Внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!
| Вид материала | Документы |
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1459.37kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 903.5kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 987.63kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 981.03kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1466.86kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1282.02kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1133kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1344.14kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1003.46kb.
- Внимание!!! внимание!!! внимание!!! Уважаемые коллеги!, 1402.68kb.
Политика текущего момента
(«Эксперт» № 2)
ВАЛЕРИЙ ФАДЕЕВ
Что есть российская политика сегодня? Это только борьба за власть, собственность и денежные потоки (без чего, впрочем, не бывает политики нигде и никогда), или есть что-то более важное для нас всех, что движет страну к уверенному и стабильному процветанию?
Бурный, еще не закончившийся политический сезон предлагает массу наблюдений, позволяющих дать свой вариант ответа на этот вопрос.
Выборы в Государственную думу и предстоящие выборы президента страны поставили перед правящей группой целый ряд задач, решение которых осложнено слабостью политических институтов и алчностью элитных группировок.
Эти задачи: сохранить власть своей группы; сохранить политическую стабильность; не позволить усилить влияние слишком эгоистичных группировок; развить политические институты демократического характера и использовать их в политической практике; втянуть в публичную политическую жизнь часть бюрократического аппарата.
Выборы в Госдуму
За последние два года была проведена реформа избирательной системы. Главное нововведение — выборы в Государственную думу исключительно по партийным спискам. Был также повышен барьер прохождения партий в Думу до семи процентов и отменен порог явки. Изменения произошли и в системе выборов в региональные законодательные органы власти, теперь половину мест там формируют партии, прошедшие выборы.
Многие наблюдатели, а на Западе — абсолютное большинство, критиковали реформу как антидемократическую. Вспоминали при этом отмену выборов губернаторов и еще более ранний «разгон» Совета Федерации. Хотя цель реформы была официально заявлена: усиление политических партий. Предполагаемый Конституцией России демократический способ правления требует сильного парламента. Но сильный парламент невозможен без сильных политических партий. Значит, надо создать условия для того, чтобы партии наращивали свою политическую мощность, формируя организационные структуры, работая с избирателями на местах, участвуя в местных выборах, собирая деньги и т. п.
Можно не соглашаться с самим реализованным подходом. Например, указывать на то, что теперь путь в политику закрыт для героев-одиночек — они потеряли возможность быть избранными хоть в местный парламент, хоть во всероссийский. Однако авторы реформы, несомненно, понимали это обстоятельство. Их выбор, может быть, и ошибочен, но он, по крайней мере, принципиален, он загоняет всех, кто хочет заниматься политикой, в какую-нибудь партию. Выбран такой способ наполнения партий энергией людей.
Мы видим, что замысел — усиление политических партий — в целом реализуется. Количество партий резко уменьшилось, аутсайдеры окончательно провалились. Организационные и финансовые ресурсы начали концентрироваться в нескольких партиях.
Относительно отмены барьера явки. Многие говорили о недемократичности этой меры: мол, теперь власти могут организовать выборы как надо с одними селянами и солдатами. Но забыли о другом аспекте: если бы явка ожидалась низкой, замаячил бы риск срыва выборов в ГД и, как следствие, разгул административного ресурса вплоть до явных фальсификаций. Так что эта мера скорее способствовала демократичности прошедших выборов. Тем более что Кремль очевидно стремился к высокой явке, которая, конечно, дает большую легитимность парламенту.
Проблема доминирования «Единой России»
Весьма много критики в обществе вызывает почти подавляющее превосходство одной партии, «Единой России», перед другими. В таком положении дел принято обвинять Кремль.
Однако, во-первых, представляется совершенно естественным, что президент Путин и его администрация поддерживают свою партию и добиваются максимально возможного результата на выборах. Напротив, было бы странным, если бы администрация президента начала играть в поддавки. Политика, в конце концов, — это борьба за власть, а не только интеллектуальное конструирование идеальных систем.
Во-вторых, в Кремле, разумеется, тоже понимают, с точки зрения конструирования, что две сильные партии лучше одной. Но где взять вторую партию?
В свете последних событий это может показаться анекдотичным, но я уверен, что шансы стать второй сильной партией еще несколько лет назад были у СПС. Эта партия показала приличный результат на выборах 1999 года, имела фракцию в Думе, ее поддерживал бизнес и средний класс, ее поддерживал Владимир Путин, у нее были серьезные научные ресурсы…
Все потеряно, и навсегда. И в этом виноват вовсе не Кремль, а руководители партии. И главная ошибка — предательство своих базовых ценностей. Они не верили, что в России можно играть важную политическую роль, опираясь на либеральные ценности. Они не верили в это, а значит, не верили собственно в Россию. Этот двойной отказ привел к катастрофе. Партия стала играть на левом фланге, фактически пытаясь обмануть электорат. Был нанят шоумен Баков, якобы специалист по такого рода мероприятиям. Еще глупее то, что партия заявила о своей жесткой оппозиции президенту Путину, самому авторитетному политику в России и своему естественному союзнику.
Избиратели оказались умнее, чем о них думают в СПС, партия набрала меньше одного процента. Провал СПС дал повод говорить о маргинальности либеральных ценностей в сегодняшней России. Уверен, что это не так. Это большой вопрос и тема для отдельной статьи, но здесь достаточно вспомнить, что президент Путин не раз публично говорил, что, по его мнению, наилучшей идейной платформой для ЕР была бы либерально-консервативная.
Безответственные действия СПС, несомненно, вредят идеологическому ландшафту страны.
Другой вариант — левая партия: «Справедливая Россия», «вторая нога». С моей точки зрения, вариант второй левой партии хуже варианта правой партии. Но для развития политических институтов это почти все равно.
В момент своего образования «Справедливая Россия» имела весьма высокий рейтинг. Однако дрязги в слабом руководстве партии, многочисленные ошибки, совершенные в ходе избирательной кампании, привели к тому, что эта партия едва преодолела проходной барьер.
В-третьих, надо понимать риски появления сегодня сильной второй партии. Примеры Самары, где мэром был избран член «Справедливой России», и Ставропольского края, где эта партия победила на выборах в местный парламент, показали опасность раскола государственного аппарата и потери управляемости. В Ставрополе нет ни мэра — лидера местных «эсеров», он в бегах, ни городского заксобрания, срок полномочий которого истек недавно, а перепуганный губернатор никаких решений не принимает.
Уместно здесь коснуться еще одного вопроса, часто обсуждаемого интеллигентными наблюдателями, — «искусственности» создания партий. Причем несколько парадоксально, что вопрос этот поднимается часто теми же людьми, которые призывают Кремль активнее вмешиваться в партийное строительство. Представляется, что это вопрос надуманный. Конечно, естественный путь развития партий, описанный в учебниках, например консервативной или лейбористской партий в Великобритании, выглядит очень привлекательно для целей обучения. Только надо помнить, что занимает он многие десятилетия. Кроме того, есть многочисленные примеры совершенно другого рода. Образцовая немецкая партийная система была создана в очень короткие сроки, между прочим, при непосредственном участии оккупационной администрации. Недавний пример — партия Берлускони «Вперед, Италия» была склеена из того, что оказалось под рукой, не хуже нашего «Единства». Берлускони, как известно, победил на выборах с этой партией, долго был премьер-министром, да и сегодня эта партия весьма влиятельна.
Не допустить политического кризиса
Принятое в широких «интеллектуальных» кругах ироническое отношение к ЕР безответственно и недальновидно. Если бы эта партия проиграла выборы, а проигрышем стал бы результат ниже пятидесяти процентов, политический кризис был бы почти неизбежен.
В начале года в Кремле не рассчитывали на конституционное большинство «Единой России» в Госдуме. Отсюда потребность во второй партии, поддерживающей нынешний политический курс. Поскольку простого большинства не хватает для принятия важнейших законов.
Замысел Кремля был понятен: две партии составят конституционное большинство, что обеспечит стабильность проведения курса, и, что важно в отношении развития политической системы, будут осваивать практику создания коалиций, учиться переговорам, политической торговле и компромиссам. В будущем вторая партия смогла бы составить конкуренцию первой. Тогда их можно будет отпустить в свободное плавание. Не получилось, в первую очередь по вине самих политиков, политического класса, а не Кремля.
Вообще Владимир Путин очень серьезно отнесся к избирательной кампании. В то время как еще за несколько месяцев до выборов многие в ЕР считали дело решенным и готовы были начать обмывать конституционное большинство, в администрации президента были весьма озабочены ситуацией. Хотя предпринимались серьезные организационные усилия после неудачи на региональных выборах осенью 2006 года, и в партии, и в администрации, — рейтинг ЕР составлял 30–32% (данные ФОМ, доля от всех избирателей), что не гарантировало победы. В дело вступил Путин, и кампания была развернута от партии к президенту: поддерживаешь Путина — голосуй за «Единую Россию».
В том, что президент Путин возглавил список ЕР, есть два аспекта — тактический и стратегический. Тактически Путин добавил голосов «Единой России», по разным оценкам, от шести до восьми процентных пунктов. Это оказалось решающим фактором для достижения этой партией конституционного большинства. Многие наблюдатели удивлялись: как же Путин будет рисковать своим заоблачным рейтингом, связываясь с ЕР — этой несимпатичной бюрократической структурой? Но Путин не побрезговал и выиграл. Тем самым он добился не только тактического результата, но и стратегического. Он указал, что партии — это серьезный политический инструмент, он стимулировал курс на усиление партийной системы. Хотя все помнят, насколько критично Путин относится к ЕР, что выражал публично и весьма жестко.
Кроме того, Путин публично «зажег» на партийном митинге с молодежью. Он продемонстрировал зачатки нового политического стиля: не умеешь «зажигать» на митингах — не ходи в политику. Эта сторона кампании еще сыграет в будущем.
Итак, активное участие президента в кампании прибавило голосов ЕР и усилило в целом роль партий. Но есть и третий пункт. Такой поворот кампании подыгрывал сценарию, при котором Путин сохраняет политическое лидерство и после ухода с поста президента.
Откуда берутся кандидаты в президенты
Еще в середине прошлого года вопрос о самом главном кандидате в президенты не имел ответа. По умолчанию считалось общепризнанным, что, если его выдвинет «Единая Россия», это будет выглядеть недостойно, одно дело «настоящая» власть, та, что в Кремле, а другое — та, что в парламенте, на Охотном ряду. Однако какой группой граждан должен быть выдвинут кандидат? Общественной палатой, «Нашими», губернаторами или, может быть, просто «питерскими»?
Очень немногие в Кремле полагали, что именно политические партии должны выдвигать кандидатов, в том числе от правящей группы. Но для этого политические партии должны усиливаться, становиться настоящими игроками. Их роль в политической игре должна быть столь серьезной или, по крайней мере, так выглядеть, чтобы выдвижение кандидата не показалось комичным.
Парламентские выборы дали такую возможность. Дмитрий Медведев выдвинут «Единой Россией». Это не выглядит комично и, несомненно, вполне демократично.
Именно парламентские выборы стали решающим фактором в деле плавной передачи президентской власти.
Уход Путина
То, что Владимир Путин не идет на третий срок, — историческое решение. За пятьсот с лишним лет существования нынешнего российского государства не было такого, чтобы правитель в расцвете сил, поддерживаемый абсолютным большинством народа, уходил лишь потому, что так написано в каком-то законе, который, очевидно, можно переделать, причем к радости большинства.
Путин оставляет свой пост вопреки желанию большей части элиты. Бюрократии более всего хотелось бы спокойствия. Но и значительная часть «интеллектуалов» тоже хотела третьего срока.
Путин и его команда считают развилку — правление без ограничений и два срока — принципиальной. По крайней мере раз в восемь лет приходится принимать решения — на кого ставить, участвовать в политике или нет, какую позицию занимать по принципиальным вопросам (пока в этом нет очевидной необходимости, но скоро появится), уводить капиталы из страны или инвестировать. Короче говоря, принимать решения, которые будут иметь последствия после выборов. Это наилучшее средство от застоя. Собственно, это, может быть, главное позитивное качество демократии. И от него нельзя отказаться.
Почему Путин так тянул, сохранял неопределенность? Ответ очевиден — борьба многочисленных группировок, целью которых является вовсе не развитие страны и процветание народа. Он и сам об этом говорил по телевизору, почти прямо.
Нельзя было подставить под удары своего кандидата раньше времени. В этом отношении чрезвычайно важна убедительная победа ЕР. Парламент стал демократическим институтом, помогающим легитимному переходу власти, страхующим от необдуманных поступков тех, кто боится слишком много потерять.
Дмитрий Медведев
Путин так темнил, что выдвижение кандидатом в президенты Дмитрия Медведева для многих оказалось неожиданностью. Хотя Медведев стал основным кандидатом еще два года назад, когда был назначен первым вице-премьером и стал руководить национальными проектами. Путин проявил последовательность и жесткость. Мы в «Эксперте» тоже колебались, ставя на первое место (по вероятности выдвижения) Сергея Иванова как более компромиссную фигуру, а на второе — Дмитрия Медведева.
Говорят, Медведев — слабый политик и этим выгоден Путину, который хочет остаться у руля. Во-первых, это все песнь о третьем сроке. Во-вторых, Медведев не слабый политик. Он был брошен на самый трудный участок — ключевые социальные проблемы. Нельзя сказать, что достигнуты значительные успехи. Но дело не провалено, есть результаты. У Медведева, несмотря на молодость, широкий опыт — бизнес, работа в региональных органах власти, административная работа на самом верху — в Кремле, работа в правительстве.
Наконец, важно, что Медведев — гражданский человек. Менталитет гражданского руководителя все-таки более адекватен стране, которая преодолела чрезвычайщину и переходит к нормальной жизни.
Риски
Как будет уходить Путин? Если бы преемником стал Виктор Зубков, было бы очевидно, что Путин остается как политический лидер, хотя и не на посту президента страны. Но Медведев — фигура, которая, похоже, может действительно эффективно управлять Россией, ему начальник не нужен. Текущий вариант — Путин становится премьер-министром — допускает аккуратный отход Путина от первой роли: «наставив» нового президента в течение какого-то обозримого срока, он сможет передать Медведеву не только официальные, но и теневые рычаги управления.
«Единая Россия» должна превратиться из «партии власти», что фактически означает «партия при власти; партия, преимущественно реализующая чужие идеи и подчиненная внешней воле», в правящую партию. Это означает, что ЕР должна взять на себя часть политической инициативы; предлагать решения стратегических проблем и доводить их до законов; в партии должна развернуться содержательная дискуссия; партия должна стать источником кадров для исполнительной власти, в том числе на местах. Если этого не произойдет, ЕР станет скорее обузой и создаст новые политические проблемы на следующих парламентских выборах. В таком случае партийная система страны совершит резкий откат назад. А значит, существенные потери понесет и государственная система в целом — она опять затормозит на пути к эффективной демократии.
Вообще слабость политических институтов остается главной проблемой. Причем решение этой проблемы кроется не только в правящей верхушке, но и в слоях социально активных граждан, вернее, в тех слоях, которые должны были бы быть социально активными, раз уж мы выбрали демократический путь развития, но, к сожалению, предпочитают позицию наблюдателей.
* * *
Означают ли эти заметки, что у российской власти есть четкий долгосрочный план развития страны? Нет, и не могут означать просто потому, что такого плана нет. «План Путина», ставший стержнем избирательной кампании, — это набор среднесрочных задач в разных областях общественной и экономической жизни, несомненно, полезный и позитивный, но все же не открывающий дальних перспектив страны и, главное, не вдохновляющий людей: он слишком прагматичен и имеет выраженный потребительский характер — рост уровня жизни граждан.
Те политические хитросплетения, которые здесь обсуждаются, в конечном счете должны способствовать такому положению дел, когда образ будущего проявится и будет принят народом страны.
Вертикаль из старых кирпичей
(«Эксперт» № 2)
НИКОЛАЙ СИЛАЕВ, АНДРЕЙ ГРОМОВ
В конце прошлого года своих должностей лишились два губернатора. Ушли в отставку главы Смоленской и Ярославской областей Виктор Маслов и Анатолий Лисицын. Вскоре после этого «Ведомости» со ссылкой на «кремлевские источники» сообщили, что в ближайшее время в отставку будет отправлен и президент Удмуртии Александр Волков. Часть наблюдателей связала это с низкими результатами «Единой России» на выборах в Думу по данным регионам (53,9% в Смоленской области и 53,2% в Ярославской, 60,6% в Удмуртии). Часть заговорила о более глубоких причинах отставок, связанных с конфликтами внутри региональной верхушки — тот же Маслов, к примеру, сам выходец из ФСБ, крепко поссорился с УФСБ по Смоленской области. Но большого интереса — в отличие, например, от «листопада губернаторов» летом прошлого года — все это не вызвало. Не только потому, что назначение преемника затмило все прочие события, но и из-за того, что после думских выборов в декабре стало по-настоящему ясно, что вес и влияние губернаторов в федеральной политике стремятся к нулю. Зато в политике каждого отдельного региона — по-прежнему к бесконечности.
История политического падения старого ельцинского губернаторского корпуса описана многократно: реформа Совета Федерации и создание федеральных округов, бюджетный кодекс, сделавший большинство регионов зависимыми от Москвы финансово, наконец, отмена губернаторских выборов. Предел умаления губернаторского достоинства, достигнутый к сегодняшнему дню, — президентский указ «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации», подписанный в июне прошлого года. В указе перечислены показатели, по которым губернаторы должны отчитываться каждую осень перед Кремлем. Всего показателей 43, они самые разные: от объема валового регионального продукта до «удельного веса населения, систематически занимающегося физической культурой и спортом».
Как принято считать, Владимир Путин уничтожил «региональную вольницу». В это нетрудно поверить, вообразив себе губернаторов, корпящих над подсчетом удельного веса физкультурников. Однако у «борьбы с вольницей» есть и другая сторона. Последовательно и жестко ограничивая власть и влияние губернаторов сверху, федеральная власть столь же последовательно отказывалась от всяких возможностей ограничить ее снизу, на уровне самих регионов.
Тут требуется уточнение: административные ограничения есть, и немалые. Губернаторы давно не могут влиять на кадровый состав и политику управлений МВД и ФСБ, действующих на их территории. Также неподконтрольна им и прокуратура. Отставка новгородского губернатора Михаила Прусака или смоленского Виктора Маслова как раз показывает, как легко могут силовики разделаться даже с губернатором-долгожителем. Но силовики ходят под собственным вышестоящим начальством и не начнут «разработку» губернатора или его окружения без санкции свыше. Если санкции нет, а у «гражданских» и силовых региональных властных группировок хватает ума договориться, они просто срастаются в единое целое.
Покоренные муниципалитеты
В начале первого президентского срока Владимира Путина, когда судьба губернаторов еще только решалась, обсуждалась такая идея: почему бы, борясь с чрезмерно усилившимися региональными начальниками, не поставить на мэров. Реформа местного самоуправления, казалось бы, могла создать в регионах некий противовес губернаторам.
Однако победило традиционное бюрократическое опасение — как бы не дать местному самоуправлению слишком много воли. После реформы МСУ полномочий у муниципалитетов прибавилось, а финансовых возможностей убавилось. «Денег у нас стало меньше по сравнению с тем, что было до введения 131−го закона (закон о местном самоуправлении. — “Эксперт”), — рассказывает один из депутатов Городской думы Тольятти. — Например, мы потеряли налог на имущество, который платил АвтоВАЗ, а это около пятой части нашего бюджета».
Подавляющее большинство муниципалитетов не может обойтись без финансовых вливаний со стороны региональных бюджетов. Эти вливания, разумеется, сопровождаются более или менее жесткими политическими условиями. Многие губернаторы даже не скрывают, что считают муниципалитеты подчиненными себе (хотя Конституция говорит совершенно об обратном). В декабре после думских выборов замгубернатора Краснодарского края Мурат Ахеджак (в администрации губернатора Александра Ткачева он отвечает за внутреннюю политику) устроил разнос нескольким главам МСУ за недостаточно высокие результаты «Единой России». Некоторые из провинившихся ушли в отставку. Юридически они не были обязаны уходить. Но в крае принято: если администрация губернатора требует, надо слушаться. В других регионах все не так откровенно, как у Ткачева, но по сути механизм тот же. Не говоря о том, что в Москве и Питере местного самоуправления вообще не существует. Городские власти уже несколько лет сопротивляются реализации 131−го закона на своей территории, и никого, кроме некоторых политизированных граждан, это не интересует.
Федеральная власть не только ничего не делает, чтобы усилить местное самоуправление, — последние год-полтора она его политически топит. Уголовные дела были возбуждены против мэров нескольких региональных столиц: Волгограда, Томска, Ставрополя, Архангельска, Владивостока, Вологды, Новгорода, Ханты-Мансийска. Подобное происходит и в городах поменьше. В российской действительности уголовное дело говорит не столько о коррупции (чем удивили!), сколько о немилости начальства. Губернаторов, а они вряд ли менее коррумпированы, никто так не преследует. «Антимэрские» уголовные дела сплошь и рядом сопровождаются более или менее публичным конфликтом между губернатором и мэром. Все это может дать публике и политическому классу только один сигнал — что муниципальная власть под подозрением и может облегчить свое положение только послушанием власти региональной.
В прошлом десятилетии губернаторов постоянно подпирали мэры региональных столиц, главы районов. Сейчас площадки, на которых губернаторы сталкиваются с политической конкуренцией внутри своих регионов, просто исчезают. Если исходить из сиюминутных нужд верховной власти, это, возможно, и удобно. Хотя бы потому, что снимается один из главных политических рисков системы назначения губернаторов — противостояние между назначенным региональным начальником и избранным мэром региональной столицы, чья легитимность выше губернаторской. Но если смотреть на более долгосрочные эффекты, существуют другие риски. В декабре назначили двух губернаторов — Сергея Антуфьева в Смоленскую область и Сергея Вахрукова в Ярославскую. Оба давно претендовали на первые роли в своих регионах. Но идти к губернаторским должностям им пришлось обходным путем: одному — через Госдуму и партийные структуры «Единой России», другому — через службу в аппарате одного из полпредств. Такие случаи будут повторяться все чаще. Нынешняя система региональной власти предполагает, что для успешной карьеры в регионе политику надо этот регион покинуть и затем вернуться туда уже «со стороны Москвы». В противном случае не избежать лобового столкновения с губернатором, а оно может стать роковым для карьеры.
С партийным поклоном
Губернатор на выборах во главе регионального списка кандидатов «Единой России» сейчас считается чем-то само собой разумеющимся. Хотя еще два-три года назад губернаторы, по крайней мере на региональных выборах, избегали функций паровоза. А в первый президентский срок Владимира Путина в ЕР губернаторов почти не было. Более того, некоторые руководители регионов воспринимали централизованную и мощную партию власти как угрозу или, по крайней мере, противовес своей власти.
Возможно, архитекторы нынешней российской партийной системы когда-то видели в мощных общенациональных партиях силу, противостоящую региональному самоуправству и скрепляющую страну. Но когда дело дошло до выборов в Госдуму 2003 года, стратегия и тактика архитекторов вступили в неразрешимое противоречие. Стратегия требовала строить предвыборную кампанию главной партии, опираясь на идеологию и завоевывая реальную общественную поддержку. Тактика вопрошала: а как же административный ресурс?
Административным ресурсом в регионах владели губернаторы. Поэтому с ними был заключен политический союз. Часть региональных начальников вошла в ЕР, кому-то просто намекнули, что содействовать надо именно этой партии. Победившие на выборах одномандатники, в массе своей люди губернаторов, пополнили ряды фракции единороссов. Конституционное большинство было собрано, однако шанс превратить партийную систему в инструмент политического контроля над положением дел в регионах был утрачен, по-видимому, очень надолго. Ведь даже оппозиционная и националистическая «Родина» в 2003 году свою кампанию в республиках Северного Кавказа предпочитала строить не на лозунгах защиты прав русского населения, а на теневых договоренностях с местными президентами.
Думские выборы 2007 года мало что изменили в этой картине. Разве только раньше губернатор был скорее союзником Кремля, а теперь он подчиненный. За низкий процент явки и голосования за ЕР можно получить нагоняй. Зато теперь губернаторы почти все в партии. Многие из них возглавляют региональные отделения партии власти. А значит, в региональной политике «Единая Россия» стала инструментом губернаторов, а не Кремля. Во время предвыборной кампании губернаторам приходится произносить пространные льстивые речи в адрес Кремля и лично президента. Но зато куда идут первым делом прибывшие в регион партийные функционеры, неважно, провластные или оппозиционные? В региональную администрацию.
Апофеоз хозяйственников
Президентская анкета для губернаторов, утвержденная летом прошлого года, показывает, как в Кремле видят назначение губернаторской должности в частности и государственной власти вообще. Итак, губернатор отвечает за объем ВРП, объем инвестиций, величину зарплаты, уровень безработицы, смертности и рождаемости, качество образования, здоровье жителей, цены на жилье и проч. Попросту — за всю экономику своего региона. Каждый губернатор обязан стать «крепким хозяйственником» в том самом кондовом смысле, который вкладывался в это выражение десяток лет назад.
В России остались единицы губернаторов, которые мыслят в категориях создания благоприятных условий для бизнеса и инвестиций. Например, глава Пермского края Олег Чиркунов. Подавляющее большинство предпочитает непосредственно руководить и бизнесом, и инвестициями.
Краснодарский губернатор Александр Ткачев массу времени проводит на международных выставках и ярмарках. Его администрация непосредственно занимается подготовкой инвестиционных проектов и поисками инвесторов. В крае хорошие темпы роста, но вряд ли там кто-то может начать бизнес, не договорившись с администрацией.
Политическая верхушка Приморского края, региона с самыми предприимчивыми в России жителями, ждет государственных инвестиций на подготовку Владивостока к саммиту Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества 2012 года и запуска нефтепровода Восточная Сибирь-Тихий океан. Краевые власти обещают масштабную и дорогую стройку и собираются вернуть заказы на простаивающие оборонные заводы. О том, какую нишу может занять Приморье на рынках АТР и России и что для этого нужно поменять в крае, думают только некоторые эксперты.
В Ханты-Мансийском автономном округе, одном из самых богатых российских регионов, местные власти «вручную» занимаются дифференциацией экономики. Средства из бюджета округа вкладываются и в лесную промышленность, и в гостиничный бизнес, и в пищевую отрасль, и в розничную торговлю, и даже в добычу золота. От бизнеса в этом помощи не ждут. Зато надеются на федеральные инвестиции в добычу полезных ископаемых на Приполярном Урале.
Государственный капитализм в регионах победил. Прочие варианты и не рассматриваются. А это работает на укрепление власти губернаторов. Силовики, конечно, тоже поучаствуют в прибылях «корпорации N-ская область», но ключевые управленческие функции лежат на гражданских чиновниках. Именно они превращаются в главных распорядителей региональных экономик.
Атланты при вертикали
Есть две фигуры, которые, казалось бы, радикально не вписываются в сложившуюся при Путине систему отношений между Москвой и регионами. Это московский градоначальник Юрий Лужков и президент Татарстана Минтимер Шаймиев. Во-первых, они самостоятельны и при этом имеют свою личную большую политическую историю, что не приветствуется Кремлем. Во-вторых, они не просто родом из 90−х, они — одни из столпов сформировавшейся тогда политической системы. Той самой, которая противостояла Путину на его первых выборах в 1999 году в лице лужковско-шаймиевского блока «Отечество — Вся Россия», олицетворения «региональной вольницы», победа над которой считается одним из главных путинских достижений.
Исходя из этой логики, Лужкова и Шаймиева как политиков стали хоронить сразу после победы Путина на своих первых президентских выборах. Их хоронили, когда началась первая фаза федеральной реформы (реформа Совета Федерации). Их хоронили в 2004 году после парламентских и президентских выборов, потом в начале 2005 года, когда началась вторая фаза федеральной реформы (отмена выборов губернаторов). Потом — уже по самым разным поводам. Например, когда жена Лужкова начала продавать контролируемые ей активы в стройиндустрии и скупать акции Сбербанка и «Газпрома». Или когда, как показалось наблюдателям, стала разбегаться команда Лужкова: сначала руководить Нижегородской областью ушел вице-мэр Валерий Шанцев, потом близкий к московскому мэру вице-спикер Госдумы Георгий Боос стал калининградским губернатором, а заместитель Лужкова Михаил Мень — ивановским. (В это же время ходили уверенные слухи о скорой отставке Шаймиева в связи с назначением мэра Казани Камиля Исхакова полпредом президента в Дальневосточном округе.) Не стал исключением и прошлый год. Весной и летом разговоры об отставке Лужкова, чей срок полномочий истекал, и Шаймиева, который долго добивался от Москвы договора о разграничении полномочий, велись с небывалой убедительностью. И даже из Кремля шли очевидные намеки на скорые отставки. Но в отставку никого из двух долгожителей так и не отправили.
На самом деле Лужков и Шаймиев, создавшие и возглавляющие замкнутые и почти непроницаемые извне системы власти, контролирующие всю экономическую и политическую жизнь у себя в регионах, — краеугольный камень властной вертикали. Идея вертикали — контроль, а такие региональные начальники обеспечивают и предсказуемые результаты голосования на выборах, и отсутствие каких-либо политических бурь в своих регионах. Кроме того, главные страхи федеральной политической элиты — «майдан» в столице и распад страны по национальным границам. Лужков, управляющий столицей, и Шаймиев, президент крупнейшей национальной республики в России, служат лекарством от этих страхов.
Лужков и Шаймиев — только наиболее яркие примеры. В России есть и другие губернаторы, чья несменяемость определяется тем, что они жестко контролируют свои регионы. У того же Муртазы Рахимова центр может отнимать привлекательные активы, но при этом не торопится снимать с должности его самого. В число неприкасаемых очевидно входит и Рамзан Кадыров.
Самыми верными хранителями вертикали власти в связке центр-регионы оказываются как раз те губернаторы, которые славятся наиболее авторитарным стилем правления. «Региональные бароны» получились куда более устойчивым и способным к адаптации явлением российской политики, чем это казалось восемь лет назад.