Geum.ru

Фондом Фридриха Эберта в Грузии семинар

Вид материалаСеминар
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12


Комбинация территориального и персонального федерализма вообще не существует в практике иностранных федеральных государств. Господин Бруно Копитерс является представителем бельгийского федерализма, который объединяет именно элементы территориального и персонального федерализма. Эта модель характерна и для Швейцарии. Поэтому вопросительный знак, поставленный в конце предусмотренного повесткой дня вопроса, который требует положительного или отрицательного ответа, должен быть разрешен именно с положительной точки зрения.


Только территориальная автономия не является достаточной формой для того, чтобы мы могли думать о каком-нибудь прогрессе под углом урегулирования конфликта. В случае только территориального федерализма абхазы все равно останутся в меньшинстве. У нас должно быть ожидание противоречия не только между Сухуми и Тбилиси, но можно предположить и то, что внутри самой Абхазии совершенно реально могут возникнуть противоречия на этнической почве. В первую очередь, это противоречие определено, детерминировано чертой культурной идентичности.


Понятие территориальная автономия в этом случае мы используем больше в аспекте самоуправления. Форма территориальной автономии оправдала бы себя только в том случае, если бы в Абхазии было относительно гомогенное общество, при котором живущая на определенной территории этническая группа формирует большинство. Такой ситуации в Абхазии нет.


Субъектом территориальной автономии представляется не этнический абхаз, а все этнические группы, проживающие на территории Абхазии – не только грузины и абхазы, но и другие этнические группы. Исходя из того, что этнически абхазы не представляют собой большинство в Абхазии, надо думать о комбинации моделей территориального и персонального федерализма. В случае персонального федерализма исходным должен быть традиционный подход, когда индивид рассматривается в качестве субъекта с коллективными правами.


Одним из необходимых предварительных условий введения модели персонального федерализма является не только враждебный настрой в отношениях между различными, этнически отличающимися друг от друга группами, что в наших условиях является реальностью, которую надо учитывать. Исходя из того соображения, что рассмотрение любой группы по особому признаку обычно подталкивает эту группу к изоляции и, в конечном итоге, усложняет ее интеграцию в общество, проблема коллективных прав меньшинств оценивается в литературе довольно скептически.


Хотя, попытка защиты коллективных прав, так сказать секуляризации, натолкнулась на проблему языка. Язык может развиваться только в коллективе и группе. Язык является элементом культуры, но язык вообще это, как говорил Гумбольд, и дом Мира. Языковому фактору уделяется очень большое значение с точки зрения проведения будущей культурной и образовательной политики в Абхазии. Жизнь вместе требует знания друг о друге, мы часто довольно громко заявляем, что мы и абхазы хорошо знали друг друга, но думаю, что это знание было поверхностным и, можно сказать, с ритуальной нагрузкой. Мне действительно не хватит смелости сказать, что я знаю или знал абхазскую культуру, хотя бы культурное прошлое абхазов как этноса и т.п. И это несмотря на то, что я учился в Абхазии и университет там закончил.


Думаю, что с этой точки зрения, знание абхазского языка должно быть в Абхазии одной из определяющих основ образовательной и культурной политики.


В Абхазии абхазскому языку, вместе с грузинским языком, конституция Грузии предоставила статус государственного языка. Думаю, что, хотя бы с точки зрения восстановления доверия и интенсивного проведения грузино-абхазского диалога, наверное, уже сегодня можно в определенной степени размышлять о политике в языковой сфере. Лингвистическая проблема не является только лишь культурной проблемой. Между прочим, господин Копитерс представляет собой ту страну, где проблемы, возникшие на лингвистической почве, явно поставили страну на грани дезинтеграции. Я имею в виду Бельгию.


Я считаю, что, с точки зрения лингвистической политики, грузинская сторона и сегодня может предпринять такие действия или, во-всяком случае, определить такую политику, которая в определенной степени уменьшит момент отчуждения между грузинами и абхазами. Было бы совершенно оправданным, если бы все чиновники всех государственных структур, или хотя бы правительство Абхазии в изгнании, должны были владеть абхазским языком. Это и требование конституции, и я думаю, что с этой точки зрения, грузинская власть может дать хороший сигнал абхазской стороне. Если мы друг друга хорошо не знаем и если эти отношения не будут построены на взаимном уважении, то вообще бесперспективно думать о будущем урегулировании грузино-абхазских отношений. Уважение к языку вообще означает уважение к национальной идентичности, национальной самобытности, в этом случае, уважение к самобытности абхазов. Разумеется, оно будет способствовать объединению этих двух этносов, и в определенной степени нейтрализует существующий дефицит доверия между этими двумя этническими группами. Сказанное, естественно, касается не только абхазского языка. То же надо сказать и о грузинском языке, который конституционно также пользуется статусом государственного языка в Абхазии.


Согласно утвердившейся практике, объем полномочий федерального центра и субъекта федерации определяет баланс сил именно между ними. Об этом балансе сил мы можем говорить только лишь приблизительно, так как в этом случае не участвует абхазская сторона. Трудно указывать из Тбилиси будущему потенциальному субъекту федерации на то, какие конкретные полномочия он может иметь в сфере культуры и образования. Можно определить лишь в общем или на основе сравнительного анализа, что вопросы культурной и образовательной политики, в основном, относятся к ведению субъекта федерации. С точки зрения объема это такая сфера, где субъект федерации пользуется сравнительно большей автономией. В то же время, конкретные виды полномочий могут быть определены только в том случае, когда грузинская и абхазская стороны приступят к переговорам. Всякое объединение обязательно предполагает минимум солидарности. До тех пор, пока такой солидарности не будет, не думаю, что предложенный отсюда даже очень подробный перечень компетенций сможет возбудить у абхазов желание быть в едином государстве.


Культурная автономия не предполагает автономии в любой сфере образования и культуры. Здесь вполне можно удовлетвориться автономией в какой-либо сфере. Может быть реализована школьная автономия, с формированием школьных округов, которая в этом случае учла бы потребности конкретной этнической группы. Необходимо также учитывать то обстоятельство, что реализация культурной автономии может иметь место как по линии государственного права, так и частных правовых объединений.


В форме частного права появляется дополнительный элемент, который обеспечивает сохранение культурной самобытности этнических групп. Естественно, что образовательная политика предполагает и защиту определенных универсальных стандартов. Это касается и сферы образования. Проблема интеграции касается абхазов, как этнической группы. У нас есть проблема интеграции группы. На чисто интер-субъективном уровне отношения между грузинами и абхазами менее проблематичны, чем отношения между абхазской и грузинской группами.


Образовательная и культурная политика в Абхазии, которая, разумеется, предполагает требование идентичности абхазов, не должна стимулировать изоляцию культуры этнической группы, демографически находящейся в меньшинстве. Нельзя допускать, чтобы она еще более усиливала тот синдром отчуждения, который бесспорно найдет свое негативное отражение в политических и других формах отношений.


Любая автономия в сфере культуры и образования должна служить, в первую очередь, углублению культуры познания друг друга и ни в коем случае она не должна подталкивать эти этнические группы к изоляции. Спасибо.


Содокладчик:


Александр Русецкий (содокладчик), Координатор Хельсинкской ассамблеи граждан в Грузии


Если мы идем курсом строительства демократического общества, то и наше мышление и те модели, которые мы предлагаем, должны быть в рамках демократических ценностей.


Демократизация мышления и вообще демократизация этих процессов, если угодно, демократизация процесса переговоров и т.д., являются довольно значительной и необходимой задачей. Поэтому мы должны способствовать процессу демократизации абхазского общества, созданию гражданских институтов, как на территории Абхазии, так и за пределами Абхазии, в первую очередь среди изгнанных.


Вопрос идентификации. Я бы выделил непосредственно два типа идентификации - этническую и гражданскую. Необходимо отметить, что любой человек, который живет в Абхазии, наряду с другими видами идентификации, имеет возможность и свободной этнической идентификации.


В отношении гражданской идентификации проблема является более серьезной. Человек, который живет в Абхазии, может иметь две гражданские идентификации, то есть я являюсь абхазом и я являюсь грузином. Но какой должна быть эта система? Сколько паспортов должен иметь гражданин – один или два? Или как разрешится этот вопрос? В свое время у господина Акаки Бакрадзе была идея о том, чтобы в паспорте всех этнических грузин, которые живут в Абхазии, писалась национальность абхаз. Я думаю, что господин Бакрадзе имел в виду не этническую идентификацию грузин и абхазов или этническое превращение грузин в абхазов, а усиление гражданской идентификации, и я думаю, что для нашего населения это один из самых важных вопросов. Этнические грузины, которые сейчас проживают на территории Абхазии или же изгнаны с нее, должны усилить гражданскую идентификацию с Абхазией, как с государственным образованием.


Я позволю себе не согласиться с мнением господина Левана Алексидзе о том, что мы фактически должны анализировать Абхазию как автономное формирование де-юре. Мне это не понятно, потому что если допустить, что Грузия является наследницей Советской Грузии, тогда было бы логично, что сегодняшняя Абхазия является автономным образованием той республики, в составе которой она была. Но, с другой стороны, мы фактически не являемся правопреемниками советской Грузии, а являемся наследниками Грузинской Демократической Республики 1921 года.


И второй вопрос – с моей точки зрения лучше использовать термин «абхазский конфликт», а не «конфликт в Абхазии», так как термин «конфликт в Абхазии» означает сведение этого конфликта к локальной территории, хотя он уже давно вышел за пределы этой территории и фактически превратился в международный конфликт. Карабахский конфликт называют «карабахским конфликтом», а конфликт в Приднестровье - «приднестровским конфликтом».


Кроме того, я согласен с мнением господина Ивлиане Хаиндрава о том, что такого типа встречи, как наша, носят спонтанный характер, и нет никаких определенных отношений между организациями и экспертами. Помимо этого, вообще нет систематического сотрудничества и между государственными структурами. Аслан Абашидзе является официальным представителем президента по урегулированию этого конфликта, Малхаз Какабадзе является министром по чрезвычайным делам, Вахтанг Колбая председателем соответствующей комиссии по проблеме Абхазии при парламенте Грузии, представитель правительства Абхазии в изгнании Тамаз Надареишвили и другие. Но в ряде случаев между ними вместо сотрудничества имеют место серьезные конфликты.


Урегулирование конфликтов, с моей точки зрения, имеет приоритетное значение, и это может только высшая власть под руководством президента. Но президент этого не делает, и нет никакой координации действий между теми представителями власти, которые отвечают за урегулирование конфликта.


Организация Грузинский национальный комитет Хельсинкской ассамблеи граждан, которую я представляю, Институт региональной безопасности, работающий над проблемами Абхазии и Южного Кавказа, Фонд Фридриха Эберта и парламентская комиссия по проблемам Абхазии, и, наверное, другие организации могли бы проявить инициативу, объединить свои ресурсы и придать сотрудничеству перманентный характер.


Можно согласиться с мнением господина Хаиндрава о том, что пришло время говорить о том, как не допустить эскалацию новых конфликтов, подумать о легализации региональных партий типа «Вирк» и поместить их в рамки закона. Это также один из значительных приоритетов и, в принципе, ориентация на демократическую децентрализацию как альтернативу дезинтеграционному процессу этнического характера.


Дискуссия


Говоря об автономии, участники семинара коснулись вопроса преподавания грузинского языка в Гальском районе. Они отметили, что, несмотря на то, что было несколько встреч по этому вопросу, в том числе и с международными организациями, результата достигнуто не было – там по-прежнему проблематично преподавание на грузинском языке. Положение конституции Грузии о том, что на территории Абхазии грузинский и абхазский языки являются государственными, не должно оставаться только на бумаге. И речь в данном случае идет не только о преподавании грузинского языка на территории Абхазии, но и о преподавании абхазского языка среди той части населения, которая изгнана с территории Абхазии – в школах и вузах страны по обе стороны реки Ингури. Абхазский язык должен быть внесен в учебные программы школ, и закон позволяет это практически осуществить уже сейчас. Говорилось также о роли спорта в сближении между двумя народами, о том, что в этом отношении Абхазия могла бы выступать на международной арене независимо, как это делают многие команды в Западных странах.


Было замечено, что когда абхазская сторона говорит о культурной (в том числе и языковой) угрозе со стороны Грузии, то не обращает внимания на то, что данный аргумент точно так же действует и в отношении угрозы со стороны русского языка, который согласно самой же конституции абхазов имеет тот же статус, что и абхазский язык. В данном случае политика определяет наличие двойных стандартов.


Участники согласились с высказанными в докладе Г. Хубуа идеями о том, что жизнь вместе требует знаний друг о друге, и, в частности, необходимости владения языком. Это тем более необходимо, если учесть, что одной из причин незнания абхазов и грузин друг о друге является то, что в самой Абхазии как грузинский, так и абхазский языки были вытеснены русским.


Было приведено сравнение с мульти-лингвистической Испанией. Согласно третьей статье конституции Испании, кастилийский язык является официальным государственным языком, а в соответствующих автономных формированиях – язык автономного формирования, разумеется, вместе с кастильским. В действительности ситуация такова: Каталония, которая своей экономикой является самой сильной автономной единицей, несет на себе самую большую политическую нагрузку, и имеет собственный язык, а официально в ее учреждениях могут работать только те лица, кто владеет каталонским языком. В правовом отношении эта норма никак не отрегулирована, просто это неписаный закон. В связи со сказанным, знание кастильского обязательно, но почему-то приоритет отдается каталонскому языку. Было несколько разбирательств в конституционном суде, и всегда вопрос решался в пользу каталонского языка. Было высказано мнение, что этот опыт интересен при оценке языковой ситуации в грузино-абхазских отношениях.


В продолжение данного вопроса другой участник сообщил, что в Каталонии действует земельный закон, согласно которому, если человек родился в Каталонии или говорит на каталонском языке и проживает определенное время в Каталонии, то он считается каталонцем.


Была высказана мысль о том, что в виду крайней сложности и деликатности языкового вопроса, решать его проблемы надо осторожно, чтобы не привести к новому обострению в грузино-абхазских отношениях.


Было так же сказано, что с 1994 года во всех документах ООН говорится о том, что в Абхазии необходимо урегулировать вопрос дискриминации родного языка грузинского населения. Несмотря на это, практически все решения международных организаций игнорируются. В этом регионе грузинский язык рассматривается не в качестве одного из иностранных языков, а как факультативный предмет в грузинских школах. В конституции самих абхазов, в статье 3 записано, что абхазский язык является государственным, а другие этнические группы имеют право говорить на родном языке, поэтому сама абхазская сторона должна элементарно уважать свою же конституцию.


Один из участников заявил, что он знает и продолжает изучение абхазского языка. Он также сказал, что в Сухумском (грузинском) университете, лично при содействии Отара Жордания, введено преподавание абхазского языка. Но и сами абхазы сталкиваются в Абхазии с большими проблемами в изучении своего же языка, так как фактически делопроизводство и общение в государственных организациях там ведется на русском языке. Выступающий высказал пожелание создать совместную абхазо-грузинскую группу, которая работала бы над вопросами изучения, как абхазами, так и грузинами абхазского языка.


Однако некоторые участники считают, что, в связи с языковой проблемой, будут возникать серьезные трудности в связи самой возможностью формирования конституционного суда Грузии, а также многие другие сложности. Поэтому знание трех языков в любом случае будет необходимо, а далее, по мере появления экономических возможностей и интереса, будет решаться и проблема знания обеими сторонами языков друг друга. На данном же этапе политика властей Абхазии в отношении использования местным населением Гальского района грузинского языка в школах была подвергнута резкой критике.


В отношении судьбы самого абхазского языка было высказано мнение о том, что именно абхазским представителям власти он не нужен, как неперспективный язык для политической карьеры, потому что для них важен политический статус, а не язык, на котором они говорят. Но, в противовес этому утверждению, была высказана и противоположная точка зрения о том, что в Абхазском парламенте в последние годы все больше и больше людей говорит на абхазском языке, хотя по-прежнему возникают большие проблемы для тех, кто знает только русский язык.


Высказывалось и мнение о необходимости баланса в использовании и изучении языков. В культурном аспекте – любой язык надо уважать и беречь. В политическом аспекте – многие выступают за сужение сферы применения русского языка, но это вопрос о целесообразности. Ребенок, который будет расти в Сухуми или другом месте Абхазии, должен иметь возможность овладевания как абхазским и грузинским, так и английским и русским языками, то есть как минимум четырьмя языками. Именно это даст ему возможность нормальной адаптации и социализации. Что касается русского языка, то он все равно сохранит свое значение, и если грузинская сторона пойдет на искусственное сдерживание его применения, то только лишь нарастит число своих врагов и осложнит конфликт. Надо больше думать об использовании ресурсов каждого из языков и создавать каждому гражданину возможность, исходя из его собственных интересов, пользоваться их полным букетом.


В заключение данной дискуссии было отмечено, что персональный федерализм отличается от территориального федерализма (или автономии) тем, что субъектом персонального федерализма является индивид, представитель культурной общности, несмотря на то, где он живет. С этой точки зрения не имеет значения, где проживает человек – в Абхазии или за ее пределами. В этом существенное различие между территориальной и персональной автономиями. Лингвистическая проблема создала для той же Бельгии огромные политические проблемы, включая и реальную опасность полной дезинтеграции. Поэтому в этой сфере политика является довольно чувственной материей. Язык и вообще культура в этом случае требуют особой осторожности и продуманных шагов, чтобы еще более не осложнить и без того сложные отношения. В этой связи было подвергнуто критике мнение о том, что абхазы якобы творили грузинскую культуру. Это означает лишение абхазов права иметь свою собственную идентичность, то есть право быть абхазом. Само отношение «мы – они» свидетельствует о том, что «мы» и «они» являемся носителями разных культур, грузинской же культуре совершенно не нужно возвышать себя на волне экспансионизма. В ином случае будет иметь место отчуждение. Языковая и культурная политика должна создавать стимулы у людей в овладевании культурным наследием другого народа, хоть это и связано с целым комплексом сложных экономических, политических и психологических задач.


Седьмое заседание


Тема:


Международные отношения и право на заключение соглашений для Абхазии


Докладчик:


Тамара Ковзиридзе, Свободный Брюссельский университет


Первая часть моего доклада ставит целью представить и рассмотреть те существующие в международном праве и федеральной практике принципы, учет которых необходим, когда мы говорим о полномочиях единиц, федерированных в сферу международных отношений. Вторая часть доклада рассматривает то, какие права на основе и с учетом этих принципов, может иметь Абхазия в сфере внешний отношений в качестве одного из субъектов федеративной Грузии.


Говоря, в общем, о федерализации в сфере внешних отношений, необходимо учитывать следующие аспекты.


Первое, как правило, право осуществления внешней политики имеют только суверенные государства. Это положение основано на понятии внешнего суверенитета, которое неделимо и находит выражение в международно-признанном принципе – одно государство, один голос (one state, one voice). Таким образом, несмотря на то, что на внутриполитическом уровне суверенитет может быть делимым, на внешнеполитическом уровне суверенитет неделим и каждое государство, независимо от внутриполитической структуры, обязано иметь одну согласованную позицию во внешней политике. А это означает, что на основе структурных свойств международное право не различает друг от друга федеральные и унитарные государства. Как правило, федерированные единицы владеют определенными так называемыми суверенными правами на внутриполитическом уровне, что практически означает то, что они имеют определенные эксклюзивные, или же законодательные и исполнительные, права, и действуют независимо в рамках этих прав. Суверенность прав федерированных единиц выражается в том, что федеральное правительство не имеет конституционного права вмешательства в сферу этих прерогатив. Что касается производства внешних отношений, то оно, как правило, представляет собой прерогативу федерального правительства. Те статьи федеральных конституций, которые регулируют вопросы осуществления внешней политики, как правило, основываются и учитывают вышеуказанные принципы.