В. И. Философия откровения. Т. Спб.: Наука, 2002 480 с. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения 1844 Том Третья книга

Вид материалаКнига

Содержание


288 Фридрих вильгельм йозеф шеллинг
Философия откровения. третья книга 289
290 Фридрих вильгельм йозеф шеллинг
Философия откровения. третья книга 291
300 Фридрих вильгельм иозеф шеллинг
Философия откровения. третья книга 301
301 Фридрих вильгельм йозеф шеллинг
Философия откровения. третья книга 303
304 Фридрих вильгельм йозеф шеллинг
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   37

Никакое искушение, исходящее от какой-либо твари, пусть даже самой могущественной, не могло достичь божественного сознания, бывшего во Христе, ибо даже для человека простая искушаемость тварью является самой ничтожной. Будучи человеком, я смею считать себя вознесенным достаточно высоко, считаю, что в моей воле постичь ту область, ту силу, которая недоступна никакой твари, даже самой могущественной. Это признает за человеком и апостол Павел, когда говорит*: наша борьба не против плоти и крови, т. е. мы должны бороться не против чего-то только тварного и конкретного; наша борьба ведется против бсчЬт, ЭопнуЯбт (чистые потенции не представляют собой ничего конкретного, в этом смысле тварного), наша борьба против кьумпксЬфпсхт, против космических властей, мироправителей, царящих во тьме этого эона, против духовных начал зла, «рспт фб рнехмбфйкЬ фзт рпнзсЯбт ен фпйт ЭрпхсбнЯпйт»,46 область существования которых — не ограниченный земной мир, а мир всеобщий, вселенский, небо. И поэтому теперь можно сразу сделать пятое замечание: такая вездесущность, приписываемая сатане, такое непрестанное и прямое влияние на человека, которое ничем нельзя сдержать и от которого он предостерегается, такое влияние, оказываемое всегда и всюду, не согласуется с природой просто твари, которая,

________________

* Еф. 6, 12.

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________285

какой бы могущественной ее ни мыслить, не могла бы влиять ни на какую другую тварь, и, по меньшей мере, на человека, с такими всепроникающими властью и силой, и, напротив, это непрестанное и вездесущее влияние вполне согласуется с природой того начала, которое присутствует всегда и везде, даже в человеке, где каждый миг не только представляет себя ему или предстает перед ним, но и вкрадывается в него, ибо тварь может исключить другую тварь, но не может этого сделать по отношению ко всеобщему, космическому началу.

Это последнее замечание само собой подводит нас к другой, более позитивной части нашего объяснения.

Тридцать четвертая лекци

Если в критической части мы показали, что самые недвусмысленные объяснения природы сатаны, содержащиеся в Новом Завете, по-видимому, не соответствуют обычному представлению, согласно которому он воспринимается как тварь, то теперь нам надо выяснить, не в большей ли мере эти высказывания соответствуют тому взгляду, к которому мы пришли благодаря нашему критическому обсуждению этого вопроса, взгляду, свидетельствующему о том, что . сатана не просто тварь, а начало, пусть не вечное и в этом смысле нетварное, но тем не менее начало. Мы говорим, что он — не просто тварь. Для того чтобы разъяснить это самым ясным образом, мы хотим провести различие между следующими моментами.

Начало, о котором мы говорили, лежит в основе всей природы и самого человеческого сознания, — назовем его снова В; итак, это В само не является тварью, ибо, скорее, как мы доказали, оно представляет собой principium ex quo1 всякой твари, последнее эрпкеЯменпн1 творения, В этом смысле мы не можем представлять и мыслить «не только тварное бытие» (относительную сверхтварность сатаны). Сатана не есть чистое, абсолютное В. Однако именно это В является предметом преодоления во всем творении — бесконечное бытие, положенное из себя самого, из своих изначальных пределов, бытие, которое через творение снова должно быть возвращено в пределы возможного, в себя как потенцию, как А. Это В, теперь положенное как А, так как

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА_______287

оно не есть ни изначальное А, ни только В, а В, положенное как А; как таковое, говорю я, оно есть тварь (прошу вас хорошо это отметить; тварь нельзя назвать ни изначальным А, чистой возможностью, ни чистым В, оно есть В, возвращенное в А), а именно самое высшее из всех тварей — человек. В этот момент (который, конечно, можно мыслить только как момент) В снова выступает в своей изначальной ясности и чистоте, оно снова = А, как до творения (ибо в творении В было иным себя, положенным вне себя). Этот момент нашего изложения соответствует моменту, который принят в другой теории, моменту, когда сатана, т. е. именно то, что впоследствии становится сатаной, мыслится как еще чистое, как не падшее, как продолжающее существовать в присущем ему господстве. Итак, внутри человеческого сознания и в тех пределах, которыми это сознание охвачено, данное начало действительно предстает как тварь. Однако человек сам когда-то давным-давно снова упразднил эти пределы. Так как данное начало было тварным лишь в этих пределах, выступая за них, оно снова порывает с характерным для него свойством тварности. И это начало, вследствие творения находившееся в тварных пределах, но в результате человеческой вины снова вырвавшееся за них, это начало теперь снова предстает как само беспредельное и противоположное всякому конкретному бытию, как чистый дух, оно есть само всеобщее, универсальное начало, жизнь в своем роде, пусть ложная, такая, какой не должно было быть, но которая все-таки есть и которая, однажды возникнув, не может снова, по меньшей мере, не может непосредственно быть возвращенной в прежнее состояние. Об этом начале, ныне живущем в своей собственной беспредельности и ставшем в высшей степени действительным, мы можем сказать только одно — оно есть некий дух: дух — в силу своей природы, противоположной всему конкретному, а некий — потому что оно все-таки представляет собой определенный, а

288 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

именно не изначальный, но лишь ставший дух (и в этом от ношении оно не есть начало в том смысле, какой предпола гается в манихействе); оно есть ставший дух, а именно дух. разбуженный человеком, дух, изначально заключенный в человеческом сознании, но теперь вырвавшийся за его пределы и грозящий его уничтожить, — итак, это начало, промысленное через все те моменты, и есть сатана, с чем, наверное, согласится всякий, кто припомнит предикаты, которые в Новом Завете даются сатане.

Вы видите, насколько опосредствован тот момент, что сатана представляет собой нечто ставшее, которое предполагает творение, и в этом смысле есть нечто тварное и тем не менее не представляет собой ничего тварного, ибо он есть беспредельный дух, природа которого покоится на том, чтобы снова выйти за пределы.

Однако такое убеждение тотчас предполагает одно серьезное возражение. Дело в том, что, согласно нашему изложению, сатана как таковой заявляет о себе только после грехопадения человека, тогда как в соответствии с самым ясным учением откровения грехопадение первого человека само вызвано сатаной, который является искусителем наших прародителей. Однако это возражение можно снять одним лишь более точным определением данного выражения.

Существование сатаны как такового может означать лишь одно: его реальную власть над человеком. Этого он, конечно, достиг только через грехопадение. Но власть и силу искушать человека, эту власть, вовсе не являющуюся реальной, если человек не позволяет ей стать действительной, эту еще как бы идеальную власть он мог получить не только через грехопадение. Дело скорее обстоит так: то начало, которое является основой и предшествованием творения, было подчинено человеку, субъекту человека в собственном смысле. Однако это начало, хотя и данное во власть человека, не может упразднить изначальную двусмысленность, двой-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 289

ственность своей природы. В своем последнем определении сатана полностью принадлежит категории не-сущего, что и выражается в данном ему имени, в имени Велиала, по-еврейски . Слово выражает отрицание, глагол согласно арабскому, означает prominere, prostare, выступать, выдаваться. Таким образом, Велиал есть id quod non prostat, поп exstat,3 то, что, согласно своей природе, полностью возвращается в бездну, в не-сущее, хотя творение основывалось именно на том, что это начало выступило из своего небытия, из своего «в-себе», стало сущим. Последний смысл всего творения как раз и заключается в том, чтобы объяснить это начало как не-сущее, и как таковое оно объясняется в человеке, ибо человек возникает лишь тогда, когда это начало становится не-сущим, однако именно через это — полагающим высшее (долженствующее быть). Однако оно не может расстаться с двойственностью своей природы; всегда остается возможность того, что оно снова вознесется, заявит о себе. Эта возможность представляет собой лишь то, чего нельзя исключить, именно потому, что она — только возможность. Как действительное начало оно исключено чистым человеческим сознанием и в нем самом, но как голая возможность оно есть именно неисключаемое. Да, в силу изначально заявленного и недавно повторившегося закона, согласно которому каждая жизнь должна пройти испытание, претерпеть искус и проверку, вследствие этого закона данная возможность с необходимостью должна предстать, явиться даже перед человеком; она, правда, может предстать перед ним лишь как нечто, которое есть ничто без его воли, которое есть нечто только тогда, когда в этом участвует его воля, но эта возможность прельщает волю, влечет ее к себе, она представляет собой ложную, обманчивую магию, от которой человек не свободен в своей самой сокровенной глубине, т. е. в самой своей воле. (Возможность, власть, магия всегда вместе, и мы видим, как здесь, в конце нашего изло-

193ак. 3751

290 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

жения, мы снова возвращаемся к началу, как снова открывается то глубочайшее, из которого все изошло). Итак, то самое начало, которое впоследствии постигается как враг, противник, сатана человека, уже до прегрешения заявляет о себе как дающее повод к этому прегрешению, как влекущее к себе волю человека с помощью обманчивой, ложной магии. При этом отличие от обычного представления заключается лишь в том, что это начало, соблазняющее человека, само не является уже злым духом, следовательно, духом, уже падшим когда-то ранее. Согласно нашему взгляду, это начало влечет к прегрешению не вследствие предшествующего случайного действия, не вследствие совершенного им самим злодеяния, а вследствие его природы (не будучи при этом злым по природе).

Вскоре станет ясно, что именно этот взгляд, а не какой-либо другой, даже дословно соответствует совершенно определенным новозаветным выражениям (доселе не рассматривавшимся); прежде я хочу лишь более обстоятельно его изложить и разъяснить.

Если под противником человека, сатаной, мы понимаем врага человеческого счастья или блаженства, тогда уже здесь (в искушении) этот дух обмана можно назвать противником и сатаною человека, но назвать по аналогии с той возвышенной силой, которая, согласно представлениям греков, требовала благоговения и которую они называли Немесидой; о ней тоже можно сказать, что она враждебна всякому непроверенному счастью и именно поэтому способствует возникновению обстоятельств, при которых это счастье подвергается испытанию в том смысле, связано ли с ним соответствующее ему, т. е. достойное этого счастья, умонастроение. Я сказал, что именно в этом смысле искусителя наших прародителей как такового можно назвать противником человека. Он -возмутитель его тихого счастья, возмутитель изначального и именно поэтому незаслуженного блаженства. Но он может быть таким, не будучи сам падшим существом, он мо-

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 291

жет быть таким возмутителем по своей природе и вследствие всеобщего закона. Хотя он является силой, предчувствующей зло в человеке и стремящейся выявить его, и в этом смысле есть причина, радующаяся злу, — хотя и не злу в себе, а только злу выявленному, ставшему явным, — ему не надо быть самому злым в том смысле, что, будучи таковым, он когда-то в прошлом сам восстал против Бога; стремление давать возможность проявляться запрещенному, недолженствующему быть, дабы тем самым стало явным зло, которое пока существует лишь в мыслях, это стремление не обусловлено его нынешней волей и не представляет собой следствия воли предшествующей, но проистекает из его природы. Впрочем, надо признать, что человеку свойственно называть злом саму причину, которая выявляет это зло, т. е. выносит его на свет откровения, однако это лишь субъективная оценка. Если бы сатана, как это обычно представляют, был зол по природе, то как бы он смог появиться на небесах среди прочих «сынов Божиих», как сам Бог позволил бы ему подвергнуть такому великому испытанию столь богобоязненного и преданного Богу человека, каковым был Иов? Но если — повторим предыдущий аргумент здесь, где его сила оказывается еще более убедительной, — если в ходе развития уже существующего мира сатане позволено строить козни набожному человеку, то почему он не мог этого делать и в начале, почему не мог — сам при этом не будучи злым в обычном понимании — искушать и первых людей? Если во времена Иова он не был низринут с неба, не был лишен Божьего присутствия, то как я могу считать его существом, отвергнутым еще раньше, когда он искушал первых людей? Почему я не могу мыслить его как начало, участвующее в божественном домостроительстве и служащее последнему замыслу самого Бога? Вся посылка о первоначально чистом состоянии, а затем падении самого сатаны, вся эта посылка (которая необычайно запутывает проблему происхождения зла) вернется к

300 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ИОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

ко для человека, каковым себя полностью признает и Христос, ставший человеком всецело; для человека это начало, как только оно собирается быть, оборачивается одной лишь неправдой и обманом; чему оно служит объективно, в Божьих глазах или его замыслах, здесь не спрашивается; к человеку у него лишь враждебное отношение, отношение обмана и коварства. Все речения в Писаниях Иоанна основываются на субъективной точке зрения. Впрочем, об истинной природе сатаны невозможно выразиться острее и философичнее, чем это делает Христос в Евангелии от Иоанна. В своей последней сути, по своей природе сатана представляет собой несущее, то, что одним лишь обманом и ложью стремится стать сущим. Именно поэтому он обманывает от начала, еще до того, как ему удается стать действительным бытием.

Итак, до сих пор совершенно ничего нельзя сказать о мнимой истории отпадения от Бога, совершившейся когда-то во времени.

Если же мы представим, что это начало, этот исшедший от человека дух достиг бытия, действительной власти над сознанием, тогда он 1) имеет всеобщее отношение к человеческому роду вообще. Применительно к этому отношению надо различать несколько периодов. Всю дохристианскую эпоху христианство воспринимает как эпоху признанного господства этого начала, где упомянутый дух предстает как князь мира, бог этого зона, этого периода времени.* Христос пришел как сильнейший и лишил это начало его непреодолимой власти, с которой оно действовало доселе, но оно остается подвижным по своей природе и никогда не равно

 

· Епифаний17 (Hacrcs. XXX, с. 16) так говорит об эбионитах: «Лш Tivaq ouviaraotv вк ВеоО тетауцеуош;, eva tov Xpiatov, eva 5e tov бшрсЛог. кой tov цсу Xpioiov Xeyouai tod (.leAovtot; aicbvoc; e'iA.r|(pevai tov icXfjpov. tov 5e SmjJoXov toutov летистеш&ш tov aicbva ек Tipootayriq Sfftev tod яаутократорос; кат' штгри- екатерсоу ainuv».18

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 301

самому себе; будучи по природе неисчерпаемым, оно меняет роли в том смысле, что, побежденное в одной области, перекидывается в другую. Однако в нашу нынешнюю задачу не входит подробное рассмотрение различных фаз или превращений этого начала. Здесь нам надо рассмотреть только тот дух, из наущений которого возникло все язычество, по сути своей само представляющее враждебную человеку религию. Фемистокл19 должен был, хотя и неохотно, признать человеческие жертвоприношения, и здесь это начало действительно проявляется как человекоубийственное.*

Однако кроме этого всеобщего отношения к человеческому роду, которое до конца времени принимает различные формы, христианство устанавливает к нему и особенное отношение — 2) отношение к отдельному человеку. Каждый человек, родившийся впоследствии, родился, уже находясь под влиянием этого духа, и духу теперь уже не надо его возбуждать. Здесь можно было бы вернуться к последнему понятию, к тому, что называется первородным грехом или радикальным злом человеческой природы, в существовании которого может сомневаться только поверхностная философия, та, которой недостает самых обычных познаний о человеке, недостает того удручающего опыта, о котором в какой-то мере говорил уже Кант в своем сочинении о радикальном зле20 и согласно которому сердечная доброжелательность все-таки связана с чем-то таким, что позволяет отметить, что «в несчастии самых лучших наших друзей есть нечто, не вызывающее в нас неудовольствия», недостает опыта, свидетельствующего о затаенном лицемерии даже при самой искренней дружбе, лицемерии, которое заставляет не доверяться полностью даже самому лучшему другу и делает такое поведение мерилом умного человека, недостает опыта, свидетельствующего о склонности ненавидеть как раз того, кому ты чем-то обязан и почти

· См. предыдущий том, с. 559 и след. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.).

301 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

наверняка питать к нему тем более ядовитую вражду, чем существеннее оказалась помощь, а также опыта прочих таких же любезностей, которыми готова ответить человеческая природа. Этот дух овладевает человеком, когда тот не предчувствует этого и не знает об этом и, будучи сам по себе бесконечной возможностью, которая никогда полностью не осуществляется, играет всеми формами, красками и образами, однако сам никогда ничего не может без содействия человека и потому стремится подвигнуть его на то, чтобы он осуществил сокрытые в нем возможности, привел их ad actum.21 Будучи неиссякаемым источником возможностей, которые меняются, обновляются и чередуются сообразно обстоятельствам и отношениям, этот дух является непрестанным стимулом и двигателем человеческой жизни, тем началом, без которого мир заснул бы, а история погрязла бы в застое и впала бы в забытье. Такова подлинно философская идея сатаны. Будучи, с одной стороны, неисчерпаемым источником возможностей, а с другой, отличаясь неспособностью их осуществить, этот дух как бы вечно алчет действительности, и поэтому апостол сравнивает его с голодным львом, который всюду ищет того, кого мог бы поглотить в своем вечном алкании,22 в своей никогда не утоляемой потребности волею человека осуществить то, что в нем самом содержится только как возможность. Поэтому он постоянно осаждает волю человека, всегда на страже и каждый миг готов прибегнуть ко всякому злу, использовать любую возможность, через которую воля человека позволяет ему войти в себя. Согласно новозаветным речениям, человек всегда и везде подвержен его домогательствам, причем таким образом, который никак не согласуется с природой ограниченного духа, являющегося простой тварью. В этом отношении Новый Завет, естественно, всецело стоит на практической точке зрения. Другая точка зрения — философская, которую я обозначил выше и согласно которой этот дух представляет собой необходимое principium movens23

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 303

всей истории. Для того чтобы понять новозаветные речения об этих опасных духовных домогательствах, необходимо допустить существование начала, которое ни от чего нельзя отъединить и которое умеет прокрасться всюду, когда речь заходит о человеке, с коим оно не может расстаться, с относительной вездесущностью высматривая любую содержащуюся в нем возможность. Крайне важные слова об этих ухищрениях сатаны говорит апостол Павел (Еф. 6, /7): облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать (36Xov, против козней и методических домогательств злого духа.* Лишь бедная опытом философия может сомневаться в том, что человек имеет дело с таким началом, которое, как сетями, опутывает его всяческими возможностями и стремится только к тому, чтобы через них подчинить его себе, как некогда оно покорило человека, чья катастрофа потому и называется падением, что он подпал под господство этого начала. Человек может уступить материальным соблазнам мира, не отравляясь в своем самом сокровенном, в источнике своей воли, но человеку надлежит бороться не с «плотью и кровью», а с теми духовными силами зла, которые недоступны некоторым людям, потому и называемым добрыми, добродушными, что они сами бездуховны и посему не обладают никакой притягательной силой для этого духа, — итак, бороться с теми духовными силами зла, которые неизвестны такому роду людей уже в силу грубой материальности их натуры и которые скорее направлены как раз против благородных и духовных натур, чей внутренний мир, как только им дозволяется туда войти, внезапно опустошается и превращается в арену злейшей страсти, — против таких духовных сил надо бороться. Только лживое человеколюбие может со-

 

· Платон говорит, что Аид — это великий оскрютт (софист). Однако о сатане можно сказать, что он софист кат' eoxnv (по преимуществу). (Примечание на полях.)

304 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

мневаться в воздействии духа, радующегося злу, лживая любовь к людям, говорю я, ибо подлинное благо человеческого рода заключается не во мнимом счастье нынешнего состояния; современность — это, скорее, эпоха борьбы, а не блаженства. Но если бы восторжествовала победа, если бы утвердился окончательный триумф, увенчанный вечным блаженством, разве и тогда не подвергался бы человек самым духовным искушениям в своем самом сокровенном? Основательное, неослабное и предназначенное для жизни наставление (а таковым должно быть всякое) не может обойтись без того, чтобы всех, кто ему внимает, не посвятить в тайны зла, как говорит Апокалипсис (2, 24), дабы они не вступили в мир неопытными, полагая, что надо бороться только с плотью и кровью, дабы научились, как повелевает Христос, быть мудрыми, как змеи, и простыми, как голуби25 (величайшее противоречие, но и нечто высочайшее, если оно достигается), дабы благородную натуру не заставал врасплох неизбежный опыт, ибо каждый, кто не довольствуется повторением выученного наизусть урока или исполнением выученной наизусть роли, каждый, кто действительно приступает к этому миру, неминуемо встречается с этим всеобщим противником и вступает с ним в противоборство.

В Новом Завете дух искушения предстает как сущий вне человека и стремящийся войти в его волю. По своей природе он представляет собой бесконечное, истинное всемогущество, однако не может самостоятельно реализоваться; поэтому ему приходится осаждать человека, и его самого представляют как постоянно одолеваемого беспокойством, как того, кто может обрести покой только в человеческой воле, как говорит Христос (Мф. 12,43): «Когда нечистый дух выйдет из человека, он бродит по сухим местам, ища покоя, и не находит его; тогда говорит он: возвращусь в дом мой, откуда я вышел». — Нельзя не оценить всю образность этого отрывка, но она такова, что дает возможность постичь и саму идею. Упоминанием о су-