Н. И. Фалеев Цели военного наказании Диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


§ 39. Правопоражения при смертной казни.
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   65

§ 39. Правопоражения при смертной казни.


Жизнь – высшее благо человека и отнятие его – высшее зло и страдание для живого существа. Применяя к виновному смертную казнь, государство заставляет его разом оканчивать все счеты с правопорядком. Поэтому, казалось бы, что смертной казни в отношении военнослужащих невозможно придать каких-либо отличных черт. И действительно, пока область военно-уголовного права не отмежевалась от права общего, смертная казнь по своему содержанию являлась одинаковой карательной мерой, независимой от юридического положения виновного.

Однако с течением времени законодатель должен был убедиться, что между тяжкими воинскими и общими преступлениями слишком мало общего для того, чтобы облагать их одинаковыми наказаниями, и что мотивы, цели и намерения воинского преступного деяния совершенно иного характера и свойства. Поэтому естественно родилась мысль о необходимости различать даже и в смертной казни почетные и позорные формы. Мысль эта, при содействии общественного мнения и культурных условий страны, в разных государствах получила и разное осуществление.

Но дело далеко не ограничилось только формами казни: законодатель решился изменить для военнослужащих и юридические последствия ее. Этот процесс совершался в течение долгого периода времени, но и теперь он еще не закончился и, надо думать, закончится не скоро.

Французский кодекс указывает, что в случаях осуждения виновного к смертной казни по общим уголовным законами, к нему применяется лишение воинской чести1. Соображения, которыми руководствовался законодатель, покоятся на следующем2. "Смертная казнь, всегда позорная в порядке общегражданском, не может сохранять такого характера во всех случаях применения ее к военнослужащим. Если поддержание дисциплины требует иногда наказаний, кажущихся несоразмерными с нарушением, и если тяжких нарушений службы и не повиновения достаточно для применения к виновным смертной казни, то возмутительна была бы мера, которая поставила бы на одну линию, в отношении покорности (infamie), военных с убийцами и наиболее ужасными преступниками"3.

Что касается воинских преступлений, то французский кодекс в особенной своей части обложил одни из них смертной казнью с лишением воинской чести, другие – без таковой. К первым относятся деяния, которые не лишены постыдного характера: измена, шпионство, содействие неприятелю, убийство начальника из засады, грабеж и т. п.; ко вторым – нарушение военнопленным своего слова; проникновение неприятеля в крепость; оставление поста; бунт; вооруженное насилие против часового; насилие над начальником в строю или на службе; сопротивление; нападение на союзную державу; продолжение враждебных действий; принятие начальствования без разрешения; побег в виду неприятеля; ограбление раненого с нанесением ему новых ран, убийство обывателя4.

При лишении воинской чести виновный лишается чинов и права ношения связанных с чинами знаков отличия и мундира, признается абсолютно неспособным служить в армии под каким бы то ни было видом, лишается права носить какие бы то ни было ордена, прав на пенсию и награды за прежнюю службу5; кроме того, согласно ст. 28 и 34 общего уголовного кодекса, осужденный теряет права гражданства, т.е. отрешается от публичных должностей, лишается права участвовать в выборах и быть избираемым, признается неспособным к производству экспертизы, к свидетельствованию, быть членом семейного совета, опекуном, содержать школу и т. п.

Австрийский кодекс различает правопоражения при повешении и расстреле. Осуждение к повешению влечет: для офицеров и чиновников исключение из службы, для унтер-офицеров разжалование, для рядовых и, кроме того, для всех военнослужащих вообще, изгнание из армии (Ausstossung aus der k) с лишением знаков отличия и мундира; 2) лишение дворянства (Adel); 3) гражданских почетных званий, титулов, ученых степеней и 4) завещательной правоспособности после осуждения.

При осуждении к расстрелу для виновного наступают все указанные последствия, кроме изгнания из армии и лишения дворянства6.

Деяния, влекущие повешение, большей частью, представляют собой постыдные преступления, как, например, побег, совершенный с намерением поступить в службу неприятеля; заговор на такое же преступление; побег, соединенный с умышленным убийством при задержании; намеренное обнаружение трусости, как результат соглашения с неприятелем, имеющий в виду интересы противника; вступление на службу к неприятелю и др. По германскому кодексу, смертная казнь за преступные деяния, указанные в нем, не влечет правоограничений по закону. Однако, так как, в силу §2 кодекса, положения общеуголовных законов, относящиеся к преступлениям и проступкам вообще, имеют применение и к воинским преступлениям, то, следуя §32 германского уложения, необходимо придти к выводу, что смертная казнь за преступные деяния по воинскому уставу должна сопровождаться лишением гражданских почетных прав. Присоединение этого придатка ставится на усмотрение суда1 и, следовательно, каждое преступление, наказываемое по уставу смертной казнью, может влечь за собой правопоражение.

Точно также и по бельгийскому кодексу присоединение к смертной казни degradation militaire всецело зависит от усмотрения суда2.

Проект Капгера в ст. 7 устанавливал расстрел и повешение, при чем позорное лишение чести соединялось с повешением, а при расстреле этот придаток ставился на усмотрение суда. Военно-кодификационная комиссия посвятила этому вопросу несколько заседаний, при чем большинство членов высказалось, что присоединение лишения чести к расстрелу составляет "нововведение, едва ли оправдываемое какой-либо необходимостью", почему и решено было присоединять право поражение только к повешению3. Впоследствии комиссия снова возбудила вопрос о том, следует ли при установлении смертной казни сделать различие тех случаев, когда смертная казнь должна сопровождаться лишением всех прав состояния и когда должна определяться без присоединения этого позорного лишения. Меньшинство членов полагало внести в закон общее правило об обязательном лишении всех прав состояния на том основании, что противное этому правило явилось бы нововведением, не имеющим ничего общего с уложением, что воинские преступления, по своему характеру, не дают безусловного права на такое отступление от общих законов, что, наконец, установление смертной казни без праволишений вызвало бы необходимость в особом наказании, заменяющем смертную казнь и также не влекущем правопоражения. Наоборот, по мнению большинства, условия военного быта создают ряд особых преступлений, в которых не заключается проявлений ни испорченной нравственности, ни постыдных побуждений и для которых, поэтому, "справедливо, полезно и сообразно со справедливостью" установить особую казнь без лишения прав. "Сопровождение по воинским законам смертной казни всегда и безусловно лишением всех прав состояния не оправдывается ни пользой, ни необходимостью и может вести на деле к результатам, совершенно противоположным той цели, какую имеет в виду карательный уголовный закон". В виду этого в проект военно-кодификационной комиссии и было внесено правило о том, что расстрел определяется без лишения или с лишением прав состояния; повешение же сопровождается всегда праволишением, а также и позорным лишением воинской чести перед строем4; при этом вид наказания определялся судом. Совещание постановило, что повешению должно предшествовать позорное лишение воинской чести; вместе с тем оно признало полезным указать в особенной части устава некоторые случаи, когда преступник должен неминуемо подвергнуться позорной смертной казни5. Таким образом, утвержденная редакция проекта содержала в себе следующие положения: ст. 8 указывала, что лишение всех прав состояния присоединяется и к повешению, и к расстрелу, а ст. 9, кроме того, что к повешению лишение воинской чести присоединяется всегда, а к расстрелу – по усмотрению суда. Впоследствии6 лишение воинской чести исчезло со страниц нашего законодательства. В настоящее время устав знает смертную казнь с лишением. и без лишения всех прав состояния. Последняя применяется только в военное время, осуществляется посредством расстрела и назначается за такие преступления, которые, представляя собой нарушение обязанностей службы, не сопряжены с корыстными или другими постыдными побуждениями. Сюда относятся оставление поста в виду неприятеля, положение без боя оружия, сдача крепости, самовольное отступление от плана военных действий, самовольное принятие начальствования, нападение на союзное государство, разрушение военных орудий и запасов и разглашение тайн.

Смертная казнь без присоединения правопоражающих придатков, по своей идее, весьма разумная и справедливая мера; однако, отграничить в законе область воинских преступлений, лишенных постыдного характера, от деяний позорного характера представляется трудным. В сущности, какие деяния для военнослужащего могут быть признаны непостыдными, не влекущими за собой позорного придатка – лишения прав? Ведь для военнослужащего каждое преступление, а тем более воинское постыдно, позорно. Следовательно, рассматривать постыдность деяния следует только с точки зрения общегражданской, или вернее - не отягчать смертную казнь правопоражением только в случаях, когда преступление совершается по легкомыслию, увлечению, "патриотизму"1, как говорили члены военно-кодификационной комиссии. Наоборот, когда тяжкое воинское нарушение происходит в силу корыстных или личных интересов, или сопряжено с гнусными побуждениями или с явным сознанием и желанием вреда государству, армии или отдельным лицам, к виновному должно применить смертную казнь, со всеми правопоражающими последствиями, так как здесь не может быть места привилегированной ответственности. Отсюда видно что устанавливая положительно в законе необходимость лишения прав при назначении смертной казни в тех или других случаях, законодатель рискует впасть в ошибку, так как все зависит от свойств самого деяния, побуждений виновного и целого ряда других привходящих моментов, трудно уловимых и не допускающих законодательного регламента, но в которых зато легко разобраться суду, определяющему наказание.

На самом деле, например, наш воинский устав назначает за сопротивление в виду неприятеля смертную казнь с лишением всех прав состояния2. Однако, вполне мыслимы случаи, когда военнослужащий сопротивляется только по недоразумению, неясно усвоенному приказанию или же, наоборот, в целях способствования видам неприятеля или своим собственным. Различие в том и другом случае очевидно; между тем, назначая за сопротивление вообще положительно смертную казнь с правопоражением, законодатель тем самым лишает возможности выделить это различие и дать восторжествовать началу, положенному им самим в основу привилегированной смертной казни.

Помимо этого, наш устав, стремясь к более точной регламентации, совершенно произвольно подразделяет наказуемые деяния в отношении привилегированной смертной казни. Например, в двух почти тождественных деяниях он устанавливает различные карательные меры: ст. .158 предусматривает самовольную отлучку в виду неприятеля с караула, и ст. 245 – самовольное оставление при тех же условиях поста; в первом случай назначено лишение всех прав состояния и смертная казнь, во втором случае – смертная казнь.

Главные виновные в команде, нарушившей приказания и оставившей назначенное для нее место без боя или положившей оружие перед неприятелем, или сдавшейся в плен, "не исполнив своей обязанности по долгу присяги", подвергаются смерти с праволишением, а командующий отрядом, положившим оружие перед неприятелем или заключившим капитуляцию, не исполнив своей обязанности по долгу присяги и согласно требованиями воинской чести, если эти действия совершены без боя или несмотря на возможность защищаться, - привилегированной казни3.

Или за умышленное сокрытие важных о неприятеле или других сведений, если тем отнята возможность отвратить вредные для военных действий последствия, назначается лишение всех прав состояния и смертная казнь, а за разглашение тайных сведений, вверенных по службе, если произошли вредные последствия – только смертная казнь1 и т. д.

Или, например, сравнивая постановления кодексов, приходится убедиться, что одни и те же деяния, в отношении присоединения правопоражающих придатков, в разных государствах оцениваются различно. Например, французский кодекс считает излишним присоединять к смертной казни лишение чести в случае ограбления раненого с нанесением ему новых ран; наоборот, наш устав грозит в этих случаях наказанием за разбой по общим уголовным законам2. Или французский кодекс за насилие над начальником в строю устанавливает только mort, а наш устав присоединяет и лишение прав3 и т. д.

Все это еще раз заставляет утверждать, что точная законодательная регламентация случаев применения привилегированной смертной казни невозможна и всецело должна быть передана на усмотрение суда, иначе все значение этой исключительной карательной меры исчезнет, и сама она потеряет свою целесообразность.