Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать ее для себя и только потом подумал, что она может попасть и к тебе
Вид материала | Документы |
- Гавриил Троепольский, 2449.42kb.
- Самоуважение воспитывают в детстве, 109.57kb.
- Иштван Рат-Вег История человеческой глупости мудрое слово вступления, 7902.63kb.
- Л. Н. Толстой Никогда влюблённый не ищет один, 525.66kb.
- Книга? КАКАЯ книга?, 3081.3kb.
- Фрэнк Заппа Настоящая книжка Фрэнка Заппы, 3100.84kb.
- Цель: Рассмотреть концепцию любви М. А. Булгакова, 103.13kb.
- Ii. Спирали: Сила Темной Луны, 814.43kb.
- Книга написана в стиле "Автор сказал делать так!". Исходя из того, что я знаю ответ, 531.23kb.
- Берт Хеллингер порядки любв разрешение семейно-системных конфликтов и противоречий, 5363.89kb.
От автора
Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать ее для себя и только потом подумал, что она может попасть и к тебе. Исходя из этого, не ищи в ней совершенства формы. Формой я лишь отдал дань уважения многообразию человеческого языка. Цель была иная. Попытайся найти в книге то же, что искал я, — немного смысла в этой Большой Суете, участниками которой являемся и мы с тобой.
Желаю тебе при чтении получить хотя бы часть того, что я получил при написании.
Еще
Весь век еще был впереди,
И день был теплым и весенним.
В такой день трудно уходить,
Кружили в парке карусели.
Еще сын Божий где-то рос,
Еще в порту стоял Веспуччи,
Земля была из туч и гроз,
И ход часов еще не мучил.
Вся рукопись еще лежит,
Нет ни комедии, ни Данте,
Лишь сделать шаг — все побежит,
Но хочется кричать: «Andante!»
Скорее сжать все в кулаке,
Скорей все сделать осторожным,
Но, Бог мой, яблоко — в руке,
Остановить уж невозможно!
И минет день, и век пройдет,
И мир погибнет, и спасется,
И воды превратятся в лед,
А лед растает — жизнь вернется.
Она вернется нагишом,
Лишь тайный знак на обереге.
Писать бы жизнь карандашом
И ездить в Вечность на телеге.
Из Детства
Быстрые слезы, как летние грозы,
Высушит ветер, и нету печали.
Быстрые слезы — детское счастье,
Шар улетевший, цветы на вокзале.
Наши обиды, словно друиды,
Ходят веками, мы домом им служим.
Быстрые слезы — дождик куриный,
Капли пузырят прозрачные лужи.
Грустные лица некупленных кукол,
Мягких игрушек и сахарной ваты,
Вкус позабытых событий и звуков,
То, что случилось однажды… Куда ты?
С лаем умчались лохматые Пифы,
Зонтики спрятали добрые Оли.
Попросыпались сарматы и скифы,
Музыкой Грига — пещерные тролли.
Топают молча тропой проторенной
Или же вскачь с диким хохотом, свистом.
Слезы другие — металл раскаленный,
Сплавы, окалины боли и смысла.
Быстрые слезы — всего лишь мгновенье.
Быстрые слезы, как летние грозы,
Платья из шелка и стихотворенья,
Пряный настой из обыденной прозы.
***
Насыпьте мне золота молча.
А я серебром вам скажу.
Пусть все будет честно — по-волчьи,
Без сытости и куражу.
Где мне — вы, я — вам неуместно,
Где все ваши горести — сон,
Где крестятся старым двуперстным,
А стон — наслаждения стон.
Зовите в свидетели Бога,
Пречистую Деву и Мать.
Руками не будем мы трогать
Все то, что умом не понять.
Без страха, сомненья, упрека
Влекомые, сами влечем.
«Зачем? — бьется в вас одинокое: —
Чем был я и не был я чем?»
Насыпьте мне золота молча.
А я серебром вам скажу.
И все будет честно — по-волчьи,
Без сытости и куражу
Есенину
Я последний поэт деревни...
Настоится штоф на анисовке,
На крыжовнике и на рябине.
Настоится деревня на выселках,
На покосах и сеном в овине.
Мне полдня в ней не будет привета,
Для прохожих я буду барином.
И пока на вопрос ждут ответа,
Гостем в доме — незваным татарином.
А потом буду шляться до вечера,
Всех кругом обойду и узнаю.
И бездельем заботы излечивать,
Красоту простоты принимая.
Шум вечерний лесных скоморохов
Отдалится, лишь совы да зяблики.
Я усну среди шорохов-вздохов,
А в саду будут падать яблоки.
Плат малиновый, жемчуг в кокошнике,
Переливом гармонь на околице
Мне приснятся, и вдруг станет больно…
И иглой белошвейка уколется.
Кликом птицы на близком болоте
Отзовется мой вскрик среди ночи.
Сон вспорхнет на ковре-самолете,
А вернуться уже не захочет.
Обыскавшись его до рассвета,
Встречу утро с костром из ночного.
И увижу рождение света,
С молоком выпив счастья хмельного.
Где-то видел я, что-то помнил.
Но забыл это все и оставил.
Был мне мир тот родным и знакомым.
Проиграл в дурака и заставил,
Заложил все — и штоф на анисовке —
И обутым прошел по рябине.
Не бываю я больше на выселках,
На погостах и окнах в инее.
Пьем мы горькую теплою водкой,
Жизнь хлебаем манною кашей,
Речь бежит уже скороговоркой
Не твоей, не моей и не нашей.
По Рериху
ТРИПТИХ
Ошибаешься, мальчик! Зла — нет.
Зло сотворить Великий не мог.
Есть лишь несовершенство.
Николай Рерих
I
Однажды, мой мальчик, узнаешь: ты — птица.
Об этом расскажет тебе Далай-лама.
И станет тебе небо синее сниться,
А падать ты будешь на землю у Храма.
Ломаясь руками о твердь из гранита,
К стопам припадешь: почему мне так тяжко?
Ответит Учитель: «Ты падаешь сытый.
А перья у птиц не растут под рубашкой».
II
Ты не страдаешь — не беда,
Мой мальчик. Вверх уходят горы,
А вниз — из ледника вода,
Чтобы прийти в людские норы
И людям радость принести
И жизнь. И вот нельзя иначе —
Звенит ручей, а ты расти, мой мальчик.
Лед на солнце плачет…
III
Однажды, когда астрономы
Откроют неведомый путь,
И мир станет старый, как новый,
Мой мальчик, меня не забудь.
Я хаживал этой дорогой,
Путь торен такими, как я.
Не физики в формулах строгих,
Но лирики тайны хранят
Дорог, по которым идущий
Осилит неведомый путь.
И в мыслях о хлебе насущном,
Мой мальчик, себя не забудь.
***
С нами Бог, и мы все заодно…
У меня еще все впереди…
Это все станет строже и строже —
Мысли те, что толпились в прихожей,
Расположатся ближе, к груди.
Пробегая волна за волной,
Шторм за штормом разрушат рассудок.
И сольются в экстазе сосуды.
Не построит корабль местный Ной.
Я закроюсь на ключ во дворце.
Между ними и мной станут двери,
Туареги и дикие звери,
Грум, лакеи с презреньем в лице.
Между ними и мною — базар,
Между ними и мной — мое тело.
Суета трехрублевого дела,
Светлячки и далекий Квазар.
Чернь на площади, штурм, как хлопок,
Дверь, ломая ступеней уступы,
Опровергнут, что дом неприступен,
Предлагая стреляться в платок.
Белый флаг не заметит Герольд
Или сделает вид, что не видит.
Нет, не то чтобы он ненавидит —
У него слишком сложная роль.
Обещает быть снежной Зима,
Чередою Весна, следом Лето,
Я поставлю на скорости Вето,
А оно превратится в роман…
Плач Иеремии
Я устал от людей,
хоть еще и не жил.
От бессмысленных взглядов,
базедовых глаз,
От того, что злодей —
на земле старожил,
От нетраурных вдов
и добра напоказ.
Я устал, а уставшему
плохо в пути.
Просит сердце привала,
а разум — лекарств.
Сон — иллюзия павших —
отпустит грехи,
Превращая движение
в хохму и фарс.
В ожидании чуда —
столетья труда.
В ожидании пламени —
дым без огня.
Но усталость не в счет —
я боюсь иногда,
Может, там, наверху,
Он устал от меня…
Оптина пустынь
Что бы сделать хорошего людям
Из того, что желаем мы сами?
Может, в судьи? В великие судьи?
В те, что меряют правду весами?
Да намерять хорошим и честным
Долгий век и счастливую долю,
А плохим — дом убогий и тесный,
Дух в смятеньи и в зиму — по полю.
И картина: направо уходят,
Веселятся, смеются, ликуют,
И от счастия брагою бродят,
И Христа помнят в праздник и всуе.
Потому что беды нет в помине,
Потому что душа не страдает,
Потому что от там и до ныне
Те — не помнят, а эти — не знают.
А налево уходят другие,
Те, кому босиком по угольям.
Их стеной провожает стихия,
А встречают свинцом и дрекольем.
Пусть они, заслужившие это,
Повторяют: «Прости Христа ради!»
Положу на весы — не монету,
Положу им прощенье — не глядя.
Ангел
Мне повстречался Ангел
— я не узнал его,
И не поверил Ванге —
из сердца своего.
Я думал только в церкви,
когда стихи поют,
Слетаются в свечении
на праздник и уют.
На Рождество, под утро,
на ладан, на поклон,
На воск свечей минутных,
на колокольный звон.
Мне не грешно — в рубахе,
без нимба, босиком,
На людях, как на плахе,
не Ангел — снежный ком.
Я не узнал в нем света,
а Он меня узнал
И не призвал к ответу —
я сам себя призвал.
Призвал и сомневался:
«Он был или не был?»
Мне в душу холод рвался,
но кто-то не пустил…
***
Вы хотите найти
вашим душам покой?
Так, возьмите на плечи
несуетный груз.
И лекарства не надо —
рецепт под рукой,
И наступит тот час —
Рождество и Навруз.
Каждый день будет праздник,
вот только одно:
Чтобы он наступил,
мало слова «прости».
Даже мало парчу
поменять на рядно.
Раз поднявши мой груз,
надо в гору нести.
Почему не сказал
властью данной вовек:
«Сгиньте все, в ком сидит
козлоногий сатир!»
Просто знаю, что есть
на земле человек,
И боюсь, что пустыней
останется мир.
Рождество
– Отец, наша дверь отворилась сама.
– Спи, мать, ветер играет, в мире — зима.
– Отец, слышишь, в яслях коровы мычат.
– Волнуются, их дети — пища волчат.
– Отец, если правду сказал звездочет…
– Оставь, миром правят не звезды — расчет.
Богатая власть — ирод, кесарь — рука.
Земное — земным, небесам — облака.
Отец, мне так страшно, вокруг говорят…
Звезда пала с неба, прокис виноград.
Солдаты воруют царю малышей…
– Спи, мать, это все не для наших ушей.
Мы — люди простые, нам нету делов
Считать чьи-то деньги и дойных коров.
Когда-то и я ведь не мог до поры
Доску отличить от сосновой коры.
Есть в жизни закон и порядок вещей:
В любую приправу — свой вес овощей,
Для каждого злака — свои закрома,
Для каждого знака — палата ума.
И в праздник, и в будни — дорога одна,
По ней нам идти, и она мне видна.
Пусть день будет — труд, а для отдыха — ночь,
Родится пусть сын или нежная дочь,
Желанными будут во все наши дни.
А дверь — добрый знак,
значит, мы — не одни.
***
Легко и просто жизнь прожить,
казалось что там…
Весну за талию кружить,
дела по нотам:
Чтоб хлебный мякиш за щекой,
чтоб не мякина,
И чтобы бабы под рукой,
а к ним перина.
Что дождь и слякоть в сентябре —
скорее лето.
Что снег на шляпах в ноябре —
не здесь, а где-то.
А с нами Божья благодать —
сухие ноги.
Нам только дать, а с нас не взять,
мы — недотроги.
Мы — в книге Красной, под стеклом,
аршины-словы.
Взамен кивка — двойной поклон,
глядим сурово.
Собаки лают — говорим:
«пусть ветер носит».
Придет пора — поговорим,
за все с нас спросят.
***
Отче наш, иже еси…
Дай нам хлеб и воду.
Сохрани нас и спаси,
отведи невзгоду.
Дай молитву каждый день,
только чтобы слышал!
И обратно чтоб не лень,
а не просто — крышей.
Нищим дай — не помереть,
и убогим — тоже.
В небо дай хоть посмотреть,
кто летать не может.
Дай нам каждому по днесь
так, чтоб без печали…
Даждь по мудрости — на крест,
по любви — вначале.
Ave, Отче, помоги!
мы одни на свете.
Нам кумирами — враги,
а врагами — дети.
От лукавого избавь,
искушений, Боже!…
Людям истины вещать
человек не может.
Отдели от света мрак,
и змею от рыбы,
От металла — грубый шлак,
статую от глыбы.
Дай нам каждому… и всем!
Ангела — аднова!
Хоть взаймы — не насовсем,
хоть и не раднова.
Отдели от песни квак,
лица — от народов,
Отдели от плевел злак,
умных — от уродов.
Дай нам праздник каждый день,
а не по субботам.
Дай нам в жаркий полдень тень,
дел, а не заботы.
Подари тропарь, кондак,
да не в переплете.
Откровенье — просто так,
не терзая плоти.
Дай нам Веры и Любви
и простого счастья!
Без нужды нас не пытай
золотом и властью.
Отче наш, иже еси…
что вполне возможно.
Ветром нас не унеси
рук неосторожных.
Дай нам, Боже, хлеб и день,
и еще немного —
Не бросай своих детей,
укажи дорогу.
Случай
Я не знаю, кто он,
я не знаю, где.
Может, просто Соул
в ледяной воде.
Может, только пальцы,
движущие лифт.
Может, просто кальций,
день рожденья, Склиф…*
* Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского
***
Кто бы говорил —
а мне все слушать.
Кто бы куковал,
а мне б считать.
Кто бы строил так,
чтоб не порушить
Созданную Богом
Благодать
***
Так бывает, когда замыкается круг
И бокал, что был полон, вдруг выпит до дна.
За мельканием мыслей, мельканием рук
Вспоминаешь, что видел пейзаж из окна.
Вспоминаешь, что ждал, и не веришь, что ждал.
И готов был полцарства отдать за коня.
А потом как-то в жизни случился вокзал,
Не уехал, ходил да билеты менял.
Так бывает, когда замыкается круг.
А следы на ладонях уходят вперед.
Если верить, следы на ладонях не врут,
Круг не круг — вертикаль для разбега
Дежавю*
Заболею тоской, и от этой болезни
Не излечит, пожалуй, и сам Парацельс.
От тоски до тоски, от звезды до созвездий —
Как последний трамвайно-троллейбусный рейс.
Есть одно дежавю оправданье в миноре,
Это — слух — то, чем слышат, как падает снег,
Как луна отражается бликами в море,
Как шуршит по песку наступающий век.
Захвораю тоской до сих пор не понятной
Ни себе, ни другим — тем, кто после меня.
Оттого что нет силы вернуться обратно
И за опыт — любви наменять.
* Ранее виденное (фр.).
***
Пустое дело — бродить по пустыне.
Даже шагов за сто.
Прошлое — в прошлом,
люди простые,
Назвался один Христом.
И дело было не в имени даже,
и повод неясен был,
Но хмурый в черном сказал:
«Накажем».
А Белый на облаке плыл.
Пустое дело — с черным спорить.
Даже шагов за сто
Прошлое — в прошлом,
убили вскоре
Того, что назвался Христом.
И дело было не в имени даже,
и повод неясен был.
Глупый не понял,
умный не скажет.
А Белый на облаке плыл…
Ах, белое облако — синее море,
желтых песков печать.
С тех пор кто-то может
с черными спорить,
А кто-то — всю жизнь молчать
***
Истинно говорю вам…
Евангелие от Матфея
Господи! Помолимся,
Если не соврем!
А соврем — умоемся
В имени Твоем.
А соврем — намаемся,
Согрешив не раз.
Истинно покаяться —
Это не про нас.
Преддверие
Предверие — вера — не вера…
Предверие — двери — не двери…
Предверие — высшая мера,
В себе укачавшая зверя?
Предверие — предполнолуние,
Предполное солнцестояние.
Предверие как ПредБакуния,
Предверие как ПостПирания.
Предверие как инженерия
Погрешностей, сведенных к малому.
Предверие — n-я серия
С пугающей страстью по Алому.
Адепт
Научите меня колдовству
По старинному чудо-обряду:
Слышать шорох травы за версту,
Разговаривать с птицами взглядом.
Научите сказать «никогда»
И в грядущем ответить за это.
Укажите, какая звезда
Мне мигает мерцающим светом.
Соберитесь, Адепты в плащах,
В капюшонах, безликие судьи,
Принесите святыни в мощах,
Клинописные досточки-судьбы.
Испытайте меня до утра,
Покажите язык Асгарота*,
Просветите мой стыд до нутра,
Раскрутите мой разум до рвоты.
Пусть под утро мне скажут: «Ты — ноль,
Не стучись в наши окна и двери».
Буду знать, что внезапная боль —
Не фантом, это боль от потери.
* Одно из имен дьявола.
***
Мир ловил меня, но не поймал.
Григорий Сковорода
Все бессмысленно — вчера
Я узнал об этом.
Мир безумен, жизнь — игра,
Время — две монеты.
Вот одна из них лежит,
Золотом сверкая.
А другая — побежит
И вот-вот растает.
Что же делать? Ничего…
Или все, что хочешь:
Бей друзей, люби врагов.
Бодрствуй днем, а ночью…
Выходи Луну смотреть —
Там вверху, считая звезды.
Теплый снег в ладонях греть,
Забывая возраст…
Моисей
Я — сумасшедший городской,
Мой храм — пустой почтовый ящик,
Я — ждущий писем говорящих.
Мой мозг, утративший покой,
Он бодрствует и ждет ответа,
Так подлый раб глядит комету —
Пусть всех сравняет, поделом.
Судьбою, властью ли, умом…
С ума сошедшим нет возврата
Туда, где каждый воровато
Копит свой горб, живет свой свет,
В мир, где лица у Сфинкса нет.
Я — сумасшедший городской,
Я — Моисей.