Geum.ru

А. В. Данилов-Данильян, > П. А. Медведев

Вид материалаДокументы
IV. Принципиальный перечень нормативных актов, необходимых для реализации разработанной процедуры
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

IV. Принципиальный перечень нормативных актов,

необходимых для реализации разработанной процедуры


Описанная выше процедура постепенного вытеснения действующих административно-командных методов управления экономикой состоит их строго определенной последовательности конкретных шагов. Осуществление этих шагов должно регулироваться законодательными актами. С целью придания процедуре конструктивной завершенности разработаны проекты соответствующих нормативных документов.

Краткий перечень этих документов приводится ниже

1. Законодательные и нормативные документы, устанавливающие порядок введения и статус обратимых денег и свободных счетов. Сюда же относятся документы, охраняющие обратимые деньги от смешения с обычными платежными средствами предприятий.

2. Документы, регулирующие порядок расчетов, правила оптовой торговли средствами производства, банковских операций в обратимых деньгах и устанавливающие взаимоотношения предприятий между собой и с государственными организациями (госзаказ) в рамках новых хозяйственных отношений.

3. Нормативные акты, вводящие правила использования свободных цен и механизм их государственного регулирования.

4. Законодательные акты, определяющие принципы налоговой политики по отношению к хозяйственной деятельности в рамках нового хозяйственного механизма.

5. Документы, касающиеся организации рынка ценных бумаг.

6. Нормативные акты, регулирующие деятельность кооперативов.

7. Документы, определяющие правила защиты внутреннего рынка республики.

Изложенное выше является результатом труда целой группы экономистов, а не только авторов настоящего документа.

П.А. Медведев,

И.В. Нит,

ВЛАСТЬ, ДЕНЬГИ, СВОБОДА Л.М. Фрейнкман




Коммунист. 1991.

I


Парадоксальность и непредсказуемость сложившегося на шестом году перестройки положения в обществе, все более заметная непоследовательность перестроечных процессов, рост противоречий внутри общественных сил, искренне считающих себя сторонниками перестройки — все эти явления требуют пристального анализа.

Чувство особой тревоги вызывает диссонанс двух тесно связанных между собой общественных сфер. С одной стороны, очевидны серьезные продвижения в политической области, с другой — полная неизменность хозяйственной жизни: самостоятельность трудовых коллективов и отдельных граждан по-прежнему фикция, кабала аппарата не только не ослабла, а, напротив, усугубилась из-за косметических реформ в народном хозяйстве.

В появившихся за последнее время публикациях высказываются разные точки зрения на причины такого перекоса. Однако нам кажется, что приводимые в них соображения, как правило, больше касаются следствий, чем причин этого действительно опасного явления. Тревожность сложившегося положения определяется не только часто упоминаемым разрывом между позитивными политическими сдвигами и окаменелостью экономики. Подобный разрыв менее принципиален, нежели кажется на первый взгляд. Действительно, рассмотрим, например, такое, без сомнения, позитивное детище демократизации, как гласность. Слов нет – сделано много. Вначале даже возникла эйфория, что это и есть последовательное движение к подлинной свободе слова. Но очень быстро иллюзии рассеялись: русскоязычные «Московские новости» сидят на голодном бумажном пайке, а воля читателей, готовых оплатить из своего кармана работу редакции и типографии, – не в счет. Бумагу, как и в старые «добрые» времена, распределяет аппарат, предварительно забрав ее у тех, кто ее производит. Естественно, львиная доля перепадает самым лучшим, по его мнению, изданиям. А основная масса читателей по-прежнему не свободна выбирать, что читать. Свобода слова уже способна выйти за пределы кухонных разговоров, но еще не в состоянии вырваться на площадь.

Недалеко ушла от гласности и свобода волеизъявления народа. Ни для кого не секрет — трудно с едой в глухих российских углах, где стало модным у начальства баллотироваться в народные депутаты. Распорядится пришлый вельможа-кандидат «выбросить» гречку и чай в сельпо округа, где он ведет предвыборную «борьбу», пригрозит не дать «оппозиционерам» комбикорма — и враз урезонит вольнодумцев, предметно покажет, чей хлеб едят избиратели. До свободного ли тут волеизъявления! Вот и останутся с носом всякие «бестоварные» говоруны.

Выходит, с выданным народу послаблением в политической жизни не очень-то разбежишься — быстро упрешься в своеволие хозяйственной власти управленческого аппарата. Благие политические намерения уже не раз наталкивались на этот бастион. За примерами далеко ходить не надо — у всех на слуху события в Литве.

В чем же природа хозяйственной власти в нашей стране? Насколько она сильна и опасна? Ответить на эти вопросы можно, например, при помощи какого-нибудь из новейших установлений, принятых ради оздоровления нашей хозяйственной жизни. Для определенности возьмем Закон о государственном предприятии. Общественности он был преподнесен как новая веха в развитии «самого полного» хозрасчета. Но, изучив этот документ, легко убедиться: трудовым коллективам, как и раньше, даровано всего лишь одно, хотя и самое почетное право — работать. А главного и наиболее естественного — по собственному усмотрению использовать произведенный продукт (или полученные за него деньги) – он до сих пор лишен. Неотъемлемое право всякого по-настоящему свободного труженика сохранено за аппаратом.

По какой бы модели хозрасчета ни работало предприятие даже если милостиво разрешат перейти на аренду — как делить оставшийся после уплаты обязательных платежей доход ему указывают сверху: чем коллектив может распорядиться самостоятельно, а чем не может. Только фонд заработной платы и различные персональные выплаты на социальные нужды используются по усмотрению его членов. Контроль же за фондом развития производства и другими подобными фондами коллектив сразу же теряет. Право распоряжаться этой долей (а она, как правило, превышает отпущенную на потребление) переходит в руки распределяющего аппарата. Ведь, не испросив у него дополнительного разрешения (фондов, лимитов и т.п.), нельзя приобрести за безналичные платежные средства необходимые ресурсы. Право распределять заработанный фонд даже в самой последней правительственной программе остается у аппарата. Лишь внешне поменялся механизм отчуждения. Теперь это прогрессивный налог на потребляемую трудовым коллективом долю его дохода. Он будет взиматься, как только эта доля превысит некую норму, устанавливаемую сверху и учитывающую предысторию использования дохода. Дополнительно декларируется, что при налогообложении будут использоваться сопоставимые цены и условия хозяйствования! Последнее предоставляет полную свободу для производства распределяющей власти.

Этот рычаг редистрибуции аппарат очень искусно использует для укрепления собственного могущества: подавляет свободомыслие снизу, лишает провинившихся права приобретать нужные ресурсы, блокирует невыгодные ему решения высшего политического руководства страны, создает дополнительные экономические трудности, приближающие нас к карточной системе.

Так, например, аппарат умело усмирил арендаторов, лишив их возможности (среди прочих ограничений) заниматься самообеспечением собственного производства и собственных работников. Все жизненно важные ресурсы по-прежнему в руках распределительного аппарата. И для особо свободолюбивых всегда найдется тысяча способов отключить газ, сократить фонды на сырье, запретить строить собственный жилой дом или уменьшить число выделяемых путевок в пионерские лагеря.

Сказанное проливает свет на механизмы власти в нашем обществе и на ее взаимоотношения с народом.

Существующие властные отношения определяются не владением землей, заводами и капиталами. Они вытекают из безраздельного права, постепенно присвоенного кастой распределителей, — отбирать весь производимый в стране продукт и распределять его по своему усмотрению, что во все времена было равнозначно — распределять в интересах укрепления собственной власти. Это право возникло после политического переворота 1928 г., когда впервые в законченном виде оформилась система хозяйственных и политических отношений, известная под псевдонимом директивного централизованного планирования.

Главенствующая роль партийного аппарата в пирамиде власти объясняется тем, что он распределяет (и упорно старается сохранить эту монополию) наиболее ценное благо — должности в иерархической структуре распределяющего аппарата. Постепенно формируя эту структуру, партийная номенклатура в итоге оказалась ее неотъемлемой частью. Механизмы распределения товаров и демократических свобод у нас однотипны. Так что несоответствие между процессами демократизации в политической и экономической областях только кажущееся. На поверку между ними реализуется иной тип зависимости: дальнейшее развитие политических свобод упирается в практически неограниченную власть социального слоя распределителей в хозяйственной сфере. Принадлежность к номенклатуре — важнейший внешний признак этого слоя.

Представляется, что за прошедшие годы перестройки возможности дальнейшего углубления политической демократии в рамках старых хозяйственных отношений полностью исчерпались. Властные отношения, основанные на праве редистрибуции национального богатства, мешают нашему обществу провести действительно радикальные экономические и политические реформы.

Для того чтобы прекратить топтание на месте, которое продолжается в экономической сфере уже полных 5 лет, а в последнее время все сильнее ощущается и в политической, общественное мнение должно осознать, что центром неумолимо затягивающегося узла политических противоречий является естественное право отдельного человека, трудового коллектива, региона или республики свободно, без каких-либо ограничений (кроме установленных обществом налогов) распоряжаться продуктом своего труда и принципиальное непризнание этого права распределяющей кастой. Действительное обретение такого права означает начало конца монопольной власти старой системы отчуждения и распределения.

Таким образом, вопрос об экономическом суверенитете хозяйствующих субъектов, по сути дела, является вопросом о политической власти. Получив хозяйственную свободу, трудящиеся из вечно униженных просителей, «иждивенцев» на шее у государства (читать — у аппарата) превратятся в добровольно делегирующих государству на основе консенсуса часть своих доходов и лишь в силу этого обеспечивающих ему власть и силу.

Тот союз перестроечных сил, который начинал революционные перемены в 1985 г., больше не существует. Он был возможен, пока в повестке дня стояли задачи роста эффективности производства, усиления гласности, перехода к новым политическим механизмам и другие, не угрожающие реальной экономической власти аппарата. Как только опасность для нее стала вырисовываться отчетливо, выявились не только саботаж и непоследовательность действий, но и открытая оппозиция курсу на перестройку.

Стремясь удержать свою власть, начавшую колебаться под напором политических послаблений, номенклатура распределителей пускается во все тяжкие. Предпринимаются лобовые атаки на реформу, когда ее идеологи призывают, например, с целью установления социальной справедливости ввести рационирование потребления, то бишь карточки. Произносимые ими вслух аргументы либо неубедительны, либо туманны, зато замысел предельно ясен: сделать власть номенклатуры предельно неограниченной. Удастся осуществить этот замысел — тогда люди труда, получая от распределяющей системы заработную плату, даже ее не смогут потратить свободно: что, когда и даже где купить – предопределят «радетели» за судьбы народные

Проводятся и более сложные маневры, замысел которых понятен не сразу. Например, под видом расширения хозяйственных свобод предприятиям вдруг было даровано деструктивное право самим планировать производство и реализовывать свою продукцию на основе полного хозяйственного расчета, самофинансирования и самоуправления. В результате возникла крайне драматическая ситуация — ни плана, ни рынка, так как полученное таким способом сочетание централизованного руководства и самостоятельности трудовых коллективов обернулось прекращением производства невыгодной, но кому-то необходимой продукции, срывом обязательств по поставкам, нарушением работы и без того вечно сбоившей системы материально-технического снабжения. Общественное мнение пытаются убедить, что эти негативные явления – следствие коллективного эгоизма, который вдруг под влиянием преобразований охватил неэгоистические «в принципе» хозяйственные отношения развитого социализма. Вот вам развращающее влияние рынка! Но виноват не рынок, и не перестройка, а номенклатурный способ проведения реформ. Всего лишь один пример. Летом 1987 г. была поставлена задача перейти к оптовой торговле средствами производства. Выполняя ее, Госснаб СССР за 2 года (1987–1989) сократил число централизованно распределяемых видов продукции с более чем 13000 до 618, т.е. более чем в 20 раз. Казалось бы, должен возникнуть гигантский рынок производственных ресурсов. Однако оказывается, что стоимостное сокращение объемов централизованного распределения было куда более скромным — с 290 млрд. до 195 млрд. руб., т.е. всего лишь в 1,5 раза. Другими словами, сокращение числа утверждаемых балансов шло в основном за счет укрупнения номенклатуры, а не реального наделения предприятий дополнительной самостоятельностью.

Но укрупнение номенклатуры лишает централизованное распределение ресурсов последней капли целесообразности. Конкретизация заказов в рамках выделенных фондов теперь происходит по договоренности между потребителем и поставщиком. Это означает неприкрытый диктат изготовителя при заключении договоров, ведь у потребителя нет реальных рычагов воздействия на него. Деньги, которые он готов заплатить, обладают крайне ограниченным стимулирующим эффектом, так как их нельзя тратить по усмотрению трудового коллектива. Дополнительная свобода в выборе производственной программы не была подкреплена дополнительной свободой в использовании доходов. В результате в очередной раз был нанесен ущерб и экономике, и здравому смыслу. Чтобы как-то сгладить начавшийся в результате предпринятых мер стихийный процесс разрушения остатков упорядоченности в народном хозяйстве, было принято решение, предоставившее потребителям право на пролонгацию сложившихся хозяйственных связей. Предприятия получили возможность с помощью арбитража навязать изготовителям сохранение сложившихся условий поставок. В итоге часть хозяйственных связей вместо Госснаба стала регулироваться решениями Госарбитража, что, конечно, ничуть не нарушает традиционный расклад общественных сил.

Сфера производства и движения вещественных потоков не единственная, где была допущена анархия, какая и не снилась самому свободному рынку — ведь там выполнение обязательств перед контрагентами непреложный закон. Аналогичный хаос санкционирован аппаратом и в финансовой сфере. В результате неконтролируемая государством эмиссия наличных денег, осуществляемая путем массового превращения безналичных платежных средств предприятий в хрустящие банкноты и, как следствие, происходящий на глазах развал и без того нищенского рынка товаров народного потребления. Обратной стороной это «недомыслие» экономического руководства ударяет по предприятиям — нет смысла что-либо выпускать, проще заниматься финансовыми манипуляциями. На фоне сокращения производства еще круче заворачивается спираль инфляции. Удивляться всему этому не приходится: дискредитация идей радикальной реформы — единственный шанс для номенклатуры сохранить привычный порядок вещей.

Однако подобные способы сохранения исторически несостоятельной власти номенклатуры оказываются небезопасными для общества. Мы испытываем на себе тяжелые социальные перегрузки — результат тщательно закамуфлированных контрперестроечных действий распределяющего сословия. Его представители рискуют раскачивать корабль народного хозяйства — того гляди зачерпнем бортом — в надежде, что все обойдется, и одновременно в непоколебимой уверенности, что если растерянность и паника достигнут определенного накала, то тысячеголосая толпа сама возопит к «отцам-командирам»: «Володейте нами, только спасите!» И тогда они снова на коне поведут страну из бурлящих волн перестройки в тихую заводь застоя. Наивная, ни на чем не основанная надежда! Сегодня власть редистрибутивной касты не безгранична. Возврат к ее монополии означал бы дестабилизацию мировой политической обстановки и окончательный развал нашей экономики. А этому противостоит стремление человечества к миру и сильно политизировавшееся за годы перестройки общественное сознание в нашей стране.

Извечное стремление жить лучше, заработать побольше, ощущать себя хозяином, а не винтиком все мощнее противостоит усилиям номенклатуры вернуть все на круги своя. Организуются большие группы людей, объединенных производственными — забастовки шахтеров летом 1989 г. — или национальными интересами, как в случае начавшегося еще раньше движения Прибалтийских республик. Идет непрерывная борьба между властью распределителей и трудовыми коллективами. Первые стремятся (особенно лихорадочно в последнее время) вернуть трудящимся поменьше, вторые — урвать из общего котла побольше. И надо сказать, последние преуспевают в этом соревновании.

За годы безраздельной власти административно-командной системы на нижних этажах номенклатурной пирамиды выросла плеяда способных хозяйственных руководителей, натренированных обходить любые устанавливаемые верхом ограничения и запреты. Они стабильно переигрывают замкнутую в себе и потому неповоротливую верхушку этой пирамиды. Усиливающийся процесс стагфляции — наглядное тому свидетельство. Стремление отдельных трудовых коллективов к получению льгот для себя (так зачастую трактуется хозяйственная свобода) ускоряет начавшийся в конце 70-х гг. хозяйственный развал.

Таким образом, надежды распределяющего аппарата овладеть положением, не отдавая производителю законного права распоряжаться продуктами своего труда, иллюзорны. Номенклатура оказалась в безвыигрышном положении: оба возможных шага — добровольно уступить власть народу или упорствовать в борьбе за свои права для нее губительны. Следовательно, сейчас вопрос только в том, начнут ли трудящиеся-производители отбирать эти права явочным порядком, неизбежно нарушая законы страны и дестабилизируя общую обстановку, или начавшие перестройку представители высшей политической власти осознают катастрофическую опасность такого развития событий, возглавят идущее снизу движение за подлинную хозяйственную самостоятельность, вовлекут в него лучшую часть аппарата, понявшую безвыходность кастовой политики, и поведут страну по созидательному пути передачи власти народу. Движение навстречу трудовым коллективам республик и регионов — единственный, по-видимому, бескровный путь разрешения экономического и политического кризиса.

Возникновение в рамках общесоюзного рынка собственных региональных рынков создаст все необходимые предпосылки для дальнейшего расширения и углубления суверенитета республик, а это единственное средство уберечь Союз от трагического для всех развала. Незыблемое право на собственный «кусок хлеба» явится реальной гарантией принятия по-настоящему независимых политических решений. Совместная коммерческая деятельность — основа хозяйственной самостоятельности — выдвинет в национальные руководители людей, признающих компромисс в качестве основного средства разрешения спорных вопросов, способных принимать взвешенные, не ущемляющие чужих интересов решения. Процесс обретения подлинного суверенитета должен начинаться с освобождения от номенклатурной барщины и замены ее общественным оброком — установленными парламентами республик налогами и натуральными поставками. Вначале такие поставки неизбежно будут в значительной степени отражать навязанную в прошлом структуру хозяйственных связей, но по мере развития рыночных отношений вздорная структура безхозяйственности станет вытесняться прямыми взаимовыгодными коммерческими связями между предприятиями, другими непосредственными хозяйственными субъектами вне зависимости от их территориального расположения.

Поэтому сегодня ключевой вопрос — как реализовать этот второй путь? Какие конкретные шаги предпринять, чтобы обеспечить процесс непрерывного вытеснения старой системы отношений и связей? Как обеспечить необратимость перемен и не сорваться в пропасть хозяйственной анархии?

II

Действующий хозяйственный механизм крайне неэффективен. И вместе с тем необходимо учитывать, что номенклатура является чрезвычайно важным элементом этого механизма, без которого наша экономика не сможет просуществовать и недели. Именно чиновник еще как-то сдерживает от распада хозяйственную систему, полностью лишенную саморегулирующих начал. Административный аппарат обеспечивает взаимодействие между изготовителем и потребителем, между производством и населением, различными способами пытается объединить трудовые коллективы в нечто целостное и минимально работоспособное. Другими словами, номенклатура в административной системе управления пытается взять на себя часть функций, свойственных деньгам в условиях рынка, стремится сформировать общие интересы и всеобщую взаимосвязь между хозяйственными ячейками.

Для самих же денег в номенклатурной экономике места не остается. Они перерождаются в платежные средства, годные лишь для учета и обслуживания распоряжений правящего слоя. Заработанные доходы, как мы уже отмечали, трудовой коллектив может истратить лишь в соответствии с утвержденными начальством нормативами, а приобретать и продавать производственные ресурсы — лишь располагая выданными тем же начальством фондами и нарядами.

Чтобы вернуться к нормальной общественной жизни (прежде всего экономической), необходимо вернуть деньгам их законные функции — сделать их главной и всеобщей мерой результатов труда, трудового вклада, хозяйственного успеха и эффективности. Рубль потребителя (покупателя), а не воля чиновника должен определять реальные доходы и качество жизни работника, трудового коллектива, региона. Власть денег над людьми существенно более целесообразна и нравственна, чем произвол бюрократа, влезающего между изготовителем и потребителем и узурпирующего право определять, что производить одному и что потреблять другому. При наличии нормальной денежной системы в номенклатуре уже нет никакой необходимости. У потребителя появляется реальный рычаг воздействия на производство, у изготовителя реальный стимул интенсивнее работать и больше зарабатывать, ведь с устранением аппаратной надстройки появится прямая связь между доходом предприятия и зарплатой его работников. Предприятия получат возможность договориться между собой без Госснаба, Арбитража, райкома, на основе естественных и понятных каждому стимулов и интересов. Расширение хозяйственной свободы при отсутствии в экономике нормальных денег приводит к анархии, но свобода в расходовании заработанных полноценных денег — краеугольный камень экономической демократии и хозяйственного оздоровления.

Что лежит в основе резкого роста производства на любом убыточном заводе, превращенном его работниками в кооперативное предприятие? Всего лишь иной социальный статус, обеспечивающий заметно более надежную защиту от деспотического номенклатурного вмешательства и дающий право самим распоряжаться своей продукцией и доходами (или хотя бы их значительной частью). Впервые появляется прямая связь между результатом работы коллектива и зарплатой каждого, и сразу никого больше не надо уговаривать лучше трудиться. Впервые самим можно тратить заработанное, и сразу ненужным становится любое из нынешних отраслевых министерств.

Если бы сегодня удалось превратить трудовые коллективы в собственников одних лишь текущих результатов их труда, то даже при нерешенных вопросах о собственности на землю и недра, основные фонды и запасы это кардинально изменило бы социально-политическую и экономическую ситуацию в стране. Грубо говоря, необходимо «всего лишь» оставить предприятия наконец в покое, дать им возможность самим зарабатывать себе на жизнь и по своему усмотрению тратить заработанное, законодательно зафиксировав систему налогообложения вместо нынешних номенклатурных поборов. Как уже случалось в российской истории, свобода торговать сегодня гораздо важнее для развития общества, чем свобода печати. Однако добиться подобных изменений в один день не удастся. Дело в том, что решительное и одномоментное отстранение номенклатуры от участия в хозяйственной жизни тут же парализует всю экономику. Трудовым коллективам десятилетиями навязывали иррациональные правила производственной деятельности. Полная свобода в таких условиях неизбежно означает массовый отказ от невыгодной продукции и невыгодных смежников, разрыв сложившихся хозяйственных связей и медленный мучительный поиск новых компромиссных решений.

Кроме того, ситуация будет серьезно отягощаться по крайней мере двумя дополнительными факторами. Во-первых, в нашей самоедской экономике имеется огромное количество предприятий, созданных исключительно для обслуживания интересов номенклатуры и совершенно бесполезных с позиций населения. Скачкообразный переход к рынку означает быструю смерть этих предприятий. В социальном плане это ведет к появлению мощного фактора нестабильности. Во-вторых, трудовыми коллективами накоплены огромные суммы денег, которые в нынешних условиях никак не могут быть истрачены. В условиях реальной самостоятельности большая их часть, несомненно, будет быстро выплачена в зарплату. Это приведет к окончательной гибели потребительского рынка, а значит, и к банкротству рубля. Наиболее вероятной реакцией на это государственной власти станет введение карточек, ведь иначе нельзя будет защитить пенсионеров, учащихся и многодетных. Если же этого не сделать, то, как известно из истории, банкротство денежной единицы почти всегда сопровождается развалом государственной машины и правопорядка, что также неприемлемо.

Так что мы не видим иного выхода из положения, как постепенное вытеснение (а не изгнание) номенклатуры из экономики и постепенное наделение предприятий самостоятельностью. Власть номенклатуры должна быть заменена властью и авторитетом денег, причем денег населения — единственных еще сколько-нибудь похожих на деньги в нашем обществе.

Потребительский рынок — единственное место в нашей экономике, где деньги еще остались деньгами. В своей повседневной экономической жизни отдельные граждане гораздо более свободны, чем предприятия, ведь им не надо каждый раз спрашивать разрешения, как истратить собственный рубль. В отличие от трудовых коллективов население почти не нуждается в номенклатуре, чтобы решить, где, каких и как много приобрести товаров. Были бы деньги в кармане, а как их истратить — сами разберемся (часто, правда, с помощью черного рынка).

Свободу от административных пут поэтому должен первым получить тот трудовой коллектив, который непосредственно работает на потребительский рынок, чья самостоятельность может эффективно регулироваться населением путем ежедневного голосования рублем в магазинах. Шаг за шагом эту самостоятельность следует распространять на их смежников, «вглубь экономики», доходя в конечном счете до нефтяников и шахтеров. Причем на каждом этапе хозяйственная свобода должна предоставляться предприятию в момент, когда его деятельность уже регулируется населением, т.е. когда на место административного диктата заступает контроль потребительского рубля и не возникает столь опасной мертвой зоны безвластия, где не действуют ни старые, ни новые отношения и интересы.

Мы стремимся к экономике, в которой право на существование будет иметь лишь тот, кто способен прямо или косвенно удовлетворить конкретные запросы населения. С этих позиций вполне закономерно, что именно деньги населения должны стать носителем новых экономических отношений, носителем хозяйственной свободы. Продажа своей продукции населению — реальное подтверждение общественной значимости выполненной работы. Пусть потребитель и определяет своими покупками уровень благосостояния каждого трудового коллектива, который, в свою очередь, станет оценивать рублем своих поставщиков. Так что никто не сможет кормиться из рук вчерашних номенклатурных хозяев. Экономический приоритет потребителя и хозяйственная самостоятельность изготовителей должны прийти на место диктата поставщика и тотальной власти номенклатуры.

Конкретный механизм реализации этой идеи предложен в рамках альтернативного подхода к проведению радикальной реформы — концепции обратимых денег1. Преимущественная особенность концепции в том, что вместо радикальной ломки нынешних государственных и хозяйственных структур в ней предлагается экономическими средствами реализовывать переходный процесс к новой социально-экономической реальности. В ходе переходного процесса предстоит решить три важнейшие задачи: а) предприятия, ныне встроенные в самоедские производственные циклы, должны найти свои «экологические ниши» в новой хозяйственной системе, в обслуживании населения; б) должна быть налажена система социальной защиты и поддержки отдельных групп населения; в) должна быть сведена к минимуму власть номенклатуры с предоставлением ее членам возможности для конструктивной деятельности в рамках новых структур.

В отношении последнего следует подчеркнуть, что поскольку номенклатура среди прочего выполняет и действительно необходимые экономике функции, то определенная часть ее представителей бесспорно обладает крайне ценными знаниями и навыками. Это подтверждается, например, все более частыми фактами перехода ответственных работников, например Госснаба и Минфина, в кооперативы, совместные предприятия, другие коммерческие организации. Первые осмысленные шаги к нормальной рыночной экономике гигантски усилят этот процесс, окончательно расколют и ослабят номенклатуру, превратят наиболее ценную ее часть из противников в союзников осуществляемых перемен.

Переориентация экономики на потребителя способна расколоть и такое порождение административной системы, как мафия, структуру, паразитирующую на распределении ресурсов и потребительских товаров. Ее нынешняя монолитность определяется полной зависимостью каждого от благорасположения вышестоящего начальника, выражающейся в уровне плана и товарных фондов, а значит, в размере будущей премии и социального престижа. Если зарплата продавца и директора магазина зависят лишь от объема проданных изделий, а количество товаров на полках определяется лишь их собственным умением договариваться с поставщиками, то возникают условия для совсем других отношений с начальником торга. Из могущественного магараджи он превращается в обыкновенного посредника, которому коллектив магазина готов платить из своих доходов за конкретные услуги. И не нужно будет объявлять интифаду дельцам теневой экономики.

Предлагаемая нами процедура хозяйственных преобразований ориентирована на формирование в рамках народного хозяйства самостоятельного рыночного уклада и создание условий для его поступательного расширения на основе саморазвития. Этот уклад должен функционировать по своим собственным хозяйственным правилам и быть независимым от распределяющего аппарата. Причем отделить рыночный уклад от всей остальной экономики нужно не административными перегородками или надуманными правилами, а простым и понятным миллионам людей принципом: в рыночный сектор автоматически переходит тот, кто самостоятельно распоряжается собственными доходами, заработанными (прямо или косвенно) на потребительском рынке. Право на самостоятельное использование соответствующих средств должно быть закреплено юридически: за любую попытку ограничить права собственников на их доходы следует предусмотреть строгую ответственность вплоть до уголовной. Напротив, в традиционном секторе целесообразно будет сохранить ныне действующие ограничения на использование средств предприятий. Эти драконовские меры станут наилучшим агитатором за рынок, они ежедневно будут «выдавливать» все новые и новые трудовые коллективы в рыночный сектор, переориентировать их деятельность на нужды населения. Тем самым в сферу новых хозяйственных отношений окажутся втянутыми миллионы людей. Почувствовав преимущества реальной самостоятельности, они вырастут в силу, способную гарантировать необратимость перестроечных процессов.

Начало шестого (уже шестого!) года перестройки мы встретили под продолжающиеся разговоры о политических преобразованиях. Невозможно избавиться от ощущения, что руководители страны или не хотят, или просто не знают, что делать с нашей экономикой. Блуждает в потемках и общественное мнение: то борьба с 6-й статьей Конституции, то принятие Закона о собственности, то надежда на переход к президентскому правлению. Вопросы все очень важные, но не подкрепленные процедурой получения экономической свободы, бесплодны, так как сами по себе не обеспечивают перехода к хозяйственной самостоятельности, нормализации повседневной жизни.

Расстраивает и то, что наиболее демократическая часть нашей интеллигенции, истосковавшись за годы «апологетического» творчества по активной общественной деятельности, чрезвычайно увлеклась политизированием. Незаметно дошло до дискуссии о пользе «твердой руки» при переходе к рынку. Нам кажется, что бессмысленно рассуждать вообще, нужен или не нужен стране диктатор для успеха экономической реформы, ведь это целиком зависит от избранной концепции и технологии проведения преобразований. Но сегодня у правительства нет даже одной сколько-нибудь продуманной концепции реформы. А без этого ни один Наполеон, Бисмарк или Пиночет помочь делу заведомо не сможет.

Пока не произошло радикальных перемен в экономике, политические изменения не имеют надежного экономического фундамента. Так же как и в 1985 г., почти каждый из нас все еще зависит от тотально огосударствленной экономики и ее могущественного хозяина — номенклатуры. Лишь начав работать за деньги населения, мы сможем нарушить это соотношение общественных сил.

И.В. Нит,

А ВЫХОД ЕСТЬ – И НЕ ОДИН М.Г. Делягин