Geum.ru

Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   53
ГЛАВА II Каким образом было преобразовано гражданское управление


До сих пор мы видели, как нация обнаруживала нетерпе­ние и легкомыслие в деле выбора своих повелителей и в своих суждениях об их поведении, видели, как она улаживала их взаимные распри и понуждала их к миру. Но теперь нация совершила то, чего мы еще не видели, она обратила внимание на свое настоящее положение, подвергла хладнокровному рас­смотрению свои законы, исправила их недостатки, остановила насилия и установила нормы власти.


Мужественное, отважное и дерзкое правление Фредегонды и Брунгильды не столько удивило нацию, сколько послужило для нее предупреждением. Фредегонда защищала свои злобные деяния такими же злобными деяниями, оправдывала отравления и убийства отравлениями же и убийствами, пове­дение ее было такого рода, что ее посягательства имели более частный, чем общественный характер. Фредегонда делала больше зла, Брунгильда более заставила его опасаться. Во время этого кризиса нация не ограничилась приведением в по­рядок феодального управления, она захотела также обеспе­чить порядок своего гражданского управления, так как это последнее находилось в состоянии еще большего развращения, чем первое, развращения, тем более опасного, что оно было застарелым и в некотором роде было более связано со зло­употреблениями нравов, чем со злоупотреблениями законов.


Хроника Григория Турского и другие памятники обнаружи­вают перед нами, с одной стороны, жестокую и дикую нацию, с другой — не менее жестоких и диких королей. Они были убийцами, они были несправедливыми и жестокими, потому что весь народ был таким. Если христианство иногда как бы укрощало их, то лишь посредством того страха, который оно внушает виновным. Церкви защищались от них чудесами и знамениями своих святых. Короли не были святотатцами, по­тому что боялись наказаний за святотатство, но в то же* время — в порыве гнева или хладнокровно — они совершали всевозможные преступления и несправедливости, потому что эти преступления и несправедливости не вызывали у них пред­ставления о непосредственном вмешательстве карающего бо­жества, как в первом случае. Франки, как я сказал, терпели королей-убийц, потому что сами были убийцами. Их не пора­жали насилия и грабительства их королей, потому что они сами были такими же грабителями и насильниками. Правда, существовали законы, но короли делали их бесполезными своими грамотами, так называемыми прецепциями, ниспровер­гавшими эти самые законы. Это было нечто вроде рескриптов римских императоров, — неизвестно только, у них ли франки заимствовали этот обычай или изобрели его сами, следуя влечениям собственной природы. Мы узнаем от Григория Тур­ского, что они совершенно хладнокровно совершали убийства и казнили обвиняемых, даже не выслушав их. Они выдавали прецепции на заключение противозаконных браков, на завла­дение чужим наследством, на устранение прав родителей, на вступление в брак с монахинями. Правда, они не издавали за­конов по одним личным побуждениям, но зато останавливали действие существующих законов.


Эдикт Хлотаря отменил все эти несправедливости. Никого нельзя было более осуждать, не выслушав его предвари­тельно, родственники должны были всегда наследовать со­гласно правилам, установленным законом, все прецепции относительно замужества дочерей, вдов и монахинь были объяв­лены недействительными и определены строгие наказания тем, которые получали эти прецепции и пользовались ими. Мы имели бы, быть может, более точные сведения о том, что именно постановлял эдикт об этих прецепциях, если бы его статьи с 13-й по 15-ю не сделались жертвой времени. До нас дошли только первые слова 13-й статьи, в которых предписы­вается соблюдение прецепции, что, конечно, не может отно­ситься к тем из них, которые были отменены этим же законом. Мы имеем другое постановление того же государя, которое имеет отношение к его эдикту и исправляет одно за другим все злоупотребления прецепции.


Правда, Балюз, не найдя на этом постановлении обозначе­ния времени и места его издания, приписал его Хлотарю I, между тем как оно принадлежит Хлотарю II, что я могу под­твердить следующими тремя доводами.


1. В нем сказано, что король сохраняет за церквами их иммунитеты, дарованные его отцом и дедом. Какие иммуни­теты мог даровать церквам Хильдерик, дед Хлотаря I, кото­рый не был христианином и жил до основания монархии? Другое дело, если мы припишем этот декрет Хлотарю II, де­дом которого был этот самый Хлотарь I, даровавший церквам несметные имущества, чтоб только искупить смерть своего сына Крамна, сожженного им с женою и детьми.


2. Злоупотребления, исправление которых было предпри­нято этим постановлением, не только продолжали существо­вать после смерти Хлотаря I, но и достигли самой высокой степени во время слабого правления Гоитрана, жестокого правления Хильдерика и ужасного регентства Фредегонды и Брунгильды. Каким образом могла нация переносить без вся­кой жалобы вое эти постоянно возобновлявшиеся несправед­ливости, после того как они были торжественно отменены? Почему еще в то время не поступила она так, как поступила впоследствии, когда принудила Хильдерика II, возобновив­шего прежние насилия, предписать, чтобы на суде следовали закону и обычаям по примеру прежних времен?


3. Наконец, это постановление, имевшее целью прекраще­ние неудовольствий, не может принадлежать Хлотарю I, так как в его царствование в королевстве не было никаких жалоб по этому поводу, а власть короля очень укрепилась, в особен­ности в то время, к которому относят издание этого постанов­ления, с другой стороны, оно вполне соответствует событиям, происшедшим в царствование Хлотаря II и имевшим своим последствием переворот в политическом положении королев­ства. Следует искать объяснения истории в законах, а объяс­нения законов — в истории.

ГЛАВА III Власть майордомов


Я сказал, что Хлотарь II обязался не лишать Варнахара должности майордома в продолжение его жизни. Этот перево­рот имел еще другое действие: прежде майордом был управ­ляющим короля, теперь же он стал управляющим королевства, прежде его избирал король, теперь же избирала нация. До этого переворота Протория назначил майордом Теодорих, Ландериха — Фредегонда, но затем право избрания стало принадлежать нации.


Итак, не следует смешивать, как это делают некоторые авторы, последних майордомов с теми, которые занимали эту должность до смерти Брунгильды, майордомов короля с майордомами королевства. Из закона бургундов видно, что у них должность майордома не принадлежала к числу первых в королевстве, не принадлежала она к высшим должностям и у первых франкских королей.


Хлотарь закрепил должности и феоды за их владельцами, а когда после смерти Варнахара он обратился к собравшимся в Труа сеньорам с вопросом, кого они желают избрать майордо­мом, они все воскликнули, что выбирать не станут, что, препору­чая себя его благосклонности, отдаются в его распоряжение.


Дагоберт, подобно отцу, объединил всю монархию в своих руках, народ доверился ему и не назначил ему майордома. Чувствуя себя свободным и к тому же уверенный вследствие одержанных им побед в собственной силе, он пошел по сто­пам Брунгильды. Но он потерпел в этом неудачу: левды Австралии были разбиты славянами и разошлись по домам, а пограничные земли Австразии сделались добычей варваров.


Тогда он решился предложить австразийцам уступить Австразию вместе с казной своему сыну Сигиберту, а управ­ление государством и дворцом отдать в руки Кельнского епи­скопа Куниберта и герцога Адальгиза. Фредегар не сообщает подробностей принятых в то время условий, но король утвер­дил их все своими грамотами, и Австразия была немедленно освобождена от всякой опасности.


Дагоберт, чувствуя приближение смерти, препоручил Эге свою жену Нантехильду и своего сына Хлодвига. Левды Ней-стрии и Бургундии избрали этого молодого принца своим ко­ролем. Эга и Нантехильда управляли дворцом, они возвра­тили все имущества, отнятые Дагобертом, и жалобы прекра­тились в Нейстрии и Бургундии так же, как они перед тем прекратились в Австразии.


По смерти Эги королева Нантехильда убедила бургунд­ских сеньоров избрать своим майордомом Флоахата. Последний разослал епископам и крупнейшим сеньорам Бургунд­ского королевства письма, в которых обещал им сохранить за ними навсегда, т. е. пожизненно, их почетные звания и долж­ности. Он подтвердил свое слово присягой, и автор книги о королевских майордомах ведет с этого времени начало управления королевства майордомами.


Фредегар, бургунд по рождению, сообщает больше по­дробностей о бургундских майордомах во времена описывае­мого нами переворота, чем о майордомах Австразии и Ней­стрии, но договоры, заключенные в Бургундии, были по тем же причинам заключены и в Нейстрии и Австразии.


Народ полагал, что гораздо безопаснее иметь могуще­ственного майордома, которого он сам избирал и которому мог предписывать условия, чем могущественного короля, власть которого была наследственной.

ГЛАВА IV Как относилась нация к майордомам


Образ правления, при котором нация, имевшая короля, сама избирала человека, которому вручалась королевская власть, кажется весьма необычайным, но, независимо от обстоятельств того времени, я полагаю, что франки вынесли относящиеся сюда понятия из очень отдаленной эпохи.


Они происходили от германцев, о которых Тацит говорит, что при выборе короля они руководствовались благородством его происхождения, а при выборе вождя — его доблестью. Вот прообраз наследственных королей первой династии и выбор­ных майордомов.


Не подлежит сомнению, что те вожди, которые вставали в народной собрании и предлагали вести на какое-либо пред­приятие тех, кто захочет за ними следовать, в большинстве случаев соединяли в своем лице авторитет короля с могуще­ством майордома.


Их благородное происхождение сообщало им королевское достоинство, а их доблесть, побуждавшая многих доброволь­цев следовать за ними, как за своими вождями, сообщала им могущество майордомов. Так, в силу своего королевского до­стоинства наши первые короли председательствовали в судах и собраниях и издавали законы с согласия этих собраний, а в качестве герцогов или вождей они предпринимали походы и предводительствовали армиями.


Чтобы понять тот дух, который руководил первыми фран­ками в этом отношении, достаточно познакомиться с поведением Арбогаста, родом франка, которому Валентиниан пору­чил начальство над войском. Он заключил императора во дворце и запретил кому бы то ни было говорить с ним о гра­жданских или военных делах. Он сделал то же самое, что впоследствии делали Пипины.

ГЛАВА V Каким образом майордомы получили начальство над войском


Пока короли предводительствовали войском, нации и в го­лову не приходило выбирать себе военачальника. Хлодвиг и его четыре сына стояли во главе французов и вели их от победы к победе. Теобальд, сын Теодеберта, государь юный, слабый и болезненный, первый из королей остался во время войны в своем дворце. Он отказался отправиться в поход в Италию против Нарсеса и, к своему огорчению, должен был видеть, как франки избрали себе двух вождей, которые и по­вели их в этот поход. Из четырех сыновей Хлотаря I Гон-тран наиболее пренебрегал своими обязанностями военачаль­ника. Другие короли следовали его примеру, а во избежание опасности от передачи командования войском в чужие руки они назначали многих предводителей или герцогов.


Отсюда произошли бесчисленные неудобства: не стало дис­циплины, исчез дух повиновения, войско губило только соб­ственную страну и оказывалось обремененным добычей прежде, чем достигало неприятельских владений. У Григория Турского мы находим живое описание всех этих бедствий. «Как можем мы победить, — говорит Гонтран, — если мы не в состоянии удержать и того, что приобрели наши отцы? Наш народ уже не тот, что был прежде». Странное дело! Этот упадок начался уже при внуках Хлодвига.


Поэтому было естественно остановиться на избрании одного единственного вождя, который имел бы власть над бес­численным множеством сеньоров и левдов, не признававших более своих обязательств, — вождя, который восстановил бы военную дисциплину и повел бы против неприятеля нацию, умевшую теперь воевать только против собственной страны. Власть эта была предоставлена майордомам.


Первоначально должность майордомов состояла в управ­лении королевскими имуществами. Им также принадлежало политическое управление феодами, эти обязанности они сна­чала исполняли совместно с другими должностными лицами, а потом одни. Затем им принадлежало управление военными делами и командование войсками, две последние должности были по необходимости связаны с двумя первыми. В те времена было труднее собрать войско, чем им предводительство­вать, и кто мог обладать в этом деле большим авторитетом, как не тот, кто раздавал милости? Эту независимую и воин­ственную нацию приходилось больше призывать, чем принуж­дать, давать феоды или хоть надежду на получение феодов, оставшихся свободными1 после смерти владельцев, беспрестанно награждать, заставлять опасаться предпочтений. Следова­тельно, тот, кто заведовал дворцом, должен был и начальство­вать над войсками.

ГЛАВА VI Второй период упадка королей первой династии


После казни Брунгильды майордомы управляли королев­ством под властью королей, и, хотя они руководили военными действиями, короли стояли, во главе войск, а майордом и на­род сражались под их начальством. Но победа герцога Пи­пина над Теодорихом и его майордомом довершила унижение королей, победа же, одержанная Карлом Мартеллом над Хильдериком и его майордомом Ренфридом, подтвердила это унижение. Австразия дважды одержала верх над Нейстрией и Бургундией, а так как звание майордомов Австразии сде­лалось как бы принадлежностью рода Пипинов, то эти майор­домы возвысились над всеми остальными, и этот дом — над всеми другими домами. Опасаясь, чтобы какое-нибудь влия­тельное лицо не овладело особой государя с целью произвести смуту, победители стали держать его во дворце как бы в тюрьме и только раз в год показывали его народу. Оттуда он издавал указы, — но то были указы майордома, он отвечал послам, но то были ответы майордома. Историки того вре­мени говорят нам, что майордомы управляли королями, кото­рые были им подчинены.


Пристрастие народа к роду Пипина было так велико, что он избрал майордомом одного из его внуков, который был еще ребенком, и поставил его над известным Дагобертом, как при­зрак над другим призраком.

ГЛАВА VII Важнейшие должности и феоды при майордомах


Майордомы никогда не думали о том, чтобы восстановить принцип сменяемости лиц на занимаемых ими местах и долж­ностях, господство их было основано на покровительстве, ко­торое они в этом отношении оказывали знати, и назначения


на высшие должности были по-прежнему пожизненными, так что обычай этот все более и более укоренялся.


Но я хочу сделать несколько особых замечаний по поводу феодов. Я не сомневаюсь, что уже к рассматриваемому вре­мени они в большинстве случаев сделались наследственными,


В договоре, заключенном в Андели, Гонтран и его пле­мянник Хильдеберт обязались утвердить за левдами и церк­вами пожалования королей, их предшественников, королевам же, дочерям и вдовам королей дозволялось располагать по завещанию и на вечные времена имуществом, полученным ими от казны.


Маркульф писал свои формулы во времена майордомов. Во многих из них мы находим королевские пожалования лицу и его наследникам, и так как формулы эти отражают повсе­дневные явления действительности, то и служат доказатель­ством, что при последних королях первой династии часть фео­дов уже переходила к наследникам. Понятие о неотчуждае­мости государственной собственности было совершенно чуждо тому времени. Оно возникло лишь очень недавно, и его тогда еще не знали ни в теории, ни на практике.


Мы скоро увидим фактические подтверждения этого, и, если я укажу на такое время, когда не стало больше ни воен­ных бенефициев, ни иного фонда для содержания войска, не­обходимо будет признать, что старые бенефиции были отчуж­дены. Так было во время Карла Мартелла, основавшего новые феоды, которые следует строго отличать от старых.


Начав раздачу имуществ на вечные времена, — вследствие ли подкупов, проникших в государственное управление, или вследствие самого государственного строя, обязывавшего ко­ролей постоянно раздавать награды, — короли, естественно, должны были предпочесть раздавать на вечные времена феоды, чем графства: лишая себя немногих земель, они не несли большой потери, тогда как, отказываясь от первых в го­сударстве должностей, они отказывались от собственной власти.

ГЛАВА VIII Каким образом аллоды обратились в феоды


Способ обращения аллода в феод приведен в одной из формул Маркульфа. Собственник отдавал свою землю королю и получал ее от него обратно для пользования или в качестве бенефиция и указывал королю своих наследников.


Чтобы найти причины, побуждавшие к такому извраще­нию сущности аллода, мне приходится разыскивать как бы во мраке времен древние прерогативы дворянства, покрытые пылью, кровью и потом одиннадцати веков.


Те, кто владел феодом, пользовались очень большими пре­имуществами. Они пользовались более высокой композицией за причиненные обиды, чем свободные люди. Из формул Мар­кульфа можно заключить, что композиция в шестьсот солидов, уплачиваемая убийцей, составляла привилегию королевского вассала. Она была установлена салическим законом и законом рипуариев, но, назначая шестьсот солидов за смерть королев­ского вассала, оба эти закона определяли только двести соли­дов за смерть свободнорожденного, франка, варвара или че­ловека, живущего под властью салического закона, и только сто солидов за жизнь римлянина.


Но это не была единственная привилегия королевских вассалов. Надо знать, что если кто-либо, будучи вызван в суд, не являлся или оказывал неповиновение постановлениям суда, то его призывали к суду короля, если же он не являлся и на суд короля, то лишался королевского покровительства, и никто не имел права ни принять его у себя, ни дать ему хлеба. Если он был простого звания, все его имущество подверга­лось конфискации, но если он был вассалом короля, то его имущество конфискации не подлежало. Неявка на суд почи­талась доказательством виновности простого франка, но не вассала короля, и тогда как первый за малейшее преступле­ние подвергался испытанию кипятком, второго приговари­вали к этому испытанию только в случае убийства. Наконец, нельзя было заставлять королевского вассала приносить на суде присягу против другого вассала. Число этих привилегий непрестанно увеличивалось, и капитулярий Карломана ока­зывает честь королевским вассалам, предоставляя им право приносить присягу не лично, а через своих вассалов. Кроме того, если владелец феода не являлся в войско, он в наказа­ние должен был воздерживаться от мяса и вина столько вре­мени, сколько он отсутствовал на службе, но если свободный человек не следовал за графом, то платил штраф в шестьдесят солидов, а до тех пор, пока не уплачивал его, должен был со­стоять в крепостной зависимости.


Итак, легко понять, что франки, которые не были васса­лами короля, и тем более римляне, старались ими сделаться, а чтобы не лишиться своих владений, они ввели обычай отда­вать свой аллод королю, получать его от короля обратно как феод и указывать ему своих наследников. Обычай этот упро­чился и получил особенно широкое распространение в смут­ное время второй династии, когда всякий нуждался в защит­нике и искал союза с прочими сеньорами, чтобы войти, так сказать, в феодальную монархию, так как политической мо­нархии более не существовало.


Так продолжалось и во время третьей династии, как это видно из многих грамот, в одних случаях собственник отда­вал свой аллод и получал его в том же акте обратно, в Дру­гих — объявлял его аллодом и затем признавал феодом. Феоды эти назывались возвратными феодами.


Из этого еще не следует, что владельцы феодов прояв­ляли отеческую заботу при управлении феодами, хотя свобод­ные люди и очень старались получить феоды, они обращались с этого рода имуществами подобно тому, как в наше время хозяйничают в имениях, находящихся в пожизненном пользо­вании. Это-то и побудило Карла Великого, самого бдитель­ного и внимательного из всех наших государей, издать целый ряд распоряжений с целью воспрепятствовать разорению фео­дов их владельцами за счет обогащения имений, составляв­ших их собственность. Это доказывает только, что в его время бенефиции в большинстве случаев были еще пожизненными и что, следовательно, о них заботились менее, чем об аллодах. Но, несмотря на это, положение королевского вассала пред­почитали положению свободного человека. Желание распола­гать известной частью феода могло иметь свои причины, но никто не хотел терять соединенного с ним достоинства.


Я знаю, что Карл Великий жалуется в одном из капитуля­риев, что в некоторых местах встречались люди, которые отда­вали свои феоды в собственность и затем выкупали их как собственность. Но я вовсе не говорю, что собственность не предпочитали пожизненному пользованию, я говорю только, что когда представлялась возможность обратить аллод в феод с правом передачи его наследникам, что составляет предмет приведенной выше формулы, то это было очень выгодно де­лать.

ГЛАВА IX Каким образом церковные имущества были обращены в феоды


Государственные имущества не должны были иметь иного назначения, кроме того, чтобы служить королевской казной для пожалований с целью привлечения франков к новым предприятиям, которые в свою очередь опять-таки увеличи­вали государственные имущества. Это, как я сказал, вполне соответствовало духу нации, но пожалования приняли иное направление. До нас дошла речь Хильдерика, внука Хлодвига, в которой он уже в то время жалуется, что почти все его иму­щества были отданы церквам, «Наша казна обеднела, — говорит он, — наши богатства перешли к церквам. Епископы одни господствуют, они на высоте, а мы — уж нет».


Следствием этого было то, что майордомы, не дерзавшие трогать сеньоров, обобрали церкви. Один из поводов, приве­денных Пипином для вторжения в Нейстрию, заключался в том, что его призвало духовенство для обуздания королей, т. е. май­ордомов, которые лишали церковь всего ее имущества.


Майордомы Австразии, т. е. дом Пипинов, проявляли в отношении к церкви больше умеренности, чем майордомы Нейстрии и Бургундии. Это ясно видно из наших хроник, в ко­торых монахи не могут нахвалиться благочестием и щед­ростью Пипина. Они сами заняли первые места в церкви. «Ворон ворону глаз не выклюет», — говорил Хильдерик епи­скопам.


Пипин покорил Нейстрию и Бургундию, и так как он пред­принимал уничтожение майордомов и королей под предлогом защиты церквей от притеснений, то уже не мог обирать эти последние, так как это противоречило бы принятой им па себя роли и показало бы всем, что он издевается над нацией, впро­чем, завоевание двух больших королевств и уничтожение противной партии доставили ему достаточно средств, чтобы удовлетворить своих военачальников.


Пипин сделался господином монархии, покровительствуя духовенству, сын его, Карл Мартелл, мог держаться у власти, только притесняя это духовенство. Видя, что часть королев­ских и казенных имуществ была роздана в пожизненное вла­дение и в собственность знати и что духовенство, получая да­рения от богатых и бедных, приобрело значительную часть даже аллодиальных земель, он отобрал у церквей их имуще­ства, а так как феодов первоначального раздела уже почти не оставалось, он вторично образовал феоды. Он захватил для себя и для своих военачальников церковные имущества и са­мые церкви и прекратил злоупотребление, которое в отличие от обычных бедствий было тем легче искоренить, что оно до­стигло крайних пределов.