Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• Перевод с английского: Михаил Шишкин wbmichael@strogino, 850.12kb.
• § Познание и сознание Так что же такое сознание, 569.97kb.
• В целости или хотя бы привести к лучшему виду то общение между умом и вещами, которому, 1193.18kb.
• Читатель, если ты открыл книгу, знай: по причинам, до сих пор непонятным, я начал писать, 539.26kb.
• Что такое диплом и зачем его пишут, 363.03kb.
• Не старайтесь рассмотреть "на просвет" дискету. Информация на ней записана таким мелким, 495.79kb.
• «Дурная привычка», 7838.46kb.
• Из всего написанного люблю я только то, что пишется кровью, 541.94kb.
• Лекция 10. Теоремы о производных, 81.36kb.
• Т. П. Возможно ли «объективистское» религиоведение?, 75.66kb.

ГЛАВА XIX Продолжение той же темы


Карл Великий и первые его преемники опасались, чтобы посылаемые ими в отдаленные провинции правители не стали обнаруживать наклонности к крамоле, они полагали, что встретят более покорности в духовных лицах и потому осно­вали в Германии большое число епископских кафедр и при­соединили к ним крупные феоды. Из некоторых хартий можно заключить, что статьи, заключавшие в себе прерогативы этих феодов, не отличались от тех, которыми обыкновенно сопро­вождались такого рода пожалования, хотя в настоящее время главные духовные лица в Германии и облечены верховною властью. Как бы то ни было, но они служили для императо­ров как бы аванпостами против саксов. На что не могли рас­считывать императоры со стороны беспечных и нерадивых левдов, того, как им казалось, они должны были достигнуть благодаря ревности и деятельному вниманию епископов, ко­торые не только не могли восстановить против них подчинен­ные народы, но, напротив, сами нуждались в их защите про­тив этих народов.

ГЛАВА XX Людовик Благочестивый


Август, когда был в Египте, приказал вскрыть гроб Але­ксандра. Его спросили, не желает ли он, чтобы вскрыли и гробы Птолемеев, он ответил, что хотел видеть царя, а не мертвецов. Так и в истории второй династии мы ищем Пи­пина и Карла Великого, мы хотим видеть королей, а не мертвецов.


Государь, который был игрушкой своих страстей и даже жертвой собственных добродетелей, государь, который никогда не сознавал ни своих сил, ни своих слабостей, не умел внушить к себе ни страха, ни любви, который с незна­чительными пороками сердца соединял всевозможные недо­статки ума, — государь этот принял в свои руки те бразды империи, которые держал Карл Великий.


В то время, когда весь мир оплакивает его отца, когда все в изумлении взывают к Карлу и не находят его, — торопясь занять его место, Людовик посылает перед собой своих пове­ренных с приказанием арестовать тех, кто способствовал непристойному поведению его сестер. Это вызвало ряд крова­вых трагедий и было проявлением крайне неблагоразумной поспешности. Он начал мстить за семейные преступления, прежде чем прибыл во дворец, и возбуждать против себя умы, прежде чем сделался господином.


Он приказал выколоть глаза королю Италии Бернару, своему племяннику, который явился к нему с мольбой о про­щении и умер несколько дней спустя. Тогда число его врагов увеличилось. Вызванный этим страх побудил его заставить своих братьев постричься в монахи. Следствием было даль­нейшее увеличение числа его врагов. Два последних действия вызвали против него особенно сильные упреки, стали гово­рить, что он нарушил присягу и торжественные обеты, кото­рые дал отцу при своей коронации.


По смерти императрицы Гирменгарды, от которой он имел троих детей, он женился на Юдифи, и от нее у него родился сын. Вслед за тем, соединяя снисходительность старого мужа со слабостями старого короля, он внес в свою семью беспо­рядок, повлекший за собою падение монархии.


Он беспрестанно менял доли своих детей, а между тем эти разделы каждый раз скреплялись присягой его, его детей и сеньоров. Это значило искушать верность своих подданных, вносить путаницу, сомнения и двусмысленность в их долг по­виновения, это значило смешивать различные права госуда­рей, да еще в такое время, когда крепости были редки и глав­нейшим оплотом власти служила верность данному и приня­тому слову.


Дети императора, стремясь удержать за собой полученное ими по разделу, обращались за содействием к духовенству, причем предоставляли ему неслыханные до тех пор права. Но права эти были лишь благовидным способом, чтобы добиться поручительства церкви в деле, для которого хотели получить


ее одобрение. Агобард обращал внимание Людовика Благо­честивого на то, что он послал Лотаря в Рим для провозгла­шения его императором, что он произвел раздел между детьми, испросив на то небесное благословение трехдневным постом и молитвой. Что мог сделать суеверный государь, про­тив которого выступило само суеверие? Понятно, какой удар был нанесен верховной власти, один раз — заключением этого государя в темницу, другой — его публичным покаянием. Хо­тели унизить короля — и унизили королевский сан.


С первого взгляда трудно понять, каким образом государь, обладавший многими хорошими качествами, не чуждый про­свещения, по природе своей любивший добро, короче — сын Карла Великого, мог иметь врагов столь многочисленных, столь неистовых и непримиримых, столь страстных в своем желании оскорбить его, наглых в стремлении его унизить и решитель­ных в намерении его погубить, и эти враги два раза погубили бы его безвозвратно, если б его дети, в действительности бо­лее честные, чем они, могли следовать какому-либо плану и прийти к какому-либо соглашению.

ГЛАВА XXI Продолжение той же темы


Сила, сообщенная нации Карлом Великим, еще сохраня­лась при Людовике Благочестивом (настолько, что государство могло поддерживать свое величие и уважение к себе со сто­роны чужеземцев. Государь не отличался сильным умом, но нация была воинственна. Авторитет власти падал внутри го­сударства, но извне казался по-прежнему прочным.


Карл Мартелл, Пипин и Карл Великий один за другим управляли монархией. Первый потакал алчности военных, два других — алчности духовенства, Людовик Благочестивый вызвал неудовольствие и в том, и в другом сословии.


Сообразно государственному строю Франции вся власть находилась в руках короля, дворянства и духовенства. Карл Мартелл, Пипин и Карл Великий иногда соединяли свои инте­ресы с интересами одной из этих сторон, чтобы обуздать третью, но чаще всего действовали заодно с обеими, Людовик же Благочестивый разошелся с обоими сословиями. Он вос­становил против себя епископов постановлениями, которые они считали слишком суровыми, потому что он шел в них дальше, чем они сами хотели. Бывают очень хорошие законы, несвоевременно изданные. Епископы, привыкшие в то время ходить на войну против сарацин и саксов, были чужды мона­шеского духа. С другой стороны, потеряв всякое доверие к своему дворянству, государь этот лишал его должностей, устранял от двора, возвышал людей из ничтожества и призы­вал чужеземцев. Он отделился от этих двух сословий и был ими покинут.

ГЛАВА XXII Продолжение той же темы


Но больше всего ослабило монархию то, что Людовик Благочестивый расточил имущества короны. В этом случае следует выслушать Нитара, одного из наших наиболее рассу­дительных историков, внука Карла Великого, принадлежав­шего к партии Людовика Благочестивого и писавшего исто­рию по приказанию Карла Лысого,


Он говорит, что «в продолжение некоторого времени некто Адельгард имел столь сильное влияние на государя, что тот подчинялся во всем его воле, что по внушению этого любимца он раздавал казенные имущества всем, кто только желал, и этим привел государство в совершенный упадок». Итак, он сделал во всем государстве то, что раньше, как я уже ска­зал, сделал в Аквитании, Но тогда ошибка его была исправ­лена Карлом Великим, теперь же исправить ее было некому.


Государство было доведено до того истощения, в котором нашел его Карл Мартелл, когда сделался майордомом, и обстоятельства были такого рода, что не могло быть и речи о восстановлении порядка каким-нибудь энергичным меро­приятием власти.


Казна оказалась до такой степени истощенной, что при Карле Лысом пришлось отменить все почетные должности, безопасность приобреталась только за деньги. Когда можно было уничтожить норманнов, им за деньги давали возмож­ность уйти, и первый совет, какой Гинкмар дает Людовику Косноязычному, — потребовать у народного собрания средств для содержания своего дома.

ГЛАВА XXIII Продолжение той же темы


Духовенству пришлось раскаяться в покровительстве, ока­занном им детям Людовика Благочестивого. Этот государь, как я уже говорил, никогда не раздавал мирянам прецепций на церковные имущества, тогда как Лотарь в Италии и Пи­пин в Аквитании скоро перестали следовать в этом отноше­нии примеру Карла Великого и пошли по стопам Карла Мартелла. Духовенство прибегло к защите императора против его детей, но оно само ослабило ту власть, к которой теперь взы­вало. Аквитания согласилась на некоторые уступки, но Ита­лия отказала в повиновении.


Междоусобные войны, омрачавшие царствование Людо­вика Благочестивого, были лишь началом тех, которые после­довали после его смерти. Три брата — Лотарь, Людовик и Карл — старались каждый со своей стороны привлечь знат­ных людей в свою партию и создать себе приверженцев. Тем, которые соглашались за ними следовать, они давали прецепций на церковные имущества, и, чтобы расположить к себе дво­рянство, они предоставили ему грабить духовенство.


Из капитуляриев мы видим, что эти государи должны были уступать назойливым требованиям своих сторонников и что у них часто вырывали насильно то, чего они не хотели давать добровольно. Из этих источников видно также, что само духовенство считало, что оно терпит притеснения более со стороны дворянства, чем со стороны королей. Невидимому, Карл Лысый более других посягал на имущество духовен­ства, потому ли что был против него наиболее раздражен за то, что из-за этого имущества оно унизило его отца, или по­тому что он был трусливее других. Как бы то ни было, капи­тулярии свидетельствуют о постоянных распрях между духо­венством, которое требовало своего имущества, и дворян­ством, которое отказывалось, уклонялось или откладывало его возвращение, тогда как короли находились между двумя противниками. Положение вещей в то время представляет поистине жалкое зрелище. Одновременно Людовик Благоче­стивый раздавал церквам обширные имущества короны, а его дети делили имущество духовенства между мирянами. Часто одна и та же рука основывала новые аббатства и грабила старые. Духовенство не имело прочного положения. У него отбирали имущество, оно приобретало его снова, но корона всегда только теряла.


К концу царствования Карла Лысого и в последующее время не было больше речи о распрях между духовенством и мирянами по вопросу о возвращении церковных имуществ. Правда, епископы приносил» еще от времени до времени Карлу Лысому жалобы по этому поводу. Мы находим их в капитулярии 856 года и в письме духовенства к Людовику Немецкому от 858 года, но, делая предложения и ссылаясь на обещания, от исполнения которых противная сторона уже так часто уклонялась, они, видимо, сами не надеялись на их осуществление.


Речь шла только об исправлении в общем зла, причинен­ного церкви и государству. Короли обязались впредь не отнимать у левдов их свободных людей и не давать более прецепций на церковное имущество, так что духовенство и дворянство, казалось, снова пришли к соглашению на почве обоюдных интересов.


Много способствовали прекращению этой распри, как я уже сказал, страшные опустошения, произведенные норман­нами.


Короли с каждым днем все более утрачивали обществен­ное доверие и по тем причинам, о которых я говорил, и по многим другим, о которых я скажу в дальнейшем, в конце концов они не нашли ничего лучшего, как отдаться в руки духовенства. Но это духовенство ослабило королей и в свою очередь было ими ослаблено.


Напрасно Карл Лысый и его преемники взывали к духо­венству, чтобы оно поддержало государство и воспрепятство­вало его падению, напрасно старались они воспользоваться уважением, которое народы питали к этому сословию, чтобы поддержать уважение к себе самим, напрасно старались по­высить авторитет своих законов, опираясь на авторитет кано­нов, напрасно присоединяли церковные наказания к наказа­ниям гражданским, напрасно с целью создать противовес власти графа давали они всякому епископу звание их послан­ного в провинции, — духовенство было не в силах исправить содеянное им зло, и поразительное несчастье, о котором я скоро скажу, привело к тому, что корона упала на землю.

ГЛАВА XXIV О том, что свободные люди приобрели право владеть феодами


Я уже говорил, что свободные люди выходили на войну под предводительством своего графа, а вассалы — под пред­водительством своего сеньора. Благодаря этому государствен­ные сословия взаимно друг друга уравновешивали, и хотя левды имели подвластных себе вассалов, их могли сдержи­вать графы, которые стояли во главе всех свободных людей монархии.


Первоначально эти свободные люди не могли коммендо­ваться с получением феодов, но впоследствии им было предо­ставлено это право. Я считаю, что это произошло в период между царствованием Гонтрана и Карла Великого. Я дока­зываю это сравнением договора в Андели, заключенного между Гонтраном, Хильдебертом и королевой Брунгильдой, с разделом, совершенным Карлом Великим между его детьми, и с аналогичным разделом Людовика Благочестивого. Эти три документа содержат почти одинаковые постановления относительно вассалов, и так как в них разрешаются почти одина­ковые вопросы приблизительно при одинаковых условиях, то все эти три трактата по духу и букве в этом отношении почти тождественны.


Но что касается свободных людей, то тут различие между этими источниками весьма существенно. Договор в Андели совсем не упоминает о том, чтобы они могли коммен­доваться с получением феода, тогда как в актах о разделе Карла Великого и Людовика Благочестивого есть особые статьи, по которым им предоставляется это право. Из этого следует заключить, что после договора в Андели вошел в упо­требление новый обычай, предоставивший свободным людям это важное преимущество.


Это должно было произойти в то время, когда Карл Мар-телл, раздав церковные имущества своим воинам частью в ка­честве феодов, частью в качестве аллодов, произвел своего рода переворот в феодальных законах. По всей вероятности, благородные, имевшие уже феоды, нашли для себя более вы­годным получать новые пожалования на правах аллода, а сво­бодные люди были очень счастливы уже тем, что могли полу­чать их на правах феода.

ГЛАВА XXV Главная причина упадка второй династии. Перемена в аллодиальной системе


В акте о разделе, упомянутом в предшествующей главе, Карл Великий постановил, чтобы после его смерти вассалы получали бенефиции в своем, а не в чужом королевстве, но сохраняли свои аллоды, в каком бы королевстве эти послед­ние ни находились. Он добавляет, что всякий свободный чело­век может по смерти своего сеньора коммендоваться за феод в любом из трех королевств, точно так же как и тот, кто никогда не имел сеньора. Те же распоряжения мы находим в акте о разделе, совершенном Людовиком Благочестивым между его детьми в 817 году.


Хотя свободные люди коммендовались за феод, войско графа от этого не стало слабее, так как по-прежнему требо­валось, чтобы свободный человек нес повинность за свой аллод и ставил людей на службу по одному с четырех дворов или чтобы ставил человека, который исполнял бы его обя­занности. Когда же в это дело вкрадывались злоупотребле­ния, то их исправляли, как это видно из постановлений Карла Великого и короля Италии Пипина, взаимно объясняющих друг друга.


722


Ш. Монтескье


О духе законов


723


Мнение историков, что битва при Фонтене была причиной падения монархии, совершенно верно, но я позволю себе ука­зать на некоторые роковые последствия этого события.


Во-первых, вскоре после этой битвы три брата — Лотарь, Людовик и Карл — заключили между собой договор, в этом договоре я нахожу статьи, которые должны были изменить весь государственный строй французов.


В манифесте, сообщавшем народу ту часть договора, кото­рая его касалась, Карл говорит, что всякому свободному че­ловеку предоставляется избирать своим сеньором, кого он за­хочет, — короля или кого-либо из сеньоров. До этого договора свободный человек мог коммендоваться за феод, но его аллод всегда находился под непосредственной властью короля, т. е. был подчинен юрисдикции графа, от сеньора же он зависел лишь в отношении феода, который от него получил. Но со времени этого договора всякий свободный человек мог подчи­нить свой аллод королю или другому сеньору по своему сво­бодному выбору. При этом речь шла не о тех, кто коммендо­вался за феод, а о тех, кто хотел обратить свой аллод в феод и, так сказать, выходил из-под гражданской юрисдикции, вступая под власть короля или сеньора по собственному вы­бору.


Таким образом, люди, которые в прежнее время находи­лись ягод властью одного лишь короля в качестве свободных, выступающих на войну под предводительством графа, неза­метным образом стали вассалами друг друга, так как всякий свободный человек мог избирать себе сеньором, кого хотел, — короля или другого сеньора.


Во-вторых, когда человек обращал в феод землю, которая находилась в его вечном владении, то этот феод не мог быть более пожизненным. Поэтому вскоре за тем был издан общий закон о передаче феодов детям их владельцев, он принадле­жал Карлу Лысому, одному из трех государей, принявших договор.


Сказанное мною о том, что всякий человек в монархии со времени договора между тремя братьями имел право выби­рать себе сеньором по желанию короля или другого сеньора, подтверждается многими позднейшими актами.


Во времена Карла Великого, когда вассал получал что-либо от сеньора, то не мог уже более его покинуть, если бы даже полученная вещь стоила не более одного солида. Но при Карле Лысом вассалы могли безнаказанно следовать своим интересам и влечениям, и этот государь выражается на этот счет так решительно, что кажется, будто он скорее пред­лагает им пользоваться этой свободой, чем ограничивать ее. Во время Карла Великого бенефиции были скорее формой


личной зависимости, чем формой зависимости имущественной, впоследствии они сделались более имущественными, чем лич­ными.


ГЛАВА XXVI Изменения в системе феодов


Феоды претерпели не меньшие изменения, чем аллоды. Из капитулярия, данного в Компьене при короле Пипине, видно, что те, кто получал бенефиции от короля, сами частично раздавали их своим вассалам, но что отделенные таким обра­зом части все же составляли одно целое. Отбирая все, король отбирал и их, если умирал левд, вассал терял приобретенный от него феод. Являлся новый владелец бенефиция, который ставил своих подвассалов. Таким образом, феод второй сте­пени не зависел от феода первой степени, зависело только лицо. С одной стороны, подвассал возвращался к королю, потому что те был навсегда связан с вассалом, феод второй степени также возвращался к королю, потому что ом входил в состав феода и не был самостоятельной частью его.


Таковы были подвассальные отношения в то время, когда феоды носили временный характер, они остались такими и после того, как феоды сделались пожизненными, но положе­ние изменилось, когда феоды первой и второй степени стали переходить к наследникам. То, что раньше находилось в непо­средственной зависимости от короля, теперь зависело от него через посредство третьих лиц, и королевская власть, так ска­зать, отдалилась на одну-две ступени, а часто и более.


Из книг о феодах видно, что, хотя королевские вассалы могли давать земли как феоды, т. е. как королевские феоды второй степени, эти подвассалы или мелкие вассалы вассалов уже не могли раздавать феодов, так что все, что они давали, они в любое время могли взять обратно. Кроме того, подоб­ная уступка не переходила к детям на правах феода, потому что не считалась совершенной по законам о феодах.


Если мы сравним подвассальные отношения той эпохи, когда два миланских сенатора писали свои Книги о феодах с подвассальными отношениями эпохи короля Пипина, то най­дем, что феоды второй степени дольше сохранялись в своем первоначальном виде, чем феоды первой степени.


Но уже тогда, когда писали эти два сенатора, существо­вали исключения из правила, настолько общие, что само пра­вило было ими почти уничтожено. Так, если человек, получив­ший свой феод от малого вассала, сопровождал этого по­следнего в походе в Рим, то приобретал все права вассала, точно так же, если он ссужал малого вассала деньгами, чтобы


724


Ш. Монтескье


725


О духе законов


получить от него феод, малый вассал не мог взять у него феод обратно и не мог даже помешать ему передать свой феод сыну впредь до возвращения ему денег. Наконец, это пра­вило перестало соблюдаться миланским сенатом.


ГЛАВА XXVII Другое изменение в системе феодов


При Карле Великом все должны были являться по при­зыву на любую войну под страхом тяжких наказаний. При этом не принималось никаких отговорок, и сам граф под­вергся бы наказанию, если бы освободил кого-нибудь от этой обязанности. Но договор трех братьев допустил в этом слу­чае исключение, которое, так сказать, вырвало дворянство из рук короля, обязанность следовать на войну за королем со­хранялась только на случай оборонительной войны, в других войнах предоставлялось всякому идти за своим сеньором или заниматься собственными делами. Этот договор связан с дру­гим, заключенным на пять лет ранее между Карлом Лысым и Людовиком Немецким. По тому договору оба брата освобо­ждали своих вассалов от обязанности следовать за собой в случае, если они будут воевать друг с другом. Они присяг­нули в этом сами и заставили присягнуть оба войска.


Гибель 100 тысяч французов в битве при Фонтене вну­шила оставшемуся еще дворянству мысль, что частные распри его королей по поводу раздела могут привести к совершен­ному его уничтожению, что честолюбие и зависть правителей прольют всю кровь, какая только оставалась в стране. По­этому издан был закон о том, что дворяне не обязаны следо­вать за своими государями на войну иначе, как в случае за­щиты государства от иноземного нашествия. Закон этот со­блюдался в продолжение многих столетий.


ГЛАВА XXVIII Изменения в высших должностях и феодах


Казалось, все приняло ложное направление и стало разла­гаться. Я уже говорил, что первоначально многие феоды были отчуждены в вечное владение, но то были отдельные случаи, в общем же феоды сохраняли свою природу, и если корона теряла одни феоды, то заменяла их другими. Я гово­рил также, что корона никогда еще не делала наследствен­ными высшие должности.


Но Карл Лысый издал общее постановление, коснувшееся и высших должностей, и феодов. В своих капитуляриях он


установил, что графства будут передаваться по наследству де­тям графов, и распространил это распоряжение на феоды.


Мы сейчас увидим, что оно было еще более расширено, так что крупные должности и феоды стали переходить к бо­лее отдаленным родственникам. В результате большинство сеньоров, зависевших раньше от короны непосредственно, ока­залось лишь в косвенной зависимости от нее. Те самые графы, которые в прежнее время чинили суд в королевских судебных собраниях и водили свободных людей на войну, теперь заняли место между королем и его свободными людьми, и королев­ская власть отдалилась еще на одну ступень,


Мало того, из капитуляриев можно заключить, что у графов были бенефиции, соединенные с их графствами, и за­висевшие от них вассалы. Когда графства сделались наслед­ственными, эти вассалы графа перестали быть непосредствен­ными вассалами короля, могущество же графов увеличилось, потому что, имея своих вассалов, они получили возможность приобретать через них новых вассалов.


Чтобы лучше понять, до какой степени этот порядок спо­собствовал ослаблению власти в конце второй династии, стоит только обратить внимание на положение вещей в начале третьей династии, когда размножение феодов второй степени привело крупных вассалов в отчаяние.


В королевстве существовал обычай, что старшие братья после раздела имущества с младшими принимали от них оммаж, так что господствующий сеньор держал их уже как вассалов второй степени. Филипп-Август, герцог Бургундский, графы Неверский, Булонский, Сен-Польский, Дампьерский и другие сеньоры объявили, что впредь феоды при разделе их между наследниками или по какому-либо иному поводу будут всегда считаться зависимыми от одного и того же сеньора, без всякого посредствующего сеньора. Хотя этот указ и не полу­чил общего применения, потому что, как я уже сказал в дру­гом месте, издание общих указов было в то время немыслимо, тем не менее на его основе возникли многие из наших обычаев.