Geum.ru

Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   53
ГЛАВА X Богатства духовенства


Духовенство получало так много, что за время трех дина­стий все имущество государства, вероятно, много раз прошло через его руки. Но если короли, знать и народ находили воз­можным отдавать духовенству все свое имущество, то они на­ходили поводы и брать его обратно. Во время первой дина­стии благочестие побуждало людей к созиданию церквей, а военный дух — к раздаче их военным людям, которые де­лили церковные земли между своими детьми. Сколько частно­владельческих земель вышло из имуществ, первоначально предназначавшихся для содержания духовенства! Короли вто­рой династии осыпали его своими щедротами. Но затем при­ходят норманны, которые все грабят и опустошают, больше всего преследуют они священников и монахов, ищут аббатств и не пропускают ни одного святого места: они приписывали духовенству уничтожение их идолов и все насилия Карла Ве­ликого, которые заставили их искать убежища на севере. Это вызвало в них такую ненависть, что промежуток в сорок или пятьдесят лет не мог погасить ее. При таком положении ве­щей какую массу имуществ потеряло духовенство! Едва оста­валось достаточное число духовных лиц, чтобы требовать их возврата. Таким образом, благочестивые чувства третьей ди­настии имели достаточно поводов к пожертвованиям вкладами и землями. Повсеместно распространенные в то время верова­ния могли бы лишить мирян всего их имущества, если бы только они обладали достаточной честностью. Но если духо­венство было одержимо честолюбием, не лишены были его и миряне: если умирающий дарил, наследник пытался взять по­даренное назад. Не было конца спорам между сеньорами и епископами, дворянами и аббатами, и надо думать, что борьба эта была духовенству не по силам, так как оно выну­ждено было отдаваться под покровительство некоторых сеньо­ров, которые недолгое время его защищали, а потом сами на­чинали притеснять.


Лучший порядок гражданских отношений, утвердившийся за время третьей династии, давал духовенству возможность увеличивать свои имущества. Но вот появились кальвинисты и обратили в монету все золото и серебро, найденное ими в церквах. Как могло быть духовенство уверено в сохранности своего имущества, когда оно не было уверено в своем суще­ствовании? Оно занималось обсуждением спорных вопросов, а у него жгли архивы. Что пользы было требовать от разо­ренного дворянства возвращения того, чего у него уже не было или что было уже тысячу раз заложено и перезаложено? Духовенство всегда приобретало и всегда возвращало, но приобретает оно и поныне.

ГЛАВА XI Состояние Европы времен Карла Мартелла


Карл Мартелл, предпринявший ограбление духовенства, находился для этого в самых благоприятных условиях: его любили и боялись военные люди, о которых он заботился, а предлогом послужили его войны с сарацинами. Сколько бы духовенство его ни ненавидело, он в нем не нуждался, папа, которому он был необходим, простирал к нему свои объятия, известно знаменитое посольство, посланное к нему Григо­рием III. Эти две власти заключили между собой тесный союз, потому что не могли обойтись одна без другой: папа искал во франках опоры против лангобардов и греков, Карл Мартелл нуждался в папе, чтобы унизить греков, привести в затруднение лангобардов, приобрести большее уважение в своем королевстве и утвердить за собой права, которые он имел, и права, на которые он и его дети могли иметь притя­зания. Итак, он не мог потерпеть неудачи в своем пред­приятии.


Святой Евхарий, епископ Орлеанский, имел видение, пора­зившее князей. Необходимо упомянуть здесь о письме, напи­санном собравшимися в Реймсе епископами Людовику Немец­кому, который вступил во владения Карла Лысого, письмо это дает нам ясное представление о положении вещей и на­строении умов в то время. В нем говорится, что «святой Евха­рий, перенесенный на небо, видел, как Карл Мартелл мучится в преисподней по велению святых, которые должны присут­ствовать с Иисусом Христом на страшном суде, что он был приговорен к этому наказанию еще при жизни за то, что ото­брал у церквей их имущество и тем самым принял на себя грехи тех, от кого имущество это перешло к церкви, что ко­роль Пипин созвал по этому случаю собор и приказал возвра­тить церквам все, что он только мог взять обратно из церков­ных имуществ, а так как вследствие его раздоров с Вайфаром, герцогом Аквитанским, могла быть получена обратно только часть отобранного у церквей имущества, то он прика­зал на недостающую часть его составить в пользу церквей грамоты на временное пользование доходами и вместе с тем установил, чтобы миряне платили десятину с церковных име­ний, которыми они владели, и по 12 динариев с каждого дома, что Карл Великий не раздавал церковных имуществ — напро­тив, он издал капитулярий, в котором обязался за себя и за своих наследников никогда не раздавать церковных имуществ, что все ими утверждаемое доказывается письменными свиде­тельствами и что многие из них сами слышали, как все это рассказывалось Людовику Благочестивому, отцу обоих ко­ролей».


Распоряжение короля Пипина, о котором говорят епис­копы, состоялось на соборе в Лептипе. Церкви оно было вы­годно в том отношении, что лица, получившие ее имущество, сохраняли его лишь на правах временного пользования, она же, кроме того, получала с них десятину и по 12 динариев с каждого принадлежавшего ей жилища. Однако это был только паллиатив, зло продолжало существовать.


Но и эта мера встретила противодействие, и Пипин выну­жден был составить другой капитулярий, которым предписы­вал владельцам этих бенефициев платить указанную десятину и подать и даже содержать в порядке епископские и мона­стырские строения под страхом лишения самых имуществ. Карл Великий возобновил распоряжения Пипина.


То, что епископы говорят в том же письме, будто Карл Великий обещал за себя и своих наследников не раздавать более церковных имуществ военным, подтверждается капиту­лярием этого государя, данным в Аахене в 803 году с целью рассеять возникшие на этот счет опасения духовенства, но сделанные раньше пожалования остались в силе. Епископы справедливо добавляют, что Людовик Благочестивый следо­вал примеру Карла Великого и вовсе не раздавал церковных имений военным людям.


Между тем прежние злоупотребления усилились и дошли до того, что при детях Людовика Благочестивого миряне ста­вили и прогоняли священников в своих церквах, не испра­шивая на то согласия епископа. Церкви подвергались раз­делу между наследниками, а в тех случаях, когда их держали в неподобающем виде, епископы не имели иных средств воз­действия, кроме удаления из (них мощей.


Капитулярий, данный в Компьене, определяет, что послан­ный короля имеет право осматривать все монастыри вместе с епископами, с ведома и в присутствии их владельцев. Это общее правило доказывает, что злоупотребление было все­общим.


Происходило это не оттого, что не было законов, опре­деляющих возврат церковных имуществ, когда папа упрекнул епископов в их небрежном отношении к восстановлению мо­настырей, они написали Карлу Лысому, что этот упрек их не касается, потому что они ни в чем неповинны, и обратили его внимание на все то, что было им обещано, решено и опреде­лено на столь многих народных собраниях. Последних они действительно насчитывают девять.


Так тянулся спор, пока нашествие норманнов не водво­рило согласие.

ГЛАВА XII Установление десятины


Постановления короля Пипина дали церкви скорее на­дежду на облегчение, чем действительное облегчение, и если Карл Мартелл нашел все общественное достояние в руках духовенства, то Карл Великий нашел имущество духовенства в руках военных. Нельзя было заставить этих последних воз­вратить то, что им было дано, к тому же обстоятельства того времени делали это еще менее исполнимым, чем когда-либо. С другой стороны, нельзя было оставить христианство погиб­нуть от недостатка в церковнослужителях, храмах и просве­щении.


Это побудило Карла Великого установить десятину—но­вый род имущества, который имел для духовенства то удоб­ство, что составлял исключительно достояние церкви, так что впоследствии можно было легко установить злоупотребле­ния им.


Некоторые приписывали этому учреждению более отдален­ное происхождение, но источники, на которых основывают это мнение, утверждают, мне кажется, противное. В конституции Хлотаря говорится только, что определенные десятины не будут вовсе взиматься с церковных имуществ. Итак, церковь в то время была далека от того, чтобы взимать десятины, все, чего она добивалась, — это не платить их. Второй собор в Ма­коне, состоявшийся в 585 году, предписывая сбор десятины, действительно говорит, что в старое время платили десятину, но он говорит также, что в его время ее более не платили.


Никто, конечно, не сомневается, что и до Карла Великого читали Библию и проповедовали пожертвования и приноше­ния, следуя книге Левит. Я говорю только, что до этого госу­даря уплату десятины могли только проповедовать, но она не была еще установлена.


Я уже упоминал, что постановления, состоявшиеся при ко­роле Пипине, обязывали тех, кто владел церковными имуще­ствами на праве феодов, платить десятину и поддерживать в исправности церковные здания. Заставить высших предста­вителей нации посредством закона, справедливость которого была неоспорима, служить примером для других — это было уже много.


Карл Великий сделал еще больше: из капитулярия de Villis мы видим, что он принял обязательство уплачивать десятину со своих собственных земель, это был другой вели­кий пример.


Но простой народ не очень-то склонен отказываться от соблюдения собственных интересов под влиянием примера. Франкфуртский собор представил ему более веское побуждение к платежу десятины. На этом соборе был принят капитулярий, в котором говорилось, что во время последнего голода нахо­дили много пустых колосьев, что демоны пожирали зерно и что можно было слышать, как они порицали людей за непла­теж десятины. Поэтому всем владельцам церковных имений предписывалось платить десятину, а вскоре этого потребовали и от всех остальных.


Намерение Карла Великого сначала не удалось: повин­ность эта казалась слишком обременительной. У евреев деся­тина входила в общий план основания их государства, здесь же десятина .была бременем, не связанным с учреждениями монархии. Из постановлений, приложенных к закону ланго­бардов, можно видеть, с какими трудностями было соединено включение десятин в гражданское законодательство, по раз­личным соборным канонам можно судить, какие затруднения доставлял сбор их церковному законодательству.


Народ согласился, наконец, платить десятину с условием сохранения за собой права ее выкупа. Постановления Людо­вика Благочестивого и сына его, императора Лотаря, не раз­решили этого.


Законы Карла Великого об установлении десятины были делом необходимости. Побуждением для них служила только религия, а отнюдь не суеверие.


Его знаменитое разделение десятины на четыре части — для содержания церквей, для бедных, для епископа и для церковнослужителей — доказывает, что он хотел вернуть церкви ту устойчивость и крепость, которые она утратила.


Его завещание обнаруживает желание загладить зло, при­чиненное Карлом Мартеллом, его дедом. Он разделил все свое движимое имущество на три равные части и хотел, чтобы две из них были подразделены на двадцать одну часть — по одной на каждую из двадцати одной митрополии его импе­рии, чтобы каждая из этих последних частей была в свою очередь разделена между митрополией и зависевшими от нее епископства-ми. Остающуюся затем треть он делил на четыре части: одну отдавал своим детям и внукам, другую присоеди­нял к двум уже распределенным частям, а две остальные предназначал на богоугодные дела. Казалось, он смотрел на колоссальный дар, приносимый им церкви, не как на акт бла­гочестия, а как на акт политического возмездия.

ГЛАВА XIII О выборах в епископствах и аббатствах


После того как церкви обеднели, короли перестали поль­зоваться своими избирательными правами в епархиях и дру­гих церковных бенефициях. У них было теперь меньше забот по назначению священнослужителей, и соискатели реже обра­щались к содействию их власти. В этом церковь получала как бы вознаграждение за те имущества, которые были у нее отняты.


Если Людовик Благочестивый действительно предоставил римскому народу право избрания пап, то это было одним из проявлений господствующего духа того времени, который требовал, чтобы по отношению к римскому престолу посту­пали так же, как и по отношению к другим.

ГЛАВА XIV О феодах Карла Мартелла


Не могу сказать, жаловал ли Карл Мартелл церковные имущества в пожизненное или в вечное пользование. Знаю только, что во время Карла Великого и Лотаря I существо­вали этого рода имущества, переходившие к наследникам и поступавшие в раздел между ними.


Кроме того, я вижу, что часть их была отдана на правах аллодов, а другая — на правах феодов.


Я уже говорил, что не только владельцы феодов, но и соб­ственники аллодов были обязаны нести военную службу. Несомненно, это и послужило отчасти причиной того, что Карл Мартелл раздавал эти имущества одинаково и в каче­стве аллодов и в качестве феодов.

ГЛАВА XV Продолжение той же темы


Следует заметить, что так как феоды обращались в цер­ковные имения, а церковные имения — в феоды, то те и дру­гие приобрели черты взаимного сходства. Так, церковные иму­щества стали пользоваться привилегиями феодов, а феоды — привилегиями церковных имуществ, в том числе — почетными правами церкви, возникшими в рассматриваемое время. А так как эти, права всегда были соединены с правом высшего суда, в особенности с тем, что мы теперь называем феодом, то из этого следует, что вотчинный суд был установлен одновре­менно с этими правами.

ГЛАВА XVI Слияние должности майор дом а с королевским званием. Вторая династия


Следуя порядку изложения предмета по его содержанию, я нарушил хронологический порядок,— говорил о Карле Вели­ком прежде, чем сказать о знаменитой эпохе, которую состав­ляет переход короны к Каролингам при короле Пипине,— событие, которое, с точки зрения отступления от обычного те­чения вещей, быть может, обращает на себя более внимания теперь, чем в то время.


Короли совсем не имели власти, но имели имя, сан короля был наследственным, а должность майордома — выборной. Хотя майордомы в последнее время сажали на престол того из Меровингов, кого хотели, они никогда не брали короля из другого рода, так что древний закон, предоставлявший корону определенному роду, незыблемо хранился в сердцах франков. Личность короля была почти неизвестна в монархии, но коро­левский сан был хорошо известен всем. Сын Карла Мартелла Пипин полагал, что следует соединить оба достоинства, при­чем оставалось сомнение по поводу того, будет ли новая мо­нархия наследственной или нет, а этого было достаточно для того, кто к королевскому достоинству присоединял сильную власть. Таким образом, власть майордома соединилась с властью короля. В слиянии этих двух властей произошло своего рода примирение. Должность майордома была выбор­ной, королевский сан — наследственным, корона в начале правления второй династии была избирательной, потому что народ избирал, она сделалась наследственной, потому что он избирал короля всегда из одного и того же рода.


Лекуант вопреки свидетельству всех памятников отрицает, что папа дал свое разрешение на столь важную перемену, и подкрепляет свое мнение, между прочим, тем соображением, что в противном случае папа совершил бы несправедливость. Удивительно, что историк основывает свое суждение о том, как люди поступали, па том, как они должны были поступать! Если бы все так рассуждали, то не было бы и истории.


Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что с той ми­нуты, как герцог Пипин одержал победу, его род сделался царствующим, а род Меровингов перестал быть таковым. Ко­ронация его внука Пипина внесла лишь ту перемену, что одним обрядом стало больше и одним призраком меньше. Все, что он приобрел, это — знаки королевского достоинства, в го­сударстве же не произошло никакой перемены.


Я говорю это, чтобы установить момент переворота, чтобы не впадали в заблуждение, принимая за переворот то, что было лишь его следствием.


Когда в начале правления третьей династии короновался Гуго Капет, перемена была значительнее, потому что государ­ство от анархии перешло к правлению, каково бы ни было это правление, но когда корону принимал Пипин, страна по­лучила то же правление, какое и имела.


Когда был коронован Пипин, он переменил только имя, когда же коронован был Гуго Капет, изменилась самая сущность дела, так как присоединение к короне большого феода прекратило анархию.


Когда был коронован королем Пипин, королевское досто­инство было присоединено к самой важной в государстве дол­жности, когда был коронован Гуго Капет, достоинство короля было присоединено к самому крупному феоду.

ГЛАВА XVII Особенность в избрании королей второй династии


Из формулы коронования Пипина видно, что Карл и Кар-ломан были также помазаны миром и благословлены и что французские сеньоры обязались под страхом интердикта и церковного отлучения никогда не избирать короля из другого рода.


Из завещания Карла Великого и Людовика Благочести­вого следует заключить, что франки избирали себе королем одного из королевских детей, что вполне отвечает только что приведенному условию. Когда же императорское достоинство перешло к другому дому, избирательное право, которое было ограниченным и условным, сделалось простым и безусловным, и старая конституция подверглась, таким образом, изменению.


Чувствуя приближение смерти, Пипин созвал духовных и светских сеньоров в Сен-Дени и разделил свое королевство между своими двумя сыновьями — Карлом и Карломаном. Хотя акты этого собрания не дошли до нас, мы находим изве­стие о том, что на нем происходило, в старом историческом сборнике, изданном Канизием, и в Мецских анналах, как это было указано Балюзом. Я нахожу здесь два некоторым обра­зом противоречащих друг другу обстоятельства: во-первых, что Пипин произвел раздел с согласия своих вельмож, и, во-вторых, что он сделал это в силу своего родительского права. Это доказывает то, о чем я уже говорил, а именно, что право народа при этой династии заключалось в избрании короля из королевской семьи. Собственно говоря, это было скорее пра­вом исключения, чем правом избрания.


Это своеобразное право выбора подтверждается памятни­ками второй династии. Сюда принадлежит и капитулярий Карла Великого о разделе империи между тремя его сы­новьями, в котором, определив их доли, он говорит, что «если один из трех братьев будет иметь сына, которого народ захо­чет избрать наследником его отцу, дяди его должны будут подчиниться этому».


Это самое распоряжение содержится в разделе, произ­веденном Людовиком Благочестивым между его тремя сыновьями — Пипином, Людовиком и Карлом — в 837 году на Аахенском съезде, и еще в другом разделе того же государя, произведенном 20 годами раньше между Лотарем, Пипином и Людовиком. Можно также сослаться на присягу Людовика Косноязычного, принесенную при его коронации в Компьене. «Я, Людовик, поставленный королем милостью божиею и избранием народа, обещаю...» Сказанное мною подтвер­ждается актами съезда в Валенсе, созванного в 890 году для избрания Людовика, сына Бозона, королем Арля. Людовик был избран, и в качестве главных поводов к его избранию было выставлено то, что он происходил из императорской семьи, что Карл Толстый сообщил ему достоинство короля и что император Арнульф утвердил его в этом достоинстве си­лой своего скипетра и присылкой к нему своих посланников. Арльское королевство, подобно другим отделившимся или зависимым от империи Карла Великого королевствам, было избирательным и наследственным.

ГЛАВА XVIII Карл Великий


Карл Великий старался сдерживать власть дворянства в надлежащих пределах и противодействовать насилиям со стороны духовенства и свободных людей. Он настолько уме­рил притязания государственных сословий, что привел эти последние в равновесие, а сам остался их господином. Все было объединено силой его гения. Он постоянно водил знать то в один, то в другой поход, не оставляя ей времени для ка­ких-либо замыслов, заставляя ее служить собственным целям. Империя держалась величием своего главы: Карл был вели­ким государем и еще более великим человеком. Короли, его дети, были первыми его подданными, орудием его власти, образцом послушания. Он издал прекрасные постановления, более того, он заставил исполнять их. Его гений проникал во все части империи. В законах этого государя мы находим дух предусмотрительности, которая все постигает, и силу, которая все за собой увлекает. Поводы к уклонению подданных от исполнения своих обязанностей устранялись, нерадение под­вергалось наказанию, против злоупотреблений принимались исправительные или предупредительные меры. Он умел нака­зывать, но еще лучше он умел прощать. Человек обширных замыслов, он осуществлял их с величайшей простотой, никто еще не обладал в такой мере искусством совершать величай­шие дела легко и трудные — быстро. Он постоянно объезжал свою обширную империю, вникая во все, что только встречал. Дела появлялись со всех сторон, и он везде их оканчивал.


Ни один государь не умел так пренебрегать опасностями, и ни один не умел так избегать их. Он бравировал ими, в частности теми, которым почти всегда подвергаются великие завое­ватели: я имею в виду заговоры. Этот удивительный государь был крайне умерен, он отличался мягким характером, был прост в обращении и любил общество своих придворных. Он был, быть может, слишком доступен женским чарам, но госу­дарь, который сам всем управлял и провел всю жизнь в тру­дах, заслуживает некоторого извинения. Он соблюдал удиви­тельный порядок в своих расходах и управлял своим имуще­ством благоразумно, внимательно и расчетливо, любой отец семейства мог бы поучиться из его законов, как следует управлять своим домом. В его капитуляриях виден тот чистый и священный источник, из которого он черпал свои богатства. Скажу еще только одно: он приказывал продавать яйца с птичьих дворов своих имений и излишнюю траву из своих садов, а между тем он разделил между своими пародами все богатства лангобардов и несметные сокровища гуннов, огра­бивших весь свет.