Учебно-методический комплекс умк учебно-методический комплекс теория языка

Вид материала

Содержание

5 курсЛингвистическая концепция Ф.И. Буслаева
Логическое направление
Буслаев о структуре простого предложения
Буслаев о структуре сложного предложения

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12

Дидактические материалы

5 курс

Лингвистическая концепция Ф.И. Буслаева

В середине XIX века оформляются логическое и психологическое направления в языкознании, находящие отражение и в современной лингвистике.

Логическое направление в языкознании – это совокупность течений и отдельных концепций, изучающих язык в его отношении к мышлению и знанию и ориентированных на те или другие школы в логике и философии.

Для логического направления характерно:

- обсуждение проблем гносеологии;

- тенденция к выявлению универсальных свойств языка в ущерб его национальным особенностям;

- выработка единых принципов анализа языка, независимых от реальных языковых форм (общее для всех языков представление структуры предложения, системы частей речи и т. д.);

- предпочтение синхронного анализа диахроническому и соответственно описательных грамматик историческим и сравнительно-историческим;

- преимущественная разработка синтаксиса (теория предложения) и семантики;

- преобладание функционального (содержательного) подхода к выделению, определению и систематизации категорий языка;

- определение грамматических категорий по их отношению к универсальным категориям логики: слова – к понятию (концепту), части речи – к выполняемой ею логической функции, предложения – к суждению, сложного предложения – к умозаключению;

- допущение скрытых (имплицитных) компонентов предложения, экстраполируемых из его логической модели.

Таким образом, для логического направления в языке характерно стремление найти универсальные свойства языковой системы: значение предложения отождествляется с суждением, значение слова – с понятием. Очень большое внимание уделяется методике лингвистического анализа.

Связь языкознания с логикой является изначальной. Сам термин «логика», введенный стоиками (в отличие от них Аристотель применял к законам мышления термин «аналитика»), обозначал словесное выражение мысли – logos. Основным для большинства греческих мыслителей являлся принцип «доверия языку» в его обнаружении разума и «доверия разуму» в его познании физического мира. Предполагалось, что подобно тому, как имя выражает сущность обозначаемого им предмета, структура речи отражает структуру мысли. Поэтому теория суждения основывалась на свойствах предложения, способного выражать истину. Термином logos обозначались и речь и мысль, и суждение и предложение; имя (греч. onoma) относилось и к классу слов (существительным) и к их роли в суждении (субъекту); глагол (греч. rhema) означал и часть речи, и соответствующий ей член предложения (сказуемое) и т.п. Логический, синтаксический и формально-морфологический аспекты единиц речи воспринимались в их нерасчлененной целостности, предполагающей прямую обусловленность формы логической функцией (Арутюнова 1990: 273-274).

Таким образом, внимание фиксировалось на случаях взаимного соответствия гармонии логических и языковых категорий. В центре анализа исследователя логического направления были логически релевантные единицы, прежде всего предложение - суждение, с которыми связывались значения истинности и модальности. Этим определялся функциональный (в противовес формальному) подход к речи, понимаемой как связь обозначающего, обозначаемого и предмета.

Логическое направление оформилось раньше психологического. Логический подход к языку характерен для воззрений греческих философов V - I вв. до н. э., для концепций западноевропейской схоластической науки (логики и грамматики) средневековья, для рационалистических концепций языка, лежащих в основе всеобщих философских грамматик (XVII - первая половина XIX вв.), а также для ряда школ и течений в логике, философии и лингвистике конца XIX – XX вв. (философии анализа, лингвистической философии, логического анализа естественных языков и под.). Например, схоластическая наука V-XIV вв., продолжавшая греко-римскую традицию, не разорвала связи между логикой и грамматикой. Логизация грамматики усилилась в эпоху А. Абеляра (XI-XII вв.), когда было заново открыто наследие Аристотеля: стал доступен полный свод его логических сочинений.

Близость логики схоластов к грамматике в числе других факторов была обусловлена отсутствием специальной логической терминологии, вследствие чего положения логики обосновывались материалом естественного языка (главным образом латыни). Многое из предложенного в XII в. Абеляром стало подробно разрабатываться в XX в. Например, в основу теории значения предложения схоластами были положены понятия диктума (лат. dictum - значение предложения), подробно обсуждавшееся в трактатах XII в. Абеляр подчеркивал, что предложения обозначают не предметы, а состояния предметов. Диктум как объективная часть значения предложения соотносителен с модусом – операцией, производимой мыслящим объектом. В XX в. Ш. Балли ввел в лингвистику теорию модуса и диктума.

В русле логического направления языкознания особое место в схоластической науке XII-XIV вв. занимает концепция модистов. Ее основанием служило различение в речи трех компонентов: подразумеваемой вещи, понятия и слова, которым соответствовали три категории модусов – modi essendi (модусы существования), modi intelligendi (модусы понятия) и modi significandi (модусы обозначения). Основное внимание модистов было сосредоточено на общих способах обозначения (modi significandi).

В период господства философской доктрины рационализма (XVII - 1-ая половина XIX в.) была возрождена идея универсальных («всеобщих») грамматик, основанная на убеждении в абсолютном соответствии речи натуральной логике мышления. С. Ш. Дюмарсе писал, что «во всех языках мира существует только один необходимый способ образования смысла при помощи слов». Логический подход к языку как способу познания его универсальных свойств получил продолжение в рационалистических концепциях языка французских ученых - логика А. Арно и языковеда-полиглота К. Лансло (см. выше)

В XIX в. логико-грамматическое направление разрабатывалось в ряде стран; в России крупнейшим представителем логического направления в лингвистике был Федор Иванович Буслаев, который, однако, одним из первых в XIX в. отметил случаи несовпадения категорий логики с категориями грамматики, что приводило к неадекватности описания конкретных языков.

Буслаев (1818-1897) родился в бедной семье уездного стряпчего и уже с 4-ого класса гимназии вынужден был зарабатывать на жизнь. В 1828 г. он поступает в Пензенскую гимназию. С основами грамматики его познакомил В. Г. Белинский, который вел там преподавание и написал свой учебник «Основания грамматики русского языка». Это была философская логическая грамматика, которая оказала большое влияние на Буслаева.

С 1834 г. началась университетская жизнь Буслаева. В Московском университете он слушал лекции профессоров И. И. Давыдова, М. П. Погодина, С. П. Шевырева и др. Здесь он знакомится с основными достижениями западноевропейской лингвистики, с произведениями Я. Гримма и В. фон Гумбольдта, которые оказали на него сильнейшее воздействие. С 1847 по 1881 гг. Буслаев читает лекции в Московском университете. Впервые в России он начинает преподавать сравнительную грамматику индоевропейских языков и историческую грамматику русского языка.

С 1860 года Буслаева избирают в члены Академии наук, и с этого времени он отходит от проблем языкознания, занимается древнерусской литературой, устным народным творчеством, изучением миниатюр на старинных церковных книгах.

В конце 50-ых годов XIX в. выходит в свет «Опыт исторической грамматики русского языка» (ч. 1-2. М., 1858г.) Ф.И. Буслаева (1818 – 1897г.). В ней исследователь представил связный очерк грамматических форм, категорий и конструкций русского языка с историческими экскурсами и комментариями, основанными на многочисленных фактах древнерусской письменности, областных народных говоров, фольклора и литературных памятников XVIII – XIX вв. Автор блестяще воплотил в своем труде принцип историзма и сравнения – фундаментальные принципы сравнительно - исторического языкознания: «…Как один и тот же герой, - писал Ф.И. Буслаев,- в продолжение столетий действует в различных событиях народных и тем определяет свой национальный характер, так и язык, многие века применяясь к самым разнообразным потребностям, доходит к нам сокровищницею всей прошедшей жизни нашей» (здесь и далее цит. по Виноградов 1978: 69-90).

Представления Ф.И. Буслаева о языке ярко демонстрируют исторический принцип, которого придерживался ученый в своих исследованиях: «…язык можно уподобить какому-нибудь старинному городу, в котором остатки дохристианских развалин перестроены частию в храмы, частию в жилые дома и в котором рядом с античным, греческим или римским портиком уютно и скромно стоит хижина новейшего изделия. Описать такой город – значит изложить его историю».

Увлекаясь сочинениями Я. Гримма и других представителей сравнительно-исторического языкознания, Буслаев тем не менее критически воспринимает их философские взгляды на грамматику. Именно Ф.И. Буслаев положил начало последовательному пересмотру логических оснований в грамматике, хотя сам был представителем логического направления сравнительно-исторического языкознания.

Во всеобщей, или философской грамматике, он находит следующие достоинства: 1) взгляд на язык как на органическое, живое и целое произведение духа человеческого; 2) признание теснейшей, неразрывной связи между этимологией и синтаксисом; 3)точнейшее определение частей речи; 4) систематическую разработку синтаксиса. Он отмечает при этом, что эта грамматика односторонне освещает и обобщает явления языка: «…она видит в языке только одну логику, опуская из виду всю полноту и многосторонность народной жизни» (Виноградов 1978: 70).

Понимание лингвистических взглядов Буслаева будет неполным вне того состояния европейского языкознания и исторического фона, на котором складывалась его общелингвистическая концепция. К этому времени трудами Ф. Боппа, Я. Гримма, Р. Раска, А. Х. Востокова полностью утвердился сравнительно – исторический метод в языкознании. Идеи Гумбольдта о языке как непрерывном творческом процессе пронизывают лингвистические взгляды Буслаева. Будучи крупнейшим представителем логического направления в языкознании, он стремится сравнительное и историческое рассмотрение языковых явлений, особенно синтаксических, сочетать с «логическими началами».

Оценивая традицию изучения грамматики русского литературного языка нового периода, Буслаев считал главной столбовой дорогой русского языкознания ломоносовское направление и с резким осуждением и отрицанием относился к грамматическим работам Н.И. Греча. Ученому-патриоту импонировала убежденность Ломоносова в том, что язык существует в обществе, является средством общения людей, средством сообщения мыслей, он – необходимое условие общественного прогресса, источником понятий является действительность, язык лишь классифицирует и обозначает ее объекты. В основу описательной нормативной грамматики М.В. Ломоносов, по мнению Буслаева, положил «народные и своеземные начала».

Буслаев откровенно радовался, что кончилась, наконец, пора господства филологической грамматики, которая устанавливала правила употребления книжной и устной речи, но не изучала законов языка. Он ратует за «новую лингвистику», которая ставит своей задачей изучение языка как особого явления и законов его развития, т.е. он за сравнительную и историческую грамматику в традициях Я. Гримма, Ф. Боппа, В. Гумбольдта, К. Беккера и др. Однако Буслаев критически воспринимает работы лингвистов сравнительно-исторического языкознания. Например, он не соглашается по некоторым аспектам с положениями лингвистической теории К. Беккера по поводу синтаксической теории последнего.

В соответствии с принципами историзма и сравнения на логической основе Буслаев излагает задачи, содержание и цели «Опыта исторической грамматики русского языка». Историческая грамматика ведет изучение русского языка в непрерывной связи с изучением церковнославянского. Она «не ограничивается языком русским книжным, потому что не может объяснить всех грамматических форм его, не входя в подробное рассуждение о речи разговорной». Все свои выводы историческая грамматика основывает на авторитете не только письменных, но и устных памятников языка. Она кладет в основу изучения «подробный этимологический разбор форм языка для того, чтобы из этого разбора извлечь грамматические законы, понятные и убедительные в теоретическом отношении…в синтаксисе стремится определить правильнейшее отношение отвлеченных приемов логики к формам языка» (Виноградов 1978: 73).

По мнению В.В. Виноградова, синтаксическая система Буслаева надолго определила основные приемы школьного построения и изучения синтаксиса русского языка. Не могла она не повлиять и на методы научного исследования русских синтаксических явлений. Традиции буслаевской грамматики сильны и поныне не только в школьной, учебной, но и в научной литературе по русскому синтаксису.

Ученый прозорливо различал в отношениях языка и мышления два периода развития языка: 1) древнейший и 2) позднейший. Он утверждал, что «вообще древнейший период – самый интересный в истории языка и самый полезный как в научном, так и в практическом отношении…в древнейшем периоде выражение мысли наиболее подчиняется живости впечатления и свойствам разговорной речи,…мысль находится в теснейшей связи с этимологическою формою, и потому синтаксическое употребление слов основывается на этимологической форме»

(цит. по Виноградов 1978: 73), т.е. на непосредственном конкретно-образном осмыслении всех значимых элементов слова. «В новейшем периоде, напротив того, словам, означавшим первоначально живые впечатления и отношения между лицами в разговоре, дается смысл общих отвлеченных понятий…в новейшем периоде язык сочетает слова независимо от этимологической формы, на основании только общего смысла, какой дается речениям», более сложным синтаксическим единицам (цит. по Виноградов 1978: 74). Буслаев возражает против прямолинейного заключения теоретиков логического направления о том, что синтаксические категории являются непосредственным отражением категорий логических.

Таким образом, по представлению ученого, у языка, как своеобразной системы выражения мысли с помощью членораздельных звуков, есть свои законы, не зависимые от законов логики или требующие уступок с их стороны: «…Сверх законов мысли, определяемых в логике, подчиняется он еще законам самого выражения, т.е. законам сочетания членораздельных звуков». «Следуя своим собственным законам при выражении мысли, язык иногда становится в видимое противоречие с законами логики» (цит. по Виноградов 1978: 75).

По Буслаеву, задача синтаксического изучения языка состоит в том, чтобы раскрыть в языке, в его грамматике, в формах сочетаний слов отражение общих законов логики, с одной стороны, а с другой – внутреннее своеобразие способов выражения, присущих самому языку и нередко развивающихся в противоречии с законами логики – «внутренние законы языка». Как видим, Буслаев противопоставляет язык мышлению, обособляет язык от мышления (что доказано концепцией невербальности в XX в.).

По Буслаеву, грамматические, обусловленные внутренним строем данного языка, и логические, общечеловеческие основы и элементы речи могут находиться в разнообразных, иногда противоречивых отношениях. В самом же языке наблюдается сложное переплетение явлений разных эпох. Логическое «единообразие и отвлеченность, возникшие в языке позднейшем и преимущественно в книжном, постоянно встречаются в нашей речи с формами древнейшими, живыми и разнообразными, доселе господствующими в устах народа».

Согласно глубокому убеждению Буслаева, «синтаксическое употребление слов состоит в теснейшей связи с самим значением их, объясняемым посредством разбора тропов и синонимов» (там же). Он отказался от выделения связки в качестве обязательного компонента структуры предложения, ввел в синтаксический анализ второстепенные члены предложения – дополнения и обстоятельства, не имеющие аналогов в составе суждения.

Буслаев о структуре простого предложения. «Суждение, выраженное словами, есть предложение. Вся сила суждения содержится в сказуемом… без сказуемого не может быть предложения. Из двух главных членов предложения – подлежащего и сказуемого – основной – сказуемое. Собственная и первоначальная этимологическая форма сказуемого есть глагол» (там же). Таким образом, Буслаев совершенно отрицает именной тип предложений.

Термин «связка» кажется ему излишним. Глагол быть означает лицо, время и наклонение, потому исследователь считает его полновесным, и нет причины давать ему иное название. Он характеризует сказуемое как простое и составное, т.е. состоящее из глагола в соединении с именем или другою частью речи. В составном сказуемом самая сила сказуемого состоит в глаголе.

Уже Потебня выразил несогласие с положением о том, что наше предложение без глагола невозможно. Действительно, куда отнести в таком случае многообразные предложения типа Жизнь – это борьба; Мертвая тишина; На улице – ни шороха, ни звука и т.п.?

Наличие номинативных предложений автор «Исторической грамматики» объясняет учением об опущении разных частей предложения. Согласно этому учению, могут опускаться даже основные элементы предложения, например, существительное в подлежащем либо глагол в сказуемом. С этой же точки зрения истолковывается и разница в сказуемостном употреблении кратких и полных прилагательных: краткие формы имени прилагательного в силу своего органического единения с глаголом получают «смысл глагола». Но «если вместо краткого употреблено в сказуемом прилагательное полное, то оно имеет смысл определительного, при котором опущено существительное; например: эти дома новые вместо эти дома суть дома новые» (цит. по Виноградов 1978: 77).

Что касается типов связи слов в предложении, Буслаев четко выделяет два: «Отдельные слова тогда только могут составить предложение, когда будут сложены одно с другим: 1) по способу согласования или 2) по способу управления (там же). Он отмечает и третий тип сочетания слов в речи в случае, например, с наречием, деепричастием, но не дает им терминологического наименования. Потебня, а затем Д.Н. Овсянико-Куликовский и А.М. Пешковский присвоили этому типу синтаксической связи название примыкания.

По учению Буслаева, логический состав предложения должно отличать от грамматического. С логической точки зрения в предложении только два члена: подлежащее и сказуемое. В грамматическом же отношении строго различаются от главных членов предложения – подлежащего и сказуемого – другие слова, которые их объясняют и дополняют, - так называемые второстепенные члены предложения. Однако в вопросе о второстепенных членах предложения Буслаев, следуя уже сложившейся к тому времени традиции, непоследователен и противоречив, что также позднее критикует Потебня. Несмотря на приверженность логическому направлению, именно он ввел в синтаксический анализ второстепенные члены предложения – дополнения и обстоятельства, не имеющие аналогов в составе суждения.

В синтаксической системе Буслаева (так же как и у Греча, и у Давыдова) описание форм и типов словосочетаний включается в характеристику структуры предложения и его членов, а не выделяется обособленно, как в современной лингвистике.

Буслаев о структуре сложного предложения. Речь может состоять или из предложений отдельных, или соединенных одно с другим. Так возникает проблема сложного предложения, представляющего собой совокупность двух или нескольких предложений. Соединение предложений происходит по способу подчинения, когда одно (подчиненное) предложение «составляет часть другого» (главного), или по способу сочинения, когда соединенные предложения не входят одно в другое в виде отдельной части и остаются самостоятельными. «Предложение, составляющее часть другого предложения, именуется придаточным, а то, в которое придаточное входит как часть, именуется главным» (цит по Виноградов 1978: 79).

С точки зрения Буслаева, основной признак придаточного предложения – эквивалентность его с каким-нибудь членом главного предложения, кроме сказуемого, функциональное соответствие его подлежащему, дополнению, определению, обстоятельству. Только одно сказуемое, т.е. глагол, «никогда не может терпеть этой замены» придаточным предложением.

Буслаев подробно анализирует средства связи простых предложений в составе сложного, указывая на разновидности союзов и их синтаксические функции, детально рассматривает виды придаточных предложений. Он указывает, что предложения как главные, так и придаточные подвержены разнообразным изменениям. Из них особенно существенны, кроме опущения членов предложения, два: 1) сокращение целого предложения в отдельный член и 2) слияние двух или нескольких предложений в одно. Автор вскрывает причины таких замен, приводит многочисленные примеры: Когда усердно работаешь, не замечаешь течения времени. – Усердно работая, не замечаешь течения времени. Кто много трудится, устает. – Много трудящийся устает. Входя в состав главного предложения, возникшие в результате сокращения члены бывают подлежащим, определением, дополнением, обстоятельством.

Буслаевское учение о сокращении предложений опирается на ложную гипотезу, будто глагольный строй предложений предшествует именному – более отвлеченному и позднему. Потебня доказывал несостоятельность такого предположения. По мнению ряда современных лингвистов, глагольный тип предложения сформировался позднее именного.

Давая высокую оценку исследованиям Ф.И. Буслаева, В.В. Виноградов приходит к выводу, что его синтаксис менее историчен, чем этимология или морфология. Располагая значительным количеством наблюдений над языком современным и предшествующих столетий, Буслаев приходит к отдельным ценным обобщениям и утверждениям, значение которых очень велико. Они до сих пор составляют ценнейший синтаксический материал. «Однако они не образуют хоть сколько-нибудь связанной внутренними соотношениями исторической цепи синтаксических явлений и процессов. Осмысление их функций, их роли в истории развития синтаксического строя русского языка ослабляется формально-логической отвлеченностью, антиисторизмом общей синтаксической теории Буслаева» (Виноградов 1978: 84).

Логико-синтаксическая теория Буслаева неоднократно вступает в противоречие с богатым материалом из сферы синтаксического развития русского языка в силу ограниченности, а в ряде случаев и ошибочности логического направления в языкознании. Поэтому уже в рамках этого направления зародилась критика логических принципов анализа, что можно наблюдать и в воззрениях Ф.И. Буслаева. Позднее логическое направление подверглось ревизии со стороны формально-грамматического, психологического, типологического и других лингвистических школ по следующим положениям:

далеко не все категории логики имеют языковое соответствие (в языках не отражены важные для логики родовидовые отношения, различия между истинными и ложными высказываниями и др.;
не все формы языка имеют логическое содержание (не все предложения выражают суждения);
число логических и грамматических членов предложения не совпадает, вследствие чего объем логического и грамматического подлежащего и сказуемого различен (логически предложение членится на субъект и предикат, грамматически же выделяет в составе группы подлежащего определение, а в составе группы сказуемого – дополнения и обстоятельства);
применение логических категорий к категориям грамматики (типа «суждение, выраженное словами, есть предложение») не корректно;
анализ предложений на основе единой логической модели не позволяет описать реальные синтаксические структуры во всем их разнообразии, затемняя существующие между разными языками типологические различия и индивидуальные особенности конкретных языков;
логистические описания оставляют не выявленными психологический (эмоциональный, оценочный, волевой) и коммуникативный аспекты речи;
логика не может дать надежного принципа классификации языковых форм.

Во второй части «Исторической грамматики русского языка» под названием «Синтаксис» Буслаев рассматривает также проблемы взаимоотношения языка и мышления, трактуемые им в духе логической грамматики. Ученый справедливо указывает на сложность отношений между языком и мышлением, которая объясняется тем, что язык, с одной стороны, служит выражением всех действий нашего мышления, с другой стороны, «мысль развивается в голове независимо от форм языка».

Язык он рассматривает как совокупность условных знаков для выражения мысли. Функция языка – выражать мысль. Однако исследователь снимает всякое качественное своеобразие между особенностями языка и особенностями мышления. Он высказывает правильную мысль о том, что ложится в основу первоначального наименования предмета. Источником названия предмета служило свойство предмета, ярче других бросающееся в глаза и сильнее затрагивающее «чувства и воображение». В дальнейшем, «как скоро предмет заслоняет в языке производимые им впечатления, тотчас же выступает необходимость обозначать словом понятие о предмете» (Хрестоматия по истории русского языкознания 1973: 103).

В процессе последующего развития слова не изменяются, но развиваются понятия. Эти понятия как способность отражения предметов внешней действительности у всех народов мира одинаковы. Впечатления же от этих предметов, вызывающие членораздельные звуки, дали начало наименованию предметов. «Различные языки сходствуют друг с другом по понятиям, словами выражаемыми, различествуют же по впечатлениям, от которых первоначально происходят названия» (там же).

Богатство собранного Буслаевым исторического материала, теоретическое его обоснование пролагало новые пути для дальнейших исследований. Буслаев не имел предшественников по созданию исторической грамматики родного языка, поэтому один из лингвистов того времени А. А. Дмитриевский отмечал, что «он по своим трудам и влиянию в языкознании для нашего времени может быть назван вторым Ломоносовым» (там же). Традицию изучения русского языка в сравнительно - историческом плане продолжил другой известный русский языковед Измаил Иванович Срезневский (1812-1880).

Blog

Учебно-методический комплекс умк учебно-методический комплекс теория языка

Содержание