Geum.ru

Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   ...   53
ГЛАВА XXVIII Об апелляции по поводу отказа в правосудии


Жалоба на отказ в правосудии подавалась в тех случаях, когда на суде сеньора затягивали решение дела, уклонялись от вынесения решения или отказывали сторонам в правосудии.


Хотя при королях второй династии граф и имел много подчиненных, но подчинение это относилось только к личности, а не к их юрисдикции. На своих съездах, ассизах или засе­даниях чиновники эти, как и графы, выносили окончательные решения. Вся разница состояла в распределении судебной вла­сти. Так, например, граф мог приговорить к смерти, решить вопрос о личной свободе или о возвращении имущества, тогда как сотник не мог решать таких дел.


На том же основании существовали дела высшего порядка, которые подлежали решению короля. Это были дела, непо­средственно затрагивавшие политические отношения. Сюда принадлежали, например, споры между епископами, аббатами и другими знатными людьми, которых судил король вместе со своими важнейшими вассалами.


Мнение некоторых авторов, будто существовала апелляция на графа королевскому посланному, missus dominicus, не имеет


основания: граф и missus имели равную, независимую одна от другой юрисдикцию; вся разница состояла в том, что missus проводил свои заседания в продолжение четырех меся­цев в году, а граф — в продолжение остальных восьми.


Тот, кто, будучи раз осужден в заседании уголовного суда, просил о новом рассмотрении дела и снова его проигрывал, платил 15 солидов пени или получал 15 ударов от судей, решивших дело.


Когда графы или королевские посланные видели, что они не в силах справиться с крупными сеньорами, то обязывали представить поруки в том, что они явятся в королевский суд; делалось это для рассмотрения дела, а не для его пересмотра. Из капитулярия в Меце я вижу, что была установлена апел­ляция на неправое решение лишь в королевский суд; все же другие апелляции были отменены, и за подачу их полагалось наказание.


Если кто-либо не хотел подчиниться приговору графских судей (эшевенов) и не подавал жалобы на их решение, он подвергался тюремному заключению, пока не подчинится этому приговору. Если же он подавал жалобу, то под надеж­ной стражей препровождался для разбора своего дела в коро­левский суд.


О жалобе на отказ в правосудии в те времена не могло быть и речи. Мало того, что никто не жаловался на то, что графы и другие лица, имевшие право открытия судебных съездов, неисправно производили свой суд; напротив, жалова­лись на слишком большое их усердие в этом деле. Существует множество указов, воспрещающих графам и другим судебным чиновникам открывать заседания суда более 3 раз в году. Приходилось не столько взыскивать за их нерадение, сколько сдерживать их неумеренное рвение.


Но после того как образовалось бесчисленное множество мелких владений и были установлены различные степени вас­сальных отношений, небрежное исполнение некоторыми васса­лами их судебных функций породило апелляции этого рода, тем более, что связанные с ними штрафы давали сеньору-сюзерену значительный доход.


С распространением обычая судебного поединка стали встречаться такие местности и обстоятельства, когда трудно было собирать пэров и когда вследствие этого отправление правосудия приходило в упадок. Таким образом появились жалобы на отказ в правосудии, и эти жалобы часто бывали замечательными моментами в нашей истории, потому что в те времена войны в большинстве случаев возникали по поводу нарушения государственного права, тогда как в современных войнах обыкновенно причиной или поводом к ним служит на­рушение международного права.


Бомануар говорит, что в случае отказа в правосудии никогда не было поединка, и вот почему: нельзя было вызы­вать на поединок самого сеньора вследствие того уважения, которым он пользовался; нельзя было вызывать и пэров сеньора, так как дело само по себе было ясно и требовалось только сосчитать дни, полагающиеся для вызова в суд, или другие сроки; к тому же не было никакого решения, а следо­вательно, не могло быть и неправого решения. Наконец, про­ступок пэров причинял оскорбление сеньору как стороне; а поединок сеньора со своими пэрами был против всяких правил.


Но так как в суде сюзерена отказ в правосудии доказы­вался свидетелями, можно было вызвать на поединок свидете­лей, не нанося этим оскорбления ни сеньору, ни его суду.


Г. Когда отказ в правосудии происходил по вине людей сеньора или его пэров вследствие того, что они замедлили с разбирательством дела или уклонились от вынесения приго­вора по прошествии установленных сроков, жалоба подавалась сюзерену против пэров сеньора, которые, если проигрывали дело, платили штраф своему сеньору. При этом сеньор не мог оказать никакой помощи своим людям, напротив, он налагал арест на их феоды, пока каждый из них не уплачивал ему штраф в 60 ливров.


2. Когда отказ в правосудии происходил по вине сеньора, что случалось, когда в его суде недоставало людей для выне­сения приговора или когда он не собирал своих людей, или никого не уполномочивал собрать их, то обращались с жало­бой к сеньору-сюзерену; но в силу почтения, следуемого сеньору, вызывалась на суд к сроку сторона, а не сеньор.


Сеньор вызывал свой суд в суд сюзерена, и, если выигры­вал по иску об отказе в правосудии, дело возвращалось к нему и ему платили 60 ливров штрафа; но если жалоба на отказ в правосудии подтверждалась, его наказывали лише­нием права суда по спорному делу, которое поступало на раз­бирательство по существу в трибунал сюзерена. В сущности жалоба об отказе в правосудии приносилась лишь с этой целью.


3. В случае иска вассала к своему сеньору, который дол­жен был разбираться в суде того же сеньора (что могло слу­чаться только в делах о феодах), истец по истечении всех сро­ков вызывал самого сеньора в суд перед «добрыми людьми» через посредство своего государя, от которого нужно было иметь на то разрешение. Вызов производился не через пэров, потому что пэры не могли вызвать в суд своего сеньора, но могли делать это только от имени сеньора.


Иногда за жалобой на отказ в правосудии следовала жа­лоба на неправый суд, если сеньор выносил решение по делу после того, как уже миновали положенные сроки.


Вассал, несправедливо обвинявший своего сеньора в от­казе в правосудии, платил ему штраф, размер которого опре­делялся сеньором произвольно.


Жители Гента подали королю жалобу по поводу отказа в правосудии на графа фландрского, отсрочившего постановле­ние решения по их делу на своем суде. При рассмотрении жа­лобы оказалось, что им соблюдены были сроки даже более короткие, чем те, на которые давал ему право местный обычай. Гентцам было отказано в иске, и граф фландрский приказал конфисковать у них имущества на сумму 60 тысяч ливров. Они снова обратились в королевский суд, прося уменьшить размер штрафа; на это последовало решение, что граф мог взять этот штраф и даже больший, если бы хотел. Бомануар принимал участие в вынесении этих решений.


4. В делах, которые сеньор мог иметь против своего вас­сала во всем, что касалось личности и чести этого последнего или его имущества, не принадлежавшего к феоду, не могло быть речи об апелляционной жалобе на отказ в правосудии, ибо дело в таком случае подлежало не суду сеньора, а суду того, от кого сеньор зависел. «Вассалы, — говорит Дефон­тен, — не могут быть судьями личности своего сеньора».


Я постарался дать ясное понятие обо всех этих отноше­ниях, которые у современных им авторов освещены до такой степени сбивчиво и туманно, что, поистине, извлечь их из того хаоса, в котором они находятся, значит открыть их заново.

ГЛАВА XXIX Эпоха Людовика Святого


Людовик Святой отменил судебный поединок в своих вла­дениях, как это видно из изданного им по этому случаю указа и из его Установлений, но он оставил их в силе в судах своих баронов, за исключением случаев жалобы на неправое решение.


Раньше нельзя было апеллировать на неправое решение суда своего сеньора без требования поединка с судьями, кото­рые произнесли приговор. Но Людовик Святой ввел в упо­требление апелляцию без поединка, и перемена эта была своего рода переворотом.


Он объявил, что нельзя апеллировать на неправое решение сеньориальных судов в его владениях, потому что такая апелляция равняется преступлению — государственной измене. И действительно, если она почиталась чем-то вроде измены по отношению к сеньору, то тем более было оснований считать ее изменой по отношению к королю. Вместе с тем он допу­скал просьбы о пересмотре судебных решений, но не потому, чтобы такие решения были несправедливы и злонамеренны, а потому, что они причиняли кому-либо ущерб. С другой сто­роны, он требовал, чтобы жалобы на решения баронских су­дов подавались не иначе, как в форме апелляции на непра­вое решение.


Итак, Установления не допускали жалобы на неправый суд в пределах королевских владений. Можно было просить у того же суда о пересмотре решения, и, в случае если королевский судья (бальи) отказывал в просьбе, король позволял пода­вать апелляцию в королевский суд или, скорее, согласно указа­ниям отдельных статей Установлений, подавать ему прошение о пересмотре дела, или челобитную.


Что касается сеньориальных судов, то, допуская относи­тельно их жалобы на неправый суд, Людовик Святой требо­вал, чтобы они поступали в королевский трибунал или суд сеньора-сюзерена и решались в них не поединком, а показа­ниями свидетелей согласно процессуальным правилам, им са­мим на этот предмет установленным.


Таким образом, и в тех случаях, когда допускалась жа­лоба на неправое решение, как, например, в сеньориальных судах, и в тех, когда она не допускалась, например в судах королевских владений, открывалась возможность апеллиро­вать, не подвергаясь случайностям поединка.


Дефонтен сообщает нам о двух таких впервые им виден­ных разбирательствах с устранением судебного поединка: одно в Сен-Кантене, который находился во владениях короля; другое в Понтье, где граф, присутствовавший на суде, сослался на старый порядок судопроизводства; но оба дела были решены по новому закону.


Может быть, спросят, почему Людовик Святой установил в судах своих баронов иной порядок судопроизводства, чем в трибуналах своих собственных владений. Причина была сле­дующая. Людовик Святой, создавая новый порядок суда в своих владениях, не встречал никаких препятствий к выпол­нению своих намерений; но он должен был обходиться осто­рожнее с сеньорами, пользовавшимися в этом случае старин­ной прерогативой, а именно, что дела никогда не переноси­лись из их судов, если только одна из сторон не решалась подать жалобу на неправое решение. Людовик Святой, сохра­нив обычай жалобы на неправое решение, определил, чтобы эта последняя обходилась без поединка. Другими словами, чтобы сделать перемену менее чувствительной, он уничтожил суть дела, но сохранил название.


Новый порядок не был принят повсеместно в сеньориаль­ных судах. Бомануар говорит, что в его время суд произво­дился двумя способами: по королевским Установлениям и по старым порядкам; сеньоры имели право выбрать тот или иной способ; но, начав дело по одному из этих способов, нельзя уже было перейти к другому. Он прибавляет, что граф клер-моыский следовал новому порядку судопроизводства, тогда как его вассалы держались старого. Но и граф, если бы по­желал, мог восстановить у себя старый порядок, иначе он пользовался бы меньшей властью, чем его вассалы.


Надо еще знать, что Франция делилась в то время на обла­сти, находившиеся во владении короля, и на так называемые области баронов, или баронии (по терминологии Установле­ний: область, подчиненная королю, и область, не подчиненная королю). Издавая указы для областей, состоящих в их вла­дении, короли опирались исключительно на свою власть. Но когда эти указы могли иметь отношение и к областям их баронов, то составлялись по соглашению с этими последними или скреплялись их подписью или печатью. В противном слу­чае бароны принимали или не принимали их, смотря по тому, находили ли они их соответствующими интересам своих сеньорий или нет. Меньшие вассалы состояли в таких же от­ношениях к более крупным вассалам. Установления были обнародованы без согласия сеньоров, хотя и относились к предметам, имевшим для них большое значение; поэтому они и были приняты только теми сеньорами, которые сочли это для себя выгодным. Сын Людовика Святого Робер принял их в своем Клермонском графстве, а его вассалы сочли примене­ние их в своих владениях неудобным,

ГЛАВА XXX Замечание по поводу апелляций


Понятно, что апелляция, которая были вызовом на поеди­нок, должна была подаваться тут же на месте. «Кто остав­ляет суд, не обжаловав решения, — говорит Бомануар, —те­ряет право апелляции и признает справедливость приговора». Порядок этот сохранился и после того, как было ограничено употребление судебного поединка.

ГЛАВА XXXI Продолжение той же темы


Простолюдин не мог подавать жалобы на неправое реше­ние суда своего сеньора. Это мы узнаем у Дефонтена; правило это подтверждается Установлениями. «Поэтому, — говорит еще Дефектен, — нет между тобою, сеньор, и твоим мужиком иного судьи, кроме бога».


Такое устранение простолюдина от права жалобы на непра­вый суд было прямым следствием обычая судебного поединка. Это настолько верно, что если простолюдин в силу полученной грамоты или обычая имел право вступать в поединок, то рас­полагал также и правом подавать жалобу на неправое реше­ние суда сеньора, хотя бы лица, решившие его дело, и были рыцарского звания. Дефектен дает наставление, как избежать скандального поединка рыцаря с простолюдином, подавшим жалобу на его неправый суд.


После того как судебный поединок начал выходить из употребления и стало распространяться употребление новых апелляций, возникла мысль, что нет разумного основания лишать простолюдина тех средств защиты против несправедли­востей суда сеньора, которыми пользуется человек свободного состояния, и парламент стал принимать апелляции простолю­дина наравне с апелляциями свободного человека.

ГЛАВА XXXII Продолжение той же темы


В случае жалобы вассала на неправое решение суда его сеньора последний является лично на суд сеньора-сюзерена, чтобы защищать решение своего суда. Также и при апелля­ции на отказ в правосудии вызванная на суд сеньора-сюзе­рена сторона являлась со своим сеньором, чтобы, в случае если обвинение останется недоказанным, сеньор мог восстано­вить свое право суда.


Впоследствии, когда при введении всякого рода апелляций правило, соблюдавшееся в этих двух специальных случаях, сделалось общим для всех дел, не могло не казаться стран­ным, что сеньор должен был проводить жизнь в чужих судах, а не в своем, и по чужим, а не по своим делам. Филипп Валуа постановил вызывать только королевских судей (бальи); а когда употребление апелляции еще более распространилось, защита апелляционных жалоб была предоставлена сторонам: дело судьи стало делом стороны.


Я уже говорил, что при жалобе на отказ в правосудии сеньор терял только право разбирательства данного дела на своем суде; но если вчинялся иск против самого сеньора как стороны, что стало повторяться очень часто, сеньор платил королю или сеньору-сюзерену, которым подавалась апелля­ция, штраф в 60 ливров. Отсюда, после того как апелляция вошла во всеобщее употребление, произошел обычай брать с сеньора штраф при отмене приговора его судьи. Обычай этот долго существовал, был подтвержден указом в Руссильоне и исчез, наконец, в силу своей бессмысленности.

ГЛАВА XXXIII Продолжение той же темы


В практике судебного поединка тот, кто выдвигал против одного из судей обвинение в неправом решении, мог в зави­симости от исхода поединка проиграть свой иск, но не мог его выиграть. Действительно, сторона, в пользу которой состоялся приговор, не могла его лишиться вследствие вмеша­тельства третьего лица. Для этого необходимо было, чтобы жалобщик, победивший в поединке, вступил в поединок и со стороною не для того, чтобы определить, хорош или дурен приговор (о приговоре уж не было более речи, так как поеди­нок уничтожил его), но чтобы решить вопрос о законности или незаконности жалобы. Поединок происходил только по поводу этого нового обстоятельства. Отсюда, невидимому, произошла наша формула произнесения приговора: суд уни­чтожает апелляцию; суд уничтожает апелляцию и то, на что эта апелляция. была подана.


И действительно, если подавший апелляцию на неправый суд был побежден, уничтожалась апелляция; если же он оста­вался победителем, уничтожался приговор и сама апелляция; приходилось выносить новое решение.


Это настолько верно, что в тех случаях, когда дело реша­лось судебным следствием, формула эта не употреблялась. Де ла Рош-Флавен говорит нам, что следственная палата не могла пользоваться этой формулой в первое время своего существования.

ГЛАВА XXXIV Каким образом судопроизводство сделалось тайным


Поединки ввели в употребление публичное судопроизвод­ство. Обвинение и защита были известны всем. «Свиде­тели, — говорит Бомануар, — должны показывать перед всеми».


Комментатор Бутилье говорит, что слышал от старых зако­новедов-практиков и читал в рукописных актах старинных процессов, что в старину во Франции уголовные разбиратель­ства совершались публично, в формах, мало отличающихся от публичного суда у римлян. Этот порядок находился в связи с распространенной в те времена неграмотностью. Употребление письма закрепляет на бумаге мысли и делает возможным установление тайны; но без письма эти же самые мысли мо­жет закреплять одно только публичное судопроизводство.


Так как легко могли возникать сомнения относительно того, что люди постановили на суде или разбирали перед дру­гими людьми, то на каждом заседании суда приходилось вос­станавливать все это в памяти посредством процедуры, носив­шей название свидетельского удостоверения. В этом случае вызов свидетелей на поединок не допускался, иначе дела, никогда не приходили бы к концу.


Впоследствии вошел в употребление способ тайного судеб­ного разбирательства. Прежде все совершалось публично, те­перь же все стало скрытым: допросы, дознания, вторичный опрос свидетелей, очные ставки, заключения обвинительной власти; этот самый обычай действует и в настоящее время. Первый способ судопроизводства соответствовал образу прав­ления того времени, тогда как новый был более свойствен образу правления, установившемуся впоследствии.


Комментатор Бутилье приурочивает это изменение ко вре­мени появления указа 1539 года. Я полагаю, что оно соверша­лось, мало-помалу распространяясь от сеньории к сеньории по мере того, как сеньоры оставляли старые формы суда, а новые, заимствуемые из Установлений Людовика Святого, посте­пенно совершенствовались. Действительно, Бомануар говорит, что свидетелей выслушивали публично только в тех случаях, в которых допускался поединок; в других же случаях их до­прашивали секретно и показания записывали. Таким образом, судопроизводство стало тайным, после того как вышел из упо­требления судебный поединок.

ГЛАВА XXXV О судебных издержках


В старое время во Франции вовсе не приговаривали к уплате судебных издержек в светских судах. Сторона, про­игравшая дело, несла достаточное наказание в виде штрафов, которые она уплачивала сеньору и его пэрам. Способ реше­ния дел судебным поединком в случаях преступлений приво­дил к тому, что неправая сторона лишалась жизни и имуще­ства и, следовательно, не могла нести большего наказания; в других же случаях судебного поединка взимались штрафы, размер которых иногда точно определялся законом, а иногда предоставлялся на усмотрение сеньора и которые в достаточ­ной степени внушали страх перед судебным процессом. Так же обстояло и с такими делами, которые разрешались не пое-


динком. Так как наибольшие выгоды получал при этом сеньор, то он же нес и важнейшие расходы всякий раз, когда нужно было созвать пэров или поставить их в условия, благоприят­ные для производства суда. К тому же дела оканчивались па месте и почти всегда без промедления, без того бесконечного письмоводства, которое развилось впоследствии, и потому не было нужды в вознаграждении сторон за издержки.


Введение-апелляций должно было, естественно, повлечь за собой и введение судебных издержек. Так, Дефонтен говорит, что в тех случаях, когда подавалась апелляция на основании писаного закона, т. е. когда следовали новым законам Людо­вика Святого, платились издержки; но при обыкновенном по­рядке судопроизводства, не допускавшем апелляции без жа­лобы на неправый суд, никаких издержек не взыскивалось, давалась лишь пеня и право на владение предметом спора в течение года и дня, если дело возвращалось к сеньору.


Но когда новые, более легкие способы апелляции умно­жили число апелляционных жалоб; когда вследствие частого употребления апелляций от одного суда к другому стороны были поставлены в необходимость беспрестанно отлучаться из места своего жительства; когда новое искусство судопроизвод­ства умножило число тяжб и сделало их бесконечными; когда достигло большой утонченности умение уклоняться от самых законных требований; когда сутяга понял, как ему следует убегать, чтоб только заставить за собою следовать; когда по­ложение истца стало разорительным, а положение ответчика— спокойным; когда доказательства стали исчезать в целых то­мах слов и писаний; когда суды переполнились помощниками правосудия, недостойными вершить правосудие; когда недо­бросовестность нашла советчиков там, где не находила опоры, — тогда оказалось необходимым удерживать ябедников страхом издержек. Они должны были платить их за решение и за те уловки, которые употребляли, чтобы его избегнуть. Общее постановление по этому предмету принадлежит Карлу Красивому.

ГЛАВА XXXVI О государственном обвинителе


По салическим и рипуарским законам, а также по законам других варваров преступления 'наказывались денежными штрафами; поэтому у этих народов и не было государствен­ной обвинительной власти, обязанной преследовать преступле­ния, как это делается у нас. Действительно, в те времена все сводилось к вознаграждению за убытки; всякий иск был, так сказать, гражданским делом, и всякое частное лицо могло предъявлять его. С другой стороны, и римское право в спосо­бах преследования преступлений держалось народных форм, которые не могли быть согласованы с представлением о госу­дарственной обвинительной власти.


Обычай судебного поединка не менее противоречил этому представлению, ибо кто бы согласился, взяв на себя роль госу­дарственного обвинителя, драться на поединке за всех против всех?


Я нахожу в одном сборнике формул, которые Муратори включил в собрание лангобардских законов, что во время вто­рой династии существовал защитник общественных интересов. Но стоит прочесть этот сборник, чтобы убедиться в совершен­ном отсутствии сходства между этим чиновником и тем, что мы теперь называем обвинительной властью, т. е. нашими гене­ральными прокурорами и прокурорами короля или сеньоров. Первые были публичными охранительными органами скорее в смысле политическом и семейном, чем гражданском. Мы действительно не видим из этих формул, чтобы на этого за­щитника общественных интересов возлагалась обязанность преследовать преступления, вступать в дела несовершеннолет­них, церквей или определять состояние лиц.


Я сказал, что установление звания государственного обви­нителя противоречило обычаю судебного поединка. Тем не ме­нее я нахожу в одной из указанных формул такого защитника общественных интересов, которому предоставляется свобода выходить на поединок. Муратори поместил ее непосред­ственно за узаконением Генриха I, для которого она была со­ставлена. В этом узаконении говорится, что, «если кто убьет отца, брата, племянника или иного родственника, тот ли­шается наследства после них, которое переходит к другим род­ственникам, его же собственное поступает в казну». В таком-то предъявленном к наследству иске со стороны казны и пре­доставлялась защитнику общественных интересов свобода отстаивать право казны поединком. Случай этот входил в об­щее правило.


Мы видим в этих формулах, что защитник общественных интересов выступает против того, кто, поймав вора, не доста­вил его графу; кто вызвал возмущение или собрал толпу про­тив графа; кто спас жизнь человека в то время, как граф по­велел ему предать его смертной казни. Он выступал против церковного поверенного, от которого граф потребовал выдачи вора и который не исполнил этого требования, против чело­века, открывшего государеву тайну чужеземцам; против того, кто с оружием в руках преследовал императорского послан­ного; против того, кто пренебрег распоряжениями импера­тора, — такой человек подвергался преследованию со стороны императорского поверенного или самого императора; против того, кто отказался принять монету государя. Наконец, этот защитник общественных интересов требовал выдачи вещей, ко­торые закон присуждал казне.


Но мы не встречаем защитника общественных интересов в делах о преследовании преступлений даже в таких случаях, когда дело идет о поединках, о пожарах, об убийстве судьи па суде, о состоянии лиц, о свободе и крепостной зависимости.


Эти формулы составлены не только для законов лангобар­дов, но и для приложенных к ним капитуляриев; поэтому не подлежит сомнению, что по рассматриваемому предмету они дают нам все делопроизводство за время второй династии.


Ясно, что эти защитники общественных интересов должны были исчезнуть вместе со второй династией, подобно королев­ским посланным в провинциях, по той причине, что не стало Ни общего закона, ни общей государственной казны; что не было больше графов в провинциях, не было их судебных заседаний, а следовательно, не было и этого рода чиновников, главное назначение которых состояло в поддержании автори­тета графа.


Применение поединка, получившего более широкое распро­странение при третьей династии, не допустило учреждения публичных обвинителей. Поэтому Бутилье, говоря в своей «Summa ruralis» о судебных чиновниках, упоминает только о бальи, о людях феодального владельца и сержантах. По Установлениям и Бомануару можно ознакомиться с порядком судебного преследования в те времена.


В законах Якова II, короля Майорки, я нахожу впервые должность королевского прокурора с теми функциями, какие она выполняет у нас. Очевидно, прокуроры эти появились здесь лишь после изменения судебных форм у нас.