Geum.ru

Аналитический отчет о результатах исследования «Преодоление ксенофобии в сми»

Вид материалаОтчет
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
Часть III
Эмпирический анализ текстов СМИ на предмет
выявления этнических стереотипов, установок ксенофобии и толерантности

 

Прикладной характер исследования обусловил специфику нашей работы. Напомним, одной из задач исследования была оценка уровня ксенофобии в московской региональной прессе. В связи с этим мы не могли произвольно отбирать эмпирические иллюстрации, а вынуждены были организовать скрупулезный мониторинг наиболее рейтинговых изданий, имеющих хождение в московском регионе.

В результате специального анализа рейтингов печатных СМИ, оказывающих наибольшее воздействие на массовое сознание москвичей, были отобраны пять ежедневных («Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», Московская правда», «Коммерсант») и пять еженедельных изданий («Аргументы и факты», «Итоги», «Семь дней», «МК-воскресенье», «Комсомольская правДА»).

Объектом исследования стали этнически окрашенные публикации (статьи, материалы хроники, интервью, реклама, объявления и проч.) в указанных печатных СМИ, а предметом исследования – конфликтогенный потенциал этих публикаций.

Отбор целостных информационных единиц (статей, сообщений хроники, интервью и т.п.), подлежащих анализу, первоначально осуществлялся исходя из присутствия в них:

этнонимов (русские, татары и проч.);

политонимов или топонимов, употребляемых в этническом контексте (Чечня – рассадник терроризма, Кавказ – цивилизационный антагонист России);

метаэтнических (славяне, англосаксы и проч.) или субэтнических (поморы, кряшены и проч.) маркеров;

указаний на расовую принадлежность (азиаты, негры и проч.);

указаний на конфессиональную принадлежность в этническом контексте (народ православный, правоверные);

идиоматических выражений, несущих этническую нагрузку (народ-хлебопашец);

пренебрежительных и оскорбительных выражений, употребляемых для обозначения этнических, этнокультурных, этноконфессиональных и расовых групп («чурки», «черные», «грачи», «обрезанные» и т.п.);

терминов, маркирующих те или иные социальные группы, локализованные в пространстве (привязанные к конкретной местности или территориально-административной единице) в случае, если такая локализация производна от этнонима (например: «ваххабиты Дагестана», «сепаратисты Чечни»). 

Впоследствии, в ходе логического анализа всей совокупности отобранных  публикаций были отброшены «нейтральные» материалы, этнически окрашенные, но не конфликтогенные по своему характеру. Из оставшегося в результате такой вторичной «фильтрации» (все еще очень значительного по объему массива информации) мы выбирали для нарративного анализа, во-первых, наиболее яркие (очень конфликтогенные или очень позитивные), во-вторых – наиболее типичные публикации, демонстрирующие самые распространенные «ошибки» и некорректности журналистов, допускаемые при освещении этнических сюжетов.

Классификатор содержательных интенций (см. предыдущий раздел) позволил систематизировать отобранный материал по форме и степени конфликтогенного воздействия публикаций на читателя, а также упорядочить его в соответствии с теми эмпирическими индикаторами, которые были разработаны в ходе операционализации терминов и понятий, используемых нормами уголовного и гражданского права.

Мы систематизировали отобранные публикации по признаку наличия в них:

 призывов к насилию (геноциду, убийствам, физическим расправам, сексуальному насилию, репрессиям, депортациям) или угрозам насилия в отношении этнической группы, ее фрагментов или отдельных ее представителей;

 призывов к этническим чисткам на определенных территориях, к фильтрации миграционных потоков по этническому принципу или угроз таковых в отношении этнической группы, ее фрагментов или отдельных ее представителей;

 призывов к дискриминации (нарушению прав и свобод человека, умалению в гражданских правах, лишению социально-статусных и профессиональных позиций) этнической группы, ее фрагментов или отдельных ее представителей, равно как и требований льгот и привилегий по этническому принципу;

 утверждений об исторических и актуальных преступлениях (криминальности) той или иной этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей;

 утверждений о наличии заговора, предосудительных и опасных намерений той или иной этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей против другой этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей;

 пропаганды исторических и современных примеров насилия и дискриминации в отношении этнической группы, ее фрагментов или отдельных ее представителей;

 сознательной фальсификации информации, ставящей под сомнение исторические и актуальные факты насилия и дискриминации в отношении этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей;

 указания на связь этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей с криминальными структурами, экстремистскими организациями, нелегитимными и нелегальными политическими акторами;

 обвинения в негативном влиянии той или иной этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей на экономические, социальные, политические процессы;

утверждения о наличии устойчивых негативных "черт национального характера" или "этнических особенностей психики" применительно к той или иной этнической группе, ее фрагментам или отдельным представителям;

упоминания названия этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей в уничижительном, оскорбительном контексте;

утверждения о физической, интеллектуальной, духовной или моральной неполноценности этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей.

 

Мониторинг десяти наиболее рейтинговых в московском регионе периодических изданий за три месяца не дал примеров публикаций, содержащих открытые призывы к насилию, этническим чисткам, дискриминации по этническому признаку. В исследованных нами материалах прессы отсутствовали также публикации, пропагандирующие исторические и современные примеры насилия в отношении той или иной этнической группы или ее представителей. Таким образом, можно констатировать, что проанализированный эмпирический материал не содержит интенций, относящихся к пунктам 1-3, 6 и 7 нашего классификатора. Интенции такого рода в изобилии содержаться в публикациях и материалах так называемой «националистической» или «патриотической» прессы, которая не была предметом нашего анализа в силу ее малотиражности, относительно низкой популярности и, соответственно, слабого воздействия на массовое сознание москвичей.  

Необходимо однако отметить, что некоторые публикации, при отсутствии в них открыто вербализованных призывов к дискриминации по этническому признаку, содержали в себе намеки на необходимость этнической фильтрации или завуалированное оправдание подобных действий. Такие интенции могли быть закамуфлированы во вполне нейтральном в целом тексте статьи. Вот наиболее яркий пример. Журналист «Аргументов и фактов» Екатерина Бычкова задается вопросом «Почему мы не любим «лиц кавказской национальности?», и сама же пытается в одноименной публикации на него ответить. Судя по контексту статьи, «мы» - это этническое большинство, русские. Выражение «лица кавказской национальности» автор предусмотрительно берет в кавычки, как бы цитируя расхожий обывательский стереотип, однако в ходе прочтения текста возникает ощущение, что Е. Бычкова вполне солидаризируется с пренебрежительным наименованием. При внешней толерантной направленности статьи, этим противопоставлением «мы – они» пронизан весь текст. Очевидно, что для автора «они» – это реальное единое целое, а не условное множество совершенно разных людей, принудительно извне объединяемых ярлыком в нерасчлененный коллектив, обладающий универсальными характеристиками: «…у европейцев культивируется терпимость к мнению другого, для китайцев, вьетнамцев и японцев толерантность – это великодушие, а у мусульман вообще и некоторых московских «лиц кавказской национальности» в частности – это снисхождение. Эти люди терпят НАС не потому, что уважают (или боятся), а потому, что живут по своим законам»[64]. Автор статьи не призывает к насилию, дискриминации или «национальной» вражде, но подспудно их провоцирует. Воспроизводя «мнение обывателя», Е. Бычкова тем самым незаметно сама формирует это мнение: «С точки зрения столичного обывателя, они шумные, горячие, многодетные… Они нас обслуживают… и при этом ведут себя, как хозяева жизни. Они не хотят ассимилироваться и гордятся этим. Кавказцы – это ругательство, которое за многие годы вошло в наш язык, и все к этому привыкли»[65]. Автор противопоставляет, сталкивает два образа - образ москвича, тихого, незащищенного, страдающего от иноплеменной оккупации, и собирательный образ приезжих с Кавказа – сильных, сплоченных, экспансивных, живущих по каким-то своим неизвестным и потому пугающим горским законам: «…реальная проблема в том, что… призывы к терпимости носят декларативный характер и, что гораздо хуже, ОДНОНАПРАВЛЕННЫ. Толерантными ко всем приезжим почему-то должны быть ТОЛЬКО москвичи. Тогда как приезжих «лиц кавказской национальности» толерантными быть никто не учит. И они продолжают решать свои проблемы не по российским законам, а этническими обычаями и родственными связями»[66]. Тем самым автор как бы оправдывает возможную нетерпимость по отношению к приезжим с Кавказа, и подспудно ее поощряет. Поднимая животрепещущую для москвичей проблему нелегальной миграции, Е. Бычкова (в силу этнологической некомпетентности или по иной причине) смешивает ее с проблемой межкультурного взаимодействия с иноэтничными, и в конечном итоге подменяет одно другим – социальное этническим: «Но что конкретно делать-то? Видимо, то же самое, что делают в Берлине с турками, в Париже - с арабами, в Лондоне – с пакистанцами. Ограничить въезд, квотировать его… как-нибудь… Например, получение гражданства с официальным отказом жить в Москве.  В России 89 субъектов – есть из чего выбрать. И это не дискриминация, это цивилизованная защита коренного населения. В среднеазиатских государствах с русскими поступают гораздо жестче: просто выгоняют из страны. Я выгонять не предлагаю, я предлагаю упорядочить миграционный поток»[67]. Автор игнорирует очевидный факт: если «упорядочивание миграционного потока» будет проходить по этническому признаку, то «цивилизованная защита коренного населения» выльется в этническую дискриминацию «некоренного». Рассмотренная публикация демонстрирует, что в достаточно нейтральном по форме тексте может содержаться негативный эмоциональный заряд, способный подействовать как призыв к действию (в данном случае – выдворению из столицы «лиц кавказской национальности) на соответственно настроенную аудиторию.

В другой статье -  Миланы Борисовой в «Комсомольской правде» внимание читателя к чисто информационному материалу привлечено хлестким названием: «Проституток и азиатов выгонят из Москвы»[68]. Очевидно, что подобный заголовок, набранный крупно жирным шрифтом, независимо от содержания самого материала, может подействовать на читателя совершенно определенным образом - как призыв к этническим чисткам или, во всяком случае, поощрение таковых. Пренебрежительно-оскорбительное наименование «азиаты» и огульное приравнивание выходцев из Центральной Азии к представительницам древнейшей профессии может разбудить в читателе самые негативные эмоции и желание избавиться от тех и других.

Приведенные примеры косвенной провокации журналистами дискриминационных действий не являются однако самыми типичными формами трансляции ксенофобии в СМИ. Чаще всего некорректное освящение этнических сюжетов, способствующее возбуждению межэтнической напряженности, встречается в криминальной хронике или аналитических статьях, посвященных криминальным сюжетам. Эти материалы в большинстве своем подпадают под пункт 4 нашего классификатора – «Утверждения об исторических и актуальных преступлениях (криминальности) той или иной этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей».

Самой распространенной ошибкой журналистов, ведущей к формированию негативных этнических стереотипов, является обозначение этнической принадлежности преступника при описании факта и обстоятельств того или иного криминального происшествия. Так, для «Московского комсомольца», «Комсомольской правды», «Московской правды» и «Вечерней Москвы» вполне типичными являются такого рода публикации в криминальной хронике: «Заезжих белорусских бандитов, которые прибыли в столицу якобы честно  заработать, а сами занялись разбоями, осудил на днях Московский городской суд. Вооруженные грабители нападали на респектабельных граждан и забирали ценности»[69]. Поскольку значительная часть преступлений совершается в столице приезжими и поскольку этническая принадлежность (как правило, приписанная) упоминается в основном тогда, когда преступник не является представителем этнического большинства, у читателей формируется устойчиво негативное восприятие всех приезжих (в особенности из стран СНГ) и «нерусских». Журналисты вольно или невольно создают у обывателя стереотипный образ столичного преступника – «нерусского гастарбайтера». Упоминание этнической принадлежности субъекта само по себе, конечно, не является преступлением и не противоречит законодательству РФ. Однако последствия, которые влечет обозначение этничности преступника в криминальной хронике вполне могут интерпретироваться как «возбуждение национальной вражды», «унижение национального достоинства», а в определенном контексте и как «пропаганда неполноценности граждан по признаку национальной принадлежности». Кроме того, указанные действия (обозначение этнической принадлежности преступника) противоречат «Кодексу профессиональной этики российского журналиста», принятому Союзом журналистов России, согласно которому журналист, «выполняя свои профессиональные обязанности… противодействует экстремизму и ограничению гражданских прав по любым признакам, включая признаки… расы, языка, религии… и национального происхождения», а также «…воздерживается от любых пренебрежительных намеков или комментариев в отношении расы, национальности, цвета кожи» и, главное – «от публикации таких сведений, за исключением случаев, когда эти обстоятельства напрямую связаны с содержанием публикуемого сообщения»[70]. Очевидно, что информация об этнической принадлежности человека, совершившего криминальные действия, в большинстве случаев не «связана напрямую» с фактом и обстоятельствами преступления, то есть, является излишней и демонстрирует нарушение упомянутого «Кодекса…». Приведем примеры.

«Вечерняя Москва» пишет: «Под видом покупателей угоняли иномарки у москвичей преступники, задержанные на днях сотрудниками 7-го отдела Московского уголовного розыска. Как рассказали «ВМ» в МУРе, заправлял делами 54-летний грузин, приехавший в Москву за легкими деньгами»[71]. Артем Туманин из «Московской правды» в материале о происшествии с заместителем начальника отдела одного из московских банков, подвергшемуся нападению неизвестных преступников, считает нужным сообщить следующие сведения (приведенные со слов пострадавшего): «Он сообщил, что на Рубцовской набережной его автомашину «Судзуки» вынудили остановиться, блокировав двумя иномарками. Из одной вышел мужчина кавказской внешности и резиновой палкой разбил лобовое стекло машины банкира, после чего несколько раз ударил несчастного по голове, отобрал у него… чемодан с деньгами…»[72]. В той же газете Ирина Валерьева сообщает о криминальном инциденте в метро: «В течение суток в столице произошли две драки с участием “лиц кавказской национальности”. Вчера… на станции метро «Киевская» трое чеченцев нанесли ножевые ранения троим русским»[73]. В данном случае автор не просто упоминает этническую принадлежность участников потасовки, но подчеркивает тот факт, что пострадавшими оказались русские (читай: «свои», «наши»), а ранения им нанесли «лица кавказской национальности» (читай: «чужаки»). Если бы исход драки был противоположным, и пострадавшими оказались чеченцы (что вполне вероятно), то автор, скорее всего, не сочла бы нужным заострять на этом внимание. Кстати, название этой публикации – «Горячая кровь» – тоже звучит весьма предвзято и содержит намек на изначальную характерологическую предрасположенность к криминалу уроженцев Кавказа.

Выходцы с Кавказа фигурируют в криминальной хронике особенно часто. Формирование у читателя негативного образа «кавказца» типично для журналистов большинства исследованных изданий (за исключением корректных «Итогов» и «Коммерсанта», а также издания «Семь дней»). Даже если бы имелись объективные данные относительно доминирования в криминальной среде представителей этих этнических сообществ, то и тогда у журналистов не было бы никаких оснований и прав разжигать в обществе ксенофобию по отношению ко ВСЕМ уроженцам Кавказа (что реально происходит). Напротив, согласно Кодексу журналистской этики в этой ситуации средствам массовой информации следовало бы сделать свои материалы максимально корректными, чтобы не усиливать, а, напротив, по возможности нивелировать бытующие в массовом сознании негативные стереотипы и установки. Вместо этого журналисты даже такого солидного издания как «Аргументы и факты» все время педалируют в своих публикациях эту тему, навязывая читателю представление о «кавказском» облике московской преступности. Это проявляется порой даже в далеких от криминальных сюжетов материалах. Так, в статье, посвященной выдающемуся российскому пловцу Александру Попову, корреспондент «АиФ» Дмитрий Гранцев, описывая трагический эпизод биографии спортсмена, походя, формирует у читателя негативный стереотип азербайджанца: «Попов – закаленный боец. Мало кто верил, что он после ножевого ранения, которое он получил в Москве от азербайджанца, торговца арбузами, вообще вернется в большой спорт»[74]. Даже корректный в целом «Коммерсант» позволяет себе периодически такого рода формулировки: «Проехать с таким грузом из Ингушетии в Моздок … было бы сложновато, даже учитывая продажность кавказских гаишников»[75]. Вряд ли кавказские гаишники в этом плане сильно отличаются от московских.

Итак, упоминание в публикациях этнической принадлежности героя материала (в особенности, материала о криминале) оправдано только в том случае, если это имеет прямое отношение к содержанию сюжета.  Например, в хронике МК в заметке под названием «Рабочих убили из-за неславянской внешности»[76] повествуется о том, как «двое молодых людей 19 лет от роду жестоко расправились с двумя приезжими из республики Марий Эл… Задержанные объяснили, что убили несчастных только за то, что те были нерусскими». И сама заметка, и, в особенности, ее заголовок содержательно, безусловно, конфликтогенны. Однако в данном случае упрекнуть автора не в чем – он всего лишь излагает факты, а конфликтной и провокационной является сама описанная в сюжете ситуация.

В связи с приведенными выше примерами неправомерного упоминания в криминальных материалах этничности преступников, необходимо дать еще одно существенное пояснение. Как известно, этническая принадлежность является частным делом каждого человека и может быть определена (особенно после отмены в паспорте графы «национальность») исключительно на основании личной самоидентификации. Иначе говоря, только сам человек может определить, если захочет, кто он «по национальности», и ни у кого другого, в том числе и у представителей правоохранительных органов, и у журналистов, нет права приписывать ему ту или иную идентичность или произвольно делать вывод о его этнической «принадлежности». Очевидно, что журналисты, сообщая информацию о «национальности» преступника, не проверяют ее предварительно, то есть не спрашивают героев своих материалов об их этнической идентичности, а значит, публикуют заведомо непроверенные, возможно, ложные сведения. Публикация непроверенных или ложных сведений является нарушением обязанностей журналиста, изложенных в Федеральном Законе «О средствах массовой информации». Такого рода информация может быть опротестована в соответствии со статьей 43 этого Закона.

Подчеркнем также: топоним «кавказцы», не являясь названием этнической группы, этнонимом, тем не менее, может  рассматриваться экспертами как аналог такового. В сложившейся ситуации он имеет выраженную негативную окрашенность, придаваемую ему журналистами и с готовностью воспринимаемую читателями в криминальном контексте: «Как сообщили «МК» в прокуратуре, кровопролитие на складе овощей и фруктов произошло 15 декабря прошлого года. Неизвестный кавказец ворвался в один из цехов базы и, угрожая рабочим пистолетом, потребовал выручку… »[77]. Андрей Родкин из «Комсомольской правды» придумал, как заменить стереотип «лица кавказской национальности». В статье «Преступник сбежал прямо через окно» он так описывает сбежавшего из под стражи преступника: «Приметы злодея: кавказской народности, на вид – лет 25…»[78].

Надо заметить, что бытующий в прессе стереотип, объединяющий всех представителей Кавказа в одну общую «национальность» (или в данном случае - «народность») свидетельствует о низком уровне этнологической грамотности журналистов. Очевидно, что журналист, обладающий минимальными знаниями по этнографии Кавказа и осведомленный о значительных различиях в традиционной культуре, языке, обычаях, религии и даже фенотипе представителей этнических сообществ, населяющих этот регион, никогда не позволит себе подобные терминологические вольности.

Приведенные выше примеры относятся в основном к криминальной хронике и содержат, по преимуществу, факты без оценок. Как мы видим, даже очищенный от оценок фактический материал может быть изложен и подан читателю так, что будет провоцировать этнофобию. Что же говорить об аналитических материалах и статьях – здесь «возможности» журналиста и опасности такого рода гораздо шире, поскольку они содержат не просто намеки, но также выводы и оценки автора.

Андрей Курочкин из «Московской правды», анализируя содержание криминальных колонок, пишет: «Все чаще в криминальных хрониках фигурируют выходцы с Кавказа, которые решают свои споры с помощью ножей и пистолетов. Место выяснения отношений не выбирают – где застала необходимость пустить кровь, там ее и удовлетворяют. Два азербайджанца были доставлены в больницу после посещения Черкизовского рынка. Пострадавшие приехали на рынок за товаром. Возник конфликт с соотечественниками. Последние оказались горячее и быстрее – оба закупщика получили огнестрельные ранения…»