Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• Перевод с английского: Михаил Шишкин wbmichael@strogino, 850.12kb.
• § Познание и сознание Так что же такое сознание, 569.97kb.
• В целости или хотя бы привести к лучшему виду то общение между умом и вещами, которому, 1193.18kb.
• Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать, 539.26kb.
• Что такое диплом и зачем его пишут, 363.03kb.
• Не старайтесь рассмотреть "на просвет" дискету. Информация на ней записана таким мелким, 495.79kb.
• «Дурная привычка», 7838.46kb.
• Из всего написанного люблю я только то, что пишется кровью, 541.94kb.
• Лекция 10. Теоремы о производных, 81.36kb.
• Т. П. Возможно ли «объективистское» религиоведение?, 75.66kb.

ГЛАВА XXXVII Каким образом Установления Людовика Святого вышли из употребления


Установлениям суждено было родиться, состариться и уме­реть в очень короткий период времени.


Я позволю себе несколько размышлений по этому поводу. Кодекс, известный у нас под названием Установлений Людо­вика Святого, никогда не предназначался к тому, чтобы слу­жить законом для всего королевства, хотя об этом и говорится в предисловии к нему. Компиляция эта есть общий кодекс, заключающий в себе постановления по всем гражданским делам, распоряжения о переходе имущества по завещанию и дарению, о приданом и преимуществах, предоставляемых женщинам, о выгодах и прерогативах феодов, о соблюдении благочиния и т. д. Но давать общее уложение гражданских законов в такое время, когда каждый город, каждое местечко или деревня имели свои обычаи, значило стремиться к внезап­ному ниспровержению всех частных законов, которым люди следовали в различных областях королевства. Создать из всех частных обычаев одно общее обычное право было бы большой неосмотрительностью даже в наше время, когда государи встре­чают повсюду беспрекословное повиновение. Если верно пра- вило, что не следует менять существующего, когда происходя­щие от этого неудобства равняются выгодам, то еще менее следует это делать, когда выгоды ничтожны, а неудобства очень велики. Приняв во внимание положение государства в то время, когда каждый был опьянен идеей собственной неограниченной власти и собственного могущества, мы дол­жны будем согласиться, что намерение повсеместно изменить принятые законы и обычаи не могли даже прийти в голову правителям.


Все мною сказанное доказывает также, что кодекс Уста­новлений не был утвержден в парламенте баронами и судьями государства, как то говорится в одной цитируемой Дюканжем рукописи, хранящейся в амьенской ратуше. Из других рукопи­сей видно, что кодекс этот был дан Людовиком Святым в 1270 году, перед отъездом в Тунис. Но это неверно, так как Людовик Святой отправился в Тунис в 1269 году, как то за­метил Дюканж, заключивший отсюда; что кодекс этот был обнародован в отсутствие короля. Я же утверждаю, что это невозможно. Как мог король избрать время своего отсутствия для осуществления такого дела, которое могло посеять семена раздора и породить не перемены, а перевороты? Это преобра­зование более, чем всякое другое, нуждалось в непосредствен­ном надзоре короля и ни в коем случае не было делом слабого регентства, состоявшего к тому же из сеньоров, заинтересо­ванных в его неудаче. Это были: Матье, аббат Сен- Дети и Си­мон Клермонский, граф де Нэль, а на случай их смерти — Филипп, епископ Эвре, и Жан, граф де Понтье. Мы уже ви­дели, что граф де Понтье воспротивился введению нового судопроизводства в своей сеньории.


В-третьих, я считаю весьма вероятным, что дошедший до нас кодекс есть нечто совершенно отличное от Установлений Людовика Святого по предмету судопроизводства. Этот кодекс ссылается на Установления, следовательно, он есть сочинение об Установлениях, а не самые Установления. Кроме того, Бо­мануар, который часто упоминает об Установлениях Людо­вика Святого, ссылается лишь на частные установления этого государя, а не на эту компиляцию Установлений. Дефонтен, писавший при жизни того же государя, рассказывает о двух первых случаях применения Установлений в деле судопроиз­водства как о давнем факте. Следовательно, Установления Людовика Святого предшествовали компиляции, о которой идет речь и которая, если принять во внимание ошибочные вступления, помещенные каким-то невеждой во введении, могла появиться, строго говоря, лишь в последний год жизни Людовика Святого или даже после смерти этого государя.

ГЛАВА XXXVIII Продолжение той же темы


Что же, наконец, представляет собой эта компиляция, ко­торая носит у нас название Установлений Людовика Святого, этот темный, запутанный и двусмысленный кодекс, представ­ляющий собою смесь французского законодательства с рим­скими законами; этот кодекс, в котором мы слышим как бы голос законодателя, а встречаем ученого юриста; в котором находим полный свод юриспруденции, предусматривающий все случаи и все положения гражданского права? Для объяс­нения необходимо будет перенестись в те отдаленные времена.


Людовик Святой, видя злоупотребления судебной практики своего времени, старался внушить своим народам отвращение к ней. Он издал ряд уставов для судов в своих владениях и для судов своих баронов. Достигнутый им успех был так ве­лик, что Бомануар, писавший вскоре после смерти этого госу­даря, говорит нам, что порядок суда, установленный Людови­ком Святым, применялся в очень многих сеньориальных су­дах.


Таким образом, этот государь достиг своей цели, хотя его уставы для сеньориальных судов были составлены не с тем, чтобы создать один общий закон для всего королевства, но с тем, чтобы дать образец, которому всякий мог бы следовать и даже был бы в этом заинтересован. Он устранил зло, пока­зав нечто лучшее. Когда в его судах и судах сеньоров увидели новый способ судопроизводства, более естественный и разум­ный, более согласный с началами нравственности и религии, с требованиями общественного спокойствия и личной и имуще­ственной безопасности, его приняли, а прежний бросили.


Убеждать, когда не следует принуждать, руководить, когда не следует повелевать, — вот высшее искусство. Разум обладает естественной властью; эту власть можно даже на­звать тиранической. Ему оказывают сопротивление, но это со­противление— его побед?.; подождите еще немного, и человек вынужден будет вернуться к нему.


Желая ослабить пристрастие к французской юриспруден­ции, Людовик Святой приказал перевести книги римского права, чтобы познакомить с ними законоведов своего времени. Дефонтен, который был первым нашим практическим юристом-писателем, много пользовался ими. Его сочинения составляют в некотором роде смешение старинной французской юрис­пруденции, законов, или установлений Людовика Святого и римских законов. Бомануар мало пользовался римскими зако­нами; но он согласовал старинную французскую юриспруден­цию с уставами Людовика Святого.


И вот в духе этих двух сочинений, и в особенности книги Дефонтена, какой-то бальи, как я думаю, написал книгу по юриспруденции, которую мы называем Установлениями. В за­главии этой книги говорится, что она составлена согласно обычаям Парижа, Орлеана и баронского суда; а в предисло­вии — что в ней идет речь об обычаях всего королевства, а также Анжу и баронского суда. По-видимому, книга эта была составлена для Парижа, Орлеана и Анжу, подобно тому как сочинения Бомануара и Дефонтена предназначались для Клермона и Вермандуа. А так как из книги Бомануара можно заключить, что многие законы Людовика Святого про­никли в баронские суды, то составитель имел основание утверждать, что его книга относится также, и к баронским судам.


Ясно, что автор этой книги составил компиляцию из обы­чаев страны и законов и установлений Людовика Святого. Это очень ценное произведение, потому что оно содержит старин­ные обычаи Анжу и Установления Людовика Святого в том виде, как они применялись тогда на практике, а также удер­жавшиеся еще в судебной практике остатки старинного фран­цузского судопроизводства.


Разница между этим произведением и произведениями Де­фонтена и Бомануара состоит в том, что в нем изложение ве­дется в повелительном тоне, как бы от лица законодателя; это и понятно, так как оно было смесью писаных обычаев и зако­нов.


Компиляция эта имела тот внутренний порок, что представ­ляла собой пестрый кодекс, в котором французское законода­тельство было перемешано с римскими законами; рядом стояли вещи, не имевшие между собой ничего общего и часто противоречивые.


Я знаю, что французские суды феодалов, или пэров, при­говоры без права апелляции к другому суду, вынесение при­говора по формуле: я осуждаю или я оправдываю — все это было сходно с формами народного суда в Риме; но это ста­ринное судопроизводство было мало употребительно, его заменило позднейшее, введенное императорами. Это последнее упо­требляется повсюду в рассматриваемой компиляции для упо­рядочения, ограничения, исправления и распространения фран­цузского судопроизводства.


ГЛАВА XXXIX Продолжение той же темы


Судебные формы, введенные Людовиком Святым, вышли из употребления. Этот государь имел в виду не столько сущ­ность предмета, т. е. наилучший способ суда, сколько наилуч­ший способ замены старых порядков суда. Первой целью было заставить отказаться от старого судопроизводства; второй — создать новое. Но как только обнаружились неудобства этого нового судопроизводства, оно было заменено другим.


Таким образом, законы Людовика Святого не столько изме­нили французское законодательство, сколько дали возмож­ность изменить его. Они открыли новые суды или, скорее, пути к ним, и когда стало легко достигнуть суда, пользующегося всеобщим авторитетом, решения, отвечавшие раньше лишь обычаям той или другой сеньории, теперь образовали новую юстицию, носившую всеобщий характер. С помощью Установ­лений удалось достигнуть общих решений, которых раньше в королевстве совсем не было; и после того как здание было выстроено, убрали леса.


Таким образом, законы Людовика Святого привели к ре­зультатам, которых нельзя было ждать от образцового законо­дательства. Иногда необходим целый ряд веков, чтобы подго­товить какое-либо изменение; но события достигают зрелости— и совершается переворот.


Парламент стал последней инстанцией почти по всем де­лам в королевстве. Раньше его разбирательству подлежали лишь дела между герцогами, графами, баронами, епископами, аббатами или между королем и его вассалами в силу бли­зости этих дел скорее к политическому, чем к гражданскому порядку. Впоследствии оказалось необходимым проводить за­седания парламента в одном месте и держать его постоянно в сборе. Наконец, учреждены были многие парламенты, чтобы они были в состоянии решать все дела.


Как только парламент сделался постоянным учреждением, начали компилировать его решения. Жан де Монлюк в цар­ствование Филиппа Красивого составил из них сборник, кото­рый в настоящее время носит название старинных протоколов *(les registres Olim).

636

ГЛАВА XL Каким образом было введено судопроизводство декреталий


Как могло случиться, что при отмене действующих форм судопроизводства новые формы были заимствованы преиму­щественно из канонического, а не из римского права? Произо­шло это потому, что церковные суды, следовавшие формам канонического права, были у всех на виду, тогда как не было известно ни одного суда, который следовал бы формам рим­ского -права. К тому же пределы духовной и светской юрисдик­ции были в те времена очень неопределенны. Были лица, обращавшиеся по своим делам безразлично и в те, и в другие суды, и были вопросы, которые безразлично рассматривались в тех и других. По-видимому, светская юрисдикция сохранила за собой исключительно лишь суд по делам, связанным с фео­дами, и по преступлениям, совершенным мирянами, в слу­чаях, не касающихся вопросов веры; ибо мы видим, что дела, касающиеся договоров и условий, хотя и подлежали ведению светских судов, тем не менее по соглашению сторон могли рассматриваться церковными судами, которые, не имея закон­ного права заставить светский суд приводить в исполнение свои решения, добивались повиновения этим решениям угро­зой церковного отлучения. При таких условиях светские суды, задумав изменить существующий порядок судопроизводства, приняли тот порядок, который существовал в церковных су­дах, потому что он был известен. Они не приняли судопроиз­водства по римскому праву, потому что совсем его не знали; ибо в практических вопросах мы знаем только то, что приме­няется нами на практике.

ГЛАВА XLI Приливы и отливы духовной и светской юрисдикции


Так как гражданская власть находилась в руках бесчис­ленного множества сеньоров, церковной юрисдикции ничего не стоило расширять с каждым днем свои пределы; но, подрывая значение сеньориального суда, церковный суд тем самым спо­собствовал расширению королевской юрисдикции, которая мало-помалу ограничила деятельность церковного суда и по­ставила ее в более тесные границы. Парламент, принявший в свое судопроизводство все, что нашел хорошего и полезного в церковных судах, скоро увидел и все их злоупотребления; но так как королевская юрисдикция усиливалась с каждым днем, то параллельно с этим возрастала для нее и возможность исправления злоупотреблений, которые были действительно нестерпимы. Не перечисляя их здесь, сошлюсь на Бомануара,


Бутилье и указы наших королей, а сам отмечу только те из них, которые имели наиболее прямое отношение к обще­ственному благосостоянию. Мы узнаем об этих злоупотребле­ниях из приговоров, которыми они были отменены. Их поро­дило темное невежество; но появился проблеск света — и они исчезли. Из молчания духовенства следует заключить, что оно само пошло навстречу реформе, и это, принимая во вни­мание природу человека, заслуживает похвалы. Всякий человек, не уделивший перед смертью части своего имуще­ства церкви, что называлось умереть без покаяния, лишался святого причастия и погребения. Если кто-либо умирал без завещания, родственники умершего должны были обратиться к епископу с просьбой о назначении третейского суда для определения совместно с ними той части имущества, которую умерший должен был бы дать церкви, если бы оставил завещание. Новобрачные не могли провести вместе первой ночи и даже двух следующих, не купив на то разрешения. Выбор падал именно на эти три ночи, потому что от после­дующих нельзя было ожидать большого дохода. Парламент исправил все это. В глоссарии французского права Ранье мы находим парламентский приговор против епископа Амьен-ского, вынесенный по этому поводу.


Я возвращаюсь к началу этой главы. Когда в том или дру­гом столетии, в том или другом правительстве мы видим, как одни сословия стремятся к увеличению своей власти за счет других, мы легко можем впасть в ошибку, приняв их действия за несомненное доказательство их порочности. Таково уж несчастное положение человека, что великие люди редко отли­чаются умеренностью; а так как всегда легче подчиняться своей силе, чем ее обуздывать, то, быть может, именно по­этому среди людей выдающихся бывает легче найти людей очень добродетельных, чем очень благоразумных.


Человек находит величайшее наслаждение в господстве над другими людьми. Даже те, кто любит добро, так сильно любят самих себя, что нет человека столь несчастного, чтобы он не доверял своим добрым намерениям; и сказать правду, действия наши находятся в зависимости от такого множества различных обстоятельств, что в тысячу раз легче делать добро, чем делать это добро хорошо.

ГЛАВА XLII Возрождение римского права и последствия этого возрождения. Изменения в судах


После того как около 1137 года были найдены Дигесты Юстиниана, римское право как бы воскресло к новой жизни..


В Италии возникли новые школы, в которых его преподавали; тогда имели уже Кодекс Юстиниана и Новеллы. Я уже гово­рил, что это право сделалось настолько популярным, что за­тмило закон лангобардов.


Благодаря итальянским ученым право Юстиниана проникло и во Францию, где раньше знали только кодекс Феодосия, так как законы Юстиниана были составлены уже после водворе­ния варваров в Галлии. Это право встретило некоторое про­тиводействие; тем не менее оно удержалось вопреки отлуче­ниям пап, покровительствовавших своим канонам. Людовик Святой старался распространить уважение к нему с помощью сделанных по его распоряжению переводов книг Юстиниана, которые в рукописях хранятся еще в наших библиотеках; из них, как я уже сказал, было сделано много заимствований при составлении Установлений. Филипп Красивый ввел препода­вание законов Юстиниана, но только в качестве «писаного ра­зума», в областях, управляемых обычаями; в тех же областях, в которых действовало римское право, они были приняты как закон.


Я уже сказал выше, что судопроизводство посредством су­дебного поединка не требовало от судей больших знаний. Дела решались согласно местному обычаю и немногим простым обы­чаям, переходившим по преданию. Во время Бомануара суд производился двумя различными способами: в одних местах судили пэры, в других — бальи. В первом случае пэры судили по обычаю своего судебного округа; во втором — на этот обы­чай указывали бальи, сведущие лица или старики. Все это не требовало никакого письмоводства, никаких способностей и никакого изучения. Но когда появился запутанный кодекс Установлений и другие произведения юриспруденции, когда было переведено римское право и началось преподавание его в школах, когда положено было начало искусству делопроиз­водства и законоведения, когда появились стряпчие и юристы, — тогда пэры и старшины не были уже более в со­стоянии чинить суд. Пэры стали уклоняться от исполнения обязанностей судей, да и сеньоры неохотно созывали их; к тому же судебные разбирательства превратились из блистатель­ных действий, приятных дворянству, занимательных для воен­ных людей, в судебную процедуру, которой они не знали да и. знать не хотели. Суды пэров стали выходить из употребления, а суды бальи — распространяться. Стачала бальи не судили сами; они производили дознание и произносили приговор, вы­несенный старшинами; но так как старшины не в состоянии были теперь судить, стали судить сами бальи.


Это изменение облегчалось тем, что у всех на глазах име­лась практика церковных судей: каноническое право и новое


гражданское право одинаково содействовали устранению пэров.


Таким образом, был утрачен обычай, при котором судья никогда не судил один. Обычай этот неизменно соблюдался до тех пор в монархии, как на то указывают салические законы, капитулярии и первые авторы, писавшие о судебной практике в эпоху королей третьей династии. Злоупотребление в противо­положном смысле, встречавшееся только в местных судах, было ограничено и в некотором роде исправлено учреждением во многих местах должности помощника судьи, с которым судья совещался и который заменил прежних старшин. Судье также вменялось в обязанность в случаях, которые могли по­влечь за собой применение телесного наказания, пригласить двух ученых экспертов; наконец, злоупотребление это поте­ряло всякую силу благодаря чрезвычайным облегчениям в по­даче апелляции.

ГЛАВА XLIII Продолжение той же темы


Итак, вовсе не закон воспретил сеньору иметь свой суд и не закон отменил деятельность пэров в этих судах; не было такого закона, который предписал бы учреждение бальи и предоставил им право суда. Все это совершилось мало-по­малу силой обстоятельств. Знание римского права, судебных решений, собраний вновь записанных обычаев — все это тре­бовало изучения, на которое неграмотные дворяне и народ были неспособны.


Единственный указ, который мы имеем по этому предмету, обязывает сеньоров избирать своих бальи из мирян. Совер­шенно ошибочно смотрели на этот указ как на закон, создав­ший должность бальи, тогда как он не говорит больше того, что в нем сказано. К тому же он определяет точный смысл своего предписания приведением мотивов. «Для того, — гово­рится в этом указе, — чтобы бальи можно было подвергать наказанию за нарушение ими своих обязанностей, необходимо брать их из мирян». Привилегии духовенства в те времена хорошо известны.


Не следует думать, чтобы права, которыми сеньоры некогда пользовались и которыми они в настоящее время уже не пользуются, были у них отняты, как приобретенные захва­том. Многие из этих прав они утратили по нерадению, а дру­гие были ими оставлены потому, что различные перемены, про­исшедшие в течение многих веков, сделали существование этих прав невозможным.

641

ГЛАВА XLIV О доказательстве посредством свидетилей


Судьи, не имевшие иных правил, кроме обычаев, обыкно­венно по всякому возникавшему на суде вопросу справля­лись о них через свидетелей.


Когда судебный поединок начал выходить из употребле­ния, стали прибегать к письменным расследованиям. Но сло­весное доказательство, записанное на бумаге, всегда остается только словесным доказательством, и порядок этот вел только к увеличению расходов по производству дела. Тогда изданы были уставы, которые сделали большую часть расследований бесполезной. Введены были официальные книги записей, кото­рыми доказывалась большая часть требуемых фактов, как, например, дворянское происхождение лица, его возраст, закон­ное рождение, брак. Запись — свидетель, которого трудно под­купить. Были также изложены письме обычаи. Все это было очень разумно. Легче справиться в метрической записи о родившихся, действительно ли Петр сын Павла, чем искать тому доказательства путем долгих расспросов. Если в какой-либо стране имеется очень много обычаев, легче записать их все и составить из них один свод, чем обязывать частное лицо доказывать существование каждого отдельного обычая. Нако­нец, был издан знаменитый указ, воспрещавший принимать доказательства через свидетелей по взысканию долгов свыше 100 ливров, если не было хоть начала доказательства на письме.

ГЛАВА XLV Обычное право Франции


Франция управлялась, как я уже сказал, неписаными обычаями, а частные обычаи всякого сеньориального владе­ния составляли его гражданское право. Всякое сеньориальное владение имело свое особое гражданское право, говорит Бо-мануар, настолько особое, что этот автор, на которого следует смотреть как на крупное светило того времени, предполагает, что во всем королевстве не было двух сеньориальных владе­ний, которые управлялись бы вполне тождественными зако­нами.


Это чрезвычайное разнообразие имело две причины. Отно­сительно одной я напомню только то, что было много сказано по этому поводу в главе о местных обычаях; что касается вто­рой, то она заключается в различных обстоятельствах судеб­ного поединка: беспрестанно возникающие непредвиденные случаи должны были, естественно, вводить в употребление и новые обычаи.


Эти обычаи хранились в памяти стариков; но затем мало-помалу образовались законы, или писаные обычаи.


1. В начале правления третьей династии короли давали частные и даже общие хартии порядком, который был объяснен мною выше. Сюда принадлежат установления Филиппа-Августа и те, которые были даны Людовиком Святым. Таким же образом крупные сеньоры по соглашению со своими васса­лами, сообразуясь с обстоятельствами, давали на судебных заседаниях в своих герцогствах и графствах известные хар­тии, или установления. Таковы были, например, постановления Жоффруа, графа Бретани, по вопросу о разделе дворянских имений; обычаи Нормандии, дарованные герцогом Раулем; обычаи Шампани, дарованные королем Тибо; законы Си­мона де Монфора и другие. Это дало начало некоторым писаным законам, которые были даже более общими, чем имевшиеся раньше.


2. В начале правления королей третьей династии почти весь простой народ состоял в крепостной зависимости. Короли и сеньоры по многим причинам вынуждены были освободить его.


Сеньоры, освобождая своих крепостных, дали им соб­ственность; надо было дать им также гражданские законы, которые определяли бы правила владения этой собствен­ностью. Освободив своих крепостных, сеньоры лишили себя их имущества; надо было определить те повинности, которые они выговорили в свою пользу как возмещение за уступленное ими имущество. Те и другие отношения были упорядочены осво­бодительными хартиями. Эти хартии составили часть наших обычаев и получили письменную редакцию.


В царствование Людовика Святого и последующих госуда­рей законоведы-практики, как Дефонтен, Бомануар и другие, изложили на письме обычаи своих судебных округов. Целью их было скорее изложить порядок судопроизводства, чем запи­сать обычаи того времени относительно распоряжения имуще­ством. Но мы находим у них все, и хотя авторитет этих неофи­циальных авторов был основан единственно на верности и общеизвестности всего, о чем они говорили, они, несомненно, много способствовали возрождению нашего французского права. Таково было в те времена наше писаное обычное право.


Вот событие, составившее эпоху: Карл VII и его преемники предписали составить записи различных местных обычаев во всем королевстве, причем требовалось соблюдение известных формальностей. Так как их записи составлялись по провин­циям, и из каждого сеньориального владения доставлялись в генеральное собрание провинции писаные и неписаные обы­чаи всех ее населенных пунктов, то была предпринята попытка обобщить эти обычаи, насколько это было возможно без на­рушения частных интересов, которые были оговорены. Таким образом, наше обычное право получило три отличительных признака: оно было записано, обобщено и получило санкцию королевской власти.


Многие из этих обычаев впоследствии были подвергнуты новой редакции, причем в них было внесено много изменений: исключено все то, что оказалось несовместимым с действую­щей юриспруденцией, и прибавлено много такого, что было заимствовано из этой юриспруденции.


Хотя у нас принято думать, что обычное право как бы со­ставляет противоположность римскому праву, так что эти два права делят на две части нашу территорию, тем не менее спра­ведливо, что многие положения римского права вошли в наши обычаи, в особенности при новой их редакции, во времена, не очень отдаленные от наших, когда это право было предметом изучения для всех тех, кто готовился к занятию гражданских должностей; когда еще не кичились неведением того, что нужно знать, и знанием того, чего знать не следует; когда про­ницательность ума служила более для изучения профессии, чем для ее исполнения; и когда постоянная погоня за развле­чениями не была отличительным признаком даже женщин.


Мне следовало бы еще более углубиться в рассматривае­мый предмет и, войдя во все его подробности, проследить те едва заметные изменения, которые со времени введения апел­ляции образовали обширное целое нашей французской юрис­пруденции. Но в таком случае мне пришлось бы в одно боль­шое сочинение включить другое такое же; я же поступаю подобно тому археологу, который, оставив свою страну, при­ехал в Египет, бросил взгляд на пирамиды — и вернулся домой.


КНИГА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О способе составления законов