Geum.ru

Б. Х. Гошокова к проблеме профессионального самоопределения студентов-психологов

Вид материалаДокументы

Содержание


Foreign policy factors and soviet criteria of eastern germans’ discharge from the special camps
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   16

Внешнеполитические факторы и советские критерии

освобождения восточных немцев из спецлагерей

Н.П. Казначеева

FOREIGN POLICY FACTORS AND SOVIET CRITERIA OF EASTERN GERMANS’ DISCHARGE FROM THE SPECIAL CAMPS

N.P. Kaznacheeva


В статье анализируются условия реализации советской оккупационной политики в Восточной Германии, показываются и обосновываются меры по освобождению интернированных немцев на завершающем этапе денацификации в условиях обострения противоречий с западными державами, раскрывается их нормативное обеспечение.


The author analyzes the conditions of the Soviet occupation policy realization in Eastern Germany, shows and substantiates measures for the interned Germans’ discharge on the final stage of denazification in the conditions of aggravation of antagonisms with Western States, reveals their normative provision.

В статье анализируются условия реализации советской оккупационной политики в Восточной Германии, показываются и обосновываются меры по освобождению интернированных немцев на завершающем этапе денацификации в условиях обострения противоречий с западными державами, раскрывается их нормативное обеспечение.


В отечественной и зарубежной историографии люди, находившиеся во время войны и после победы в лагерях на территориях Германии, подконтрольных союзническим войскам, назывались по-разному: узники, заключенные, интернированные. По существу, между этими понятиями не имеется особых различий, в том числе правового характера. Все они предназначены для обозначения состояния лиц, лишенных свободы, пребывающих под стражей, находящихся в изоляции от общества независимо от режима власти и действующих юридических норм. Практически не отличаются они и по срокам действия, если не брать во внимание того, что интернирование подразумевает временное лишение свободы. Однако применительно к различным категориям немецкого населения эта временность сначала ничем не регламентировалась. Только в 1947 году в советской зоне оккупации был установлен прокурорский надзор над деятельностью спецлагерей, а аресты производились после официального объявления обвинения. В то же время основная масса интернированных немцев была размещена в лагерях в первое послевоенное время, и на них не распространялись вновь введенные ограничения.

Положение усугубляло большое количество перемещенных лиц немецкой национальности из стран Восточной Европы, этот процесс по достигнутым в Потсдаме договоренностям должен был проходить в «упорядоченной форме». На практике сделать это оказалось достаточно сложно. По состоянию на конец октября 1946 года в советской зоне оккупации находилось 3600 тысяч переселенцев, в британской – 3100 тысяч, в американской 2700 тысяч, во французской – 60 тысяч, в Берлине – порядка 100 тысяч, в общей сложности более 9,5 миллионов человек. Их присутствие в разоренной стране создавало дополнительные проблемы не только с рабочими местами, но и жильем. Четверть жилого фонда Германии оказалась разрушенной и не пригодной для эксплуатации. А.С. Якушевский считает, что к весне 1945 года на территории Германии скопилось более 10 миллионов переселенцев и беженцев, среди которых было немало военнослужащих вермахта [1]. Среди коренного местного населения к этому времени около 7,5 миллионов человек являлись бездомными. В конце войны на территории Германии погибало особенно много людей, не только немцев и не всегда в результате бомбардировок. Известно много случаев, когда немецкие власти специально запирали остарбайтеров и военнопленных в помещениях, где они сгорали заживо. В одной из тюрем Дрездена во время возникшего пожара одновременно погибло две тысячи советских граждан [2]. Конечно же, все эти эпизоды являлись следствием объявленной Гитлером в марте 1945 года доктрины «выжженной земли». Ее реализация стала неотъемлемой частью последствий Второй мировой войны и принесла немецкому народу дополнительные страдания и лишения. Вопреки здравому смыслу, как считают западные исследователи, один из последних приказов фюрера не был нацелен на то, чтобы «сохранить для нации любую возможность возрождения в отдаленном будущем» [3].

В такой обстановке очень сложно было создать какие-либо условия для содержания лиц, виновных в совершении военных преступлений и причастных к подрывной работе против оккупационных властей. Последние в лице Союзного Контрольного Совета, несмотря на имевшиеся разногласия в действиях конкретных военных администраций четырех держав, все же совместно управляли Германией до марта 1948 года, и это управление в целом осуществлялось планомерно и эффективно на основе согласованных решений. Результатом стал по существу возврат германской государственности, которая фактически полностью была утрачена во времена нацистского режима. В качестве главных признаков необходимо считать отсутствие конституции, структуры государственных институтов, правовой системы и управленческой иерархии. Взамен этого существовал набор военизированных структур, которые были объединены лишь подчинением одному и тому же фюреру. Только благодаря правительствам четырех держав вся эта неразбериха была ликвидирована.

Что касается денацификации, то западные исследователи предпочитают разделять ее на две составные части. Персональная денацификация, по их мнению, проводилась в различных зонах по-разному: в советской зоне - согласно межсоюзническим договоренностям, в западных зонах – для фарса [4]. Однако главными в данной области они считают итоги государственной денацификации, прежде всего ликвидацию нацистских организаций и ведомств. С точки зрения одних, она везде была проведена одинаково, основательно и надолго. С позиций других, западные державы «полностью сохранили военные и другие промышленные концерны, их руководящие кадры – кадры гитлеровского вермахта, нацистской партии». В подтверждение этого один из бывших руководящих работников американской военной администрации в Германии Дж. Уилер отмечал в своих воспоминаниях, что США имели следующие виды на Германию: «восстановление монополистического капитала под контролем Уолл-стрита; спасение старых капиталовложений и использование всех возможностей для новых инвестиций; создание антисоветского военного плацдарма, создание зоны напряжения для ведения холодной войны» [5].

Вместе с тем ни у кого не возникает сомнений в том, что на начальном этапе оккупации союзники совместными усилиями создали совершенно новую основу для создания политической и правовой системы Германии. Вывод о том, что державы действительно намеревались создать единое германское государство с едиными политическими институтами, основан на том, что система земель и партий была вначале одинаковой во всех четырех зонах. При этом в вопросах федерализации впереди шли западные державы, а демократизации – Советский Союз. При наличии отдельных разногласий все победители видели обновленную Германию, состоящую из пятнадцати земель, пять из которых находились на территории советской оккупационной зоны. В каждой из этих зон первоначально действовали одни и те же официальные партии: коммунистическая, социал-демократическая, либеральная и христианско-демократическая. На востоке страны они были созданы раньше, на западе – немного позже. Со второй половины 1947 года политика держав стала быстро терять признаки единства целей, чему в определенной мере способствовало сохранявшееся безразличие немецких политиков и общественности. Немцы слабо верили мирным намерениям победителей. Немецкий исследователь послевоенной истории Германии С. Хаффнер считает, что «создание двух новых государств не могло произойти без участия немцев. Если бы немцы упорно держались за свое национальное единство и выступили бы против создания раздельных государств, союзники не сумели бы их заставить это сделать. В действительности же немцы в большей или меньшей мере послушно, в большей или меньшей мере сдержанно сами осуществили создание двух раздельных государств, причем в этом случае западные немцы шли впереди» [6].

Действительно, планы союзников по разделению Германии потеряли свою актуальность еще в 1945 году, после чего на межсоюзническом уровне больше не обсуждались. В этом уже не было необходимости, поскольку все эти планы предназначались для того, чтобы исключить Германию из мировой политики как фактор силы. Фактический раскол государства, произошедший в 1949 году, преследовал цель иного порядка: включить фактор германской силы в европейскую политику. Другими словами, раскол Германии не был следствием Второй мировой войны, он стал продуктом конфронтации между державами.

Денацификация, таким образом, являлась сферой проявления общих интересов. Возможно, поэтому интенсивность проведения мероприятий в этой сфере отражала в себе и уровень взаимодействия между союзниками, и направления политики каждой из держав в подконтрольных им зонах. Не случайно, видимо и то, что именно с 1947 года стали очевидными усилия оккупационных властей, направленные на отказ от силовых методов борьбы с проявлениями национал-социализма.

Как правило, отправной датой начала освобождения немцев из советских спецлагерей считается 4 декабря 1946 года, когда от руководства СВАГ в Москву поступило письмо с предложением о предоставлении свободы первой партии заключенных в количестве 35 тысяч человек. Речь шла в основном о так называемых «второстепенных преступниках», в отношении которых по решению Союзного Контрольного Совета предусматривалось «пребывание их на свободе с испытательным сроком до трех лет». В соответствии с директивой СКС эти лица не могли заниматься политической деятельностью, преподавать в учебных заведениях, работать в редакциях периодических изданий, самовольно покидать места постоянного жительства без соответствующего разрешения органов местного самоуправления. Далее в письме указывалось, что за время пребывания названной категории немцев в спецлагерях «никаких дополнительных компрометирующих данных в отношении их не добыто. При этом военные трибуналы в отношении этих арестованных к производству не могут принять ввиду того, что на них нет материалов, свидетельствующих и об их враждебной работе против СССР, так как они за время пребывания на территории Советского Союза не были, но состояли членами фашистской партии». Руководство Советской военной администрации полагало, что «содержать в лагерях эту категорию заключенных… нет необходимости. … нахождение их на свободе… не представляет опасности» [7].

Реакция советского военного руководства однозначно указывает на то, что в этот период все совместно принятые решения выполнялись в полном объеме. Более того, содержание рассматриваемого документа свидетельствует о том, что в число освобождавшихся лиц включались не только участники «Фольксштурма» и рядовые члены нацистской партии, но и отдельные категории руководителей территориальных организаций НСДАП. На руки им выдавалось заключение комиссии, согласно которому они должны были являться на регистрацию в местные комендатуры один раз в месяц. В это время в советских спецлагерях содержалось 80 тысяч человек, следовательно, на свободу выпускалось немногим менее половины.

Однако освобождение немцев в советской зоне оккупации началось несколько раньше, чем поступило в Москву названное выше письмо. Еще в середине августа 1946 года Отдел спецлагерей поставил вопрос о необходимости решения судьбы рядового и унтер-офицерского состава немецкой армии, который находился в подчиненных ему учреждениях. Всего в спецлагерях насчитывалось 2690 человек из этих категорий военнослужащих. Лагеря для военнопленных отказывались принимать их, ссылаясь на Приказ № 00955 от 13 августа 1945 года, который предусматривал освобождение части военнопленных рядового и унтер-офицерского состава, в отношении которых не получено достаточных данных для предъявления им обвинения в военных преступлениях [8].

В начале августа 1946 года военно-врачебная комиссия освидетельствовала в спецлагерях 5138 человек, из которых 476 человек были признаны годными к физическому труду. Они направлялись в лагерь для военнопленных. Остальных 4662 заключенных по результатам освидетельствования предлагалось освободить. Принципиальное согласие руководства МВД на этот счет было получено 17 августа, но в нем содержалось также указание «очень строго» подойти к решению этого вопроса и «после проверки распустить до 1 сентября».

Исполняя данное указание, Отдел спецлагерей создал сразу три комиссии, которые должны были провести детальную проверку всех лиц, подлежавших освобождению. В результате фактически было освобождено 714 человек: 135 рядовых и 579 унтер-офицеров. Лагерные комиссии сочли 925 человек из числа работников суда, прокуратуры, торговцев, инженеров социально опасными. Кроме них в спецлагерях были оставлены 77 человек, имевших родственные связи в союзных зонах оккупации. Еще в отношении 1459 заключенных были получены данные о том, что они являлись командирами взводов, рот и батальонов «Фольксштурма», выяснилось также, что 851 человек занимал административные должности в местных органах власти, 536 человек, выдававших себя за унтер-офицеров, на самом деле оказались офицерами более высокого ранга. Было решено после оформления соответствующих документов передать их в лагеря для военнопленных [9].

Первый опыт освобождения, как показывает данный пример, оказался не совсем удачным, но начало все же было положено. С другой стороны, этот факт свидетельствует о том, что администрация лагерей серьезно относилась к выполнению мероприятий по денацификации, чтобы каждый виновный в военных преступлениях понес заслуженное наказание. Он явился также уроком для тех заключенных, которые старались любым способом скрыть свое прошлое, дал им понять, что обман – это далеко не лучшее средство для самосохранения. Ведь история с официальным освобождением немцев стала известна повсеместно, поскольку среди них были теперь уже бывшие заключенные всех сохранявшихся на тот период советских спецлагерей. Лагерь № 1 покинуло 379 человек, лагерь № 3 – 126, лагерь № 7 – 99, лагерь № 8 – 77, лагерь № 9 – 33 человека [10].

История с первой партией отпущенных на свободу немцев имела продолжение и приобрела определенное значение в решении вопросов их дальнейшего освобождения из советских спецлагерей. Буквально через несколько дней после получения информации о пересмотре материалов на лиц, подлежавших освобождению, МВД СССР дало указание начальнику Отдела спецлагерей провести повторную проверку и при отсутствии компрометирующих материалов положительно решить вопрос о предоставлении свободы 597 командирам взводов военизированных организаций, а также лицам, занимавшим в вермахте офицерские должности до старшего лейтенанта включительно, но не имевшим офицерских званий [11]. В это время отношения между союзниками были насыщены решением важных международных задач, направленных, прежде всего, на сохранение стабильности на континенте. Однако многие принимавшиеся решения на фоне усилившегося пропагандистского противостояния свидетельствовали об их стремлении к разграничению контрольных полномочий [12]. В этом контексте вопрос о лагерях и категориях содержавшихся в них лиц приобрел совсем другое значение. Он давал повод для различных нападок и обвинений. В определенной мере это объясняет причины начала кампании по освобождению интернированных немцев и ликвидации спецлагерей.

Логическим продолжением избранного направления деятельности Советской военной администрации явилась подготовка в конце октября 1946 года перечня категорий и определения порядка освобождения заключенных из лагерей. Это относилось в первую очередь к лицам, «за которыми не числится преступной деятельности», а также людям преклонного возраста, больным и в силу этого нетрудоспособным, младшим офицерам до капитана включительно независимо от того, являлись ли они кадровыми военнослужащими или состояли в военизированных организациях. Предварительно все направлялись на медицинскую комиссию, которая определяла категорию их физического состояния. В зависимости от результатов освидетельствования, вопрос освобождения решался в индивидуальном порядке путем вынесения постановления, которое утверждалось начальником Отдела спецлагерей.

Нельзя не отметить, что, начиная с 1947 года, проблема заключенных в спецлагерях стала отражать в себе не только состояние межсоюзнических отношений, но и уровень доверия к советской оккупационной власти со стороны восточногерманской общественности. Особенно ярко это проявилось в конце лета – начале осени после того, как решением СВАГ «всем бывшим членам нацистской партии, которые не совершали никаких преступлений ни против мира и безопасности других народов, ни против самого немецкого народа», было предоставлено избирательное право [13]. С них были сняты все существовавшие до этого политические и гражданские ограничения, но при этом положение заключенных в спецлагерях осталось без изменений.

Естественно, что это противоречие не осталось без внимания как немецкого общества, так и союзников. Руководству СВАГ начали поступать ходатайства родственников, а также отдельных политиков и организаций СЕПГ об освобождении различных категорий немецких заключенных из спецлагерей. Усилились антисоветские пропагандистские акции. Ситуация требовала срочного политического разрешения. По этому поводу прокуратура СССР подготовила письмо правительству о положении дел в спецлагерях. В нем отмечалось, в частности, что «за последнее время в военные прокуратуры в массовом порядке стали поступать устные и письменные заявления немцев с просьбами сообщить им, за что и на какой срок заключены их родные. Органы прокуратуры не правомочны и не имеют возможности отвечать на эти заявления. Между тем длительное содержание под стражей столь большого количества немцев без суда и следствия некоторыми элементами в различных формах используется в антисоветских целях» [14].

Как следствие, в начале сентября 1947 года на уровне министров внутренних дел и государственной безопасности были определены новые возможности освобождения некоторых категорий заключенных спецлагерей с участием прокурорских работников, которые с этих пор включались в постоянно действующие реабилитационные комиссии. Было принято решение оставить в лагерях и тюрьмах шесть категорий заключенных:

- шпионско-диверсионную и террористическую агентуру германских разведывательных и карательных органов;

- участников организаций и групп, оставленных немецким командованием и разведывательными органами для подрывной работы в тылу Советской Армии;

- содержателей складов оружия, подпольных типографий и радиостанций, предназначенных для вражеской работы в расположении советских войск;

- официальных сотрудников гестапо, СД, Абвера и других немецких разведывательных и карательных органов;

- центральных, областных, городских и районных руководителей национал-социалистической партии и фашистских молодежных организаций;

- руководителей центральных, областных, городских и районных административных фашистских органов, а также редакторов газет, журналов и авторов антисоветских изданий.

Анализ приведенного перечня показывает, что в сравнении с первым вариантом, утвержденным в апреле 1945 года, из него исключены активные члены национал-социалистической партии. Остальные позиции остались практически без изменений. Другими стали подходы. Руководители МВД и МГБ потребовали от своих подчиненных ускорить проверочные мероприятия, «всех лиц, документально изобличенных в шпионско-диверсионной и террористической деятельности против Советской Армии и военной администрации, предать суду Военного трибунала». Предлагалось также «освободить из заключения лиц, необоснованно содержащихся в лагерях и тюрьмах, а также хронически больных и стариков, в отношении которых нет достаточных данных для предания суду» [15].

С осени 1947 года заметно повысился уровень ответственности за результаты работы по освобождению немцев. Как указывалось выше, первые списки освобожденных утверждались на месте начальником Отдела спецлагерей, теперь же необходимо было получать санкцию министров внутренних дел и государственной безопасности. Но и этот уровень очень скоро оказался не предельным, что свидетельствует о росте значимости проблемы для всей оккупационной политики. В марте 1948 года Совет министров СССР принял постановление «О пересмотре дел немецких граждан, содержащихся под стражей в Советской зоне оккупации Германии». Согласно документу, комиссии по пересмотру дел на лиц, в отношении которых не были вынесены судебные приговоры, выделялся срок два месяца. По истечении этого времени все арестованные, не относящиеся ни к одной из выделенных выше категорий, в отношении которых следствием не было установлено достаточных оснований для предания их суду, подлежали освобождению. Совет министров требовал также представить ему на утверждение результаты работы комиссии [16].

В установленный срок эти результаты были направлены в правительство и утверждены 30 июня 1948 года. Из советских спецлагерей в Германии в течение последующих двух месяцев вышли на свободу 27749 человек: руководители и функционеры низовых организаций НСДАП и гитлеровской молодежи, рядовые члены СА и СС, неоперативный состав полиции, гестапо и других карательных органов, личный состав «Фольксштурма» [17]. Конечно же, можно говорить о том, что все вопросы, связанные с освобождением немцев из заключения, решались недостаточно быстро. Потребовалось девять месяцев для того, чтобы принять окончательное решение. Вполне вероятно, что это объясняется нежеланием ведомственного руководства брать на себя ответственность, хотя были и более веские причины.

Дело в том, что до середины февраля 1948 года в восточной части Германии так и не были созданы органы государственной власти. С февраля функции правительства, в соответствии с решением СВАГ, начала исполнять Немецкая экономическая комиссия. Сразу же после этого, 26 февраля, вышел приказ № 35, который объявил окончание политики денацификации в советской зоне оккупации. Это означало, что с этих пор судьбу бывших нацистов, их сторонников и пособников, а также все вопросы политического воспитания населения будут решать сами немцы. В этом же месяце прекратил свою деятельность Союзный Контрольный Совет, а уже в конце марта начались консультации между руководством СЕПГ и советским правительством, в том числе по вопросам ликвидации спецлагерей.

Таким образом, советские специальные лагеря на оккупированной территории Германии просуществовали с 15 мая 1945 года по 15 марта 1950 года. Их количество никогда не было постоянным, все зависело от наличия и движения заключенных. Проведенный анализ позволяет говорить о том, что ликвидация спецлагерей не являлась единовременным мероприятием, это был процесс, который начался с момента освобождения первой группы интернированных немцев. Сначала этот процесс осуществлялся в режиме согласования с западными союзниками, но после роспуска Союзной контрольной комиссии продолжался в рамках отдельных оккупационных зон. Нет сомнений в том, что освобождение интернированных немцев было подчинено достижению политических целей, в обстановке того периода по-другому быть и не могло, поскольку по большому счету именно на территории побежденного рейха решалась судьба Европы, стабильности и безопасности в мире.