Geum.ru

Аналитический отчет о результатах исследования «Преодоление ксенофобии в сми»

Вид материалаОтчет

Содержание


В нарушение последовательности пунктов нашего классификатора, мы рассмотрим далее публикации, подпадающие под восьмой его пункт
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
[79]. Данная публикация содержит утверждение и иллюстрацию к этому утверждению. Таким образом, читателю уже не просто преподносятся предвзято отобранные факты с нужным образом расставленными акцентами, а навязывается вывод о том, что «кавказцы» предрасположены к криминалу, что это у них «в крови», чуть ли не физиологическая потребность. Заметим, что процитированная статья Андрея Курочкина – «Спор по-кавказски» опубликована в той же газете, что и приведенная выше заметка Ирины Валерьевой под названием «Горячая кровь»; оба материала педалируют одну и ту же ксенофобскую идею, что заставляет задуматься о позиции редакции. При этом главный редактор «Московской правды» Ш. Муладжанов в интервью с нами высказал достаточно здравую позицию относительно этнической окрашенности криминала. В частности, он сказал: «Есть устойчивые клише, типа «во всем жиды виноваты», или коммунисты, или еще кто-нибудь. Людям всегда было свойственно искать виновников неприятностей где-то на стороне; понятно, что время от времени в глаза бросается национальный признак. Например, если бы не чеченцы, жизнь была бы спокойная; если бы не евреи, была бы разумная экономическая политика… Приклеивание таких ярлыков совершенно понятно, хотя ничего хорошего в этом нет… Это ярлык, который удобно приклеить, хотя прекрасно известно, что группировки, которые считаются этническими (грузинская, армянская и т.д.), как правило, состоят из представителей разных национальностей и даже в руководстве этих группировок спокойно соседствуют армяне с азербайджанцами, русские с евреями… Когда речь идет о том, что кто-то кого-то убил, конечно, упор на происхождение не этичен. Для того, чтобы неправильно держать ложку за столом, не обязательно быть русским или каракалпаком. Человек, который не умеет правильно держать ложку - это просто дурно воспитанный человек, его национальность не имеет никакого значения».

Тем не менее, отношение главного редактора к тому, что журналисты допускают некорректности, провоцирующие ксенофобию, показалось нам чрезмерно снисходительным: «Я не думаю, что у нормальных журналистов есть желание разжигать межнациональную рознь или принижать какие-то нации. Просто удобно говорить, например, что совершенное преступление имеет почерк чеченской группировки…». На вопрос, несут ли журналисты, на его взгляд, ответственность за то, что они публикуют, Ш. Муладжанов ответил: «С рядовых журналистов я бы вообще меньше спрашивал, они вообще немного «безбашенные». Это нормальное качество, которое необходимо журналисту, иначе от него толку мало будет. А вот главные редакторы должны за этим следить, а иногда мы их пропускаем… Бывает, звонят из посольства какой-нибудь страны и говорят, например: «“Вы опять написали, что азербайджанцы совершили зверское убийство. Дело не в том, что они азербайджанцы, это преступники. Зачем Вы против азербайджанцев людей настраиваете?” И они по-своему правы». Похоже, что главный редактор «Московской правды» все же несколько недооценивает опасность такого рода публикаций, иначе трудно объяснить, почему он так часто «пропускает» в печать материалы «безбашенных» журналистов. В результате вместо того, чтобы разрушать существующие в общественном сознании негативные этнические стереотипы,  газета, с молчаливого согласия (а может, и в результате прямого указания) главного редактора, потакает обывательскому заблуждению и закрепляет у своей аудитории существующие ксенофобские установки, а нередко и формирует новые. Так или иначе, ответственность за материалы, провоцирующие этнофобию лежит в конечном итоге на главном редакторе издания. 

Надо сказать, что «Московская правда» побила все рекорды среди десяти изученных нами изданий по числу публикаций, явно провоцирующих этническую вражду и ксенофобию. Чаще, чем в 9-ти других СМИ, здесь встречались материалы, противопоставляющие москвичей приезжим. При этом обязательно подчеркивалось этническое происхождение нежеланных «гостей столицы»: «Людмила Павловна рассказала, что торговцы с Кавказа, работающие на Москворецком рынке… прогоняют с базара бабулек, предлагающих москвичам свежую петрушку и укроп. “…Очень обидно было наблюдать эту картину – получается, что мы в своем городе чужие?”»[80]. В данном материале автор вроде бы не говорит о том, какие ОНИ плохие (это и так очевидно из описанного сюжета!), но зато подчеркивает, какие МЫ бедные и обиженные, что дает эффект еще больший. Ведь после прочтения такого материала многим захочется выместить обиду. На ком –  указано.

Татьяна Гармизе, рассуждая о возмутительном поведении «гостей столицы», проводит мысль о том, что «гости» не просто создают конкуренцию коренным жителям, но и прямо выдавливают их с насиженных рабочих мест. Мысль иллюстрируется таким вот примером: «В качестве ярчайшего примера новоизобретенного способа выживания «гостей» я приводила историю «официального» носильщика Казанского вокзала… жестоко избитого лицом то ли таджикской, то ли узбекской национальности… Лицо, изуродовавшее москвича… учинило мордобой не из хулиганских… побуждений, а из самых что ни есть корыстных: беспаспортный… гость столицы (именно поэтому его личность и национальность долго не могли установить даже в отделе милиции) боролся за… рабочее место под московским солнцем»[81]. В этом материале примечательно также уточнение в скобках, в очередной раз демонстрирующее типичное для многих журналистов восприятие этничности (этнической принадлежности) как некого от рождения  данного каждому, помимо его желания, свойства, которое, как прописку, можно установить по паспорту. К сожалению, это безобидное на первый взгляд заблуждение лежит в основе всех ксенофобских публикаций – журналисты в большинстве своем сообщают об этнической принадлежности объекта своего материала именно потому, что искренне считают ее неотъемлемой характеристикой человека. Другой стороной этого ложного убеждения является интерпретация «этноса» как устойчивого коллектива людей с общими интересами и целями. Доводя эту идею до абсурда, Екатерина Бычкова (в уже цитированной выше статье «Почему мы не любим «лиц кавказской национальности») предлагает ввести принцип коллективной ответственности представителей одной (все той же!) этнодисперсной группы за преступления, совершенные отдельными ее членами:  «…еще один способ «управления» кавказцами подсказал мне один известный человек, крупный бизнесмен. Когда у него украли «КамАЗ» с продукцией… он позвонил в диаспору, где… извинились и вернули машину через день. Поэтому, я думаю, можно попытаться договориться с главами диаспор и землячеств, чтобы они отвечали за своих…»[82]. Видимо, автор этих строк не знает, что в Москве нет зарегистрированных «диаспор» с офисами и телефонами, а в рамках многих столичных общин существует по несколько этнокультурных или этнорелигиозных организаций, совершенно друг с другом не связанных, с различными интересами и целями. И эти организации, в том числе и «кавказские», в подавляющем большинстве возглавляются представителями московской интеллигенции, которые никакого отношения не имеют к авторитетам так называемых «этнических криминальных группировок». Видимо, упомянутый Е. Бычковой бизнесмен точно знал, кем был украден его КамАЗ и сумел договориться с лидерами соответствующей преступной группы о возврате машины. Все это не дает никакого права автору статьи бросать тень на всех столичных жителей, имеющих ту же этнокультурную идентичность, что и упомянутые бандиты, объединяя их всех в мифическую «диаспору». Призывы же журналиста ввести коллективную ответственность внутри одной общины имеют под собой не больше оснований, чем предложение, чтобы все уроженцы одного города отвечали за преступления, совершенные отдельными его жителями.

По сравнению с корреспондентами «Московской правды» и «АиФ», журналисты Московского комсомольца» отличаются большим профессионализмом. За исследованный период в «МК» практически не было аналитических публикаций, содержащих авторские интенции ксенофобского содержания. Значительно чаще  конфликтогенные высказывания исходят от интервьюируемых корреспондентами «МК» обывателей: « – У нас очень много чеченцев в городе, - говорит мне Анжела, - такого раньше не было… А тут до чего дошло – идешь по рынку, а чеченцы песни поют: «За своих другов мы отомстим…». А знаете, когда скорые везли раненых после этого теракта в больницу – чеченцы возле забора плясали от радости. А в прошлом году сколько военнослужащих находили мертвыми в карьере! Их чеченцы убивали, услышав, что они из Грозного к нам за продуктами приехали…!»[83]. Такие высказывания, безусловно, простительны для обывателя, тем более понятны чувства этой женщины, ставшей свидетельницей страшного теракта и жестокостей бандитов. Но журналист, приводящий подобные цитаты, конечно, обязан их прокомментировать, в противном случае они становятся мощнейшим фактором провоцирования межэтнической розни, тем более, что в массовом сознании россиян после чеченской войны и терактов и без того уже существует устойчивый негативный образ чеченца. В приведенном примере в качестве способа формирования негативного этнического стереотипа использован прием сверхобобщения (по классификации Т.А. Ван Дейка), при котором «свойства отдельных лиц и событий принимаются за свойства всех членов данной этнической группы или всех этнически маркированных социальных ситуаций»[84].

В заключение к анализу материалов криминальной хроники отметим, что рассмотренные выше публикации, этнизирующие криминальную ситуацию, оказывают особенно сильное воздействие на массовое сознание в плане формирования негативных этнических стереотипов еще и потому, что в большинстве своем описывают ситуацию и события, происходящие в столице. Преступления, совершенные в «своем» городе, то есть в непосредственной близости, разумеется, воспринимаются москвичами особенно болезненно эмоционально, а их исполнители вызывают естественный страх и отторжение. Ситуация непосредственной, близкой угрозы как ничто иное располагает к формированию у человека образа «врага», который складывается во многом на основе информации, почерпнутой из СМИ.

 

В нарушение последовательности пунктов нашего классификатора, мы рассмотрим далее публикации, подпадающие под восьмой его пункт – «Указание на связь этнической группы, ее фрагментов или отдельных представителей с криминальными структурами, экстремистскими организациями, нелегитимными и нелегальными участниками политического процесса», поскольку он тематически связан и отчасти пересекается с предыдущим блоком и тоже относится к теме криминала. Здесь речь идет в основном о таких сюжетах, как «Чечня», «терроризм», «наркоторговля».

В середине июля 2003 внимание большинства столичных изданий было сосредоточено на теракте, произошедшем в Тушино. Практически все исследованные нами СМИ поместили на своих страницах развернутые аналитические материалы, посвященные этому трагическому происшествию и проблеме терроризма в целом. Сравнение этих публикаций ярко демонстрирует, насколько по-разному журналисты могут описывать одни и те же события. Один и тот же фактический материал может лечь в основу как очень позитивных и толерантных, так и совершенно противоположных по направленности статей. К примеру, репортаж спецкора «АиФ» Владимира Сварцевица с места трагедии в Тушине изобилует кровавыми подробностями: «На земле в предсмертных судорогах корчилась совсем юная девушка, хватая ртом жаркий московский воздух… Из разорванного взрывом живота вываливались внутренности, из левой бедренной артерии темно-красным фонтаном хлестала кровь…». И хотя это описание последних минут смертницы, которая и стала причиной трагедии, вряд ли в информационном издании правомерно приводить такие детали, которые более уместны для отчета патологоанатома, чем для публикации в газете. Дальнейшие описание корреспондента не менее ужасающе «живописно»: «Место второго взрыва по форме напоминает большую черную «ромашку» смерти… На почерневшем асфальте, расплавленном от взрыва… как лепестки траурного цветка, лежат 12 трупов»[85]. Для большего эффекта приведена фотография этой «ромашки». Создается впечатление, что журналист, с целью придать больше экспрессии своему репортажу, явно злоупотребляет описанием кровавых подробностей трагедии. В заботах о собственной популярности он не думает (хотя обязан думать!) об опасности еще больше накалить и без того «жаркую» обстановку в московском социуме. Натуралистическая «зарисовка» кровавых сцен воздействует на эмоции, усиливает чувства страха и ненависти, и без того обострившиеся у жителей столицы в результате серии терактов. Задача журналиста в такой ситуации – не будоражить чувства, а, напротив, успокоить читателя, заставить его анализировать, иначе общество скатится к бессмысленным погромам и кровопролитию. Это в большей степени понимают корреспонденты «Итогов», совершенно иначе - гораздо более сдержанно и бесстрастно описывающие те же события. Издание откликнулось на террористические акты в Москве очень взвешенными материалами и интервью. Журнал не смакует кровавые сцены и призывает не отождествлять чеченцев и террористов. В интервью Александра Андрущенко с А. Кадыровым звучит такая мысль: «Во все века чеченская женщина была уважаемой и в семье, и в обществе. Те, кто сейчас превращает молодых чеченок в орудие террора, - это самые настоящие бандиты, разбираться с которыми нужно соответствующим образом»[86]. Разводя образы «чеченца» и «бандита-террориста», этот материал способствует благому, а главное, своевременному делу – разрушению (или хотя бы частичному нивелированию) бытующего в массовом сознании москвичей и усиленного новыми терактами негативного этнического стереотипа чеченца, а значит – и предотвращению нарастания этнической ксенофобии и возможных «ответных» экстремистских действий по отношению к выходцам с Кавказа.

Понятно, что нельзя привлечь журналиста к ответственности за слишком подробный репортаж с места событий. В такой ситуации остается только взывать к его совести и профессиональной этике. Полагаем, что как мера борьбы с подобными злоупотреблениями действенным могло бы быть коллективное моральное осуждение и порицание со стороны представителей «своего» цеха – коллег журналистов.

К сожалению, репортаж В. Сварцевича – не единственная публикация в «Аргументах и фактах», нагнетающая истерию вокруг проблемы «чеченского» терроризма. В статье «Стена от террора» Полина Молоткова задается вопросом о том, не пора ли и России, подобно Израилю, отгородится от Чечни забором: «Над вопросом: "Как защититься от террора?" – сейчас думают и в России. Убийцы из Чечни уже продемонстрировали нам, что могут проникать глубоко в Россию и что не знают жалости ни к детям, ни к раненным. Никакие блокпосты не способны их остановить. На их пути должно быть создано непреодолимое препятствие. Стена? А почему бы и нет?»[87]. Борис Солдатенко в материале о войне в Чечне походя вбрасывает такую информацию: «Наемники научили чеченцев бороться с низко летящими "вертушками", привязывая трос в лощине между деревьями»[88]. Оба автора своими непродуманными формулировками фактически ставят знак равенства между «чеченцами» и «террористами», «бандитами».

С другой стороны, те же «Аргументы и факты» дают примеры и вполне позитивных и достаточно профессиональных публикаций, посвященных теме терроризма и «этнического криминала», что, как и в случае с другими изданиями, наводит на мысль об отсутствии у редакции единой концепции, принципов освящения этнических сюжетов. В такой ситуации все зависит от конкретного журналиста – его этнологической компетентности и профессиональной этики. К примеру, корреспондент «АиФ» Татьяна Торопова достаточно нейтрально и вполне корректно подает материал о наркоторговле, ни словом не упоминая о причастности к этому «этнических» ОПГ: «…в Подмосковье была изъята крупнейшая за последнее время партия героина. 420 килограммов наркотика перевозились в бензобаках, самодельно установленных на «КамАЗе» с киргизскими номерами. По накладным, предъявленным водителем грузовика, гражданином Узбекистана, и двумя его спутниками, машина везла в столицу партию фруктов»[89]. Дмитрий Писаренко в статье «Призрак терроризма бродит по столице?» очень уместно приводит мнения ученых, членов Координационного Совета РАН по борьбе с терроризмом относительно этнической обусловленности «чеченского терроризма». Среди моря эмоций, выплеснувшихся на страницы прессы в связи с московскими терактами, отрезвляюще и здраво звучит мнение специалиста-этнолога В.А. Тишкова, процитированное в статье: «Если у чеченцев и есть какие-то этнические особенности, то они не содержат в себе установок на насилие. Таковы данные наших исследований… Все это варианты литературной мифологии: мол, чеченцы – уникальная нация, которая никогда никому не подчинялась. На самом деле «советскости» в них гораздо больше, чем пережитков Средних веков. Образ «гордого дикаря» на руку бандитам,  они его и используют. Сама Чечня не была генетически запрограммирована на вооруженный мятеж – так сложились обстоятельства, политическая ситуация в начале 90-х»[90]. Такие публикации, безусловно, можно только приветствовать, так как они направлены на разрушение ложных этнических стереотипов, а значит, и на нивелирование агрессии и чеченофобии в массовом сознании.

Прямо противоположной цели добиваются публикации, подобные той, что появилась в августе 2003 г. в «Московской правде»: «Мы уже привыкли к бесконечным заявлениям президента, силовых министров… о взятии расследования «под личный контроль»… фактически являющимися актами капитуляции перед изворотливой подлостью боевиков, признаниями в невозможности предотвратить будущие кровавые «проделки» чеченских камикадзе»[91]. Хотелось бы посоветовать автору этой статьи – Олегу Султанову изучить этимологию слова «камикадзе» и то, в каком контексте и по отношению к кому он использовался в японской культуре.

По поводу некорректного употребления журналистами ряда терминов, уместно привести оценку преподавателя РГГУ Давида Фельдмана, опубликованную, кстати, в «Аргументах и фактах». Ученый наглядно демонстрирует, что использование «не по назначению» в печатных СМИ тех или иных названий и терминов может иметь серьезные деструктивные последствия: «Активно употребляемые в СМИ негативный термин "федералы" и нейтральный "сепаратисты" далеко не безобидны. Одно дело сказать: "Банда террористов обстреляла российских солдат", и другое: "Сепаратисты обстреляли федералов" Это большая удача террористической пропаганды, одна из деталей умело сконструированного механизма управления массовым сознанием. Террористов-самоубийц в прессе называют "камикадзе", "шахиды". Кто такой какикадзе? Японский воин-смертник, направляющий свой самолет на боевой (!) корабль противника. Кто такой шахид? Воин-мусульманин, принимающий мученическую смерть в бою с гонителями ислама. Но ведь сумели террористы добиться, чтобы убийц женщин и детей называли так же, как храбрецов-мучеников"[92]. Примечательно, что на другой странице того же номера АиФ Ярослав Кальянов и Ирина Славина начинают статью "Моздок надевает бронежилет" словами: "Первого августа боевик-камикадзе взорвал моздокский госпиталь"[93]. Видимо, даже мнение специалиста, опубликованное на страницах  собственного издания, не в силах заставить журналистов адекватно употреблять термины – привычка оказывается сильнее.

Достаточно конфликтогенной публикацией реагирует на произошедшие в Москве теракты «Московский комсомолец». Анализируя общественную обстановку в столице, сложившуюся в результате терактов, и настроения москвичей корреспондент «МК» приходит к такому заключению: «Кошмары, посеянные в Москве чеченскими «черными вдовами», взошли обывательскими страхами горожан и маячат в перспективе кровью десятков новых невинных жертв… Так что придется пока бояться. А чтоб знать, кого бояться, необходимо запомнить, что шахиды это скорее всего: мусульмане, молодые, одинокие, получившие религиозное образование, скорее всего женщины, лишившиеся близких родственников»[94]. Автор данной публикации  (к сожалению, он не указан) не только провоцирует этническую и конфессиональную вражду, прямо указывая читателю, от кого исходит угроза террористических акций, но и совершенно произвольно дает приметы «агрессора». Непонятно, на основании каких данных автор делает заключение о конфессиональной принадлежности смертниц, а в особенности – о наличие у них религиозного образования. Во-первых, по ряду свидетельств, в том числе и по данным МВД, большинство взорвавших себя женщин в лучшем случае имели среднее или неполное среднее образование. Во-вторых, известно, что все они служили орудием в руках бандитов, действовали часто не по своей воли, что подтверждается состоянием наркотического опьянения, зафиксированным у многих из смертниц, а также тем, что, по крайней мере, в нескольких случаях бомбы были приведены в действие на расстоянии с помощью пульта. И главное – совершаемые женщинами-смертницами действия, обрекающие на гибель десятки невинных людей, никоим образом не соответствуют нормам ислама – об этом много раз заявляли и писали в прессе специалисты-исламоведы, а также духовные лидеры российских мусульман. Термин «шахид», означающий в исламе «борец за веру» также трактуется автором абсолютно превратно и искаженно. Применение этого термина к смертницам формирует у обывателя ложное убеждение, будто мусульманская религия кровожадна и предписывает взрывать людей. По этому поводу в «Московской правде» (журналисты которой, к слову сказать, тоже регулярно используют термин «шахид» по отношению к террористам) приведены слова из обращения Председателя Совета муфтиев России шейха Равиля Гайнутдина, который «призвал сограждан и государственные органы власти прекратить употреблять в отношении чеченских экстремистов религиозные термины “шахид”, “моджахед”, и “воин Аллаха”», поскольку «использование этих понятий по отношению к террористам направлено на дискредитацию ислама, а эта тенденция очень опасна для нашего многоконфессионального светского государства…»