к среднему классу. Многое свидетельствует в пользу их взглядов, применимых и к остальной Европе. Филантропические общества, нередко с религиозной окраской, засыпали бедняков своими советами. Они поучали их, требовали доказательств высокой нравственности, одолевали навязчивыми расспросами.

К концу XIX в. идеи взаимопомощи и невмешательства государства стали утрачивать свою привлекательность. Благотворительные организации существовали повсюду в избытке, однако же бедность не прекратилась. В 1899 году в Лондоне благотворительные организации потратили свыше 6 млн. фунтов, что превосходит бюджет некоторых небольших европейских стран и бюджет французской национальной социальной помощи. Несмотря на это, как видно из отчета Чарльза Бута «Жизнь и трудовая деятельность населения Лондона», около 30% населения Лондона было бедным.

Государственная помощь усиливалась, поскольку это было необходимо. Вторая промышленная революция, связанная с развитием тяжелой промышленности, сталелитейного производства, кораблестроения и металлургии, началась в 1870-х гг. Неспособность некогда действенных общественных сил (таких, как местная благотворительность и церковь) выдержать последствия новых экономических веяний и справиться с городскими гетто и циклическими кризисами производства потребовала более активного государственного вмешательства. Новые промышленные пригороды разрастались в Англии, Франции и Германии, и церковь не могла с ними справиться. Старая приходская система разрушалась. Германия начала процесс строительства государства всеобщего благосостояния в 1880-е гг., Франция, Великобритания и скандинавские страны последовали ее примеру в 1890-е и 1900-е гг.

Между двумя мировыми войнами города по всей Европе, от Лондона до Парижа и Вены, становились мини-государствами всеобщего благосостояния. Частная благотворительность потускнела, по крайней мере, в больших городах. Между войнами европейские города подняли налоги, улучшив при этом снабжение горожан. Самый известный пример – Вена, где сформированный социалистами муниципальный совет создал самое развитое мини-государство всеобщего благосостояния 1920-х гг. С ростом муниципального социального обеспечения благотворительность вытеснялась, но полностью из общественной жизни не исчезла.

Между 1918 и 1938 гг. в Англии произошло пятикратное увеличение расходов на социальное обеспечение: в 1918 году на социальное обеспечение тратилось 2,4% ВНП, в 1938 году на это расходовалось 11,3%. К 1930-м гг. от 40 до 50% рабочих семей получали государственную помощь в той или иной форме. К середине 1930-х гг. в Великобритании суммы, затрачиваемые на социальное обеспечение государством, превышали расходы благотворительных организаций не менее чем в 10 раз. В Германии социальное обеспечение государством было еще значительнее. Социальная помощь рассматривалась теперь как гражданское право и антитеза частной благотворительности, проводимой буржуазией на своих собственных условиях.

Повсюду в Европе старый принцип «положение обязывает» и возникшие из него институты были плохо приспособлены к проблемам, порожденным тотальной войной. В конце Первой мировой войны инфляция подкосила благотворительность и пожертвования на приюты, и в 1920-х гг. баланс склонился в сторону государственного финансирования. Новые медицинские технологии увеличивали расходы по восходящей – небольшие благотворительные больницы, финансируемые за счет частных пожертвований, не выдерживали конкуренции, и государство обязано было вмешаться. Традиционная благотворительность не справлялась с возросшими затратами на медицину и новыми запросами общества.

С 1920 по 1940 год, в то время, как государство наращивало свою силу, богатство и влияние, финансовая основа частной, местной благотворительности ослабевала. Во Франции в1944 г. частные пожертвования обеспечивали только 7% от бюджетов больниц по сравнению с 12% в 1932 г. Ежегодные взносы, помимо долгосрочных пожертвований, составлявшие от 1,2 до 2,4% в 1930-е гг., снизились в 1940-е гг. до 0,8%.

После Второй мировой войны произошел впечатляющий переход от традиционной благотворительной медицины к медицине, финансируемой государством. К 1950-м гг. во Франции более 90%, а в некоторых случаях – 98% выплат на содержание больных больницы получали от властей и системы социального страхования. В Великобритании этот процесс был еще очевиднее. Частные, то есть благотворительные, больницы были взяты под опеку Национальной службой здравоохранения, финансируемой за счет централизованных налогов.

Когда Европа превратилась в процветающий регион, а надежды на государство резко возросли, явление благотворительности сменилось (или, как считают такие историки, как Льюис, дополнилось) гарантией социальной безопасности. Переформулировав понятие гражданства и включив в него всех мужчин, независимо от их происхождения и собственности, а с 1918 года – и всех женщин, европейцы отошли от старых нравственных моделей, которыми благотворители руководствовались в прошлом. С 1918 года квитанция о получении помощи по закону о бедных уже не лишала человека избирательных и иных гражданских прав. Право на социальную помощь было закреплено в Конституции Германии 1919 году. Осуществляемая частным образом благотворительность становилась все более неуместной на фоне возрастающего влияния гражданских прав. Частная благотворительность была отвергнута большевиками, утверждавшими, что социалистическому государству буржуазная благотворительность не нужна.

В Западной Европе место благотворительности было занято государственным страхованием. Гражданские права стали означать одинаковые права, доступные всем на равных условиях и во всех районах страны, то есть то, что благотворительность гарантировать не могла. На репутации благотворительности сказалось и то, что для многих она ассоциировалась с неравноправием, подразумевала неравенство социальных классов. За один день она, естественно, не исчезла (например, в Великобритании в 1950 г. существовало 110 000 благотворительных фондов), однако оказалась в тени все возрастающего государственного обеспечения. В некоторых странах, в частности в Великобритании, благотворительность продолжала функционировать в своем прежнем квазигосударственном статусе и помогала в тех случаях, когда государственное обеспечение испытывало затруднения. Тем не менее, добровольная благотворительность, принцип «положение обя­зывает» и морализаторство по отношению к бедным в большинстве стран вышли из употребления.

«Нет, пожалуй, другой более подходящей страны для изучения феномена системной благотворительности, чем Соединенные Штаты Америки, поскольку ни в одной другой стране мира частная благотворительность не является столь важной и неотъемлемой частью общественной культуры»¹. Не претендуя на всестороннее освещение проблемы, мы постараемся в данном параграфе определить главные факторы, способствовавшие формированию института системной благотворительности в США, а также проследить основные исторические вехи его развития.

Частная благотворительность в США уникальна по своим масштабам и количеству участвующих в ней людей. Еще в 1888 году лорд Брюс писал, что «ни одна страна не может превзойти и даже возможно сравниться с Соединенными Штатами в делах благотворительности. Не только собираемые на различные филантропические цели суммы больше чем в любой европейской стране, но и размеры личных вкладов американцев в благотворительность таковы к каким европеец у себя дома не привык».

В своем развитии частная благотворительность в США прошла несколько этапов. Условия жизни в Новом Свете в раннеколониальный период (XVII век) развитию благотворительности не способствовали.

Кальвинистские идеи о добродетели трудолюбия и грехе праздности желание избежать налогов и что самое важное нехватка рабочих рук в колониях сформировали убежденность в том, что трудоспособные должны работать². Пуританский священник Коттон Матер заявлял: «Бог велит нам, чтобы мы оставляли голодными тех, кто пребывает в праздности». В 1619 году Ассамблея Виржинии постановила направлять «ленивых» на принудительные работы. Несколько лет спустя массачусетские колонисты заявили губернатору Джону Эндикотту, что «ни одному праздному трутню не следует давать разрешения жить среди нас». В соответствии с общим умонастроением в 1633 году Генеральный суд законодательно установил строгие наказания для уклоняющихся от работы. Таким образом, в американских колониях, как и в Англии, добровольное безделье считалось пороком. Трудоспособные тунеядцы принуждались к работе, в противном случае их могли изгнать из города или посадить в тюрьму. Позднее, в конце XVII – начале XVIII вв. трудоспособных бродяг стали помещать в работные дома.

Сумасшедшие не получали в колониях особого обслуживания. Ответственным за душевнобольного, согласно Законам о бедных, выступала местная община. Буйные сумасшедшие, представлявшие опасность для себя и окружающих, изолировались. Остальные рассматривались как обычные нуждающиеся люди, не способные обеспечить себя сами. «Свои» сумасшедшие за счет общины помещались в дома родственников и соседей или в специальные учреждения, как только те стали появляться. «Чужих» сумасшедших изгоняли или, при наличии возможности, возвращали домой. Запись в дневнике Джона Уинтропа от 11 декабря 1634 года сообщает, что «Абигаль Гиффорд, вдова, находившаяся на попечении округа Уэлдсен в Миддлсексе, близ Лондона, была отправлена с кораблем мистера Болла в нашу колонию. Поскольку она оказалась сумасшедшей и очень обременительной женщиной, губернатор и его помощники на основании закона вернули ее обратно в свой округ на корабле «Ребекка»¹.

Важной новой особенностью системы общественной поддержки нуждающихся в североамериканских колониях в XVIII в. по сравнению с предыдущим этапом стало широкое распространение частной благотворительности». В XVII в., несмотря на отдельные индивидуальные проявления филантропической деятельности, она была недостаточно распространена. В XVIII веке по мере увеличения общего благосостояния и появления все большего количества людей, обладающих значительными финансовыми средствами, частная благотворительность стала важным источником помощи, нуждающимся и существенным элементом общественной системы помощи, основывавшейся на Законах о бедных. Особое значение частной филантропии заключается в том, что она заняла пустующую нишу в структуре общественной поддержки, обратив внимание на те категории населения, которые не охватывались Законами о бедных – «вечных должников», нищих моряков, тех, кого преследовали по религиозным признакам, представителей национальных меньшинств, людей, лишенных гражданства и т. д.

В структуре частной благотворительности XVIII в. можно выделить несколько составляющих. Во-первых, это индивидуальная филантропическая деятельность. В северных колониях имена основателя Пенсильванской клиники Томаса Бонда, врача и реформатора Бенджамина Раша, торговца, банкира и филантропа Стивена Жирарда стали синонимами «благодеяния». На англиканском Юге индивидуальная благотворительность распространилась в большей степени. Кальвинистские принципы трудовой этики оказывали здесь не столь заметное влияние на мировоззрение колонистов. Многие крупные землевладельцы считали, что забота о нуждающихся является скорее личным, чем общественным делом. В этом смысле вполне типичной фигурой был Джордж Вашингтон, который даже во время войны с Великобританией не мог пренебречь «благородным долгом». В ноябре 1775 года он пишет управляющему своего имения: «Пусть дом продолжает предлагать свое гостеприимство беднякам. Пусть никто не уйдет голодным. Если кому-нибудь из этих людей будет что-нибудь нужно... удовлетвори их потребность... я не возражаю, если ты будешь тратить мои деньги на благотворительность в размере сорока-пятидесяти фунтов в год... Говоря, что я не возражаю, я имею в виду, что мое желание состоит в том, чтобы ты делал это»¹.

Большое влияние на распространение индивидуальной благотворительности в первой половине XVIII в. оказало так называемое «Великое Пробуждение» – массовое религиозное движение, зародившееся в конце 1720-х гг. и достигшее своего пика через 15 лет. Оно было основано на христианском вероучении, покаянии и на идее возрождения, подчеркивавшей личную ответственность человека за свою бессмертную душу. Тысячи людей собирались, чтобы послушать странствующих проповедников. Указывая на возможность спасения для всех (Христос умер не ради избранных, а ради всех, заявляли последователи движения), Великое Пробуждение, способствовало популяризации филантропии во всех слоях общества, особенно среди бедных слоев. В противовес кальвинистской доктрине предопределения, проповедники Великого Пробуждения утверждали, что загробная жизнь и последующее возрождение определяется суммой поступков в жизни текущей. Помощь нуждающимся богоугодна и способна склонить чашу весов судьбы в благоприятную сторону. Историк Роберт Бремнер отмечает, что «движение изменило представления о благотворительной деятельности как уделе богатых и обеспеченных людей... в широко распространенное, по-настоящему народное явление».

Помимо индивидуальной филантропии, существенная роль в деле оказания помощи нуждающимся принадлежала благотворительным инициативам разных церквей. Как правило, представители различных деноминаций стремились помочь своим прихожанам, организуя сбор пожертвований. Так, Южная Церковь Бостона собрала 260 фунтов в помощь пострадавшим от сильного пожара 1711 года.

Заметное место в структуре частной благотворительности принадлежало организациям земляческого типа. Первым таким обществом стало Благотворительное общество шотландцев, организованное в 1657 году в Бостоне. Согласно Уставу, целью образования общества была «помощь самим себе и тем, кому мы обязаны помочь». Оно помогало бедным и больным шотландцам, хоронило умерших вдали от исторической родины. Значительный импульс развитию частной благотворительности во второй половине XVIII в. придала философия Просвещения, в основе которой лежали рационализм, идея общественного прогресса, теория «естественных прав человека», категорический императив в понимании человеческого долга, деистическое понимание мироздания и которая настраивала общественное мнение на понимание возможности, полезности, а порой и необходимости социальной деятельности. Выдающиеся мыслители эпохи Просвещения утверждали, что люди изначально скорее добры, чем злы. Нищета не является естественным состоянием человека и неизбежным социальным явлением. У бедняков такие же человеческие особенности, как и у представителей привилегированных, и они имеют право на более справедливое распределение ресурсов.

В последней четверти XVIII в. усилению филантропических настроений американцев способствовала Война за независимость. Декларация независимости (1776 год), основанная на принципах равенства, призывала к улучшению положения простых людей. Стимулирующее влияние на развитие церковной благотворительности после обретения колониями независимости имело отделение церкви от государства. Отсутствие официальной государственной церкви означало процветание множества церквей. Большинство религиозных групп были заинтересованы в организации своих приютов, больниц, разнообразных обществ помощи, которые и стали в обилии появляться. Освоение западных территорий также вызвало подъем благотворительности. В условиях высокой мобильности населения добиться общественного признания на вновь освоенных территориях было не просто даже для состоятельных поселенцев. Это поощряло благотворительную деятельность тех людей, которые стремились завоевать общественное признание или хотя бы показать, что они имеют достаточно средств, чтобы заслужить его. Благотворительность стала показателем социального статуса. Многие филантропические инициативы были вызваны опасением безбожия и отсутствия твердых моральных устоев на Диком Западе.

На рубеже XVIII-XIX вв. под влиянием идеологии Просвещения и общего прогресса общественных наук, во взглядах на природу бедности происходят значительные изменения, отразившиеся на практике благотворительной деятельности. Особенность этого сравнительно краткого периода развития благотворительности заключается в том, что американцы осознают недостаточность религиозного истолкования проблемы нищеты, но еще не готовы признать ее экономические причины.

На смену концепции божественного предопределения приходит идея «свободы воли» и связанная с ней вера в способность человека победить нищету. Рационализм и идея общественного прогресса секуляризовали нищету, дали ей новое объяснение. Отныне бедный окончательно утратил статус «Божьего человека» и приобрел массу отрицательных качеств, с которыми он обязан был бороться, чтобы стать полезным членом общества и вырваться из лап нужды.

Уникальный исторический источник, зафиксировавший этот краткий период эволюционного изменения отношения американского общества к проблеме нищеты, – «Доклад на тему нищеты» (1818 г.) нью-йоркского Общества борьбы с нищетой, в котором очерчивался круг морально-нравственных изъянов, присущих беднейшим слоям Нью-Йорка, а также общественных условий и институтов, способствующих их культивированию.

По мнению авторов доклада, главными личностными причинами нищеты являлись: 1. «Невежество, либо по причине врожденной глупости или от отсутствия возможностей для развития, не позволяющее развивать профессиональные навыки и преумножать средства существования»; 2. Лень, которая, «превращаясь в привычку, становится несчастьем для семьи и увеличивает нагрузку на трудолюбивых членов общества»; 3. Пьянство – «самый значительный источник горя и неудач, влекущий за собой почти все несчастья, преследующие бедняков. Этот грех можно назвать Причиной причин, вопиющим, и все более распространяющимся грехом народа, немедленно требующим тщательного рассмотрения со стороны законодательных органов»; 4. Расточительность среди беднейших слоев населения. В докладе отмечается, что, вместо того, чтобы откладывать часть заработанных денег «на черный день», бедняки склонны сразу же растрачивать заработанное, лишая себя, таким образом, средств к существованию в «тяжелые времена»; 5. Важной причиной распространения бедности среди молодых женщин называются поспешные и необдуманные браки.

Среди факторов, способствующих распространению бедности, особо выделяются: 1. Лотереи, так как «время, потраченное у лотерейных лотков, стремление к «легким деньгам» и связанное с этим возбужденно-нервное состояние отвлекает простого человека от труда, разрушает его моральные принципы, пожирает доход и в результате приводит к еще большей бедности... Бедняков обманом лишают их времени и денег и оставляют на растерзание отчаянию, которое толкает их искать спасение в неизбежном и временном пьяном забвении»; 2. Ростовщичество. «Подобные заведения отрицательно сказываются на благосостоянии низших классов. Уловки, применяемые для обмана тех, кто по несчастью или соблазну пользуется услугами ломбардов, не говоря уже о тех хитростях и коварстве, которые обеспечивают им доход, позволяют отнести их к причинам бедности»; 3. Публичные дома, «ужасное влияние которых на привычки и моральные принципы молодых мужчин, особенно моряков и подмастерьев, заметно во всем городе. Среди последствий их посещения – развязанность манер, вульгарность и сквернословие. Влияние публичных домов на несколько тысяч женщин, только в пределах этого города вовлеченных в порочное ремесло, мысль о котором шокирует добродетельную душу, не требует описания... Публичные дома, в которых рождаются низменные страсти, и процветает порочное распутство, занимают свое законное место среди причин бедности»; 4. Многочисленные благотворительные организации города, которые, несмотря на «культивирование чувства христианского милосердия» и «освобождения тысяч людей от тягот крайней нужды, от холода, голода, а порой, и от неминуемой смерти», все-таки, по мнению авторов доклада, способствуют распространению нищеты, поскольку поощряют лень и иждивенчество своей необдуманной и зачастую излишней филантропической деятельностью. Авторы не призывают вообще отказаться от благотворительности, но уверены, что ее следует проводить при условии «тончайшей бдительности, мудрейшей осторожности и самой тщательной системой надзора и наблюдения»; 5. Одной из главных причин распространения нищеты авторы доклада называют войну. Однако, «благословленные мирными временами», они не углубляются в рассмотрение этой причины, обратив внимание лишь на то, что войне сопутствуют все грехи и пороки человечества.

Особо отметим утверждение авторов доклада о том, что благотворительная деятельность может оказаться причиной распространения нищеты. В самой этой идее нет ничего нового, так как она являлась производной от протестантской трудовой этики. Интересно то, что она была озвучена представителями частного благотворительного общества, что, на наш взгляд, свидетельствует о том, что уже в начале XIX в. в среде благотворительных обществ возникает стремление к систематизации благотворительной деятельности, которая станет ведущим мотивом деятельности Обществ организации благотворительности в последней трети XIX в. Необходимо также отметить то, что в докладе ни словом не упомянуто о возможных экономических причинах бедности, а весь груз ответственности за бедственное положение возлагается на личность нуждающегося.

Таким образом, в первой трети XIX в. американцы полагали, что бедность является исключительно следствием личных морально-нравственных недостатков – лени, пьянства, отсутствия веры и т. д. Этим недостаткам можно противостоять, только воспитывая и развивая в бедняках набожность, трезвенность, предприимчивость, нравственность. Если устранить пагубные влияния и заменить их благотворными, личность бедняка изменится, и проблема будет решена. В результате многие представители среднего класса включились в движение за нравственное просвещение бедноты, и число частых благотворительных организаций, стремившихся оказывать помощь бедным не материальными средствами, а путем подъема их морали, непрерывно росло.

Однако период «просвещенной наивности» длился недолго. Уже через три десятилетия, в 1840-х гг. в США все громче раздаются голоса, призывающие американские благотворительные организации обратить внимание на экономические причины бедности. Изменения в осмыслении причин бедности четко прослеживаются на примере деятельности нью-йоркской Ассоциации улучшения положения бедняков (А. I. С. Р.), основанной в 1843 году Членами организации были белые англо-саксонские протестанты – торговцы, служащие, владельцы магазинов, ремесленники. Собственным примером они должны были прививать нуждающимся религиозные добродетели, трезвенность, трудолюбие и таким образом вывести из состояния экономической зависимости.

Традиционная для того времени озабоченность членов А. I. С. Р. моральным обликом нуждающихся неизбежно привела их к изучению средовых причин нищеты. Посещая дома бедняков, члены А. I. С. Р. обнаружили, что грязь, преступность, пьянство и болезни, царящие в трущобах, ставят крест на любых попытках поднять моральный уровень бедняков. Внушить жертвам столь жалких условий существования необходимость бережливости, умеренности, усердия, чистоплотности было просто невозможно – среда обитания ставила надежный заслон нравственному воспитанию. Важное открытие заключалось в том, что стремление к самосовершенствованию не могло привести к положительным результатам, если бедняк не был в состоянии найти работу, которая давала бы достаточный доход для содержания семьи.

Признав, что отсутствие работы нередко является главной причиной бедственного положения людей, А. I. С. Р. начала помогать нуждающимся в поиске работы, занялась распределением финансовой помощи нуждающимся, финансировала строительство «образцовых» многоквартирных домов. Деятельность А. I. С. Р. обозначила главные направления, по которым будет развиваться практика социальной помощи в США во второй половине XIX в. Настаивая сначала на том, что бедность является нравственной проблемой, А. I. С. Р. обратилась к изучению взаимосвязи между средой и бедностью и пришла к выводу о том, что для решения проблемы бедности необходимы государственное вмешательство и социальные реформы. Члены Ассоциации настаивали на том, что процедуры помощи должны быть четко спланированными, методы – научно обоснованными и адаптируемыми к разным ситуациям. Таким образом, Ассоциация задала основные направления теоретического и практического развития благотворительной работы, оказала заметное влияние на дальнейшее развитие теории и практики частной благотворительности.

XIX век принес много нового в развитии теории и практики частной благотворительности. Именно со второй половины XIX в. мы имеем право называть частную благотворительность в США «системной», поскольку в это время оформляется теория благотворительной деятельности, систематизируется и унифицируется ее практика. Но обо всем по порядку.

Развитие благотворительности в США во второй половине XIX в. было тесно связано с верой общества в возможности научного прогресса. В 1865 г. была созван съезд для основания общенациональной ассоциации работников благотворительных учреждений, на котором присутствовало свыше 300 делегатов. Вооруженные популярные в то время идеями научного прогресса, делегаты выдвинули новую концепцию филантрпической деятельности – «научную благотворительность».

На практике концепцию «научной благотворительности» осуществляли Общества организации благотворительности (далее ООБ). Они видели свою задачу в использовании новейших достижений естественных и общественных наук для улучшения положения низших слоев общества. Это стремление нашло выражение в основных принципах деятельности ООБ.

Еще одной инновацией ООБ было введение в свою деятельность так называемого «процедурного компонента». Руководители движения верили в то, что нищету удастся победить с помощью новых научных методов. Среди этих методов – планируемое вмешательство и процедуры, заключавшиеся главным образом в написании рекомендаций работодателям и предоставлении своей дружбы. Последнее рассматривалось как главное нововведение в благотворительную деятельность.

Не была оставлена и идея о том, что нуждающиеся способны вырваться из лап нищеты через «духовный подъем», для которого гораздо важнее ролевые модели поведения представителей высшего класса, чем приличная зарплата и нормальные жилищные условия. Таким образом «дружественные посетительницы», проводя с бедными свободное время, пытаясь занять их интересной беседой, читая свежие газеты и журналы, всерьез полагали, что помогают, таким образом, беднякам улучшить свое положение.

У стремления ООБ систематизировать благотворительную деятельность, поставить ее на научные рельсы имелся важный побочный эффект, оставшийся за пределами нашего исследования – появление в начале XX в. профессии социального работника. ООБ, наряду с движением сеттльментов на рубеже веков, дали принципиально новый толчок развитию институциональных государственных форм социальной поддержки.

Накал идеологических дискуссий о причинах бедности и характере деятельности благотворительных организаций (и общественная популярность подобного осмысления) в XX в. была, безусловно, ниже, чем в XIX. Это обусловлено многими причинами, в частности, тем, что идея прогресса утратила присущую ей в XIX в. сакральность. Пришло понимание того, что решение общественных проблем не находится в прямой зависимости от успехов научно-технического прогресса. Главной тенденцией развития теории частной благотворительности стало все большее смещение акцентов в объяснении причин бедности на экономические факторы.

В практической плоскости структура и характер частной благотворительности уже в первой половине XX в. приобретают современные черты. Наряду с существованием многочисленных благотворительных организаций, в первой четверти XX в. структуру частной благотворительности дополняет новая организационная форма – крупные благотворительные фонды. Их появление явилось результатом стремительных социально-экономических изменений на рубеже XIX-XX вв. Важным новым элементом американской экономики стало появление капиталистических гигантов – монополий и корпораций, в свою очередь способствовавших появлению прослойки мультимиллионеров. Семьи Ротшильдов, Рокфеллеров, Карнеги, Фордов и других представителей крупного капитала аккумулировали гигантские финансовые средства, часть которых была организована в благотворительные фонды. Особенность их деятельности, как в начале XX в., так и сейчас, – то, что они, как правило, не занимались прямой филантропической деятельностью, а оказывали субсидиарную помощь благотворительным организациям, финансировали различные социальные и филантропические, образовательные проекты. Другой отличительной особенностью деятельности благотворительных фондов явилось распространение их сферы интересов на международный уровень. Например, фонд Рокфеллеров в 1920-е гг. активно участвовал в благотворительной деятельности в Советской России.

В первой половине XX в. частная благотворительность дополняется еще одним элементом, без которого в наше время трудно представить существование системной благотворительности – организациями-фан-драйзерами. Специализация фандрайзеров – сбор средств на благотворительные нужды. Эти организации взяли на себя посредническую роль между американским обществом и благотворительными организациями, избавив последних от необходимости самостоятельно искать деньги. Хотя благотворительные организации не пренебрегают возможностью самостоятельного сбора средств на собственные нужды, существенную помощь им, как правило, оказывают фандрайзеры. Самая известная и крупная организация – фандрайзер – Юнайтед Уэй (United Way), основанная в 1918 году и в настоящее время имеющая тысячи местных представительств не только в США, но и во многих странах мира, включая Россию.

Немаловажным фактором успеха частной благотворительности в США была и остается гражданская позиция средних слоев американского общества. Участие в благотворительной деятельности стало частью культурного стереотипа поведения «настоящего американца». 50% взрослого населения США (около 100 миллионов человек) периодически участвуют в волонтерской деятельности, что означает дополнительные миллиарды человеко-часов работы в религиозных, образовательных, рекреационных, культурных, спортивных и иных (благотворительных по своей сути) организациях. Благотворительность в канун Рождества является непременным атрибутом праздника. Проповедь священника в церкви обычно заканчивается сбором средств на те или иные нужды общины. Степень вовлеченности американцев в благотворительную деятельность посредством финансовой поддержки беспрецедентна. В июне 2005г. газета «Нью-Йорк Тайме» сообщала, что в условиях экономического спада пожертвования американцев на благотворительные нужды остаются на высоком уровне, составив в 2004 и 2005 гг. примерно 241 миллион долларов, что равняется 2,3% валового внутреннего продукта США.

По данным ежегодного общенационального доклада «Америка благотворительная, 2007», на территории Соединенных Штатов в настоящее время действует 64 848 благотворительные организации. Существует более 300 программ поддержки и защиты молодежи. Наиболее массовыми являются благотворительные программы Лиги защиты молодежи, созданной в 1920 году, программа «Хелп» для одиноких матерей до 20 лет и, конечно же, программы Армии спасения, которые охватывают в настоящее время все профессиональные учебные заведения страны.

Американская частная благотворительность в начале XXI в. обладает всеми признаками системности – развитой теоретической основой, обширной сетью благотворительных организаций, наличием разнооб­разных инструментов финансирования системы. Четкая структура и финансовая прозрачность деятельности благотворительных организаций позволяет подвергать их деятельность всестороннему статистическому учету. Важный признак системности – длительный путь исторического эволюционного развития института частной благотворительности.

История благотворительности не только обеспечивает американцев примерами для подражания, но и является источником гордости за свою страну.