Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать ее для себя и только потом подумал, что она может попасть и к тебе

Вид материала

Документы

Содержание Не спрашивай Tertium non datur Невежество есть Вальпургиева Ночь Страсти по… Ничего конкретного

Подобный материал:

• Гавриил Троепольский, 2449.42kb.
• Самоуважение воспитывают в детстве, 109.57kb.
• Иштван Рат-Вег История человеческой глупости мудрое слово вступления, 7902.63kb.
• Л. Н. Толстой Никогда влюблённый не ищет один, 525.66kb.
• Книга? КАКАЯ книга?, 3081.3kb.
• Фрэнк Заппа Настоящая книжка Фрэнка Заппы, 3100.84kb.
• Цель: Рассмотреть концепцию любви М. А. Булгакова, 103.13kb.
• Ii. Спирали: Сила Темной Луны, 814.43kb.
• Книга написана в стиле "Автор сказал делать так!". Исходя из того, что я знаю ответ, 531.23kb.
• Берт Хеллингер порядки любв разрешение семейно-системных конфликтов и противоречий, 5363.89kb.

Былое и думы…

(почти по Герцену)

Не спрашивай,

по ком звонит колокол.

Он звонит по тебе.

Джон Донн


Жизнь состояла из врагов,

соплей и нервов,

На вес отпущенных мозгов

и мыслей первых.


Из меры призрачных весов

и полумеры,

Однажды пущенных часов

как символ Веры.


Жизнь состояла из имен,

из лиц, событий,

Из шитых золотом знамен,

из волчьей сыти.


Из паровозов в коммунизм

и перестройки,

Из дофинизма в дофинизм

и русской тройки.


Шум, гам, на старте бегуны

вострили лыжи.

Одни валили из страны

и с ними иже…


Жизнь состояла из любви

под одеялом.

В ней попадались визави,

но очень мало.


Все больше пешек проходных,

без королевы.

И очень мало выходных —

пустых налево.


Так что с того, что было до,

что после будет?

Хороним в памяти врагов,

ждем новых судеб.


Растут на свете города,

мельчают люди.

А жизнь одна и никогда

другой не будет…


Tertium non datur*


И последние станут первыми…

Евангелие от Матфея


Станут последние первыми…

Первые станут изгоями,

Станут гулящие верными,

Тихие станут героями.


Жизнь примут все нерожденные,

Милыми станут ущербные,

С глаз сгинут все убежденные,

Станут последние первыми.


Станут гигантами карлики,

Выпрямят плечи сутулые,

Бабы все станут Скарлеттами,

Узкие — широкоскулыми.


Листья страниц ненужные

Птичьими станут перьями,

Слезы все станут жемчужинами,

Станут последние первыми.


Citius, altius, fortius** —

К финишу духом и телом.

К черту клаустрофобии,

Частности да сгинут в целом.


В очереди во всем последние…

В очереди, которая тает!

Очнемся однажды первыми!

И увидим, что это с краю…


* Третьего не дано (лат.).

** Быстрее, выше, сильнее! (лат.)


***


Небожители, завидуйте,

Когда ночью я смотрю на вас

снизу вверх —

Я вижу вашу Вселенную,

Когда же вы взглянете

на меня вниз —

Вы увидите мою малость

и ничтожность.


***


Я удавился как Поэт

И как Философ — умер.

Я знаю цену слова «нет»

In Noumen* и в сумме.


Меня сожрала моль в шкафу,

И время потеряло.

И мне смеется вслед Ду-Фу

С бумажным одеялом.


Хохочет Синь, кряхтит Басе

И щерит рот беззубый.

Ты болен бытом, друг, и все.

Так просто и так грубо.


Мир — он другой, а ты в нем — гость

Не ранний и не поздний.

Мир, вечер, дымка над рекой,

Босые ноги — в гвозди.


А то, что больно, — не беда,

Беда, когда не больно.

Мир — с неба павшая звезда,

Сказавшая: довольно…


* Один (лат.).


Я уйду налегке

Я уйду налегке.

Все оставлю. Прости,

Что тебя не зову.

Я не знаю, что там,

Вдруг опять — бездорожье.

Не плыть, а ползти.

Вместо вечной фиесты —

обыденный хлам.


Без ненужных реликвий

и теплых вещей,

Налегке, по стерне, босиком

над водой,

А внизу будет жить

сад камней и мощей,

Без меня — грязно-серый…

И немолодой.


Мне уже не стареть,

не считать день за днем,

Не планировать встречи,

заботы, дела.

Я уйду налегке,

обернувшись конем,

С дрожью прыгну вперед,

закусив удила.


Одиночество

Мне сказали уже не однажды,

Понижая, вибрируя в голос:

«В одиночестве заперт каждый,

Даже самый неглиняный колосс».


Теорема сложней пифагоровой,

Посерьезней схем интеграловых,

Непонятней теории Споровых,

Всеобъемней доходов валовых.


Одиночество — странная штука.

Желчный камень? Лекарство от нервов?

Одиночество — смертная скука,

Лунный след человечества первый?


Кредиторов неумные хлопоты,

Пачки писем, бумаг неразобранных,

А быть может, поздние опыты,

Из знакомых никем не одобренные.


Неуютная улица гулкая?

Исполнение без возражения?

Одиночество — черствая булка

За столом без свечей в день рождения?


Сколько против? Нет? Воздержались?

Созидательно! Принято! Хорово!

Единицы! Упали — отжались.

Стали в строй. Шагом а-а-арш! Как здорово!


Колобкам — место в волчьем желудке,

За буйки завернувшим в акульем,

Неуместны в столовой шутки,

Кресла лишние в царстве стульем.


Одинока ли раковина жемчужная

В Биаррице на пляже пустынном?

Океанский песок отутюженный

Пахнет прелым запахом дынным.


Одиночество — Готика духа,

Не Барокко и не Возрождение.

Поздравления — Отмеченным — сухо

И один раз в конце — не Гениям.


***


День приходил,

день уходил.

Его сменяли годы,

герои,

судьбы,

имена,

властители,

народы.


И каждый в гору нес свой крест,

не думая об этом.

И каждый думал, что — он перст

или замок с секретом!

Неслись по небу облака,

за ними тени-люди.

И каждый мыслил —

на века!

А вышла лишь прелюдия…


К «Сoncerto grosso» — полный зал,

и скрипки,

скрипки,

скрипки!

И хор, а выше, как набат,

Качая воздух зыбкий,

Слеза, хрустальная слеза

всевидящего глаза,

Не зная — дать или забрать —

Гордыни грех и Разум.


Поутру


Христос Воскресе! Поутру,

когда так сладко спится,

Следы на камне не сотрут —

Един во многих лицах.

Останется часть покрова,

кусок щепы и чаша,

Завет, волшебные слова,

и боль, и память наша…


***


Да, пожалуйста, слева, в последнем ряду.

Я отвечу, потом подойдите ко мне.

Вы откуда, мадам? Бон суар, да я жду.

Что? Когда все сгорит? Вы горите в огне?..


Группа нищих евреев? Постойте сказать…

Секретарь! Их вопросы всегда об одном…

Русский всех кроет матом? Скорее связать

Чистый разум? Смешно. Это чистый дурдом.


Верно. Рай — это место. Почем за билет?

Вам стоячий и чтобы он был в полцены?

Вы хотите скорей, чтоб успеть на обед?

Дать Вам справку с печатью, что Вы прощены?


Он вручил мне ключи и сказал: «Посвящен

На границе безумия, света и тьмы».

Только сам я не знаю, насколько прощен,

Столько лет, и ни разу, ни разу зимы.


И ни разу тумана, ни разу дождей,

Чтоб задержками рейсов в небесном табло.

Без хитона, сандалий, по лужам, ей-ей…

Снизу люди рекой — всем невзгодам назло.


Кто к нам снова? «Мыслитель». Нет, Вам не сюда,

И не вниз — не серейте, как камень, лицом.

Нет, пока Вы — не след, Вы — лишь пыль от следа,

В книге судеб о Вас — быть

тропинкой,

ступенькой,

крыльцом.


***

Невежество есть

тягчайшее преступление.

Гаутама Будда

Для вас мы — сумасшедшие,

Для вас мы — параноики.

Кто вы для нас? Наверное,

Невежды и глупцы.


Вы — зайчики и кролики.

Мы — дверь с трудом нашедшие.

Для вас мы все — неверные.

Для нас вы все — купцы.


Вы подадите хлеба нам.

В ответ сыграть попросите

И спеть, чтоб по-хорошему,

Пока еще не бьют.


У серебристой бабочки —

Один лишь день по осени,

А у крота по осени —

Лабазы и уют…


Логарифм

Долы,

суходолы,

каменные бабы.

Одинокий всадник,

что пылит в степи.

Да бескрайность моря,

трав ковыльных ветер.

Да курганов скифских,

что как россыпи.


На равнине вечной, дикой

и огромной,

Где в камнях нет места

узости щелей.

Кто из нас всех выбил

этот вздох свободы

И вогнал нам в души

сваи площадей?!


Кто забетонировал

реки наших мыслей?

Кто заасфальтировал

ленты наших дней?

Нет ответа умного

на вопросы глупые,

Все в руках Всевышнего —

каждый сам злодей.


Сам — злодей, сам — вешатель,

сам — гонитель вольницы,

Инквизитор памяти —

сам себе приказ.

Не нужны нам боги с ликами

веселыми,

Апполоны, Бахусы —

не до них сейчас.


Не нужны нам боги

дикие, языческие.

Но нужны нам строгие

скорби и страстей —

С ликами холодными,

взглядами суровыми,

По канонам писаные

в сумраке ночей.


Мы осудим хором

ненормальность гениев

И споем «Осанну»

хитрости глупцов,

Осмеем пороки

Чести, бескорыстия

И оденем в белое

руки подлецов!


А потом на праздниках

после вышесделанного,

после вышесказанного

Пожелаем всем

С добрыми подарками,

сладкими улыбками,

чтобы мир стал лучше…


То есть сдох совсем?


Вальпургиева Ночь


Вы слышали? Мир в коме,

вернулись холода.

И на веранде в доме

замерзшая вода

На уровне астральном

передает привет

Замерзшим каплям дальним

за миллиарды лет.


Вы видели? Мир в белом…

Я думаю, седой.

Он снова чертит мелом

под старою звездой

И на погоду крутит

разломами пород.

И мутит, снова мутит

дождем под Новый год.


Вы верите, а может,

мы все сошли с ума,

И мир — в масонской ложе

по имени Зима.

Что могут двое смертных

в Вальпургиеву ночь?

На шабаш незаметно

смотреть и не помочь.

1. Вы слышали — мир в коме…
   
2. Вы видели — мир в белом…
   
3. Вы верите — а может…
   

***


Мне бы выжить в эту осень,

мне бы выжить. Мне бы выжить —

Не глядеть, как ветер носит

ворох листьев желтых, рыжих.


Я их помню, я их знаю,

как игру, как светотени,

Я и сам порой играю

в мир животных, в мир растений.


И поэтому под зиму

мне бы выжить, просто выжить.

Я — в снегу, когда вы мимо.

Грязно-серый, желтый, рыжий…


Страсти по…


Да как взяли в полон

на святой Руси

Совесть, честь да стыд,

да чувства разные!

И с тех пор — все тлен,

сколь ни голоси,

Кладенец зарыт

да люди праздные

Стерегут день-деньской —

сабли вострые.

Семь замков-дверей,

заговоренные,

И детей там нет —

только взрослые.

Лица все без глаз,

железом шторенные.

А и нету вкруг

лица пригожего.

То ли тать ночной,

а то ли девка б…дь,

Все калеки вдруг

перехожие.

Добра молодца

днем с огнем сыскать.

Ой ты, гой еси,

Тугарин Змеевич,

Ох ты, гой еси,

Царь Горынович,

Нам лиха беда —

родная матушка,

Нас огнем прижги —

да неумеючих.

Сорняки полоть —

дело гиблое.

Прорастут в душе

окаянные.

Нам палач нужон —

не книга Библия.

Нам старинушка с косой —

ночь желанная.

Урожай собрать —

собачьи головы.

Метлы саженные —

да хвосты к седлу.

В глотки лить свинец —

плавить оловом.

Кандалами звенеть

песню веселу

Про дубинушку,

что еще разок,

Вдругорядь еще,

а там сама пойдет.

Эх, ты, святая Русь…

на голове мешок,

А в руке — топор,

в рваном крике рот.

И кликушествует —

аж зашелся весь.

То ли псалмы орет,

а то ли матерно.

На миру красна

и погибель здесь,

И дорога бежит

белой скатертью.


Состоялся


Состоялся великий ученый,

Подарив человечеству гвоздь.

Состоялся один заключенный —

Людям в горле застрявшая кость.


Состоялся военный строитель,

Дрессировщик, певец, инженю,

Переплывший болото в корыте,

Подаривший абрис* свой коню.


Пролетевший над Кругом Полярным,

Пробежавший на раз марафон,

Педераст и дизайнер шикарный,

Взявший мост, телеграф, телефон.


Состоялся, и будьте здоровы,

Майский жук и «Аршин Мал-Алан»**,

Сепаратор у дойной коровы,

Пол Маккартни и башенный кран.


Все, кто мог, все уже состоялись,

Влипли в память, как нос Сирано.

«Господа, профиль чей на медали?» —

Дайте крикнуть пусть даже в окно.


Марсельезу о будущем счастье

Каждый сам сочинил и пропел.

Может, я — подмастерье, не мастер

В мире ложных и суетных дел.


Позавидуешь людям толковым,

Тем немногим, а сам как дурак

Собираешь в карманы подковы,

Не свободный художник — батрак.


Уродились кумиры под солнцем,

Хоть написано: не создавай,

Видишь, тот у дороги подсолнух —

Пропуск в мой человеческий рай…


* Контур, очертание предмета.

** Оперетта У. Гаджибекова.


***


Я взял поджег зеленый лист…

Он задымил, затем погас.

И вот из горла — только свист,

И дым слезою режет глаз.


Я был не прав, зачем гореть

Тому, что дымом суждено?

Я был не прав, зачем жалеть

О том, что грустно и смешно?


А где-то поезд шел на юг,

Доверив рельсам свой маршрут.

А где-то друга предал друг —

И уезжал душой на юг.


«То там, то тут, то там, то тут, —

На стыках рельсы, — от людей…»

Он был умен и для себя

Созвал консилиум судей.


Судья — друг Логос, Интеграл,

Ценитель формул красоты.

Судья — Порядок, генерал,

Давно бич Божий суеты.


Судья — Гордыня, как скала,

Сто дней пути не обойдешь.

Все трое знают толк в делах.

Их на арапа не возьмешь!


— Встать, подсудимый, суд идет!

«Вы знали?» — «Знал. Я виноват».

И правда в том, и тяжкий гнет,

Что листья долго не горят.


Ничего конкретного


«Ничего конкретного», —

критик скажет строгий: —

Не секреты Каббалы,

не рецепт врача,

Не состав химический —

помощь в огороде

Садоводам-дачникам —

просто невзначай.


«Аллилуйя!» — вырвалось

на бумаге прописью.

«Аллилуйя!» — радуйся,

православный люд.

«Ничего конкретного», —

мы стоим над пропастью

И в душе над пропастью

Ангелы поют…


Ничего конкретного —

не «Вставай, огромная»,

Не «Семь-сорок» с четвертью —

в поросячий визг.

Среди поля чистого

«Средь долины ровныя»

Тихо пели Ангелы,

а я падал вниз…


Имя

Напечатано имя не «Каин»,

Напечатано «Авель» на мне.

Не свершен, не прощен, не узнаем.

Не герой на последней войне.


Расстреляли свои из окопа

За ботинки, за новый ремень,

За насмешку, за то, что не хлопал

В зажигалке, за цельный кремень.


Напечатано с толком, не смоешь,

Нарицательно, пальцем, молвой.

Спрячешь — сыщут, от глаз не закроешь.

Станешь лаять — смеются: «Завой».


Что ответить, во мне есть и будет,

Завтра утром пора обличать.

Завтра утром Отец нас рассудит

Пеплом памяти — в сердце стучать.


Жду, когда со второго рожденья

Станет имя мое — не мое.

Не тревожащим сон наваждением.

Поле, лето, я, брат и жнивье.


Вот он рядом — красив и спокоен,

Что ж ты медлишь, собачий послед!

Закричит, закрываясь рукой,

Упадет недоеденный хлеб…


Как же так? Почему я — не Каин?

Напечатано «Авель» на мне.

Это я ведь лежу, рядом — камень,

Брат уходит домой по стерне.


Есть на свете Горацио много,

В том числе и, конечно, имен.

Тайный смысл, тайный знак, тайный логос —

Сколько тайн от начала времен.


Без Христа не бывает Иуды,

А вот Иуды уже без Христа,

Без горбов не бывает верблюдов —

Диалектика жизни проста.


Оскорбительно-шахматно ясна,

До причины рукою подать.

Колба, варево, тигель до красна,

Мишура, чтоб дороже продать.


Покупатели есть на Нерона?

Есть один — выходи и коси.

Дракул — я, как по мерке, корона,

Дайте две — ты одну доноси.


Авель! Авель! Я — Авель, не Каин,

Напечатайте «Авель» на мне.

Не свершен, не прощен, неприкаян,

Не герой на последней войне.