Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать ее для себя и только потом подумал, что она может попасть и к тебе

Вид материалаДокументы

Содержание


Из Детства
Я последний поэт деревни...
По Рериху
С нами Бог, и мы все заодно…
Плач Иеремии
Оптина пустынь
Истинно говорю вам…
Григорий Сковорода
Она тащила огромную вязку хвороста.
День сурка
Нательный неношеный крест
Сны сбываются порой
Жить во времени
Память сердца
Лотоса (Будда).
Не спрашивай
Tertium non datur
Невежество есть
Вальпургиева Ночь
Страсти по…
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3

От автора

Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать ее для себя и только потом подумал, что она может попасть и к тебе. Исходя из этого, не ищи в ней совершенства формы. Формой я лишь отдал дань уважения многообразию человечес­кого языка. Цель была иная. Попытайся найти в книге то же, что искал я, — немного смысла в этой Большой Суете, участниками которой являемся и мы с тобой.

Желаю тебе при чтении получить хотя бы часть того, что я получил при написании.


Еще


Весь век еще был впереди,

И день был теплым и весенним.

В такой день трудно уходить,

Кружили в парке карусели.


Еще сын Божий где-то рос,

Еще в порту стоял Веспуччи,

Земля была из туч и гроз,

И ход часов еще не мучил.


Вся рукопись еще лежит,

Нет ни комедии, ни Данте,

Лишь сделать шаг — все побежит,

Но хочется кричать: «Andante!»


Скорее сжать все в кулаке,

Скорей все сделать осторожным,

Но, Бог мой, яблоко — в руке,

Остановить уж невозможно!


И минет день, и век пройдет,

И мир погибнет, и спасется,

И воды превратятся в лед,

А лед растает — жизнь вернется.


Она вернется нагишом,

Лишь тайный знак на обереге.

Писать бы жизнь карандашом

И ездить в Вечность на телеге.


Из Детства


Быстрые слезы, как летние грозы,

Высушит ветер, и нету печали.

Быстрые слезы — детское счастье,

Шар улетевший, цветы на вокзале.


Наши обиды, словно друиды,

Ходят веками, мы домом им служим.

Быстрые слезы — дождик куриный,

Капли пузырят прозрачные лужи.


Грустные лица некупленных кукол,

Мягких игрушек и сахарной ваты,

Вкус позабытых событий и звуков,

То, что случилось однажды… Куда ты?


С лаем умчались лохматые Пифы,

Зонтики спрятали добрые Оли.

Попросыпались сарматы и скифы,

Музыкой Грига — пещерные тролли.


Топают молча тропой проторенной

Или же вскачь с диким хохотом, свистом.

Слезы другие — металл раскаленный,

Сплавы, окалины боли и смысла.


Быстрые слезы — всего лишь мгновенье.

Быстрые слезы, как летние грозы,

Платья из шелка и стихотворенья,

Пряный настой из обыденной прозы.


***

Насыпьте мне золота молча.

А я серебром вам скажу.

Пусть все будет честно — по-волчьи,

Без сытости и куражу.


Где мне — вы, я — вам неуместно,

Где все ваши горести — сон,

Где крестятся старым двуперстным,

А стон — наслаждения стон.


Зовите в свидетели Бога,

Пречистую Деву и Мать.

Руками не будем мы трогать

Все то, что умом не понять.


Без страха, сомненья, упрека

Влекомые, сами влечем.

«Зачем? — бьется в вас одинокое: —

Чем был я и не был я чем?»


Насыпьте мне золота молча.

А я серебром вам скажу.

И все будет честно — по-волчьи,

Без сытости и куражу


Есенину

Я последний поэт деревни...

Настоится штоф на анисовке,

На крыжовнике и на рябине.

Настоится деревня на выселках,

На покосах и сеном в овине.


Мне полдня в ней не будет привета,

Для прохожих я буду барином.

И пока на вопрос ждут ответа,

Гостем в доме — незваным татарином.


А потом буду шляться до вечера,

Всех кругом обойду и узнаю.

И бездельем заботы излечивать,

Красоту простоты принимая.


Шум вечерний лесных скоморохов

Отдалится, лишь совы да зяблики.

Я усну среди шорохов-вздохов,

А в саду будут падать яблоки.


Плат малиновый, жемчуг в кокошнике,

Переливом гармонь на околице

Мне приснятся, и вдруг станет больно…

И иглой белошвейка уколется.


Кликом птицы на близком болоте

Отзовется мой вскрик среди ночи.

Сон вспорхнет на ковре-самолете,

А вернуться уже не захочет.


Обыскавшись его до рассвета,

Встречу утро с костром из ночного.

И увижу рождение света,

С молоком выпив счастья хмельного.


Где-то видел я, что-то помнил.

Но забыл это все и оставил.

Был мне мир тот родным и знакомым.

Проиграл в дурака и заставил,


Заложил все — и штоф на анисовке —

И обутым прошел по рябине.

Не бываю я больше на выселках,

На погостах и окнах в инее.


Пьем мы горькую теплою водкой,

Жизнь хлебаем манною кашей,

Речь бежит уже скороговоркой

Не твоей, не моей и не нашей.


По Рериху


ТРИПТИХ

Ошибаешься, мальчик! Зла — нет.

Зло сотворить Великий не мог.

Есть лишь несовершенство.

Николай Рерих

I

Однажды, мой мальчик, узнаешь: ты — птица.

Об этом расскажет тебе Далай-лама.

И станет тебе небо синее сниться,

А падать ты будешь на землю у Храма.


Ломаясь руками о твердь из гранита,

К стопам припадешь: почему мне так тяжко?

Ответит Учитель: «Ты падаешь сытый.

А перья у птиц не растут под рубашкой».


II

Ты не страдаешь — не беда,

Мой мальчик. Вверх уходят горы,

А вниз — из ледника вода,

Чтобы прийти в людские норы

И людям радость принести

И жизнь. И вот нельзя иначе —

Звенит ручей, а ты расти, мой мальчик.

Лед на солнце плачет…


III

Однажды, когда астрономы

Откроют неведомый путь,

И мир станет старый, как новый,

Мой мальчик, меня не забудь.


Я хаживал этой дорогой,

Путь торен такими, как я.

Не физики в формулах строгих,

Но лирики тайны хранят


Дорог, по которым идущий

Осилит неведомый путь.

И в мыслях о хлебе насущном,

Мой мальчик, себя не забудь.


***


С нами Бог, и мы все заодно…

У меня еще все впереди…

Это все станет строже и строже —

Мысли те, что толпились в прихожей,

Расположатся ближе, к груди.


Пробегая волна за волной,

Шторм за штормом разрушат рассудок.

И сольются в экстазе сосуды.

Не построит корабль местный Ной.


Я закроюсь на ключ во дворце.

Между ними и мной станут двери,

Туареги и дикие звери,

Грум, лакеи с презреньем в лице.


Между ними и мною — базар,

Между ними и мной — мое тело.

Суета трехрублевого дела,

Светлячки и далекий Квазар.


Чернь на площади, штурм, как хлопок,

Дверь, ломая ступеней уступы,

Опровергнут, что дом неприступен,

Предлагая стреляться в платок.


Белый флаг не заметит Герольд

Или сделает вид, что не видит.

Нет, не то чтобы он ненавидит —

У него слишком сложная роль.


Обещает быть снежной Зима,

Чередою Весна, следом Лето,

Я поставлю на скорости Вето,

А оно превратится в роман…


Плач Иеремии


Я устал от людей,

хоть еще и не жил.

От бессмысленных взглядов,

базедовых глаз,

От того, что злодей —

на земле старожил,

От нетраурных вдов

и добра напоказ.

Я устал, а уставшему

плохо в пути.

Просит сердце привала,

а разум — лекарств.

Сон — иллюзия павших —

отпустит грехи,

Превращая движение

в хохму и фарс.


В ожидании чуда —

столетья труда.

В ожидании пламени —

дым без огня.

Но усталость не в счет —

я боюсь иногда,

Может, там, наверху,

Он устал от меня…


Оптина пустынь


Что бы сделать хорошего людям

Из того, что желаем мы сами?

Может, в судьи? В великие судьи?

В те, что меряют правду весами?

Да намерять хорошим и честным

Долгий век и счастливую долю,

А плохим — дом убогий и тесный,

Дух в смятеньи и в зиму — по полю.


И картина: направо уходят,

Веселятся, смеются, ликуют,

И от счастия брагою бродят,

И Христа помнят в праздник и всуе.

Потому что беды нет в помине,

Потому что душа не страдает,

Потому что от там и до ныне

Те — не помнят, а эти — не знают.


А налево уходят другие,

Те, кому босиком по угольям.

Их стеной провожает стихия,

А встречают свинцом и дрекольем.

Пусть они, заслужившие это,

Повторяют: «Прости Христа ради!»

Положу на весы — не монету,

Положу им прощенье — не глядя.


Ангел


Мне повстречался Ангел

— я не узнал его,

И не поверил Ванге —

из сердца своего.


Я думал только в церкви,

когда стихи поют,

Слетаются в свечении

на праздник и уют.


На Рождество, под утро,

на ладан, на поклон,

На воск свечей минутных,

на колокольный звон.


Мне не грешно — в рубахе,

без нимба, босиком,

На людях, как на плахе,

не Ангел — снежный ком.


Я не узнал в нем света,

а Он меня узнал

И не призвал к ответу —

я сам себя призвал.


Призвал и сомневался:

«Он был или не был?»

Мне в душу холод рвался,

но кто-то не пустил…


***


Вы хотите найти

вашим душам покой?

Так, возьмите на плечи

несуетный груз.

И лекарства не надо —

рецепт под рукой,

И наступит тот час —

Рождество и Навруз.


Каждый день будет праздник,

вот только одно:

Чтобы он наступил,

мало слова «прости».

Даже мало парчу

поменять на рядно.

Раз поднявши мой груз,

надо в гору нести.


Почему не сказал

властью данной вовек:

«Сгиньте все, в ком сидит

козлоногий сатир!»

Просто знаю, что есть

на земле человек,

И боюсь, что пустыней

останется мир.


Рождество

– Отец, наша дверь отворилась сама.

– Спи, мать, ветер играет, в мире — зима.

– Отец, слышишь, в яслях коровы мычат.

– Волнуются, их дети — пища волчат.


– Отец, если правду сказал звездочет…

– Оставь, миром правят не звезды — расчет.

Богатая власть — ирод, кесарь — рука.

Земное — земным, небесам — облака.


Отец, мне так страшно, вокруг говорят…

Звезда пала с неба, прокис виноград.

Солдаты воруют царю малышей…

– Спи, мать, это все не для наших ушей.


Мы — люди простые, нам нету делов

Считать чьи-то деньги и дойных коров.

Когда-то и я ведь не мог до поры

Доску отличить от сосновой коры.


Есть в жизни закон и порядок вещей:

В любую приправу — свой вес овощей,

Для каждого злака — свои закрома,

Для каждого знака — палата ума.


И в праздник, и в будни — дорога одна,

По ней нам идти, и она мне видна.

Пусть день будет — труд, а для отдыха — ночь,

Родится пусть сын или нежная дочь,

Желанными будут во все наши дни.

А дверь — добрый знак,

значит, мы — не одни.


***


Легко и просто жизнь прожить,

казалось что там…

Весну за талию кружить,

дела по нотам:

Чтоб хлебный мякиш за щекой,

чтоб не мякина,

И чтобы бабы под рукой,

а к ним перина.


Что дождь и слякоть в сентябре —

скорее лето.

Что снег на шляпах в ноябре —

не здесь, а где-то.

А с нами Божья благодать —

сухие ноги.

Нам только дать, а с нас не взять,

мы — недотроги.


Мы — в книге Красной, под стеклом,

аршины-словы.

Взамен кивка — двойной поклон,

глядим сурово.

Собаки лают — говорим:

«пусть ветер носит».

Придет пора — поговорим,

за все с нас спросят.


***


Отче наш, иже еси…

Дай нам хлеб и воду.

Сохрани нас и спаси,

отведи невзгоду.


Дай молитву каждый день,

только чтобы слышал!

И обратно чтоб не лень,

а не просто — крышей.


Нищим дай — не помереть,

и убогим — тоже.

В небо дай хоть посмотреть,

кто летать не может.


Дай нам каждому по днесь

так, чтоб без печали…

Даждь по мудрости — на крест,

по любви — вначале.


Ave, Отче, помоги!

мы одни на свете.

Нам кумирами — враги,

а врагами — дети.


От лукавого избавь,

искушений, Боже!…

Людям истины вещать

человек не может.


Отдели от света мрак,

и змею от рыбы,

От металла — грубый шлак,

статую от глыбы.


Дай нам каждому… и всем!

Ангела — аднова!

Хоть взаймы — не насовсем,

хоть и не раднова.


Отдели от песни квак,

лица — от народов,

Отдели от плевел злак,

умных — от уродов.


Дай нам праздник каждый день,

а не по субботам.

Дай нам в жаркий полдень тень,

дел, а не заботы.


Подари тропарь, кондак,

да не в переплете.

Откровенье — просто так,

не терзая плоти.


Дай нам Веры и Любви

и простого счастья!

Без нужды нас не пытай

золотом и властью.


Отче наш, иже еси…

что вполне возможно.

Ветром нас не унеси

рук неосторожных.


Дай нам, Боже, хлеб и день,

и еще немного —

Не бросай своих детей,

укажи дорогу.


Случай


Я не знаю, кто он,

я не знаю, где.

Может, просто Соул

в ледяной воде.

Может, только пальцы,

движущие лифт.

Может, просто кальций,

день рожденья, Склиф…*


* Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского


***

Кто бы говорил —

а мне все слушать.

Кто бы куковал,

а мне б считать.

Кто бы строил так,

чтоб не порушить

Созданную Богом

Благодать


***


Так бывает, когда замыкается круг

И бокал, что был полон, вдруг выпит до дна.

За мельканием мыслей, мельканием рук

Вспоминаешь, что видел пейзаж из окна.


Вспоминаешь, что ждал, и не веришь, что ждал.

И готов был полцарства отдать за коня.

А потом как-то в жизни случился вокзал,

Не уехал, ходил да билеты менял.


Так бывает, когда замыкается круг.

А следы на ладонях уходят вперед.

Если верить, следы на ладонях не врут,

Круг не круг — вертикаль для разбега


Дежавю*


Заболею тоской, и от этой болезни

Не излечит, пожалуй, и сам Парацельс.

От тоски до тоски, от звезды до созвездий —

Как последний трамвайно-троллейбусный рейс.


Есть одно дежавю оправданье в миноре,

Это — слух — то, чем слышат, как падает снег,

Как луна отражается бликами в море,

Как шуршит по песку наступающий век.


Захвораю тоской до сих пор не понятной

Ни себе, ни другим — тем, кто после меня.

Оттого что нет силы вернуться обратно

И за опыт — любви наменять.

* Ранее виденное (фр.).


***


Пустое дело — бродить по пустыне.

Даже шагов за сто.

Прошлое — в прошлом,

люди простые,

Назвался один Христом.


И дело было не в имени даже,

и повод неясен был,

Но хмурый в черном сказал:

«Накажем».

А Белый на облаке плыл.


Пустое дело — с черным спорить.

Даже шагов за сто

Прошлое — в прошлом,

убили вскоре

Того, что назвался Христом.


И дело было не в имени даже,

и повод неясен был.

Глупый не понял,

умный не скажет.

А Белый на облаке плыл…


Ах, белое облако — синее море,

желтых песков печать.

С тех пор кто-то может

с черными спорить,

А кто-то — всю жизнь молчать


***


Истинно говорю вам…

Евангелие от Матфея

Господи! Помолимся,

Если не соврем!

А соврем — умоемся

В имени Твоем.


А соврем — намаемся,

Согрешив не раз.

Истинно покаяться —

Это не про нас.


Преддверие


Предверие — вера — не вера…

Предверие — двери — не двери…

Предверие — высшая мера,

В себе укачавшая зверя?


Предверие — предполнолуние,

Предполное солнцестояние.

Предверие как ПредБакуния,

Предверие как ПостПирания.


Предверие как инженерия

Погрешностей, сведенных к малому.

Предверие — n-я серия

С пугающей страстью по Алому.


Адепт

Научите меня колдовству

По старинному чудо-обряду:

Слышать шорох травы за версту,

Разговаривать с птицами взглядом.


Научите сказать «никогда»

И в грядущем ответить за это.

Укажите, какая звезда

Мне мигает мерцающим светом.


Соберитесь, Адепты в плащах,

В капюшонах, безликие судьи,

Принесите святыни в мощах,

Клинописные досточки-судьбы.


Испытайте меня до утра,

Покажите язык Асгарота*,

Просветите мой стыд до нутра,

Раскрутите мой разум до рвоты.


Пусть под утро мне скажут: «Ты — ноль,

Не стучись в наши окна и двери».

Буду знать, что внезапная боль —

Не фантом, это боль от потери.


* Одно из имен дьявола.


***

Мир ловил меня, но не поймал.

Григорий Сковорода

Все бессмысленно — вчера

Я узнал об этом.

Мир безумен, жизнь — игра,

Время — две монеты.


Вот одна из них лежит,

Золотом сверкая.

А другая — побежит

И вот-вот растает.


Что же делать? Ничего…

Или все, что хочешь:

Бей друзей, люби врагов.

Бодрствуй днем, а ночью…


Выходи Луну смотреть —

Там вверху, считая звезды.

Теплый снег в ладонях греть,

Забывая возраст…


Моисей


Я — сумасшедший городской,

Мой храм — пустой почтовый ящик,

Я — ждущий писем говорящих.

Мой мозг, утративший покой,


Он бодрствует и ждет ответа,

Так подлый раб глядит комету —

Пусть всех сравняет, поделом.

Судьбою, властью ли, умом…


С ума сошедшим нет возврата

Туда, где каждый воровато

Копит свой горб, живет свой свет,

В мир, где лица у Сфинкса нет.


Я — сумасшедший городской,

Я — Моисей.