Учебно-методический комплекс умк учебно-методический комплекс теория языка

Вид материалаУчебно-методический комплекс

Содержание


Учение о частях речи Ф .Ф. Фортунатова как альтернатива буслаевскому.
Учение о нулевой форме.
Синтаксические взгляды ученых московской школы.
Лекционные материалы
Лекционные материалы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

Лекционные материалы к семинару № 2 «Формально-грамматическое направление в русском языкознании. Московская лингвистическая (формальная) школа Ф.Ф. Фортунатова»


Московская «формальная» лингвистическая школа – одно из направлений отечественного языкознания второй половины XIX в., сложившееся в результате научной и преподавательской деятельности выдающегося русского ученого Филиппа Федоровича Фортунатова. Он родился в 1848 г. в Вологде в семье учителя Вологодской гимназии. Когда отец был назначен директором народных училищ, семья переехала в Петрозаводск. Здесь Фортунатов начал проходить гимназический курс, который закончил в Москве, и там же поступил в Московский университет. Через три года, сдав магистерские экзамены, он уехал за границу по направлению университета. За два года пребывания там молодой ученый посетил тогдашние центры лингвистической деятельности в Германии, Франции и Англии. Он слушал лекции виднейших лингвистов этих стран, работал в крупнейших национальных библиотеках, изучая и описывая древнеиндийские рукописи. К чтению лекций по языкознанию и сравнительной грамматике в Московском университете он приступил в 1876 г., впервые начав тем самым систематическое преподавание этих предметов в Москве.

Двадцать пять лет читал он в Московском университете лекции по готскому, литовскому и старославянскому языкам, санскриту, общему языкознанию, сравнительной фонетике и морфологии индоевропейских языков, вел семинары, готовил молодых ученых, создавая свою лингвистическую школу. Его учениками были видные русские и иностранные ученые А.А. Шахматов, М.М. Покровский. Б.М. Ляпунов, В.М. Истрин, Д. Н. Ушаков, А.М. Пешковский, В.К. Поржезинский,

Е. Ф. Будде, И. Миккола (Финляндия), Х. Педерсен (Дания), О. Брока (Норвегия), Ф. Сольмсен, Бернекер (Германия) и многие другие. Уже небольшой перечень этих фамилий и стран показывает, что Фортунатов оказывал влияние на формирование лингвистического мышления молодых ученых почти всей Европы.

В стенах Московского университета Фортунатов высказал в лекциях все свои знаменитые теории и предложил решение многих вопросов: открытие в области сравнительно-исторической фонетики индоевропейских языков целого ряда законов, выводами которых воспользовались немецкие языковеды, предложил ряд гипотез о происхождении некоторых индоевропейских падежных окончаний, поставил общеязыковедческие проблемы – соотношение языка и общества, языка и мышления и т.д.

При огромной требовательности к себе и скромности Фортунатова все эти вопросы находили оформление только в виде литографированных курсов, а не печатных работ. Ученый не оставил после себя обобщающей работы, в которой были бы сконцентрированы все его лингвистические взгляды. Все 34 написанные им казалось бы узкоспециальные статьи, а также развернутые отзывы и рецензии содержат столько мыслей и теорий, для лингвистов совершенно новых и оригинальных, что эти небольшие по объему работы по своим научным достоинствам стоили целых томов сочинений. В своих насыщенных по глубине мысли работах, в лекционных курсах ученый ставил и решал чрезвычайно сложные проблемы философского и лингвистического характера.

Так, в лекционных курсах разных лет Фортунатов уделял много внимания проблеме соотношения языка и мышления. Этот вопрос был для него не только теоретическим: с учетом его ученый решал конкретные задачи изучения языка. И в ранних, и в самом последнем своем курсе ученый последовательно проводит ту мысль, что не только язык зависит от мышления, но и мышление, в свою очередь, зависит от языка. Московская фортунатовская школа психологизму младограмматиков противопоставила необходимость поиска собственных лингвистических, «формальных» критериев при исследовании языка для всех областей языкознания, тяготевших к концу XIX в. либо к психологии (в морфологии), либо к физиологии (в фонетике), либо к логике (в синтаксисе), либо к «истории народа» (в лексикологии), выступив против смешения грамматики с психологией и логикой. Фортунатов с учениками внес существенный вклад в процесс осознания единства и целостности языкознания по отношению к природе языка как целостного предмета науки, что отразилось на поиске более совершенных методов и приемов лингвистического анализа.

Учение о частях речи Ф .Ф. Фортунатова как альтернатива буслаевскому. Части речи, по Фортунатову, - это классы слов, различающиеся по значению, по способности сочетаться с другими словами в предложении и выполнять определенные синтаксические функции, и по своим грамматическим функциям. Фортунатов рассматривает части речи как чисто формальные классы слов. Он выделяет полные, т. е. самостоятельные слова, имеющие формы словоизменения, и слова, не имеющие такой формы. Первые в свою очередь он разделяет на слова с формами склонения (существительные), формами спряжения (глаголы) и слова, которые, кроме форм склонения, имеют еще формы согласования в роде (прилагательные). Вторые он делит на слова, имеющие формы словообразования (большинство наречий), и слова, не имеющие никакой формы (некоторые наречия и отдельные числительные).

По этой схеме получается, что местоимения и числительные не являются отдельными частями речи; причастие относится к прилагательному, а не к глаголу; деепричастие и инфинитив попадают в одну категорию с наречиями, т.е. категорию слов, не имеющих ни словообразования, ни словоизменения. С одной стороны, это противоречит реальным фактам языка, а с другой, как отмечает академик В. В. Виноградов, попытка морфологической классификации частей речи на основе форм словоизменения не могла удастся, так как Ф. Ф. Фортунатов вкладывал чисто синтаксический смысл в само понятие форм словоизменения.

Основная особенность формального подхода при классификации частей речи по Фортунатову заключается в том, что отличительные признаки частей речи он сводил к одному формальному критерию – наличию или отсутствию аффиксов в словах. В этом отношении он предвосхитил некоторые современные структуралистские течения, не принимающие во внимание различные критерии при определении и классификации грамматических явлений.

Кроме того, в самых различных планах – в плане взаимосвязи языка и мышления, где представления выступают в определенных отношениях друг к другу, и в плане грамматики, где в морфологии формы отдельных полных слов выступают, проявляются только по отношению к другим полным словам, и в синтаксисе, где в отношения между собой вступают словосочетания, - у Фортунатова на первое место выступают отношения. Задолго до Ф. де Соссюра у главы русской формальной школы содержатся указания на необходимость принимать во внимание существующие в языке отношения.

Учение о нулевой форме. С учетом признания тесной взаимосвязи языка и мышления Фортунатов решал многие конкретные вопросы языка, в частности вопрос о форме слова. Она, по Фортунатову, является результатом живых соотношений, существующих в данном языке в данную эпоху.

Он делил слова на полные, частичные и непростые, или сложные. Полными он назвал слова, обозначающие предметы мысли, образующие часть предложения или целое предложение. Именно они обладают формой. Под формой слова Фортунатов понимал внешнее морфологическое выражение грамматического значения, т.е. он сводил ее к флексии, к ее отсутствию или словообразовательным аффиксам.

Форма, по Фортунатову, может быть не только положительной (иметь звуковое выражение), но и отрицательной (обозначаться отсутствием этого звукового выражения). Он отмечает, что «самое отсутствие в слове какой бы то ни было положительной формальной принадлежности может само осознаваться говорящим как формальная принадлежность этого слова… по отношению к другой форме..., где являются положительные формальные принадлежности. Например, в русском языке слова дом, человек заключают в себе известную форму, называемую именительным падежом, причем формальной их принадлежностью в данной форме является самое отсутствие в них какой-либо положительной формальной принадлежности» (Фортунатов: 1956, 137-138).

Можно сказать, что эти слова как бы распадаются на дом + 0, человек + 0 и т.д. И вот по этим-то нулям мы и узнаем форму. Про такие слова можно сказать, что они имеют нулевую формальную принадлежность.

Это отсутствие формы, по мнению Фортунатова, выполняет в языке определенную функцию – показывает соотношение этого слова в именительном или винительном падежах к другим словам в косвенных падежах.

Таким образом, учение Фортунатова и его учеников о нулевой форме слова свидетельствует о том, что атомизм немецких младограмматиков русскому младограмматизму был чужд. Идея функциональности формы, основанная на соотнесенности членов грамматической парадигмы, позволила Ф. Ф. Фортунатову представить формо- и словообразовательные парадигмы как микросистемы грамматической структуры, помогающие осуществлять коммуникативную форму языка. Перед нами предстает не младограмматическое понимание языка, а совершенно оригинальная концепция, легшая в основу современных направлений структурального и исторического функционализма.

Синтаксические взгляды ученых московской школы. Язык, по Фортунатову, имеет дело с процессом мышления как способом выявления соотношения между представлениями. Ему принадлежат предложения в мысли, т.е. психологические суждения. Итак, язык имеет дело с психологическими суждениями. Речь же в интерпретации Фортунатова выступает как выражение мысли, как обнаружение в звуках речи грамматически выраженных представлений слов и соотношений между ними и оперирует предложениями в речи.

Формой выражения психологического суждения, по Фортунатову, является предложение. Однако анализ предложения с грамматической точки зрения может не совпадать с анализом психологического суждения. Например, предложение NN приехал из Москвы как психологическое суждение членится на психологическое подлежащее NN приехал (факт, известный говорящему или слушающему) и психологическое сказуемое из Москвы (утверждение нового об известном факте).

В другой ситуации, например, в факте сообщения Приехал NN, психологическим подлежащим может быть сказуемое приехал (известный факт), а психологическим сказуемым – подлежащее NN (новый факт, сообщаемый говорящему или слушающему).

Отмечая, что суждения могут быть называемы предложениями, Фортунатов исходит из своего общего положения о тесной связи языка и мышления, ибо суждение настолько тесно связано с мышлением, что в живом реальном процессе мышления человек не отделяет суждения от предложения, мыслит суждениями-предложениями, а не чистыми мыслями-суждениями, и это суждение-предложение и является, по мысли Фортунатова, предложением в речи.

При рассмотрении вопроса о соотношении языка и мышления, логических и грамматических категорий Фортунатов явно стоял на позициях психологизма, т.е. посредством психологических категорий выражал грамматические категории. Однако при этом он проводил между ними строгое различие, устанавливая соотношение между ними в живой речи: «… более сильное ударение говорящий делает на той части, которая является для него более главной, более важной, а так как во всяком суждении более важной, более главной частью для говорящего является именно сказуемое, то поэтому с выделением по силе ударения известной части простого предложения соединяется именно выделение говорящим такой части, значение которой является сказуемым в данном суждении» (цит. по Березин 1976: 124).

Учение Фортунатова о психологическом суждении соответствовало учению о психологическом синтаксисе, нашедшему свое выражение у Г. Пауля. Однако синтаксические взгляды Фортунатова более гибко выражали динамику отношений между грамматическими и психологическими категориями и основывались на анализе конкретной языковой действительности.

Кроме того, если Пауль отрицал наличие системы в синтаксисе, то в синтаксических взглядах Фортунатова, ядром которых является учение о словосочетании, на первый план выступает понятие системы.

Под словосочетанием ученый понимал сочетание одного полного слова (не частицы) с другим полным словом. Во всяком словосочетании он выделял две части: зависимую, несамостоятельную и зависимую, самостоятельную. В.К. Поржезинский, который, как известно, скрупулезно доносил до студентов мысли своего учителя, указывает, что, по Фортунатову, словосочетание может быть законченным, если оно выражает целое суждение и не составляет, следовательно, части другого словосочетания, и незаконченным, когда оно является выражением только лишь части суждения. То есть Фортунатов отождествляет словосочетания и предложения, считая законченное словосочетание и полное предложение синонимами в языковедении. Если психологическое суждение является предложением в мысли, то словосочетание является предложением в речи, которое Фортунатов определяет как мысль, выражающуюся в предложении и имеющую две части, которые сами могут быть сложными. Кроме того, фортунатовское определение предложения включает в себя и отношения этих частей между собой в образуемом ими целом.

Словосочетания, по Фортунатову, могут проявляться в виде полных и неполных предложений. Под неполным предложением он понимает выражение такого психологического суждения, в котором только одна часть находит словесное выражение, а другая часть выступает в виде внеязыкового выражения действительности. Например, вид пламени, дыма представляет собой подлежащее психологического суждения, языковым выражением сказуемого которого будет слово пожар, выступающее, следовательно, в виде неполного предложения.

Полное предложение Фортунатов определяет как такое выражение психологического суждения, которое в обеих своих частях имеет представление слов, причем оно может состоять не только из словосочетания, но и из одного слова. Такие предложения он удачно называет словами-предложениями. Он выделяет два типа таких слов-предложений: личные и безличные. Иди. - пример личного предложения в русском языке. Здесь подлежащим служит форма лица. К безличным словам-предложениям, генезис которых Фортунатов относит к общеиндоевропейскому языку, относятся предложения типа смеркается, морозит и др., в которых сам глагол включает в себя предмет мысли. Этот тип безличных предложений можно представить в виде развернутых словосочетаний и предложений: признак смеркания происходит, мороз в настоящее время происходит и т. д.

Различные виды полных предложений Фортунатов не рассматривает. Его более интересуют отношения, в которые вступают между собой части словосочетания. На основе этих отношений в словосочетании он разрабатывает понятие грамматической формы словосочетаний, под которой он понимает обозначение отношения данного предмета мысли к другому предмету. И с точки зрения выражения этих отношений формами языка Фортунатов делит словосочетания на грамматические и неграмматические.

К грамматическим словосочетаниям относятся такие, в которых вычленяются грамматические части, т.е. формы языка, показывающие отношение, например, птица летит, воспитанник корпуса, и т. п. Примеры неграмматических сочетаний: Пушкин – поэт, сегодня мороз, они ну возиться и т. д. Понятно, что словосочетания-предложения, по Фортунатову, тоже могут быть грамматическими и неграмматическими. С именами таких русских языковедов, как Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, М. М. Покровский, И. А. Бодуэн де Куртенэ и его учеников - Н. В. Крушевского и В. А. Богородицкого, связана разработка в России фундаментальных вопросов общего языкознания и зарождение общей лингвистики как науки. В своих трудах они ставили и решали такие вопросы науки о языке, которые оказали весьма существенное влияние на весь последующий ход развития русского, европейского и мирового языкознания. На смену младограмматизму приходят новые направления в языкознании, самое значительное из которых – структурализм. Его основы были заложены в трудах ученых Казанской лингвистической школы и в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра.


Лекционные материалы к семинару № 4 «Харьковская лингвистическая школа А.А. Потебни как отражение психологического подхода к языку»

Харьковская лингвистическая школа – одно из направлений отечественного языкознания второй половины XIX в., представители которого (А. А. Потебня, Д. Н. Овсянико-Куликовский, А. Г. Горнфельд, М. А. Колосов, Б. А. Лезин, А. В. Попов, М. Г. Халанский и др.) исследовали язык в широком культурном и историческом контексте. Изучая происхождение и развитие языков и словесности в связи с историей народа, ученые Харьковской лингвистической школы исследовали фонетические и грамматические особенности восточно-славянских языков в их эволюции, собирали и изучали фольклор и художественные ценности, явившиеся достоянием национальной культуры. У истоков Харьковской лингвистической школы стояли И. И. Срезневский («Мысли и замечания», 1831; «Мысли об истории русского языка», 1850) и его ученик П. А. Лавровский.

Наиболее значительные достижения Харьковской лингвистической школы связаны с деятельностью Александра Афанасьевича Потебни, члена-корреспондента Петербургской академии наук, профессора Харьковского государственного университета. Потебня разрабатывал теорию происхождения и развития языка, историческую грамматику, семасиологию, поэтику, историю литературы, занимался фольклором и этнографией, исследовал вопросы взаимоотношения языка и мышления.

Александр Афанасьевич Потебня родился в 1835 году в украинской дворянской семье. В 16 лет, окончив гимназию, поступает на юридический факультет Харьковского университета, но через два года переходит на историко-филологический факультет. После окончания вуза работает в одной из харьковских гимназий, готовясь к магистерскому экзамену. В 1862 году он защищает диссертацию на тему «О некоторых символах в славянской народной поэзии», а через год публикует свой первый большой труд «Мысль и язык». В этом же году командируется в Берлинский университет для занятий санскритом. После возвращения на родину он приступает к чтению лекций по славянской филологии.

Через 12 лет Потебня защищает докторскую диссертацию «Из записок по русской грамматике», получившую высокую оценку русских и зарубежных славистов, становится во главе кафедры истории русского языка и литературы. Через два года его избирают действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете и членом-корреспондентом русской Академии наук. В этом же году за научные труды Академия наук присуждает ему Ломоносовскую премию. В последующие годы он удостаивается нескольких золотых медалей за анализ лингвистических работ современных языковедов. Все самое прогрессивное из его научного наследия нашло творческое продолжение в работах ученых – академиков Б. М. Ляпунова, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. В. Виноградова, Л. А. Булаховского. И. И. Мещанинова, Ф. П. Филина и др.

Обстановка, в которой формировалась общелингвистическая концепция Потебни, была богата крупными теоретическими открытиями. Д.И. Менделеев открывает периодический закон, И. М. Сеченов разрабатывает материалистические основы физиологии, К. А. Тимирязев обнаруживает закономерности в области синтеза и обосновывает учение о единстве живой и неживой природы. Мировоззрение Потебни формируется также и под влиянием революционеров-демократов В. Г. Белинского, Н.А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского.

На философские взгляды Потебни глубокое впечатление произвел В. Гумбольдт – гениальный предвозвестник новой теории языка, великий мыслитель – лингвист. Сильное впечатление на ученого оказала руководящая идея Гумбольдта о том, что язык есть не нечто застывшее, мертвое произведение (эргон), а деятельность – (энергейа). Именно эта идея помогла Потебне понять сущность языка как беспрестанного стремления к совершенствованию языковых форм и обусловила его идею проследить диалектически противоречивое развитие языка, помогла разработать основы истории русского языка как непрерывного развития его семантики и грамматических категорий.

В творчестве харьковского ученого получило свое развитие другое знаменитое положение Гумбольдта – тезис о том, что всякое понимание есть вместе с тем непонимание, всякое согласие в мыслях – вместе несогласие. Это положение тесно связано с концепцией индивидуальной психологии, утверждающей субъективность восприятия и различие мыслей говорящего и слушающего. Собеседники могут видеть перед собой один и тот же предмет, но воспринимать его каждый будет по-своему. Это приводит к тому, что образ предмета общения может вызывать у коммуникантов различные ассоциации, нет полного тождества мысли говорящего и слушающего. Произнесенное слово сводится не только к передаче мысли говорящего, оно дает направление мысли слушающего. Эти положения ученого дают основание говорить о законе Гумбольдта - Потебни: функция человеческого языка – возбуждение психических переживаний, а не средство передачи этих переживаний.

В психологической интерпретации языковых фактов Потебня опирался на основоположника психологического направления в западной лингвистике, ученика Гумбольдта – Штейнталя, а через него также на И. Гербарта, Р. Лотце, М. Лацаруса и других представителей ассоциативно-психологического направления в языкознании. Представители индивидуальной психологии усматривали движущие силы развития языка в области индивидуальной психики, автономной по отношению к внешним стимулам. Основы такого понимания языка были заложены И. Гербартом, который исходным пунктом своей теории берет индивидуальный опыт, практику.

Он исходит из того, что в основе всякого человеческого познания лежат чувственные представления, возникающие в результате созерцания предметов и явлений объективной действительности, в результате полученного опыта. На этот опыт прошлого наслаиваются новые представления, результатом которых является нечто новое. Создание нового представления на основе старого есть акт апперцепции, которую Потебня, вслед за Лотце, понимает как участие известных масс представлений в образовании новых мыслей. Он указывает, что «представления восстают из глубины души, сцепляются и тянутся вереницами, слагаются в причудливые образы или в отвлеченные понятия и все это совершается само собой…» (цит. по: Березин 1976: 18). Эта автономность существования представлений предполагает, по мнению Потебни, раздельное бытие наших чувственных восприятий и ощущений от реального мира. Самое представление есть не что иное, как комплекс свойств, создающих определенные предметы, которые существуют отдельно от создавших эти предметы представлений.

На формирование философского мировоззрения Потебни большое влияние оказала не только ассоциативная психология Гербарта, но и народная психология Г. Штейнталя и М. Лацаруса, концепция которых представляет собой синтез индивидуальной и народной психологии. Их исходная точка очевидна: «Дух народа живет только в индивидуумах и не имеет особого от духа индивидуума бытия; поэтому понятно, что в нем происходят те же самые основные процессы, как и в духе индивидуума, составляющем предмет индивидуальной психологии. И в народной психологии речь идет о тех же процессах, но только совершающихся в сознании народа, в его творчестве. У каждого народа свой ум и воля, свое чувство и воображение: они высказываются в его жизни, в религии, в его поэзии. Здесь происходят те же самые основные процессы, как в индивидуальной психологии, но только сложнее и пространнее» (там же: 19).

Подчеркивая психологические основания своей концепции, Штейнталь неоднократно указывает, что «существенным определением человеческой души является то, что она не является обособленным индивидом, но принадлежит к определенному народу», и мы не можем мыслить отдельного человека иначе, кроме как говорящим, и вследствие этого членом определенного национального коллектива…» (там же). Эти взгляды Штейнталя нашли отражение в статьях Потебни «Язык и народность» и «О национализме». Язык является самосознанием, мировоззрением и логикой духа народа. Дух народа проявляется, прежде всего, в языке, затем - в нравах и обычаях, установлениях и поступках, традициях и песнопениях. Отсюда Потебня считает, что язык надо изучать как выражение народного духа. Становится понятным его бережное отношение к фольклорным материалам и глубокое их изучение.

Два центральных положения лежат в основе лингвистической концепции Потебни:
  • язык есть основной способ мышления и познания, организующий мысль;
  • народ – главный творец и реформатор языка.

Обосновав новое понимание языка, Потебня связал с теорией языка вопросы художественного творчества и научного познания. Применительно к истории русского языка это означало расширение ее границ и задач до такой степени, что она включала в себя историю русского поэтического и научного творчества. Признание народа главным творцом речи-мысли, великим «поэтом» в сфере языка сопряжено у Потебни с изучением устного народнопоэтическогоп творчества и народной мифологии.

Таким образом, Потебня закладывает прочные основы истории русского языка как истории словесного творчества русского народа. В этом направлении у него были предшественники - М. В. Ломоносов (XVIII в.), А. С. Шишков, А. Х. Востоков, Г. В. Павский, И. И. Срезневский (первая половина XIX в.). Среди современников, шедших к этой же цели по-своему, можно назвать К. С. Аксакова, Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева и А. Н. Веселовского. Из следующего поколения лингвистов проблемами истории языка занимались А. И. Соболевский и А. А. Шахматов.

Придавая особое значение изучению живой речи и устного народного творчества, Потебня поставил на твердую почву русскую народную диалектологию, практически он стал основателем научной диалектологии в России. В работах Лавровского и Потебни по исторической фонетике была углублена методика сравнительно-исторического исследования, научное изучение истории слов поставлено в связь с историей народа. Особое место здесь занимала проблема происхождения восточнославянских языков, в частности украинского. Потебней дана развернутая картина развития восточнославянской фонетической системы от древнего периода до середины XIX в., сформулированы принципы этимологических исследований в связи с фонетической диагностикой.

В работах Потебни охарактеризованы границы распространения важнейших диалектных звуковых явлений, определены отношения южно-великорусских говоров к северно-великорусским, указаны признаки, которыми отличается украинский язык. Эти работы знаменовали качественно новый этап в развитии диалектологии, сформировали научные основы восточнославянской диалектологии как самостоятельной дисциплины. С достижениями в исторической фонетике связано становление отечественной диалектологии.

Последователи Потебни в области исторической диалектологии А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, Е. Ф. Карский, Б. М. Ляпунов углубили и расширили наши знания о народных русских диалектах и их истории. Их труды оказали определяющее влияние на других русских диалектологов Е. Ф. Будде, Н. М. Каринского, В. И. Чернышева, С. П. Обнорского.

Изучая эволюцию мышления в языковом аспекте, Потебня широко иллюстрировал общие положения своей теории примерами из истории значений слов, поэтических образов русского языка. На громадном количестве фактов он доказывает, например, что в истории русского языка понятие собирательности развивается на категории качественности (ср.: беднота, человечество, старье и т.п.). Он выдвигает тезис о происхождении категории качества (имени прилагательного) из категории субстанции (имени существительного), т.е. устанавливает общие принципы семантического перехода от предметного понимания мира к восприятию его качественных определений, оттенков и различий. Он указывает, что все семантические сдвиги происходят в структуре предложения, именно в ней формируются все смысловые категории языка. Потебня представлял себе это следующим образом: предложение трава зелена он возводит к первоначальному типу трава зелень (или трава зел – древнее существительное, то же что и зелень). Первоначально предложение строилось из двух существительных, которые сопоставляются одно с другим. При этом второе из них (зелень или зел) мыслится как определяющее. Например, в сочетании вода малина основанием сближения мог бы служить цвет ягоды, изготовление напитка из малины. Для превращения существительного зелень или малина в прилагательные необходимо ослабление в них предметности и усиление значения признака, качества (ср. последовательность хода мысли: вода – свет, вода – как свет, вода светла).

Таким образом, у Потебни органически сближены проблемы исторической семантики с вопросами грамматики. Нет ничего в грамматике, чего не было бы в лексике и семантике. В этом «синтаксическом» подходе к явлениям языка заключается громадное значение лингвистических работ Потебни для нашей современности.

Он придавал необыкновенную глубину и содержательность исторической семантике русского языка. С полным основанием его можно назвать реформатором в этой области. В XVIII в. до него проблемами семантики занимались Ломоносов и Тредиаковский, в XIX в. особенно выделялись работами в этой сфере Шишков, Аксаков и Буслаев. Но никто из них не сумел поставить изучение исторической семантики русского языка на такую широкую культурно-историческую и философско-лингвистическую основу, как А. А. Потебня.

Синтаксическое учение Потебни («Из записок по русской грамматике», т. 1-2, 1874, т.3, 1899, т.4, 1941) было новым этапом в разработке понятий слова, грамматической формы, грамматической категории и др. Центром лингвистических изучений и построений Потебни была грамматика. Стремясь к воссозданию эволюции мышления в свете языка, Потебня прежде всего сосредоточивает свое внимание на истории образования грамматических категорий как основных категорий мышления. Вслед за Гумбольдтом он думал, что никакая работа и развитие мышления невозможны без участия языка. В центре грамматики у Потебни стоит проблема образования исторических изменений и функционирования грамматических категорий и, прежде всего, частей речи. Историю грамматических категорий он связывает с историей предложения.

Эволюция предложения и эволюция грамматических категорий взаимообусловлены. Это две стороны одного и того же процесса. Каково строение предложения, таково и строение мысли. Он ставит перед собой задачу – установить эволюцию разных типов предложения, определить главные стадии в развитии предложения. И решает эту задачу блестяще. Например, Потебня высказывает и обосновывает остроумную гипотезу о возникновении и распространении безличных предложений. Он отмечает рост глагольности в языке, вытеснение категории субстанции категорией процесса, действия, силы, энергии. Вытеснив существительное с позиций автономного сказуемого, глагол стремится далее ограничить роль существительного как подлежащего. Вырабатываются предложения с устраненным подлежащим: как рукой сняло, на душе скребет, меня так и тянет и др. Мысль от этого не теряет ясности. По мнению Потебни, безличные предложения в дальнейшей истории языка будут все увеличиваться. Таким образом, в трудах Потебни заключается необыкновенное богатство грамматических обобщений и наблюдений, которые могут иметь влияние и на современную грамматику.

Учение Потебни о грамматических формах и категориях языка тесно связано с его общим воззрением на язык, речь и слово. Язык – это поток непрерывного словесного творчества, вмещенный в определенный – для Потебни, прежде всего, в национальный – контекст. В рамках этого коллективного русла язык представляет собой непрестанно меняющееся, подвижное, но сохраняющее цельность, структурное единство форм выражения и мышления. В языке все взаимно связано и взаимно обусловлено. Вместе с тем в языке все оформлено. Контекст языкового целого служит смысловым фоном для осуществления речи.

Речь, в определении Потебни, синоним принятого теперь термина «высказывание». В действительности есть только речь: «Значение слова возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает ни своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет» (цит. по Виноградов 1978: 97). Лишь контекст языка в целом определяет и решает все». Настоящее живое слово для Потебни является лишь составным элементом речи, в которой оно реализуется. В отрыве от речи оно – искусственный препарат. Выхваченное из живой ткани разнообразных высказываний, словарное слово – экстракт, сделанный из нескольких различных форм.

Действительная жизнь слова совершается в речи. Слово в речи каждый раз соответствует одному акту мысли, а не нескольким, то есть каждый раз, как произносится или понимается, имеет не более одного значения. В сущности, всякое новое употребление слова, по учению Потебни, равносильно созданию нового слова. Слово как творческий акт речи и познания, а не как коммуникативная единица языка рассматривается Потебней с психологической точки зрения.

В русском языке каждое слово носит на себе печать определенной грамматической категории. Грамматическое функционирование слова в речи определяется системой изменчивых и подвижных грамматических категорий, отражающих заложенную в языке классификацию «образов и понятий» (там же: 99).

На большом количестве языковых фактов Потебня показывает, что «…грамматические категории, вопреки логическим, тесно связаны с вещественным содержанием данного языка. Грамматические категории языка изменчивы. Нет ни одной неподвижной категории. Напротив, даже в относительно небольшие периоды эти категории заметно меняются» (там же).

В. В. Виноградов позднее раскрыл значение лингвистических работ Потебни в области синтаксиса. Он отметил, что Потебня выдвинул два новых и притом основных принципа понимания и исследования синтаксических явлений:

принцип исторической изменчивости синтаксических категорий и – соответственно – принцип историзма в осмыслении современной синтаксической системы;

принцип структурной взаимосвязанности всех основных грамматических категорий - слова, части речи, члена предложения и предложения.

Стремление раскрыть этапы развития человеческого мышления в фактах языковой эволюции, основанное на понимании связи языка и мышления, а отсюда применение историко-генетического принципа анализа и осмысления синтаксических явлений позволило ученым Харьковской лингвистической школы углубить исследования в области исторической грамматики русского и других славянских языков. Историко-генетический подход к изучению языковых явлений содействовал развитию отечественной семасиологии, лексикологии, этимологии, истории восточнославянских литературных языков, лингвостилистики.


Лекционные материалы к семинару «Язык и мышление»

Философские концепции соотношения языка и мышления


В данной теме рассматриваются концепции, которые разработаны как философами, так и теоретиками конкретных наук, но носят общефилософский характер. Эти концепции разработаны в рамках философии или философских разделов соответствующих наук.

Филофские концепции, трактующие те или иные стороны соотношения языка и мышления, могут быть обобщенно представлены следующим образом:
  • концепции, отождествляющие язык и мышление,
  • концепции, трактующие язык и мышление как несвязанные друг с другом сущности,
  • концепция «единства» языка и мышления,
  • концепции, рассматривающие различные формы мышления в их соотношении к языку,
  • концепции, рассматривающие соотношение логических и языковых категорий.

Неопозитивисты Р. Карнап, М. Шлик, Л. Витгенштейн отождествляли логику (то есть мышление) с синтаксисом. Логика оказывается частью синтаксиса – так писал в одной из своих работ Р. Карнап. Рассматривая синтаксис как комбинирование условных языковых знаков, Р. Карнап приходит к выводу, что «каждый может создавать свою логику, то есть свою форму языка как ему угодно». Поскольку же языки разных народов имеют разный строй, разный синтаксис, то и мышление этих народов оказывается разным, зависимым от их языков.

Другие философы полагали, что в конечном итоге язык и мышление – две независимые сущности и что выражение мышления посредством языка искажает мышление. «Язык абсолютно неадекватен логическому мышлению и постоянно искажает его», - писал Б. Рассел. «мысли умирают в ту минуту, когда воплощаются в слова», - отмечал А. Шопенгауэр. Е. Дюринг писал: «Кто способен мыслить только при посредстве речи, тот еще не испытал, что значит отвлеченное и подлинное мышление».

К. Маркс и Ф. Энгельс всячески подчеркивали единство языка и мышления. Маркс писал: «На «духе» с самого начала лежит проклятье – быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков – словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание». Язык и мышление тесно связаны друг с другом с самого возникновения: «подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми». Энгельс указывал, что причиной возникновения у человека как языка, так мышления является труд. Таким образом, по Марксу и Энгельсу, язык и мышление развились на базе труда, они возникли и развились одновременно, язык служит для общения, язык выражает, материализует, «отягощает» мышление. Однако отметим, что нигде не утверждается, что язык является средством осуществления мышления: указывается лишь на тесную взаимосвязь этих явлений.

Ряд ученых рассматривает вопрос о соотношении языка и мышления, исходя из идеи о множественности форм мышления и, соответственно, различном характере связи этих форм с языком человека. Различают абстрактное мышление – мышление отвлеченными понятиями и конкретное /в других терминах – практическое, образное, наглядно-действенное/, то есть мышление конкретными образами, непосредственно включенное в практическую деятельность человека. Л.С. Выготский полагал, что существует «речевое мышление» (то есть связанное с речью) и мышление неречевое, куда он относил инструментальное и техническое мышление «и вообще всю область так называемого практического интеллекта». Акад. Б.А. Серебрянников, кроме абстрактного мышления, выделял еще наглядное, образное, практическое, лингвокреативное, авербально-понятийное, поисковое и редуцированное мышление. Ясно, что вопрос о связи мышления с языком касается преимущественно абстрактного мышления, остальные виды мышления с языком не связаны.

В науке рассматривается также вопрос о соотношении мыслительных категорий – понятий и суждения – с языковыми категориями – словом и предложением.

Начиная с Аристотеля, наука вплоть до 19-го века исходила из идеи о тождестве этих категорий: слово рассматривалось как языковое воплощение понятия, а предложение – как воплощение суждения. Формы логического мышления таким образом фактически отождествлялось с языковыми формами их выражения. Многие грамматики вплоть до 19-го века (например, грамматика ФЫ.И. Буслаева) были написаны с позиций логического подхода к языковым единицам.

В настоящее время стала очевидной невозможность отождествления понятия и слова, суждения и предложения. Различия между понятием и словом таковы:
  • слово может выражать одновременно несколько понятия (омонимия и полисемия);
  • одно понятие может быть выражено несколькими способами (синонимия, разные лексемы для обозначения одного и того же понятия в разных языках);
  • понятие может не иметь однословного выражения (выражаться устойчивым словосочетанием, фразеологизмом, свободным словосочетанием);
  • слово может вообще не выражать понятия, будучи связано с другими типами концептов (представлениями, гештальтами, схемами, эмоциональными состояниями);
  • содержание понятия может меняться, а слово при этом остается неизменным (ср. изменившиеся в истории языка значения слов будильник, поезд, самолет, материалист и др.);
  • слово может меняться, а понятие сохраняться (ср. скульптура вместо истукан);
  • слово содержит кроме понятия эмоциональные, оценочные, стилистические, грамматические компоненты;
  • в семантике слова, кроме понятийных компонентов, отражающих существенные признаки предмета номинации, выделяются периферийные семантические компоненты, отражающие вероятностные признаки предмета.

Аналогично, выявляются многочисленные различия между суждением и предложением:
  • одно суждение может быть выражено разными предложениями;
  • одно предложение может выражать разные суждения (к примеру, в зависимости от интонации);
  • в предложении может выражать разные суждения (к примеру, в зависимости от интонации);
  • в предложении может выражаться сразу несколько суждений;
  • предложение может не выражать суждения (вопросительные, восклицательные предложения);
  • суждение двучленно, предложение может иметь второстепенные члены;
  • предложение содержит модальность, грамматическую информацию.

Таким образом, языковые категории – слово и предложение – шире по объему и содержанию, несут больше информации, чем логические – понятие и суждение. Логические и грамматические категории, таким образом, не тождественны, они не совпадают.

Вопросы:
  1. Перечислите основные философские подходы к проблеме соотношения языка и мышления.
  2. Кто прав – тот кто отождествляет мышление с языком или тот, кто их противопоставляет друг другу?
  3. В чем основная идея Маркса и Энгельса в вопросе о языке и мышлении?
  4. Какие виды мышления выделяются в науке? Как они связаны с языком?
  5. Охарактеризуйте соотношение понятия и слова.
  6. Охарактеризуйте соотношение суждения и предложения.