Б. Х. Гошокова к проблеме профессионального самоопределения студентов-психологов

Вид материалаДокументы

Содержание


Взаимодействие в сфере культуры и быта горцев, казаков и российских переселенцев на северном кавказе (конец xviii - xix вв.)
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В СФЕРЕ КУЛЬТУРЫ И БЫТА ГОРЦЕВ, КАЗАКОВ И РОССИЙСКИХ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (КОНЕЦ XVIII - XIX ВВ.)

Л.И.Триус


CULTURAL AND EVERYDAY LIFE INTERACTION BETWEEN CAUCASIONS, COSSACKS AND RUSSIAN MIGRANTS IN THE NORTHERN CAUCASUS (THE END OF XVIII-XIX CENTURIES)

L.I.Trius

  Данная статья раскрывает результаты взаимодействия и взаимовлияния  в сфере культуры и быта горцев, казаков и российских переселенцев на Северном Кавказе в конце XVIII-XIX вв. В статье показаны изменения, связанные с жилищем, пищей, одеждой, браком и культурными традициями описываемых народов, которые стали итогом их межэтнического взаимодействия.  Кроме того, в статье приводятся последствия государственной политики Российской империи в период с конца XVIII-XIX вв., связанные с просветительством в северокавказском регионе и направленные на совершенствование  сфер медицины и образования. В статье показаны позитивные примеры  взаимодействия и взаимовлияния данных народов с одной стороны, и изменения, произошедшие в изучаемый период благодаря Российской администрации в культурно-бытовой жизни  взаимодействующих народов в период с конца XVIII-XIX вв. с другой стороны.

The article gives results of interaction and interference in the sphere of culture and life between Caucasians, Cossacks and Russian migrants of the Northern Caucasus in the end of XVIII and XIX centuries. The author shows the changes connected to dwelling, food, clothes, marriage and cultural traditions of described peoples which became the result of their interethnic interaction. Besides consequences of the state policy of the Russian empire in the period from the end of XVIII and in XIX centuries are analysed, connected to the enlightenment in the North Caucasian region and directed on the perfection in medicine and education spheres. On the one hand, the author determines positive examples of interaction and interference of given peoples, and on the other hand, the changes which have occurred in the investigated period due to the Russian administration in cultural and community life of cooperating peoples in the period from the end of XVIII and in XIX centuries.


Культура - одно из самых обширных понятий гуманитарной научной мысли. На сегодняшний день понятие «культура» имеет более 400 определений. Образование, наука, искусство принадлежат к «вы­сокой» (профессиональной) культуре, но это не вся культура, ибо до ее создания любой народ имел свои традиции и обычаи, т. е. тра­диционную культуру.

Таким образом, культура в самом широком смысле слова - это традиционная культура, наука, образование, искусство, литера­тура, язык народа.

Во все времена большие и малые войны между народами все­гда заканчивались за столом мирных переговоров, давая начало культурному диалогу. Говоря иначе, любые контакты различных племен и народов сопровождались взаимовлиянием их матери­альной и духовной культур. Культура всегда выступала и выступа­ет «послом» мира, не разъединяет, а сближает различные народы, культурный же диалог только обогащает принимающих в нем уча­стие.

Общеизвестно, что судьба каждого народа во всех сфе­рах своего проявления, в том числе и культуре, находит­ся в тесной диалектической взаимосвязи со средой его обитания, с ее природно-климатическими условиями. Особенно эти условия накладывают большой отпечаток не только на физический облик народа, но и на культуру, традиции, обычаи, уклад жизни, характер, дух народа - словом, на образ жизни и образ мышления данного этно­са, на его ментальность.

При совместном проживании на одной территории и автохтонные, и пришлые народы на протяжении веков выработали одинаковую во многом материальную и ду­ховную (традиционную) культуру. Даже русскоязычное население, которое сравнительно недавно появилось на Северном Кавказе, выработало в своей культуре много общего с культурой местного населения.

Изначально процесс взаимного влияния культур горцев, казаков и русских переселенцев возникает с появлением первых переселенцев на Северном Кавказе – гребенских казаков и усиливается к XVIII в.

Начиная с XIX в., в связи со смешанным расселением горцев, казаков, русских, украинцев и иностранных колонистов на новых территориях, ассимилятивные процессы начинают протекать более активно. С приездом русских и украинских переселенцев семейно-бытовая культура северокавказских народов начинает испытывать влияние, новых традиций, впитывая в себя элементы культур Запорожского, Донского, Курского, Воронежско­го, Харьковского, Полтавского и других регионов России.

Межэтническая культурная диффузия в конце XVIII- начале XIX в. в первую очередь затронула язык, песенный и танцевальный фольклор и в меньшей степени - обрядовую субкультуру.

С середины XIX в. начинается качественно новый этап в этничес­кой истории Северного Кавказа. Окончание военных действий на Кав­казе, образование Кубанского казачьего войска и освоение предгорий За­падной части Кавказского хребта способствовали усилению ассимилятив­ных и консолидационных процессов на межэтническом уровне. Интенсив­ной переработке подвергается исходный культурный фонд этнографических групп.

Нельзя не отметить и того, что ни длительные вой­ны, ни выступления горцев под руководством своих имамов против иноверцев в корне не ломали дружественных отношений между терскими казаками и горцами. И несмотря на все сложности их взаимоотношений, русская культура проникала в толщу горских народов, и, напро­тив, все лучшее, что было у местного населения, бралось для жизни в казачьем быту.

Взаимные добрососедские отношения, сложив­шиеся за долгие годы совместной жизни терских казаков с горцами, были настолько близкими и тесными, что, как отмечали многие, русского казака-терца трудно было отличить от соседа-горца. Взаимо­связь и преемственность в повседневной хозяйственной жизни, в обиходе, женской и мужской одежде, оружии, постройках, использовании сельско­хозяйственного календаря, породности скота, лоша­дей, убранстве, обычаях, обмене товарами были поразительно схожими. В особенности гребенцы, много переняли от сво­их соседей не только в одежде, образе жизни и обычаях, но и в поступи, походке, посадке на коне.

Первые переселенцы в новых условиях зачастую стара­лись сохранить характерные для них тра­диции, обычаи, религию. В Терках, например, судя по официальным доку­ментам, преобладали типичные русские рубленые дома - избы с чердаками, се­нями, амбарами. Извест­ное влияние на планировку срубных жилищ в более позднее время оказали и приемы домостроительства донского казачества, привнесенные на Терек, позднее и на Кубань переселенцами.

Однако в природных условиях Северного Кавказа бревенчатые жилища продувались, требовали большого количества топлива, которого здесь в достаточном количестве не было, поэтому во дворах стали сооружать т.н. горские сакли (хаты), длинные низкие турлучные или саманные строения, большей частью без фундамента и с плоской крышей и печью, где зимой проживала вся семья.

По мнению Заседателевой Л.Б., саманные жилища сооружались скорее всего под влиянием украинских переселенцев. Это подтверждает и украинский способ выделки самана, и то, что наибольшее количество саманных домов встречалось в западных районах Терека, ближе к Кубани [1].

Русское окружение оказывало влия­ние на быт и культуру горцев. Например, в рубленых хоромах князя Муцала по­стели на русский манер были убраны шелковыми и выбойковыми одеялами, рус­ские сундуки по-восточному были покры­ты богатыми коврами, глиняная посуда и деревянная утварь по-русски расписана красками; кроме того, в доме имелись вы­сокие русские столы и стулья [2].

Горское влияние ощущалось и в интерьерах русских (в меньшей степени украинских) жилищ. По одной стене, иногда по-кавказ­ски украшенной коврами, было развеше­но оружие и доспехи, в углу горкой возвы­шались постели и одеяла, сложенные на кавказский манер ровными кипами; на самом видном месте красовалась на по­лочках тщательно вычищенная и парадно расставленная посуда, причем особой лю­бовью пользовалась металлическая - главным образом медная и более редкая серебряная (кувшины для воды, блюда, кубки). По традиции в доме сохранялась традиционная русская печь с широким устьем, просторные русские лавки (порой на кавказский манер покрываемые ковра­ми), стол, стулья, сундуки, а в красном уг­лу под рушником висела икона или возвышался киот с образами [3].

В XIX веке происходят изменения в культуре и быту народов Северного Кавказа, ведущих кочевой образ жизни. Калаусо-саблинские и калаусо-джембойлуковские ногайцы имели уже к 1840 г. «постоянные жилища, устроенные по подобию русских изб, но большею частью без по­толков и стеклянных окон» [4]. У ногайцев счет денег, меры длины, емкости, веса, времени, в том числе календарь стали общероссийскими. В конце XIX века под влиянием так называемой городской культуры в быту караногайцев появились ложки, вилки, тарелки. Зажиточные ногайцы переходили на европейский костюм, приобретали часы и прочее.

Традиция же «образцового», то есть типового проектирования объектов всего типологического диапазона, от административных зданий до ограждений и ворот [5], поддерживаемая Российской администрацией, на Северном Кавказе не приживалась. Колонисты изготавливали саманный кирпич, так называемый тогда «деланный» и строили на свое усмотрение и относительно имеющегося у них мастерства.

Со второй половины XIX в. во внутреннее убранство жилищ проникают городские вещи: стулья, шкафы, зеркала и прочее, и оно теряет свой неповторимый колорит.

Известные сдвиги происходили также и в пище местных народов Северного Кавказа и переселенцев в конце XVIII-XIX вв. Одно из самых ранних упоминаний о пище русского и горского населения Северного Кавказа содержится в документах начала XVII в.[6].

Самую большую известность в этот период получили называе­мые тюркским термином «шашлык» поджаренные на вертеле или пру­тьях на открытом огне кусочки мяса, иногда с добавлением других про­дуктов.

Как и у соседних кавказ­ских народов, у переселенцев бытовал со­леный и сушеный овечий и козий сыр, а также мучные изделия с добавлением в пресное тесто соленого творога и сыра. В горных условиях закваска стала применяться для заквашивания коровьего, но особо овечьего молока - кефира.

Казаки переняли у горцев целый ряд национальных блюд: ле­пешки с начинкой из сыра и овощей, пресный хлеб, смесь творога с топленым маслом и другие. В свою очередь, горцы стали упот­реблять в пищу большее количество ранее неизвестных овощей, блюд, готовить заквашенное тесто. Кабардинские элементы просматриваются в употребле­нии казаками «пасты» (густого пшена, ко­торое ели чаще хлеба). Некоторые элементы праздничной пищи ногайцев (баурсак) также получили распространение у казаков.

Виноград, особенно для гребенцов, стал вторым хлебом. Популярны были также различные виды шербетов, приго­товляемые горцами из меда или фруктовых соков.

Фасоль и бобы появились в пищевом ассортименте кубанских, терских
и донских казаков под влиянием кухни народов Кавказа. С появлением казаков и русских переселенцев среди горцев все большее распростране­ние получают картофель, капуста, свекла, гречиха. Шире стала исполь­зоваться пшеничная мука. Расширилось потребление чая, сахара, конди­терских изделий.

У русского на­селения были переняты борщ, котлеты, голубцы и другие блюда, у народов Средней Азии - манты, плов, баурсак, лагман и т. д.

Развитие товарно-денежных связей во второй половине XIX в. обогатило пищевой рацион населения края. В лавках и магазинах в большом количестве появились редкие ранее сахар и конфеты (особенно леденцы).

Изменению и взаимовлиянию подверглась также одежда горцев, казаков и русских переселенцев Северного Кавказа в конце XVIII-XIX вв.

Гребенские казаки носили то же, что и адыги. В непогоду поверх кафтана или халата надевали короткую бурку, которую носили на одном плече и поворачивали её в ту сторону, откуда был ветер или дождь. Носили и овечьи шубы (преимущественно старики), иногда шерстью наружу. Головными уборами служили шапки из меха ягнят, лисиц, куниц, фетровые и стеганые суконные колпаки, мужские тюбетейки и (преимущественно в Дагестане) чалмы [7].

Обувь состояла из суконных или кожаных ноговиц и поршней, из сы­ромятной кожи, с плетёной подошвой. Бога­тые вместо поршней носили чувяки из цветного сафьяна, иногда с металлическими аппликациями.

Кроме оружия, мужчины носили при себе нож в кожаном чехле, трут, кремень, бритву нескладную или складную, оселок, костяную или деревян­ную пороховницу.

Основы казачьего костюма на Тереке были выра­ботаны первопоселенцами - гребенцами, а затем уже усваивались осталь­ными казаками. Имея сходный с горцами быт и хозяйственные занятия, гребенцы, по-видимому, быстро заимствовали многие элементы костюма и вооружения местных народов, поскольку они были прекрасно приспособлены к усло­виям Северного Кавказа.

Таким образом, быстрому распространению нового типа одежды у прибывающих на Терек волжцев, донцов способствовало то, что здесь уже существовала группа русского населения, вполне освоившая и дополнившая костюм и вооружение северокавказских народов.

Горская одежда попадала к казакам разными путями: обмен товаров на одежду происходил на ярмарках; одежда захватывалось также во время походов в горы и при нападениях горцев на терские станицы; взаимное одаривание одеждой происходило среди кунаков.

Башлык получил широкое распространение не только у народов Северного Кавказа, но и в России, входя в форму казачьих частей, в гимназическую форму. Кроме того, наполеоновские войска также были снабжены башлыками. Как и у горцев, формой накидной одежды терских казаков была войлоч­ная бурка, которая защищала всадника oт снега, дождя, ветра. На прива­ле она служила и подстилкой, и одеялом. Для XIX в. была характерна ко­роткая колоколообразная бурка. Зимней одеждой терских казаков являлись теплушки, шубы с запахом (кожухи).

С 1774 г. было утверждено новое обмундирование и вооружение Кубанского казачьего войска, основу которых составили «черкесские образцы».

Во второй половине ХIХ в. получают распространение прямые высокие очень мохнатые шапки из шкур баранов или коз. Они бытовали главным образом у народов Северо-Восточного Кавказа и терских казаков.

Терские казачки в своей повседневной практической деятельности почти не отличались от женщин-горянок, да и многие горянки стали казачьими женами.

Под влиянием общения с русским народом в костюм горцев все шире стали входить ткани фабричного производства: сукно, сатин, ситец, атлас, чесуча и др. Богатые горцы и нарождающаяся интеллигенция стали носить костюм городского типа.

С укреплением позиций России на Тере­ке усилился поток в города и станицы ка­бардинских «ясырей», которые принимали здесь крещение и назад владельцам не от­давались. Межэтнические браки известны и в XIX веке. Среди предков терских казаков известны кубанские мурзы, черкесы, окоченские татары, поляки, донские казаки, грузины [8].

Следы подобных брачных союзов - смешанных бра­ков - четко прослеживаются в антропологическом типе населения старо­жильческих станиц Кизляро-Гребенского полка (Червленая, Гребенская, Шадринская, Курдтоковская и др.)[9].

В ХVIII -XIX столетиях свадебная об­рядность казаков и русских переселенцев все более и более усложнялась. В нее включались элементы свадебной обрядности местного северокавказского на­селения. Изменился характер праздничной одежды жениха и невесты; часть приданого оставлялась в семье родителей; происходило одаривание молодых предметами домаш­него обихода, изготовленными из металла (кувшины, блюда, тазики и т. п.); появились некоторые детали свадебного обряда (например, возведение невесты на белый войлок, кошму или шкуру); менялся и внешний антураж казачьей свадьбы (джигитовка, стрельба из ружей и пистолетов, исполнение раз­личных кавказских танцев).

Особенностью полиэтничного Северного Кавказа было то, что здесь на основе обычаев и традиций отдельных народов сформировалась обычно-правовая система, призна­вавшаяся всеми этническими группами, то есть возникло особое правовое пространство, с которым власть долгое время вынужденно считалась. В XVIII веке на основе обычно-правовых норм заключались и письменные соглашения между гребенскими казаками и «гребенчуковскими» (то есть горскими) владельцами.

Примечательно, что общий пласт обычаев был характерен для народов, находящихся на разных стадиях общественно-экономического развития, исповедующих разные конфессии. В то же время обычаи у разных этнических групп сохраняли свое своеобразие, имели свою специфику. Они играли важную роль регулятора межэтнических и внутриэтнических отношений до полного утверждения царской администрации на Тереке.

Главную роль во взаимоотношениях между народами на Северном Кавказе, особенно в XVIII веке, играли обычаи куначества, аталычества, гостеприимства и другие.

Обычай куначества, отмеченный и в отношении казаков и горцев, не был поколеблен даже в период кровавой и ожесточенной Кавказской войны.

В дореволюционной литературе неодно­кратно отмечалось, что гребенские казаки куначились с кабардинцами, кумыками и др. Казаки водили с ними дружбу, принимали у себя горцев, так как знали их язык. По свидетельству Г.А.Ткачева, и в XIX веке казаки давали детям кабардинские имена и прозвища, поскольку имели в Кабарде приятелей и родственников. Куначество возникло на базе гостеприимства, и строгую грань между гостем и куна­ком в правилах приема трудно провести. Кунак - слово тюркское, которое означает «гость».

Обычай налагал на вступавших в отношения куначества людей многие права и обязанности. О чем бы кунак не просил (деньги, оружие, конь, все самое ценное), ему ни в чем нельзя было отказывать. В то же время он обязан был защищать честь и имущество друга до последней капли крови.

Принципиальное отличие кунака от обычного гос­тя заключалось еще в том, что связь гостя с хозяином носила единовременный характер, а с кунаком - посто­янный. Однако куначест­во на Северном Кавказе приняло столь большие размеры, что имперские власти во второй половине XIX века не единожды на станичных казачьих сходах ставили во­прос о его запрете [10].

В общественном быту народов Северного Кавказа важное место занимал институт аталычества. В кавказоведческой литературе аталычеством именуется порядок, при котором ребенок вскоре после рождения на несколько лет переходил в другую семью, а затем возвращался родителям. Указанный термин также имеет тюркское происхождение и означает «отцовство». В XVIII - XIX веках аталычество бытовало практически у всех кавказских народов, в основном, в среде их зажиточной верхушки и касалось преимущественно мальчиков.

Аталычество получило распространение у терских казаков, которые отдавали детей на несколько лет на воспитание в кумыкские, чеченские и иные иноэтничные семьи для обучения языку, обычаям и нормам поведения. Отсюда, в том числе, проистекал отмечаемый всеми дореволю­ционными и советскими исследователями факт прекрасного знания казаками языков соседних народов (ногайцев, чеченцев, кабардинцев, кумыков и др.) [11].

Одна­ко настоящим началом разрушения института аталыче­ства на Кавказе является известная прокламация Ермолова от 1 августа 1822 г. Тем не менее аталычество существовало в Кабарде до середины XIX в.

На Северном Кавказе в конце XVIII-XIX вв. были также весьма популярны институт абречества (абреком становился человек, который был изгнан из семьи, рода, племени и т. д. за те или иные нарушения норм поведения того сообщества, где он жил) и кровной мести.

У казаков и горцев в результате совместного проживания на одной территории появились об­щие празднества, проведение которых превращается в хорошую традицию. Первый совместный праздник русских и адыгов (о котором сохранились све­дения) состоялся 4 января 1796 г. по случаю принятия части черкесов в чис­ло российских подданных. «К Богоявленской пристани близ Екатеринодара, прибыли черкесские князья, мурзы, дворяне и множество бжедугайских и хатукайских народов. Были песни, пляски, конные состязания. Черкесы дол­го восторгались черноморским гостеприимством» [12].

Следует также отметить, что почтение и послушание молодежи к старшим, как и у горцев, стали основой воспитания и в казачьих семьях.

Несмотря на языковые различия на Северном Кавказе, взаимные культурные контакты народов позволяли им обмениваться песнями, сказаниями, сказками, тан­цами. Горцы, казаки и русские переселенцы слагали новые песни об инонацио­нальных героях, о дружбе народов.

У терских и гребенских казаков были в ходу горские музы­кальные инструменты: зурна, свирель, двухструнная балалайка, барабан. В то же время у чеченцев и ингушей значительное рас­пространение получили русские гармоники, но которых в основ­ном играли женщины. Во второй половине XIX в. в музыкальный быт горцев начинают проникать русские фабричные музыкальные инструменты.

Казаками были восприняты не только мелодии горских песен, но и виды танцев (например, наурская лезгинка), широко бытовал обычай джигитовки. Из русских и украинских танцев на Северном Кавказе знали и исполняли «русскую», ка­зачка, журавля, круговую, метелицу, трепак. Из европейских танцев казаки переняли кадриль, польку. Европейские танцы получили слабое распространение.

Народы Северного Кавказа не имели своей письменности, которая могла бы способствовать их языковой и этнической консолидации, поэтому они пользовались другими письменными языками, особенно для своих внешних сношений. Адыги, абазины, ногайцы, балкарцы и карачаевцы с XVII в. в дипломатических сношениях использовали русский язык и русскую письменность (с помощью местных и русских толмачей и писцов). С процессом исламизации в XVII-XVIII вв. особое распространение среди народов Северного Кавказа получает арабская письменность.

Еще в 1638 г. А. Олеарий писал, что адыги в Терках «почти все умеют говорить по-русски». О гребенских казаках второй половины ХVII в. известно, что «посредством браков они настолько смешались с татарами, что их прежняя русская речь теперь превратилась в ломаный язык, смешанный с татарским», а в документе 1744 г. сказано, что терские казаки владеют адыгским и татарским языками [13].

Благодаря длительному общению горцев с рус­ским народом в XIX в. в языках горцев появилось много новых слов, вос­принятых из русской речи (например, печь, стол, самовар).

С помощью пропаганды христианских идей Российским правительством предполагалось преодолеть имеющееся различие между российской культурой и традиционными ценностями местных народов Северного Кавказа.

Только с основанием Азово-Моздокской линии возникла возможность отказаться от практики силового воздействия и в 1779 г. учре­дить в Кизляре пост благочинного, которому подчинялись 15 церквей. Это, впрочем, не решало всех проблем, т.к. на Кавказе ощущалась острая нехватка священнослужителей.

Российское правительство при императрице Елизавете Петровне впервые решило покорять кавказские племена не только оружием, но и распространением христианства среди них и обучением их русской грамоте и языку. С этой целью в одном из урочищ при реке Фияг-Дон в 1744 г. было основано осетинское подворье, а для учащихся были присланы из Москвы буквари, которые целые годы лежали без дела, так как родители-горцы не отдавали детей в данную школу, остерегаясь их «обрусения» [14].

Большой проблемой для успешного распространения хри­стианского учения явилось отсутствие богослужебной литерату­ры на местных языках. Для исправления подобного недостатка в 1753 г. на осетинский язык начинают переводить религиозную литературу с использованием грузинских литер, а с 1770 г. в Моздоке открывается первая осетинская типография.

4 апреля 1842 г. Николай I утвердил доклад о создании Кавказской епархии, первым епископом которой стал Иеремия. Но­вая епархия официально начала свою деятельность с 1 января 1843 г.

Для обеспечения спокойствия на Северном Кавказе правительство стремилось заручиться поддержкой и лояльностью местного мусульманского духовенства. Хотя и не сразу, эта практика принесла свои положительные плоды.

В 1836 г. для контрпропаганды против Шамиля на Кавказ был приглашен казанский эфенди Тадж ад-Дин Мустафин. В 1841 г. с идеей использовать «правильный» ислам в борь­бе против идей мюридизма выступил кабардинский обществен­ный деятель Якуб Шарданов. В 1846 г. перешедший на сторону российской власти наиб Шамиля - Солиман-Эфенди призы­вал горцев Северо-Западного Кавказа не верить ложным посулам имама.

Используя созидательный потенциал, содержащийся в христианстве и исламе, российская государственность создавала прочный фундамент, позволивший в дальнейшем сохранить Северный Кавказ в составе страны.

В целом в конце XVIII в. наука на Северном Кавказе ввиду невысокого уровня экономического и общественного развития и отсутствия связей с европейской наукой довольно сильно отставала от мировой научной мысли того времени.

Иностранные миссионеры проявляли стремление к ведению педагогической и религиозно-просветительской деятельности на Северном Кавказе в изучаемый период, однако российское правительство относилось к этому с большой осторожностью. В этой связи вызывает интерес распоряжение Министерства народного просвещения, передан­ное кавказскому областному начальнику 3 июля 1831 г. В нем предписывалось иметь «надзор за поведением и нравственностью иностранцев и иностранок, содержащих частные учебные заведе­ния и обучающих юношество в сих заведениях или в домах част­ных»[15].

Значительные успехи в области образования были достиг­нуты при кавказском наместнике М.С. Воронцове, назначенном на этот пост в конце декабря 1844 г. Осознавая специфику управляемого им региона, граф стре­мился и в сфере образования учитывать данный фактор и при не­обходимости отступал от общепринятых в империи правил.

Главные задачи, которые М.С. Воронцов ставил перед местными учебными заведениями, заключались: «1) в распространении по­всюду правильного знания русского языка; 2) непременное и безусловное обучение всех учащихся русских, по крайней мере, одному из туземных языков». Что предполагало в последующем «получение хороших и надежных переводчиков и способных чиновников из туземцев»[16].

Положение 1848 года объединило кавказские учебные заведения (кроме духовно-учебных заведений) в административном отношении [17] и предпо­лагало внесение коррективов «кои по указанию опыта, окажутся действительно полезными и необходимыми»[18].

Особенностью кавказской учебной системы явилось при­влечение ею для своих нужд возможностей армии. Ее усилиями открывались школы военных воспитанников. В полковых школах можно было получить азы грамоты, хотя для предоставления более серьезного образования возможностей у командования не было.

Во второй половине XIX в., особенно после утверждения в 1859 г. «Устава горских школ», на Северном Кавказе значительно увеличилось число школ, возросло количество обучающихся в них детей.

Хозяйственно-экономическое развитие региона сделало крайне необходимым обеспечение местной промышленности грамотными специалистами. Решено было «учредить Отделения реальных училищ, приспо­собленных к главной надобности того места, с направлением их к мануфактурной промышленности или в торговле … и преподавать практическую химию, практическую механику, рисование, черчение, торговое счетоводство и сельское хозяйство»[19].

В 1850 г. в Кавказской губернии, за исключением г. Ставрополя, одна школа приходилась на 4366 жителей обоего пола[20].

По указанию нового наместника А.И. Барятинского на сме­ну школам военных воспитанников пришли горские школы, ус­тав которых был принят 20 октября 1859 г.[21]. Они должны были заниматься распространением идей «гражданственности» между жителями Кавказа. Среди предметов были Закон Божий для христиан и мусульманские за­коны для последователей ислама, русский язык и грамматика, география, история, математика, чистописание и рисование. Те, кто в дальнейшем стре­мился поступить в университет, должны были сдавать экзамены по новейшим языкам.

Такого рода шаги со стороны российской админист­рации давали положительные результаты, и интерес к образова­нию со стороны кавказского населения возрос. Это, в свою оче­редь, приводило к угасанию враждебных настроений против рус­ских.

К началу 60-х гг. сложившаяся на Кавказе школьная система уже не соответствовала потребностям времени. Военные дейст­вия в крае постепенно угасали, страна стояла на пороге буржуаз­ных реформ, которые должны были коснуться и сферы образова­ния. Вновь был поднят вопрос, сохранять ли за Кавказским учеб­ным округом его особый статус или же уравнять его в правах с прочими округами империи.

Великий князь Михаил Николаевич вынужден был пересмотреть распоряжение своего предшественника и ввести должность главного инспектора учебных заведений на Кавказе и за Кавказом, что позволяло упо­рядочить руководство народным образованием в крае [22]. Эту должность получил опытный педагог и администратор Я.М. Неверов.

Имеющиеся в работе местной администрации недочеты были естественны в условиях Кавказской войны, и только ее заверше­ние дало возможность сосредоточить все внимание на мирном обустройстве края. Буржуазно-либеральные реформы правительства также открыли возможность для более эффективного разви­тия системы светского образования в регионе.

Таким образом, следует отметить, что немаловажным является и влияние передовой культуры России на прогрессивное развитие культуры народов Северного Кавказа. Речь, прежде всего, идет об изменениях в лучшую сторону, произошедших в жизни горского населения Северного Кавказа, а также казаков и русских переселенцев в период с конца XVIII- XIX вв. в образовании, науке, здравоохранении, просветительской и культурной жизни в целом.

Проникновение русской грамотности и в целом культуры содействовало созданию национальной ин­теллигенции, выдвижению просветителей. Северокавказская интеллигенция ХIХ в. возникла на скрещивании горского и российского общества.

На смену ученым, воспитанным в арабоязычной традиции, приходят люди, получавшие образование в русских светских учебных заведениях, находящихся под сильным влиянием и европейской науки и культуры.

Среди них особое место занимает кабардинец Хан-Гирей (1808-1842 гг.) абазинец Адиль-Гирей Кешев (1821-1876 гг.), осетин Петр Жукаев, абадзех Умар Берсей, аварец Айдемир Чиркеевский, лезгин Казанфар Зульфагаров, лакец Абдулла Омаров, кабардинцы Бекович-Черкасский, Ш. Ногмов, Атажукин, представитель горного Да­гестана Магомед Хандиев и многие другие.

Глубокое влияние русских поэтов и писателей, бывших здесь «проездом» или по службе - способствовало выработке серьезного и объективного взгляда на кавказские проблемы, на национальную специфику жизни, на особые типы личностей как русских, так и горских [23].

Со второй половины ХIХ в. на Северном Кавказе появляются культурно-просветительские учреждения, инициированные всем хо­дом социально-экономического и культурного развития: библиотеки, типографии, книжные лавки.

Под влиянием русской литературы зародилась своя национальная литература у некоторых народов Северного Кавказа. Большую роль в изучении Кавказа и его народов в статистиче­ском, географическом, историко-этнографическом плане сыграла русская периодическая печать.

На территории Северного Кавказа формирование жизненного уклада жителей происходило на основе синтеза культурных начал горцев, кочевых народов, казаков и российских переселенцев. Изменения, произошедшие в культуре изучаемых народов в период с конца XVIII- XIX в.в., стали результатом осуществления государственной политики Российской империи в Северо- Каказском регионе. Однако не менее важным звеном в цепи последовательных действий, направленных на включение Северного Кавказа в культурное поле России, явились итоги межкультурной коммуникации и межэтнического взаимодействия, послужившие прочной основой для урегулирования взрывоопасной ситуации в регионе мирным путём.

Таким обра­зом, многовековая связь горских народов с русским взаимно обогатила материальную и духовную культуру и горцев, и казаков, и русских переселенцев.