Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• Перевод с английского: Михаил Шишкин wbmichael@strogino, 850.12kb.
• § Познание и сознание Так что же такое сознание, 569.97kb.
• В целости или хотя бы привести к лучшему виду то общение между умом и вещами, которому, 1193.18kb.
• Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать, 539.26kb.
• Что такое диплом и зачем его пишут, 363.03kb.
• Не старайтесь рассмотреть "на просвет" дискету. Информация на ней записана таким мелким, 495.79kb.
• «Дурная привычка», 7838.46kb.
• Из всего написанного люблю я только то, что пишется кровью, 541.94kb.
• Лекция 10. Теоремы о производных, 81.36kb.
• Т. П. Возможно ли «объективистское» религиоведение?, 75.66kb.

ГЛАВА XVII Дурной способ издания законов


Римские императоры, подобно нашим государям, выражали свою волю в декретах и эдиктах; но, — чего не делают наши государи, — они позволяли судьям и частным лицам обра­щаться к ним с письменными вопросами по поводу их тяжб; ответы императоров на эти вопросы носили название рескрип­тов. Папские декреталии тоже были, собственно говоря, та­кими рескриптами. Очевидно, что это плохой род законода­тельства. Те, кто требует издания законов таким образом,— плохие руководители для законодателя; факты у них всегда изложены дурно. «Траян, — говорит Юлий Капитолии, — часто отказывал в этого рода рескриптах, чтобы отдельного ре­шения или особой милости не распространяли на все случаи». Макрин решил уничтожить все эти рескрипты. Он не мог переносить, чтобы ответы Коммода, Каракаллы и других невежественных императоров рассматривались как законы. Юстиниан был иного мнения и наполнил ими свою компи­ляцию.


Я хотел бы, чтобы те, кто читает римские законы, надлежа­щим образом отличали этот род гипотез от сенатских опреде­лений, народных постановлений, общих конституций императо­ров и всех законов, основанных на природе вещей, непостоян­стве женщин, слабости несовершеннолетних и общественном благе.

ГЛАВА XVIII Об идеях единообразия


Есть известные понятия единообразия, которые овладевают иногда « великими умами (ибо они влияли на Карла Вели­кого), но неизменно поражают мелкие умы. Последние нахо­дят в них некоторого рода совершенство, которое они пости­гают, так как невозможно его не видеть: одинаковый вес в полиции, одинаковая мера в торговле, одинаковые законы в государстве, одинаковая религия во всех его частях. Но всегда ли это, без исключения, бывает уместно? Зло от перемены всегда ли бывает менее зла от терпения существующего порядка? Не состоит ли скорее величие гения в том, чтобы распознать, в каком случае нужно единообразие и в каком — различие? В Китае китайцы управляются по китайским обы­чаям, а татары — по татарским. При всем том этот народ более, чем какой-либо другой, ценит спокойствие. Если только граждане подчиняются законам, важно ли, чтобы они подчи­нялись непременно одинаковому закону?

ГЛАВА XIX О законодателях


Аристотелем руководила то зависть к Платону, то пристра­стие к Александру. Платона возмущала тирания афинского народа. Макиавелли преклонялся перед своим идолом — герцогом де Валентинуа. Томас Мор 142, который говорил бо­лее о том, что прочел, чем о том, что думал, хотел, чтобы все государства управлялись с простотой, господствовавшей в гре­ческих городах. Гаррингтон не хотел знать ничего, кроме ан­глийской республики, между тем как множество других писа­телей усматривали беспорядок всюду, где только не находили короны монарха. Законы всегда сталкиваются со страстями и предрассудками законодателя. Иногда они проходят сквозь эти последние, принимая от них лишь некоторую окраску; иногда же задерживаются ими и с ними сливаются.


КНИГА ТРИДЦАТАЯ Теория феодальных законов франков в их отношении к установлению монархии

ГЛАВА I О феодальных законах


Я счел бы свое сочинение неполным, если бы умолчал о событии, которое совершилось на свете всего раз и, быть может, никогда уж более не повторится, — если б я ничего не сказал о законах, которые внезапно появились во всей Европе, хотя и не были связаны с законами, известными до тех пор,—о законах, которые причинили бесконечно много добра и зла, которые при передаче поместий сохраняли права их прежних владельцев, которые, предоставив многим лицам различные права на одни и те же вещи и на одних и тех же людей, уменьшили тяжесть прав в их совокупности, которые провели различные ограничения в чрезмерно обширных госу­дарствах, которые создали порядок, стремящийся к анархии, и анархию, обнаруживающую склонность к порядку и гармонии.


Все это потребовало бы особого сочинения, но ввиду харак­тера настоящей книги я изложил эти законы скорее такими, как я их увидел, чем такими, как я их истолковал.


Феодальные законы представляют прекрасное зрелище. Перед нами высится древний дуб, еще издали мы видим его листву, подойдя ближе, видим его ствол, но мы не видим его корней, чтобы найти их, нужно углубиться в землю.

ГЛАВА II Об источниках феодального права


Народы, покорившие Римскую империю, вышли из Герма­нии. Хотя из древних авторов лишь немногие оставили нам описание их нравов, мы имеем двух, значение которых очень велико. Цезарь, который вел войну с германцами, описал их нравы и на этих нравах основал некоторые из своих пред­приятий. Несколько страниц Цезаря по этому предмету стоят томов.


Тацит написал особое сочинение о нравах германцев. Это сочинение коротко, но оно принадлежит Тациту, который обо всем говорил коротко, потому что все видел.


Эти два писателя находятся в такой гармонии с имею­щимися у нас кодексами законов варваров, что, читая Цезаря и Тацита, мы повсюду находим эти кодексы, а читая эти кодексы, повсюду находим Цезаря и Тацита.


Хотя при изучении феодальных законов я и чувствую себя как бы в темном лабиринте с бесчисленными дорогами и пово­ротами, мне все же кажется, что я держу в руках конец нити и могу двигаться вперед.

ГЛАВА III О происхождении вассальных отношений


Цезарь говорит, что «германцы не обнаруживали привязан­ности к земледелию, что большая их часть питалась молоком, сыром и мясом, что никто не имел собственных земель и гра­ниц, что государи и начальники каждого племени раздавали отдельным лицам участки земли, как и где хотели, заставляя их на следующий год переходить на новые места». Тацит гово­рит, что «всякий вождь держал при себе отряд людей, которые были к нему привязаны и за ним следовали». Этот автор дает им на своем языке соответствующее их положению название спутников. Между ними существовало удивительное соревно­вание в приобретении отличий у своего вождя, и такое же соревнование существовало между вождями в отношении числа и храбрости их спутников. «Быть всегда окружен­ными толпой избранных молодых людей,— добавляет Тацит,— составляет их достоинство и могущество, украшение во время мира и оплот во время войны. Превосходство перед другими в числе и храбрости спутников дает славу в своем племени и у соседних народов, доставляет подарки и привлекает со всех сторон посольства. Часто известность решает вопрос о войне. Считается постыдным для вождя, если он в бою уступает своим спутникам в мужестве, точно так же считается постыд­ным для его спутников, если они уступают своему вождю в доблести, вечный позор тому, кто переживет его. Самая свя­щенная из всех обязанностей, это — защищать его. Если одно государство пребывает в мире, вожди идут в другие, которые ведут войну: этим они сохраняют себе большое число друзей. Последние получают от них боевого коня и грозный дротик. Не изысканная, но обильная пища служит для них как бы жалованьем. Вождь поддерживает свою щедрость только по­средством войны и грабежа. Их гораздо труднее убедить обра­батывать землю и ждать жатвы, чем бросить вызов противнику и получать раны в бою. Они не станут приобретать потом того, что могут добыть кровью».


Итак, у германцев были вассалы, но не было феодов. Фео­дов не было потому, что у государей не было земли, которую они могли бы раздавать, или, скорее, их феодами были боевые кони, оружие и пиры. У них были вассалы, потому что были верные люди, связанные словом и обязавшиеся вести войну, они несли приблизительно ту же службу, какая впоследствии полагалась за владение феодом.

ГЛАВА IV Продолжение той же темы


«Когда один из вождей, — говорит Цезарь, — объявлял народному собранию, что он задумал какое-либо военное предприятие, и требовал, чтобы за ним следовали, то те, кото­рые одобряли вождя и предприятие, вставали и предлагали свою помощь. Толпа хвалила их за это. Но если они не испол­няли своих обязанностей, они теряли общественное доверие, и на них смотрели, как на отступников и изменников».


То, что говорит здесь Цезарь, вместе с тем, что мы сказали в предыдущей главе, следуя Тациту, составляет зародыш исто­рии первой династии.


Не следует удивляться, что короли для всякого вновь пред­принимаемого похода должны были составлять новые армии, привлекать убеждением на свою службу новые дружины и вербовать новых воинов, что для того, чтобы много приобре­тать, им приходилось много раздавать, что они постоянно приобретали достававшиеся им при дележе земли и добычу и постоянно раздавали эти земли и эту добычу, что их владения постоянно увеличивались и вновь уменьшались, что отец, давая одному из своих детей королевство, присоединял к нему всегда сокровищницу, что королевская сокровищница всегда рассматривалась как необходимая принадлежность монархии и что король не мог без согласия других королей дать из нее что-либо постороннему человеку, даже в приданое за дочерью. Монархия приводилась в движение посредством ме­ханизма, который приходилось постоянно заводить вновь.

ГЛАВА V О завоеваниях франков


Неверно, будто франки, вступив в Галлию, заняли все ее земли и обратили их в феоды. Некоторые ученые 143Яш держались этого мнения потому, что к концу второй династии почти все


земли сделались феодами различных степеней или стали в за­висимость от феодов, но на то были особые причины, о кото­рых я скажу ниже.


Выводимое отсюда заключение, будто и варвары издали общее постановление с целью повсеместного прикрепления на­селения к земле, так же ложно, как и самая посылка. Предпо­ложим, что в те времена, когда феоды подлежали отмене, все земли королевства были феодами или состояли в зависи­мости от феодов и все жители королевства были вассалами или крепостными вассалов, так как владеющий имуществом обладает и властью, то король, постоянно располагающий всеми феодами, т. е. единственной в то время собственностью, имел бы такую же неограниченную власть, какую имеет в настоя­щее время турецкий султан, что противоречит всей истории.

ГЛАВА VI О готах, бургундах и франках


Галлия была занята германскими народами. Вестготы захватили Нарбоннскую область и почти весь юг, бургунды утвердились на востоке, а франки покорили приблизительно все остальное.


Нет сомнения, что эти варвары сохранили в завоеванных ими странах нравы, склонности и обычаи своей страны, потому что народ не может сразу изменить своего образа мыслей и действий. В Германии эти народы мало занимались обработ­кой земли. Из Цезаря и Тацита видно, что у них был очень распространен пастушеский образ жизни, поэтому и в их ко­дексах почти всегда идет речь о стадах. Рорикон, франкский историк, написавший историю своего народа, был пастухом.

ГЛАВА VII Различные способы раздела земель


После того как готы и бургунды под разными предлогами проникли внутрь империи, римляне, чтобы остановить их гра­бежи, вынуждены были обеспечить им средства к существова­нию. Сначала они снабжали их хлебом, но потом предпочли наделить их землей. Императоры или действовавшие от их имени римские власти вступали с этими народами в соглаше­ние касательно раздела территории, как то видно из хроник и кодексов вестготов и бургундов.


Франки действовали иначе. В законах салических и рипу­арских франков мы не находим никаких следов такого раздела


земель. Они завоевали страну и взяли, что хотели, но они упорядочили взаимоотношения только между собой.


Поэтому следует отличать образ действий бургундов и вестготов в Галлии, тех же вестготов в Испании, вспомога­тельных войск под начальством Августула и Одоакра в Ита­лии от образа действий франков в Галлии и вандалов в Аф­рике. Первые заключали договоры с прежними жителями и согласно этим договорам делили с ними землю, вторые же ничего подобного не делали.

ГЛАВА VIII Продолжение той же темы


О том, какой широкий характер носил захват римских земель варварами, можно судить на основании законов вестго­тов и бургундов об уступке этим двум народам двух третей земли, но эти две трети отводились им только в определенных, предназначенных для них местностях.


В законе бургундов Гундобад говорит, что его народ при своем расселении получил две трети земель, а во втором добавлении к тому же закону сказано, что те, кто впредь бу­дет селиться в стране, не получат более половины земли. Сле­довательно, не все земли были с самого начала поделены между римлянами и бургундами.


В текстах обоих постановлений мы находим одни и те же выражения, следовательно, постановления эти объясняются одно другим, и так как нельзя понимать второго в смысле общего раздела земель, то и первому нельзя приписывать этого значения.


Франки соблюдали такую же умеренность, как и бургунды: они не отняли у римлян всего, что было завоевано. Да и на что им было столько земли? Они взяли то, что им было нужно, а прочее оставили.

ГЛАВА IX Надлежащее применение законов бургундов и вестготов о разделе земель


Следует иметь в виду, что разделы эти предпринимались не по произволу тирании, но с намерением прийти на помощь потребностям обоих народов, которые должны были населять одну и ту же страну.


Закон бургундов требует, чтобы всякий бургунд был при­нят у римлянина в качестве гостя. Это вполне соответствовало нравам германцев, которые, по свидетельству Тацита, более всех других народов любили оказывать гостеприимство.


Закон требует, чтобы бургунд получал две трети земли и одну треть крепостных людей. В этом случае закон следовал духу обоих народов и сообразовался со способом добывания средств к жизни, принятым у каждого из них. Бургунд, зани­мавшийся скотоводством, нуждался в большом количестве земли с малым числом крепостных людей, тогда как обшир­ные земледельческие работы римлянина требовали меньшего количества земли, но большего числа крепостных. Леса были поделены пополам, так как потребности в этом отношении были одинаковы.


Из бургундского кодекса видно, что у каждого римлянина помещался варвар. Раздел, следовательно, не был всеобщим, но число римлян, уступавших часть земли, равнялось числу бургундов, которые ее получали. Римлянину наносился воз­можно малый ущерб. Бургунд, как воин, охотник и пастух, не пренебрегал невозделанными землями, римлянин же сохра­нял за собой земли, наиболее удобные для обработки, стада бургунда удобряли поля римлянина.

ГЛАВА X О крепостной зависимости


В законе бургундов сказано, что, поселившись в Галлии, народ этот получил две трети земель и одну треть крепостных. Крепостная зависимость, следовательно, существовала в этой части Галлии прежде переселения бургундов.


Законы бургундов в своих постановлениях, относящихся к обоим народам, точным образом различают у того и у другого благородных, свободных и крепостных. Крепостная зависи­мость, следовательно, не была особенностью римлян, а свобода и знатность — особенностью варваров.


Те же законы говорят, что если бургундский вольноотпу­щенник не заплатит определенной суммы своему господину и не получит трети от римлянина, то будет всегда считаться при­надлежащим к семейству своего господина. Римский собствен­ник был, следовательно, свободен, потому что не принадлежал к чужому семейству, он был свободен, потому что треть земли была признаком свободы.


Стоит только развернуть салические и рипуарские законы, чтобы убедиться, что римляне не находились в крепостной за­висимости ни у франков, ни у других завоевателей Галлии.


Система графа де Буленвилье грешит в одном существен­ном пункте: в ней остается недоказанным, что франки издали общее постановление, которое ставило римлян в положение, близкое к рабству.


Так как его сочинение написано безыскусственно, с просто­сердечием, искренностью и неопытностью, свойственными ста­рой аристократии, из которой он вышел, то всякий может рас­познать прекрасные мысли, которые он высказывает, и ошибки, в которые он впадает. Поэтому я не стану разбирать это сочи­нение. Скажу только, что у графа де Буленвилье было больше ума, чем просвещения, и больше просвещения, чем зна­ния, но все-таки к этому знанию не следует относиться прене­брежительно, потому что великие моменты нашей истории и нашего законодательства были ему очень хорошо известны.


Граф де Буленвилье и аббат Дюбо составили каждый свою систему, причем одна из этих систем походит на заговор про­тив третьего сословия, а другая — па заговор против дворян­ства. Когда Солнце предоставило Фаэтону управлять своей колесницей, оно сказало ему, «Если подымешься слишком вы­соко, то сожжешь небесное жилище, если спустишься слишком низко — превратишь в пепел землю. Не слишком уклоняйся вправо, чтобы не попасть в созвездие Змея, но и не удаляйся слишком влево, а то попадешь в созвездие Жертвенника: дер­жись между тем и другим».

ГЛАВА XI Продолжение той же темы


Мнение о том, что после покорения Галлии варварами было создано одно общее постановление о крепостной зависимости, возникло в связи с существованием во Франции к началу воца­рения королей третьей династии необыкновенно многочислен­ного сословия несвободных людей, так как ученые не заме­тили, что это состояние развилось постепенно, то и вообра­зили, что в покрытые мраком времена был создан общий за­кон, которого на самом деле никогда не было.


В начале царствования королей первой династии мы видим бесчисленное множество свободных людей как среди франков, так и среди римлян, но число крепостных столь быстро росло, что в начале царствования третьей династии все земледельцы и почти все горожане были закрепощены, и если в начале первой династии в городах существовало приблизительно то же управление, что и при римлянах,— сословие граждан, се­нат и суды, то в начале существования третьей династии мы находим только сеньора и крепостных.


Во время своих набегов франки, бургунды и готы заби­рали золото, серебро, домашнюю утварь, одежду, мужчин, жен­щин, мальчиков — сколько могли с собой захватить. Все это


свозилось в одно место и затем делилось между воинами. Вся история доказывает, что после первого водворения, т. е. после первых опустошений, победители вступили в соглашение с жи­телями и оставили неприкосновенными все их политические и гражданские права. Таково было международное право того времени: все отбиралось во время войны, все уступалось во время мира. Если б это было иначе, то каким образом могло попасть в салические и бургундские законы столько противо­речивых постановлений относительно общего несвободного со­стояния людей?


Но чего не сделало завоевание, то сделало международное право, которое продолжало существовать после завоевания. Сопротивление, восстания, взятие городов влекли за собой за­крепощение населения. А так как кроме войн, которые вели между собой различные народы-завоеватели, франки беспре­станно вели междоусобные войны между братьями или пле­мянниками, порождаемые различными разделами монархии, причем применялось всегда международное право, то закре­пощение приняло во Франции более общий характер, чем в какой-либо другой стране. В этом, я полагаю, и заключается одна из причин того различия, которое существует между на­шими, французскими, законами и законами Италии и Испании относительно сеньориальных прав.


Завоевание совершилось очень быстро, применявшееся при этом международное право способствовало закрепощению сво­бодных людей. Употребление этого же права на протяжении многих столетий привело к чрезвычайно широкому распростра­нению закрепощения.


Теодорих, подозревая измену со стороны жителей Оверни, сказал франкам своего удела, «Следуйте за мной, я поведу вас в страну, где вы найдете в изобилии золото, серебро, плен­ников, одежду и стада, и вы переселите всех жителей этой страны в вашу страну».


После мира, заключенного между Гонорарном и Хилыте-риком, войско, осаждавшее Бурж, получив приказание вер­нуться назад, захватило с собой столько добычи, что в стране почти не осталось ни людей, ни скота.


Посылая войска в Галлию, Теодорих, король Италии, стре­мившийся в своей политике выделиться среди всех других вар­варских королей, писал военачальнику: «Я хочу, чтобы следо­вали римским законам и чтобы ты возвращал беглых рабов их господам: защитник свободы никогда не должен потворство­вать уклонению от рабства. Пусть другие короли находят удовольствие в грабежах и в разрушении взятых ими городов: мы же хотим побеждать так, чтобы наши подданные сожа­лели, что не подчинились нам раньше». Очевидно, он хотел


сделать ненавистными франкских и бургундских королей и на­мекал на их международное право.


Это право сохранилось и при второй династии. Согласно хроникам города Меца, Пипин вернулся во Францию из аквитанского похода с несметным множеством богатств и людей.


В доказательство я мог бы привести еще очень много дру­гих авторитетных источников, а так как все эти бедствия вы­зывали глубокое чувство сострадания, и многие благочестивые епископы, видя пленников, связанных по двое, отдавали для выкупа их церковные деньги и даже продавали священные сосуды, используя для этого благочестивых монахов, то наилучшие объяснения по этому предмету мы находим в жизнеописаниях святых. Хотя и можно иногда упрекнуть авто­ров этих жизнеописаний в излишнем легковерии относительно таких обстоятельств, которые были, конечно, божьим делом, если только совершались по его промыслу, тем не менее они дают много весьма поучительного относительно нравов и обы­чаев тех времен.


Когда смотришь на памятники нашей истории и законода­тельства, то кажется, что перед тобой одно море и что море это не имеет даже берегов. Все эти холодные, сухие, безвкус­ные и жесткие писания нужно прочесть, нужно проглотить, подобно тому как в мифе Сатурн глотал камни.


Громадное количество земель, обрабатывавшихся в преж­нее время свободными людьми, обратились в неотчуждаемую собственность. После того как страна лишилась свободных людей, которые ее населяли, те, у кого было много крепост­ных, захватили и заставили уступить себе целые области, осно­вав там селения, как это можно видеть из различных докумен­тов. С другой стороны, свободные ремесленники должны были продолжать свои занятия уже на положении крепостных, та­ким образом, рабство возвращало ремеслам и земледелию то, что у них было отнято.


Вошло в употребление, чтобы собственник отдавал свою землю церкви и получал ее обратно за оброчную плату, пред­полагалось, что посредством этой зависимости он делался причастным святости церкви.