Аналитический отчет о результатах исследования «Преодоление ксенофобии в сми»
| Вид материала | Отчет |
- Доклад Ирины Игоревны Шурыгиной (Институт социологии ран) был посвящен результатам, 384.39kb.
- Информационно-аналитический отчет по итогам проведения мониторингового исследования, 550.33kb.
- Отчет о результатах проведения маркетингового исследования рынка предприятий-товаропроизводителей, 339.5kb.
- Краткий аналитический отчет о достигнутых результатах Миссия гимназии и цели образовательной, 549.55kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 9 Апрель 2012, 4242.85kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 10 Март 2012, 4242.83kb.
- Аналитический отчет Редакция от 25. 02. 2011 Бишкек февраль, 2011 г. Свод некоторых, 1653.49kb.
- Аналитический отчет по результатам социологического исследования Москва, 2010, 1311.92kb.
- Аналитический отчет по результатам исследования Ассоциации менеджеров и Российского, 357.36kb.
- Аналитический отчет о результатах управленческой деятельности руководителя дошкольного, 322.17kb.
Санкции, предусмотренные нормами гражданского права
Обращение к закону в случае разжигания межэтнической розни с использованием СМИ подразумевает не только мобилизацию соответствующей статьи УК РФ, но и апелляцию к нормам гражданского законодательства. Такую возможность дает, прежде всего, федеральный закон "О средствах массовой информации". Вместе с тем применение этого вполне демократичного и в целом прогрессивного закона в интересующем нас контексте, как нам кажется, далеко не всегда оправдано. Для того, чтобы аргументировано обосновать свою позицию, обратимся к тексту закона.
Статья 4 "Недопустимость злоупотребления свободой массовой информации" Закона "О СМИ" гласит: "Не допускается использование средств массовой информации в целях… разжигания национальной… религиозной нетерпимости или розни…"[31]. Статья 51 "Недопустимость злоупотребления правами журналиста" запрещает "использовать право журналиста на распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства…»[32].
Невыполнение этих требований подразумевает определенные санкции по отношению к ксенофобам. Такая санкция предусмотрена статьей 16 "Прекращение или приостановление деятельности", в соответствии с которой, деятельность нарушившего закон СМИ может быть приостановлена и даже прекращена. Казалось бы, закон суров, и санкции предельно жесткие: ликвидация СМИ. Но обеспечивает ли это на деле процедура применения данной статьи? "Деятельность средства массовой информации может быть прекращена или приостановлена только по решению учредителя либо судом в порядке гражданского судопроизводства по иску регистрирующего органа или Министерства печати и информации Российской Федерации…".
Понятно, что рассчитывать на решение учредителя в данном случае не приходится; надежды на регистрирующий орган также не много: административные структуры неохотно берут на себя функции содержательного контроля за деятельностью зарегистрированных ими СМИ. Остается надеяться только на иск МПТР РФ. Но и эта надежда достаточно иллюзорна. Дело в том, что "основанием для прекращения судом деятельности средства массовой информации являются неоднократные в течение двенадцати месяцев нарушения редакцией требований статьи 4 настоящего Закона, по поводу которых регистрирующим органом или Министерством печати и информации Российской Федерации делались письменные предупреждения учредителю и (или) редакции (главному редактору), а равно неисполнение решения суда о приостановлении деятельности средства массовой информации.
Основанием для приостановления судом (судьей) деятельности средства массовой информации может служить только необходимость обеспечения иска, предусмотренного частью первой настоящей статьи»[33].
Итак, к редакции СМИ административное взыскание применяется в виде предупреждения и прекращения деятельности. Но чтобы таковое взыскание наложить, необходимо пройти ряд этапов административного делопроизводства. В соответствии с Типовым положением о территориальном управлении Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средствам массовых коммуникаций (утверждено Приказом МПТР от 29.11.99 № 5), территориальное управление компетентно лишь направлять в МПТР "материалы по фактам нарушений законодательства РФ для вынесения предупреждений о недопустимости таких нарушений, вынесения предупреждения об устранении допущенных нарушений законодательства". Порядок вынесения предупреждения законом не урегулирован. Л. Макеева предполагает, что поскольку предупреждение является административным взысканием, то оно должно применяться в порядке производства по делу об административном правонарушении… В случае вынесения регистрирующим органом в течение года двух и более предупреждений он вправе обратится в суд с заявлением о прекращении деятельности СМИ. Рассмотрение такого заявления осуществляется судом общей юрисдикции по правилам искового производства"[34].
Представить себе, что компетентные организации по собственной инициативе и своими силами постоянно в течение года отслеживают конфликтогенные публикации и делают соответствующие письменные предупреждения редакции, чрезвычайно трудно.
Наконец, говоря о недостатках рассматриваемого закона, следует отметить и столь характерные для отечественного нормотворчества, призванного регулировать "взбунтовавшуюся" этничность, неточность и двусмысленность определений. В специальной литературе отмечалось, что "понятие рознь… в русском языке имеет двойственное значение: обозначает вражду и различие, особенность… Во втором значении оно вовсе не является предосудительным и, тем более, наказуемым", и что "требуется более точное и однозначное определение запретного понятия нетерпимость" (Л. Макеева)[35]. Все это, разумеется, не облегчает процедуру административного делопроизводства.
Поэтому, на наш взгляд, при наличии возможности прямой апелляции к уголовному законодательству по факту (прецеденту) единовременной публикации, провоцирующей межэтническую рознь, обращение по тому же поводу к столь громоздким и малопродуктивным нормам гражданского права просто не имеет смысла. Тем более, Закон "О СМИ" в статье 59 "Ответственность за злоупотребление свободой массовой информации" фактически отсылает нас к УК РФ. Злоупотребление свободой массовой информации, выразившееся в нарушении требований статьи 4 Закона "О СМИ" "влечет уголовную, административную, дисциплинарную или иную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации", также как злоупотребление правами журналиста, выразившееся в нарушении требований статей 50 и 51, рассматриваемого Закона… влечет уголовную или дисциплинарную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации»[36].
Впрочем, Судебная палата по информационным спорам при Президенте РФ сформулировала положение, согласно которому "привлечение к ответственности по статье 4 Закона РФ "О СМИ" может осуществляться независимо от привлечения к уголовной ответственности…", а "орган, выносящий предупреждение, самостоятельно оценивает все обстоятельства дела, в том числе, - цель использования СМИ"[37]. К сожалению, целеполагание обращения к Закону "О СМИ" независимо от уголовного преследования Судебная палата не проясняет.
На наш взгляд, известный резон в таком параллелизме есть. Закон "О СМИ" действительно может быть использован в сочетании со статьей 282 УК РФ. После установления вины журналиста или редакции СМИ в уголовном делопроизводстве, истец может реализовать свое право на опровержение, предусмотренное статьей 43, которая гласит: «Гражданин или организация вправе потребовать от редакции опровержения не соответствующих действительности и порочащих их честь и достоинство сведений, которые были распространены в данном средстве массовой информации… Если редакция средства массовой информации не располагает доказательствами того, что распространенные им сведения соответствуют действительности, она обязана опровергнуть их в том же средстве массовой информации. Если гражданин или организация представили текст опровержения, то распространению подлежит данный текст, при условии его соответствия требованиям настоящего Закона…»[38].
Кроме того, статья 46 предусматривает "право на ответ (комментарий, реплику) в том же средстве массовой информации" для юридических и физических лиц, "в отношении которых в средстве массовой информации распространены сведения, не соответствующие действительности…"[39]. Периодическая реализация этого права на практике может служить дополнительным сдерживающим фактором для журналистов и редакций СМИ, подверженных ксенофобии.
Административные (неправовые) меры воздействия
Арсенал административных методов воздействия на СМИ, казалось бы, должен быть строго лимитирован границами отечественного правового пространства, нормативными документами, призванными оптимизировать отражение этничности в СМИ. Однако, в силу остроты проблемы и особой опасности конфликтогенного воздействия масс-медиа на этноконтактную ситуацию, в сфере управления и в экспертном сообществе появляются предложения предоставить управляющим субъектам право (легитимно не оформленное) "фильтровать" и лимитировать поток этнически окрашенной информации, транслируемой СМИ в общественное сознание.
Эта концепция, имеющая весьма авторитетных сторонников, сформулирована В. Тишковым следующим образом: "На ТВ-экранах, и в печати не должны появляться и цитироваться не только активисты экстремизма, но и сообщения на эту тему должны носить дозированный характер, без пересказа аргументов и показа "как это делается"[40].
Мы категорически не согласны с этой позицией, уязвимой, как нам кажется, с разных точек зрения.
Прежде всего, потому что она никоим образом не согласуется с базовыми ценностями демократического общества. Об этом уже писали в правозащитной публицистике, и нам остается отчасти солидаризироваться с этой критикой. В частности, Ю. Казаков по этому поводу пишет: "Предлагаемая им (В. Тишковым – авторы) прессе в качестве оптимальной с точки зрения общественных интересов, то есть разумной и нравственной, позиция не безукоризненна, ибо находится в серьезном противоречии с принципом (и конституционной нормой) свободы слова, свободы массовой информации"[41].
Однако мы не считаем эту позицию оптимальной и с точки общественных интересов. И вот почему.
В том случае, если власть тем или иным способом ограничит распространение правдивой и актуальной информации о наиболее острых проблемах межэтнических взаимодействий посредством лояльных и подконтрольных ей СМИ, то информационная "лакуна" в тот же день будет заполнена "желтой" прессой, а также СМИ (печатными, и особенно радиовещательными), созданными и финансируемыми самими экстремистами. Нет нужды специально говорить о том, что интерпретации событий и предлагаемые доктрины в таких СМИ будут далеки от толерантности. Последовать упомянутой рекомендации – это значит отдать на откуп недоброжелательным оппонентам важнейший и актуальнейший спектр информационно-политических воздействий.
Масс-медиа, информация как таковая – это прежде всего товар, и в условиях рынка ограничение деятельности одного из его сегментов приведет только к возникновению теневых структур, с понятными издержками для общества и государства. Кроме того, российские обыватели, уже почти забывшие навыки прослушивания "вражеских голосов", вновь прильнут в ночные часы к своим радиоприемникам. Управленческие решения такого рода создадут благоприятную почву для культивирования всякого рода слухов, домыслов и фальсификаций, а значит, и мощные рычаги манипулирования общественным мнением.
Наконец, реализация рассматриваемой позиции в управленческой практике может окончательно подорвать доверие общества к власти. Россиянам вряд ли понравится ситуация, при которой некий чиновник (пусть даже из самых лучших побуждений) будет на свой страх и риск решать, что должны и что не должны знать подведомственные ему сограждане. Можно быть абсолютно уверенным в том, что при нынешнем арсенале технических средств, обыватель найдет способ эффективно воспротивиться такому решению, и, соответственно, административные импульсы такого рода просто не имеют смысла.
Кроме отмеченного выше противоречия нормам Конституции РФ, точка зрения В. Тишкова находится в явном противоречии с положениями Закона РФ "О СМИ". В частности, статья 3 "Недопустимость цензуры" этого Закона гласит: «Цензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей, - не допускается.
Создание и финансирование организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, - не допускается»[42].
В свою очередь, статья 58 "Ответственность за ущемление свободы массовой информации" Закона "О СМИ" провозглашает, что « Ущемление свободы массовой информации, то есть воспрепятствование в какой бы то ни было форме со стороны граждан, должностных лиц государственных органов и организаций, общественных объединений законной деятельности учредителей, редакций, издательств и распространителей продукции средства массовой информации, а также журналистов… влечет уголовную, административную, дисциплинарную или иную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.
Обнаружение органов, организаций, учреждений или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, - влечет немедленное прекращение их финансирования и ликвидацию в порядке, предусмотренном законодательством Российской Федерации» [43].
Заслуживает внимания подход к этой проблеме, сформулированный следующим образом: "К сожалению, временами демократическая дискуссия, включающая пропаганду ненависти (в форме оскорбления или обвинительных расистских нападений) обязательно допускает унижение идей и верований, дорогих остальным людям… Подавление подобных выпадов не будет решением проблемы, а скорее даже загонит ее вглубь общества и даст повод для актов насилия… Речь никогда не должна ограничиваться по ее содержанию. Любые ограничения выражения должны быть направлены только против ее "заряда", как, например, выражения, прямо призывающие к незаконным действиям… В свободном обществе терпимость требует, чтобы мы терпели нетерпимость"[44].
В этом контексте отметим, что органы власти должны всячески избегать любого соблазна возродить в каком бы то ни было виде предварительную цензуру, должны отказаться от искушения воздействовать на журналистов и СМИ какими бы то ни было неправовыми методами.
Любые действия, направленные на ограничение свободы слова, даже если они осуществляются от имени общества и, якобы, в интересах общества вредны и опасны. Ю. Казаков совершенно справедливо полагает: "И зрелое общество, и зрелое профессиональное журналистское сообщество заинтересованы в том, чтобы проблемные темы, в том числе и напичканные острыми вопросами, находили отражение в СМИ. Чтобы СМИ и журналисты вносили… свою лепту в организацию публичной дискуссии – способа конкурентного предъявления различными общественными и политическими силами своих настроений, представлений, позиций, предметного поля для умственной и нравственной работы общества по формированию своего будущего"[45].
Интервьюируя главного редактора журнала "Итоги" К. Дыбского, мы задали ему вопрос о том, насколько было бы обосновано и выполнимо решение о создании какой-либо контролирующей организации, которая "держала бы в узде журналистов". Ответ был весьма поучительным: "Я считаю, что такое решение проблемы будет однозначно вредно. Начнется совсем другая игра (в полицейского и вора). Журналисты будут стараться нарваться на неприятности, чтобы был информационный повод рассказать о том, как «нас душат». Вся творческая энергия будет уходить в свисток. Журналисты – живые люди, им постоянно нужны горячие темы. Понятно также, что чиновники получат распорядительные инструкции, написанные казенным языком, и эти инструкции будут вытаскиваться на страницы СМИ. В результате все будут выглядеть скандально, а сама проблема решаться не будет – лишь обостряться. И еще – кто будет решать «что дозволено»? Что это за люди? Каковы критерии? Глупость это все. Таким волевым способом проблему не решить. Хотя вопрос крайне сложный, и как его решить, лично я не знаю..."
Главный редактор "Московской правды" Ш. Муладжанов в свою очередь отреагировал на этот вопрос со всей определенностью: "Я противник предварительной цензуры. Средства массовой информации должны быть поставлены в определенные условия, должны быть определенные правила игры, должно быть понятно, что запрещено на уровне закона. Есть конституция, и там достаточно ясно все написано. И если взять достаточно совершенный «Закон о средствах массовой информации», то можно понять, чего нельзя. Все остальное можно".
Рассуждая о том, что можно и что нельзя журналистам, главный редактор еженедельника "7 дней" В. Орлова сказала: "Должно быть нравственное табу. Цензура должна быть, но это должна быть цензура, записанная в христианских заповедях". Вопрос о нравственных табу заслуживает специального рассмотрения.
Морально-этические санкции в рамках
профессионального сообщества журналистов
Мнения по поводу эффективности этого "инструмента" регулирования взаимодействия этничности и масс-медиа резко расходятся.
По мнению одних, "мало кто осмеливается произносить вслух слово "цензура" (хотя есть и такие), но и о том, что чтобы опереться на журналистскую саморегуляцию, говорят еще меньше" (И. Дзялошинский)[46]. Другие, напротив, полагают, что и ученые, и правозащитники, пишущие на тему ксенофобии в СМИ, неизменно акцентируют внимание именно на этом. Более того, как отметил М. Савва, "имеющиеся в настоящее время рекомендации по профилактике конфликта силами СМИ отражены в первую очередь в предложениях различных авторов по созданию кодексов поведения журналистов"[47]. Знакомство с литературой, посвященной рассматриваемой проблеме, убеждает нас в том, что последняя точка зрения в большей степени соответствует действительности.
Поскольку пишут о толерантности в СМИ чаще всего публицисты-правозащитники и сами журналисты, постольку возможности "внутрицеховой" саморегуляции на основе морально-этических кодексов часто рисуются, как нам кажется, в излишне розовых тонах.
Главный редактор газеты "Вечерняя Москва" В. Евсеев, отвечая на вопрос о том, возможна ли какая бы то ни было цензура при освещении интересующих нас проблем, категорически возразил: "цензором должен быть каждый журналист". Чаще всего в сочинениях на заданную тему авторы ограничиваются перечислением совершенно справедливых, но достаточно тривиальных лозунгов. Вот типичный пример такого морализаторства: "Постоянная ориентация на этику ненасилия, противодействие насилию, экстремизму, ограничению прав и свобод по национальному признаку, осуждение любых проявлений терроризма…, моральная ответственность журналиста за результаты профессиональной деятельности" (И. Кулиев)[48]. Со всем этим трудно не согласиться, но решительно непонятно, каким образом можно приблизиться к мобилизации названных этических предписаний в практике журналистской работы. Оптимисты надеются на то, что журналистская среда способна к самоорганизации и что эффективному контролю за профессиональной деятельностью членов своего "цеха". М. Савва, например, пишет о задаче внедрения в практику СМИ конкретных этических норм, формирования механизмов контроля их выполнения, полагая при этом, что "это может быть сделано только силами самого журналистского сообщества"[49].
Многим энтузиастам-правозащитникам представляется, что "развитая журналистская среда… десятилетиями выстраивающая социально ответственную линию именно журналисткой морали, будет оценивать поступок коллеги прежде всего по критериям соответствия своим "профессиональным" нормам поведения: признанным профессиональным стандартам или даже рекомендациям, данным "цехом" своим членам для действия в схожей ситуации" (Ю. Казаков)[50]. Вместе с тем признается тот факт, что "в самом журналистском сообществе до сих пор предпринималось довольно мало попыток к полноценному осуждению разжигания национальной… розни. Поскольку этические нормы саморегулирования СМИ в этой области не разработаны, разного рода ксенофобия находит широкое распространение даже в самых уважаемых общественно-политических изданиях…" (А. Верховский)[51].
Можно согласиться с тем, что попыток противодействия ксенофобии в СМИ в журналистском сообществе было немного, но утверждение относительно неразработанности этических норм саморегулирования вызывает некоторое удивление. Дело в том, что в приложении к сборнику, в составе которого опубликована цитируемая статья, мы находим выдержки из 29 этических кодексов журналистов разных стран, в которых содержаться нормы о недопустимости публикации "материалов, способствующих разжиганию расовой, национальной или религиозной вражды, использования слов и выражений, унижающих человеческое достоинство"[52]. Ю. Казаков проанализировал сорок пять профессионально-этических кодексов, в тридцати одном из них он обнаружил позицию, согласно которой "этническая принадлежность человека (как и другие персональные данные: от пола и возраста до принадлежности к религиозным объединениям или сексуальной ориентации) может быть упомянута публично только в случае, когда это имеет существенное значение для понимания сути дела"[53]. В. Малькова напоминает о том, что и "у нас есть общий российский Кодекс профессиональной этики журналиста, принятый в 1994 году", и предлагает его актуализировать, "подтвердив и обновив многие его позиции"[54]. Вероятно, руководствуясь этим Кодексом, Большое Жюри Союза Журналистов на заседании коллегии неоднократно выносило резолюции с осуждением действий своих коллег, публикующих некорректные материалы по интересующей нас проблеме[55].
Таким образом, речь должна идти не о том, что соответствующие этические нормы не разработаны, а о том, что следовать этим нормам журналисты, чаще всего, не считают нужным. Суть проблемы, состоит, как нам кажется, именно в этом. Значит нужно понять, почему масс-медиа далеко не всегда освещают этнические проблемы корректно и оценить эффективность апелляций к журналистской этике.
Мы вовсе не хотим сказать, что журналисты безнравственны и сознательно стремятся к нагнетанию межэтнической напряженности или оскорблению этнического чувства людей. Это не так. Ксенофобия на страницах газет и журналов обусловлена рядом вполне объективных социальных факторов.
Независимая пресса в условиях рынка может существовать только тогда, когда на газеты и журналы, также как и на всякий другой товар, есть потребительский спрос. Очевидно, что этот спрос во многом обусловлен, во-первых, просвещенностью потребителей, во-вторых, модой, или господствующими в данный момент вкусами, ценностями, применительно к этнической проблематике – этноконтактными установками. Соответственно не только СМИ провоцируют ксенофобию у потребителей информации, но и потребители печатной продукции в свою очередь навязывают прессе собственные фобии и тревожные ожидания. Дело даже не только и не столько в том, что журналисты - люди и ничто человеческое им не чуждо (они также подвержены влиянию массовых настроений). Главное – они (как и те, кто вкладывают деньги в масс-медиа) вынуждены производить и продавать ту интеллектуальную продукцию, которую готовы оплачивать потенциальные потребители.
В условиях, когда массовое сознание неразрывно связывает страшные террористические акты и этничность, когда обыденное мнение окрашивает в этнические тона криминальную ситуацию, когда острая социальная конкуренция интерпретируется обывателями как следствие дифференциации по этническому признаку, когда миграционный "обвал" порождает ощутимую этнокультурную дистанцию, в этих условиях СМИ неизбежно будут продавать потребителям ту продукцию, которая соответствует подобным установкам и ожиданиям. Можно сколько угодно взывать к журналистской этике, но нельзя при этом забывать, что на медийном рынке существует жесткая конкуренция. Этническая проблематика в интерпретациях, востребованных потребителем, едва ли не самый товарный сюжет, поэтому журналисты писали и будут писать "жаренные" материалы, редакторы ставят и будут ставить их на первые полосы, магнаты масс-медиа вкладывали и будут вкладывать деньги в те издания, которые пользуются спросом у населения.
Нет нужды специально объяснять, что этнические образы, созданные посредством СМИ, «являются реально действующими субъектами межэтнических отношений и обладают широкими возможностями содержательного и эмоционального воздействия на общественные отношения»[56]. Это тем более опасно, что современные свойства коммуникативных средств масс-медиа позволяют преодолевать барьер осознанно-критического восприятия информации. Активное использование в них мифологических сюжетных мотивов (часто в современном научно-терминологическом сопровождении и с использованием подлинных фактов) без критических комментариев формирует у читателя искаженное и расщепленное представление об объективной реальности. Фактически происходит массированное неконтролируемое вторжение в психику людей, манипулирование их сознанием[57].
Примечательно, что в журналистском сообществе призывы отказаться от тиражирования этноконфликтогенных сюжетов понимания чаще всего не находят. Более того, многие редакторы видят в публикации "острых" статей на эти темы прямое предназначение независимых СМИ.
Вот характерное мнение Ш. Муладжанова ("Московская правда"), сформулированное им в ходе нашей беседы на заданную тему. Приведем ее фрагмент:
Вопрос: "Когда «Московский комсомолец» публикует огромную, на разворот, статью «Покорение Кавказом» (кавказцы оцениваются в ней как исконные враги России), что побуждает это делать? Журналист может искать популярности, но почему главный редактор пропускает такие материалы, стоит ли за этим "раскручивание" товарного знака издания или что-то большее?
Ш. Муладжанов: "Я бы задал вопрос по-другому. Существует ли в обществе такое мнение? Существует. А представление разных точек зрения - это обязанность крупных средств массовой информации, которые не относятся к одной партии или к одному направлению. Это не только право, но и обязанность. Другое дело, если Вы даете такую точку зрения, то надо давать и другую. Надо показывать, что это не редакционное мнение, а одна из нескольких позиций, которые Вы хотите осветить. Что Вы готовы предоставить слово тем, кто придерживается других точек зрения. Потому что, если печатать только все "правильное", не будет читательского интереса, дискуссии не будет. Мы не говорим сейчас о рекламодателях, о тираже. Просто не интересно будет. Постоянной аудитории нужна встряска, дискуссионная острота. Поэтому давать такие материалы нужно, но при этом обязательно показывать и другие точки зрения. Такого рода публикации, показывающие, что идет заполонение, порабощение Москвы выходцами из Средней Азии или Кавказа мы тоже давали, но давали так, чтобы читатели видели, что это не позиция газеты. Мы вместе со всеми ищем выход. Ведь проблема существует. Когда усиление одних диаспор идет в пику другим диаспорам это неправильно. Эту проблему надо решать. И раз есть проблема, значит, ее нужно показывать".
Отвечая на вопрос о том, в какой степени острые этнические сюжеты эксплуатируются в московских печатных СМИ, К. Дыбский ("Итоги") вполне резонно связал степень такой эксплуатации с тем, на какую читательскую аудиторию ориентированно то или иное издание: "этот вопрос в московских СМИ затрагивается, обсуждается и эксплуатируется абсолютно по разному и в различной степени. И это, я думаю, зависит от того, каков средневзвешенный социологический портрет читателя. Скажем, для изданий, которые ориентируются на высокообразованную и обеспеченную категорию читателей - этот вопрос, как правило, деликатный, болезненный; на страницах таких изданий его обсуждают более осторожно, более взвешенно и, по возможности, научно. А некоторые многотиражные СМИ, ориентированные на очень размытый "средний" уровень читательской аудитории, при желании получают от эксплуатации этой проблематики все возможные дивиденды".
Очень схожее мнение высказала и В. Орлова ("7 дней"): "Очевидно, что у нас есть издания, которые явно спекулируют на этнической тематике и на этом набирают читателей… Из соображений корпоративной этики называть их не буду. Но есть издания скандальные, причем как политические издания, так и откровенно желтые издания… Например, могут дать на первой полосе заголовок о том, что кавказец изнасиловал 5 русских девочек. Это безнравственно".
Приведенные суждения свидетельствуют о том, что "товарность" скандальных публикаций на этнические темы прекрасно осознается в самом журналистском сообществе. Соответственно, в полной мере рассчитывать на некие нравственные "самоограничители" журналистов и топ-менеджеров масс-медиа не приходится. Да, есть журналисты, которым нравственная "чистоплотность" не позволит получать гонорары за тиражирование ксенофобии, но всегда найдутся такие, которые превратят собственные страхи в товар. Все это не означает, что власти должны полностью отказаться от использования такого "рычага" воздействия журналистское сообщество, как апелляция к этическим нормам, принятым в профессиональном сообществе. Но не следует и переоценивать его эффективность. Конечно же, совсем не плохо, когда публикация провоцирующих ксенофобию материалов сопровождается соответствующими этическими оценками коллег. Однако этическое и моральное осуждение недобросовестных журналистов не должно восприниматься как достаточная мера воздействия и ответственности. Ограничить поток этноконфликтных материалов в прессе, можно только апеллируя к закону, и наказывать провинившихся можно только в строгом соответствии с законом. Совершенно прав Ш. Муладжанов, который заявил: "Я считаю, что запретов у нас достаточно. Если редакция газеты или телекомпании, зная законы, их преступили, должно быть судебное разбирательство. Переступили – будете наказаны. Не доказали – работайте дальше". В противном случае этические санкции могут стать опасным орудием расправы с неугодными журналистами. Объективированные в виде резолюций, протоколов и тому подобным образом этические и моральные оценки деятельности журналиста или СМИ должны возникать не вместо оценок правовых, а наряду с таковыми.
Общественный контроль, профессиональные этнологическая,
юридическая и социолингвистическая экспертизы
Мобилизация закона на борьбу с ксенофобией в СМИ – проблема не такая простая, как это может показаться на первый взгляд. И дело не только в отмеченных дефектах нормативных документов. К сожалению, не очевидно, что или кто является объектом преступления, предусмотренного в соответствующих статьях уголовного и гражданского законодательства, кто вправе апеллировать к закону в случае его нарушения. Провоцируя межэтническую рознь, недобросовестные журналисты угрожают интересам общества в целом, наносят ущерб национальной безопасности. Поэтому защита общества от негативного воздействия конфликтогенных СМИ есть прерогатива государства и, соответственно, функция компетентных государственных органов. Но вопрос в том, какие органы следует считать компетентными. Вероятно, это Центральный аппарат и территориальные структуры Министерства печати и информации Российской Федерации, а также органы власти, регистрирующие СМИ. Однако ни те, ни другие не осуществляют контроль за содержанием публикаций, и, пожалуй, в силу объективных причин не могут осуществлять такой контроль. (Мы имеем в виду ограниченность кадровых и материальных ресурсов, а также отсутствие профессионально подготовленных для такой работы специалистов.)
Как нам кажется, эффективный контроль над работой СМИ может осуществляться только при активном участии всех институтов гражданского общества. Поскольку межэтнические конфликты угрожают безопасности всего социума, то и противодействие ксенофобии теоретически может быть предметом особого внимания любых общественных ассоциаций, в совокупности формирующих гражданское общество. Однако на практике трудно ожидать проявления подобной бдительности, например, со стороны членов Партии любителей пива. Есть все основания думать, что наиболее эффективно отслеживать появление этноконфликтогенных публикаций в СМИ могут и, как нам кажется, должны многочисленные общественные организации, ассоциированные по этнокультурному принципу. В условиях столичного мегаполиса это могут быть землячества, этнокультурные общества, национально-культурные автономии различных таксономических уровней, наконец, члены Межнационального консультативного совета. Правозащитная практика (в лучшем смысле этого слова) вообще, и контроль над нарушениями закона в сфере массовой информации, в частности, могли бы стать важнейшей составляющей их деятельности. Такое целеполагание в работе этнокультурных ассоциаций всех видов могло бы консолидировать их лидеров и активистов, вдохнуло бы новые силы в этнокультурное движение в столице.
Однако само по себе это еще не стало бы решением проблемы. Дело в том, что возбуждение уголовного дела или гражданский иск возможны в том случае, если виновность недобросовестного журналиста или СМИ в целом будут убедительно обоснованы. Результативность же судебного разбирательства в условиях недостаточной судебной практики и несовершенства законодательства зависит от качества профессиональной (этнологической, социолингвистической, психологической, правовой) экспертизы.
О том, что необходимо не только "улучшить нашу законодательную базу и заставить ее работать" но и организовать "какой-то общественно-профессиональный экспертный контроль, не поощряющий появления этноконфликтных публикаций" (В. Малькова)[58] писали неоднократно. Иногда об этом пишут серьезно и рассматривают общественный контроль и профессиональную экспертизу как достаточно эффективное средство противодействия ксенофобии, иногда с явной иронией, как это делает И. Дзялошинский: "Чаще всего речь идет либо о принятии неких государственных регламентирующих документов, либо о введении неких наблюдательных (общественных) советов, которые и будут определять, о чем и как должны сообщать журналисты в такой деликатной сфере, как межэтнические отношения"[59].
Ирония уместна только тогда, когда общественный контроль трактуется как форма непрофессиональной цензуры, как форма давления со стороны неких лиц, присвоивших себе право выступать "от имени общественности", непосредственно влиять на редакционную политику или творчество отдельных журналистов помимо закона и компетентных органов власти.
Неуместной ирония становится в том случае, если алгоритм действия социального контроля выглядит сложнее и включает в себя выявление этноконфликтогенных публикаций силами заинтересованных этнокультурных общественных организаций, профессиональную экспертизу, организованную под эгидой местных органов власти, судебную оценку деятельности СМИ или работы журналиста, этическую оценку работы журналистов со стороны коллег.
В этот алгоритм может быть включено еще одно важное звено, способное позитивно повлиять на качество отражения в СМИ этнических явлений и процессов. Мы имеем в виду приглашение профессиональных этнологов к постоянному сотрудничеству с респектабельными СМИ в качестве экспертов. Если редакция не может позволить себе содержание в штате журналиста, специализирующегося на этнической тематике, то позволить себе предварительную этнологическую экспертизу материалов, готовящихся к публикации или эфиру, может, как нам кажется, любое более или менее солидное издание. При этом нужно иметь в виду, что действительно квалифицированных этнологов-профессионалов совсем не много, и проблема привлечения этнологов к постоянному сотрудничеству с редакциями должна решаться при непременном консультировании с наиболее известными учеными. Мы совершенно согласны с мнением Ю. Казакова, который считает, что "и журналист, и редактор, и издатель газеты, заинтересованные в ее репутации, не должны пускать на самотек вопрос о качестве и идеологии эксперта, который приглашается для ведения "этнического" направления"[60]. Не надо забывать о том, что в последнее десятилетие "специалистами по национальному вопросу" стали бывшие преподаватели истории КПСС, научного коммунизма, марксистско-ленинской философии. К сожалению, в основе их теоретико-методологического кредо был и остается вульгарный примордиализм, об опасности которого в концептуализации этнических феноменов и процессов будет сказано ниже.
Профессиональная подготовка и переподготовка
журналистов
Адекватность или неадекватность отражения этничности в прессе зависит далеко не только от злонамеренности журналистов, товарности масс-медиа, социального или политического заказа на ту или иную тональность этнически окрашенных сюжетов. Очень часто ксенофобия тиражируется СМИ не потому, что таково целеполагание авторов или заказчиков материала, а в силу элементарной этнологической безграмотности журналистов и редакторов.
До сих пор считается, что специализация на этнической проблематике не требует специального образования. Как правило, назначение на соответствующую должность превращает человека в "специалиста по национальному вопросу", а не человек назначается на должность в соответствии с профессиональной подготовкой. В силу этого обстоятельства теоретико-методологическая подготовка журналистов и менеджеров, работающих в масс-медиа, очень незначительна.
Это в свою очередь обусловило тот факт, что творчество подавляющего большинства журналистов выдержано в объективистской традиции понимания этнических явлений и процессов.
В отечественной этнологии объективистский подход представлен так называемой "советской теорией этноса". В рамках этой теории этнос ("нация", "народ", "народность") трактуется как устойчивое социальное образование, обладающее присущими только ему объективными характеристиками. В современной западной (и, отчасти, новейшей отечественной) социальной антропологии (этнологии) такое понимание этничности подвергается резкой критике и постепенно утрачивает свои позиции, как в академической науке, так и в концептуальном обосновании политических практик. Противоположный – конструктивистский – подход предполагает интерпретацию этнических сообществ как "воображаемых", а этничности – как ситуативного самоотнесения к той или иной этнической группе, формы социальной организации культурных различий.
Объективистский подход предполагает приоритет коллективных прав этноса по отношению к правам индивида; конструктивистский, напротив, связан с признанием доминирования прав личности по отношению к правам любой, в том числе этнической, общности. Соответственно, проблема этнических прав трактуется либо как коллективная правосубъектность этносов (или их фрагментов – этнодисперсных групп, например), либо как индивидуальные права индивидов на свободу этнической самоидентификации и выбор форм этнокультурного самоопределения.
В зависимости от той или иной интерпретации природы этноса/этничности, от того или иного решения вопроса об этнической правосубъектности происходит выбор предпочтительных и возможных форм этнического самоопределения. Примордиалисты считают, что право на самоопределение представляет собой возведенную в закон "волю народа", и "народ" ("этнос", "нация") вправе выбирать любые формы самоопределения, в том числе, и политическое (государственное). По мнению конструктивистов, право на самоопределение предполагает, что индивид вправе свободно, без какого-либо принуждения выбирать, считаться ему принадлежащим к какому-либо этнокультурному сообществу (одному или нескольким) или нет, а также выбирать соответствующие этой принадлежности формы этнокультурного самовыражения (индивидуального, или в группе единомышленников), не претендуя при этом на власть или территорию. Таким образом, субъектом права на самоопределение в первом случае выступает абстрактный «народ» (этнос), во втором – индивид, реализующий свою этнокультурную идентичность.
Отметим, что названные теоретические подходы имеют принципиальное значение в контексте адекватности отражения этнических процессов и явлений в СМИ. Названные (антагонистичные, по сути!) теоретико-методологические подходы, будучи положены в основу интерпретации этноса/этничности в творчестве журналистов и редакционной политики, так или иначе, определяют характер информационных импульсов, направленных на формирование массового сознания. Объективистские трактовки этнических феноменов, процессов, явлений, ситуаций неизбежно конфликтогенны, а потому опасны для общества и уязвимы с точки зрения закона.
Это убеждает в необходимости специальной этнологической подготовки или переподготовки журналистов и сотрудников редакций, специализирующихся на этнической проблематике. Ю. Казаков совершенно справедливо считает, что "журналист, работающий с межэтнической проблематикой, обязательно должен быть журналистом-направленцем" и что специфика этой тематики и реакции на публикации по ней побуждают убеждать редакторов и работодателей не передоверять подготовку материалов по этой тематике специализирующимся в других областях – и использовать все возможности, чтобы "профильный" специалист имел возможность все время пополнять знания. Он убеждает редакторов и менеджеров СМИ в том, что "журналистам нужно позволить получать профессиональные знания и, прежде всего, – систематические знания по профессиональной этике"[61]. С последним, мы не вполне согласны: журналист, пишущий об этнических проблемах должен, прежде всего, получить профессиональные знания по этнологии. Это избавит его от многих фактических ошибок и неверных интерпретаций, которые правозащитники и публицисты трактуют как этические промахи.
Наивно было бы думать, что руководители и собственники даже наиболее солидных СМИ вдруг захотят укомплектовать свои штаты профессиональными этнологами. Наши интервью с главными редакторами некоторых из популярных периодических изданий говорят скорее об обратном. Вот показательный в этом отношении фрагмент беседы с Ш. Муладжановым ("Московсая правда").
Вопрос: "Как Вы думаете, нужна ли специальная этнологическая подготовка для такого рода журналистов?"
Ш. Муладжанов: "Я противник узкоспециального обучения журналистов. Я делю журналистов на два типа: журналисты широкого профиля и очень малая их часть, узкие специалисты - аналитики, очеркисты. И для тех, и для других серьезная специальная подготовка по каждому разделу их работы бессмысленна. Давайте по этническим, по экономическим, по социально-психологическим проблемам готовить журналистов. В идеале, может быть, это и хорошо было бы, а практически, когда и как это сделать. Вот у меня есть студия на факультете журналистики, но мои студенты уже после 3 курса на занятия почти не ходят, они больше в редакции пропадают. Серьезно работающему журналисту некогда учиться".
Вопрос: "А если взять готового специалиста из МГУ, например, с кафедры этнологии?".
Ш. Муладжанов: "Что он делать будет? Мне нужны пишущие журналисты. Таких узких специалистов, которые писали бы только по этническим проблемам, у меня нет. И я не уверен, что он в редакции приживется. Понимаете, мы не такая богатая редакция. Сколько таких материалов в неделю я смогу опубликовать? Максимум один. Это максимум 4 материала в месяц. Сколько он за это получит? Могу ли я позволить себе держать хорошего специалиста, который получит такой гонорар? Получится, что мне придется ему платить за его квалификацию, чтобы он не ушел. Я экономически не смогу его удержать".
Вопрос: "Нам кажется, что отсутствие этнологов-профессионалов в сфере управления, законотворчества, образования, в журналистике самым прискорбным образом сказывается на социальном менеджменте в самом широком смысле этого слова. Правительство Москвы готово (если, конечно, редакции наиболее влиятельных газет и журналов поддержали бы такого рода инициативу) обучать журналистов основам этнологии на курсах повышения квалификации. Вы бы послали своего сотрудника на такие курсы, будь они организованы за счет Правительства Москвы?"
Ш. Муладжанов: "Нет. Если бы меня очень сильно попросили, может и послал бы. Но потом человек, которого я послал, приходил бы ко мне и жаловался на то, что у него нет времени. Профессиональный журналист человек крайне загруженный, у него помимо работы есть еще и семья, у него есть личная жизнь. Редакции редакциям рознь. Есть редакции с огромным штатом сотрудников, бывшие, так называемые, центральные газеты – «Труд», «Известия». Там люди работают в таком режиме, что, может быть, они могут себе позволить походить на какие-то занятия. У меня команда журналистов работает в таком режиме, что чисто физически они это не смогут делать. Вот на разовые мероприятия они с удовольствием сходят и послушают. Кроме того, профессионалов-журналистов очень сложно заставить учиться, у большинства из них есть убеждение, что они знают все. В этом смысле, журналисты - одни из самых невменяемых".
Достаточно однозначно высказалась по этому поводу и В. Орлова ("7 дней"). На вопрос о том, заслуживает ли внимания идея организовать своего рода "этнологический ликбез" для чиновников и журналистов, она ответила "Да, конечно, заслуживает"; но на вопрос о готовности послать на такие курсы кого-нибудь из своей редакции, отреагировала с обескураживающей простотой: "Честно? Не послала бы. Нам журналистам очень некогда. Для этого у нас в редакции есть отдел проверки. Там работают люди, которые по определению должны быть хорошо образованы и такие ошибки не должны пропускать".
Только В. Евсеев ("Вечерняя Москва") однозначно высказался в пользу профессиональной этнологической переподготовки своих сотрудников и на вопрос о том, направил бы он журналистов, работающих в его издании, на такую переподготовку за счет Правительства Москвы, лаконично ответил "Да!".
По мнению К. Дыбского ("Итоги") уместно в лучшем случае говорить о повышении квалификации одного из представителей редакции: "Прежде чем организовывать такие курсы, надо подумать о мотивации для людей, которые придут туда учиться. Такую мотивацию, чтобы они шли учиться с охотой, а не из-под палки. Если из-под палки, зачем мне такие этнологи будут нужны? То же самое можно сказать и о чиновниках. Нужно, чтобы туда шли люди, обучение которых действительно целесообразно, а не так, как это обычно бывает: "болтаются тут два человека без дела, вот пусть они и пойдут…" В журнале «Итоги», где этнологические темы периферийные, надобность в полноценном профессиональном этнологическом образовании для журналистов не ощущается так остро… Для нас достаточно было бы курсов, на которых человек получил бы базовые знания и с помощью теории организовал их систему. Систему не замкнутую, а открытую, чтобы в дальнейшем она могла пополняться, чтобы человек заинтересовался данной проблемой и самостоятельно "копал" бы в этом направлении, искал бы интересные темы… Обучение должно быть основано на определенном, принятом в научном сообществе теоретическом подходе. И это должен быть современный, принятый в мировой науке подход. Нельзя набирать преподавателей из высших школ марксизма-ленинизма, пенсионеров, которые будут учить по своим старым конспектам".
В этой связи чрезвычайно актуален вопрос о том, чему и как учить журналистов. Как отмечает И. Дзялошинский в настоящее время "активно реализуются проекты, направленные на просвещение журналистов, повышение уровня публикаций, посвященных освещению сложных аспектов межэтнических отношений и конфликтных ситуаций. Безусловно, реализация этих проектов сыграла свою положительную роль"[62]. Вместе с тем он же считает, что "бессмысленно учить толерантному поведению до тех пор, пока вокруг будут образцы успешного интолерантного поведения"[63].
Действительно, специально учить журналистов толерантности было бы, по крайней мере, наивно. Когда пером журналиста водят этнополитическая конъюнктура и рыночный спрос, никакие соображения по поводу толерантности в расчет не принимаются, и приниматься не будут. Однако очень часто интолерантные интерпретации проистекают не из желания возмутить этноконтактную ситуацию или выплеснуть на печатные страницы собственные фобии, а из невежества, из подспудной приверженности объективистскому подходу. (Чаще всего журналисты и сами не ведают о том, что они объективисты, как известный мольеровский герой не догадывался о том, что он говорит прозой.) Вследствие этого этнологическое просвещение журналистов, пусть самое краткосрочное, но концептуально выдержанное, имеет большое практическое значение.