Посвящается Васюнину Владимиру Николаевичу

Вид материала

Документы

Содержание Он кров с тобой не разделяет В наших спорах без сна и покоя По просторам своей страны

Подобный материал:

• Л. кутузов практическая грамматика английского языка москва вече 1998, 3371.48kb.
• Документ скачан с, 337.38kb.
• Посвящается Бойкову Владимиру Петровичу мастеру, 179.94kb.
• Иванову Андрею Николаевичу анкета, 106.63kb.
• Ульеву Алексею Николаевичу до 12 сентября 2011 года. Каждому оу 1 раз в 2 недели (первый, 26.54kb.
• Владимир Ерохин вожделенное отечество, 4083.96kb.
• Менжерес Александру Николаевичу. Менжерес А. Н. доклад, 385.08kb.
• Посвящается Василию Макаровичу Шукшину Автор: Квасова Алла Викторовна, учитель русского, 117.32kb.
• Конкурс патриотической песни «Отечеству посвящается», 65.25kb.
• Посвящаю моим родителям: Синельниковым Владимиру Ивановичу и Валентине Емельяновне, 4923.21kb.

Глава 3.6. Друзья.


«Боже! Есть ли что-нибудь на свете

Друга верного дороже!»

(Ш. Руставели. «Витязь в тигровой шкуре»)


«Неправда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестает.

Он кров с тобой не разделяет,

Из фляги из твоей не пьет».

(К. Симонов «Смерть друга»)


«Мне теперь не понять – кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя,

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя».

(В. Высоцкий «Он не вернулся из боя»).


Мысль о том, чтобы рассказать тебе о дружбе вообще и о моих друзьях в частности, никогда не покидала меня. И вот, наконец-то, я решился приступить к изложению своих соображений по этому поводу.

Слово «друг» мы начинаем употреблять с раннего детства, совершенно не сознавая того, что оно ко многому нас обязывает. Первыми нашими друзьями бывают, как правило, либо наши сверстники, с которыми мы посещаем детский сад, либо ребята, живущие с нами в одном дворе. Со временем мы расстаемся с ними по тем или иным причинам, от нас совершенно не зависящим, и дружба на этом заканчивается. Такой вид дружбы можно назвать «детской». Перерастает ли она в то, что принято называть мужской дружбой? Не знаю. Возможно, такие случаи и бывают, но лично мне они не известны.

Гораздо сложнее обстоит дело с дружбой, назовем ее «школьной». В школе мы взрослеем, читаем книги, в которых часто пишут о настоящей мужской дружбе, и сами хотим испытать что-нибудь подобное. Еще с начальных классов у нас появляются многочисленные товарищи, которых мы совершенно искренне называем друзьями, но чем старше мы становимся, тем больше понимаем, что это все-таки не совсем то, чего мы ожидали. Товарищи остаются товарищами, и только некоторые из них, как правило, двое-трое, становятся настоящими друзьями, о которых принято говорить: «хлеба горбушку и ту пополам». История дает нам многочисленные примеры того, как школьная дружба переходила в настоящую мужскую, сохранявшуюся годами, а иногда и всю жизнь. Таковой была дружба между А. С. Пушкиным и В. К. Кюхельбекером, возникнувшая еще в годы их совместной учебы в Царскосельском лицее. Да и моя жизнь дает основание считать, что настоящая дружба может зародиться и за школьной партой.

Из написанного мною ранее тебе известно, что, когда я учился в Усть-Нерской школе твоего деда, Володю Пеканова и Марика Дынкина все считали закадычными друзьями и называли неразлучной троицей. Когда мне грозило отчисление из школы, они, не раздумывая, приняли мою сторону, а ведь настоящая дружба и проверяется в критических ситуациях. Казалось бы здесь все ясно, но вот наступила другая критическая ситуация и наша неразлучная троица это испытание не выдержала. Учась еще в десятом классе, мы твердо решили, что все втроем поедем продолжать свое дальнейшее образование в город Харьков. Более того, наши родители вроде бы и не имели против этого никаких возражений. Школа окончена, получены аттестаты и выясняется, что Марик никуда не поедет, моя мама настаивает на том, чтобы я ехал с ней в Тбилиси, а что касается Володьки, то о его намерениях я просто не помню. И все-таки, я до сих пор уверен, что не поддайся мы с Мариком настояниям родителей, Пеканов поехал бы в Харьков. Теперь, по прошествии стольких лет, мне стало ясно, что отношения с Дынкиным у нас были чисто товарищеские, а вот с Володькой мы как были друзьями, так и остались ими до сей поры. Правда, в силу не зависящих от нас обстоятельств нам приходилось долгие годы поддерживать друг с другом только почтовую связь, но при каждой личной встрече чувствовалось, что повторись сейчас школьная ситуация и Пеканов поступит так же как и тогда. А таких встреч у нас было не мало. Первая из них состоялась в 1968 году в Одессе, когда мы с твоей бабушкой были уже женаты, а твоему папе исполнилось несколько месяцев.

В один прекрасный день я, как обычно, возвратился домой из института. Дверь мне открыла Лена и с таинственным видом завела в комнату. Навстречу мне со стула поднялся какой-то незнакомец и только когда он заговорил, я узнал в нем Володю. Я ни как не мог понять, что происходит. Голос Пеканова, а лицо другого человека. Оказывается, что Володя и Полина попали в автомобильную катастрофу, когда совершали очередную поездку по Колымской трассе. В свое время эту трассу создавали из отходов золотодобывающих предприятий. Тогда эти отходы хоть и содержали золото, но в таком малом количестве, что перерабатывать их не имело смысла. Со временем золотодобывающая промышленность настолько усовершенствовалась, что стало экономически целесообразным подвергнуть все эти отходы вторичной переработке. Именно поэтому в начале шестидесятых годов началась интенсивная работа на трассе по добыче из нее золота. Завезли сюда технику, так называемые драги, и постепенно, участок за участком, стали перемывать дорожное покрытие. В результате с одной из сторон вся трасса была усеяна глубокими ямами, до верху залитыми водой, а с другой стороны находились или крутой обрыв, или не менее крутые скалы. Для проезда машин оставалось настолько узкое место, что встречный транспорт не всегда мог разминуться. Когда Володя вел по одному из таких мест свой автомобиль, то ему навстречу внезапно выскочил грузовик. Времени на раздумье не оставалось и Пеканов, вывернув до отказа руль, направил машину в сторону, врезавшись в скалы. Направь он ее в противоположную сторону, то свалился бы в глубокую яму, в которой машина сразу затонула бы. И Володя, и Полина очень сильно разбились, но, слава Богу, остались в живых. При ударе особенно сильно пострадало Володькино лицо, вот почему я не сразу смог узнать его. Впоследствии, когда ему уже сделали пластическую операцию, он вновь стал походить на прежнего Пеканова.

Воспоминаниям нашим о жизни в Усть-Нере не было конца. Рассказывал Володя и о том, что происходило с ним, за те семь лет, которые мы не виделись. Многое я, конечно, знал из его писем, а вот твоя бабушка слушала раскрыв рот. О такой жизни ей до этого приходилось только в книжках читать. Пробыл в этот раз Володя у нас совсем не долго, ведь отпуск у него заканчивался, а впереди предстоял долгий перелет в Магадан, где его ждали Полина и сын Андрей.

Следующая наша встреча произошла ровно через год. Я в это время успешно защитил дипломную работу и находился на военных сборах, где готовился к сдаче экзаменов на присвоение первого офицерского звания. Вдруг меня вызывают к начальству, от которого я узнаю, что ко мне приехали гости. Каково же было мое удивление, когда я увидел Володю и Полину, которые, в отличие от прошлого раза, решили навестить меня вдвоем. Сейчас я уже и не помню, куда они направлялись на этот раз. Сутки они пробыли на наших сборах, о многом мы переговорили и очень жалели, что я не могу приехать к ним в Магадан, который и для меня был родным городом. Разве мы могли тогда предполагать, что эта, казалось бы, неосуществимая мечта, в недалеком будущем претвориться в жизнь. Произошло это спустя четыре года.

В 1973 году, когда мы жили уже в Болшево, а я проходил службу в институте, к нам в гости наведался Володька. Он находился в очередном отпуске и располагал несколькими свободными днями до своего отлета в Магадан. Совсем не далеко от Москвы проходил срочную службу его брат Василек, и мы решили навестить его. Часть, в которой служил Василек, дислоцировалась вблизи города Клин, что в нескольких часах езды от столицы на электричке. Добрались мы до места благополучно, встретились с командиром части и договорились, что Володиному брату дадут увольнительную для свидания с нами. Когда я увидел Василька, то поначалу глазам своим не поверил. В Усть-Нере это был маленький паренек, а тут пред нами предстал здоровенный детина, как говорится «косая сажень в плечах». И фигурой и внешностью он очень походил на своего отца. Провели мы с Васильком целый день, накормили его, чем только могли и сфотографировались на память. Однако время увольнения не безгранично, поэтому через несколько часов пришлось Васильку возвращаться в часть. У нас еще оставалось свободное время, и мы решили посетить дом-музей П. И. Чайковского, великого композитора, который одно время жил и работал в Клину. Прослушав интересную лекцию экскурсовода и осмотрев экспонаты музея, мы сели на электричку и отправились домой. По дороге Володя высказал мысль о том, что хорошо бы нам было вместе полететь в Магадан. «А что, подумал я, - в принципе сделать это вполне возможно». К тому времени я только что перевелся в институт со Щелковского НИПа, толком не умел ничего делать по своей новой работе, да и в отпуске за этот год еще не был. По прибытию к себе я обговорил это предложение с Леной и, после ее одобрения, отправился к своему начальнику с соответствующим рапортом. Получив его добро, я двинулся в отдел кадров, где мне выписали отпускной билет и проездные документы на поезд до Владивостока и на теплоход до Магадана. Правда, воспользоваться этими проездными в полной мере я бы не смог при всем своем желании. Ведь навигация в Охотском море должна была начаться только через месяц, о чем наши кадровики совершенно забыли. Впрочем, мы все равно собирались лететь самолетом, поэтому, сдав проездные в кассу и доплатив рублей десять, я получил билет на самолет «ИЛ-18», который должен был доставить нас к месту назначения за двенадцать часов. Пятнадцатого мая мы, попрощавшись с Леной, Колей и бабой Кети, отправились в далекий путь. Хотя у нас стояла погожая весенняя погода, и уже зацвели фруктовые деревья, Володька посоветовал взять в дорогу несколько теплых вещей, ведь Охотское море, на берегу которого раскинулся Магадан, было еще покрыто льдом, и температура в городе стояла минусовая, по крайней мере, по ночам.

Прилетев на место, мы отправились к Володе домой, где нас с нетерпением ожидала Полина. Жили они тогда в небольшой однокомнатной квартире и именно поэтому Володина мама – тетя Катя устроили меня в гостиницу, где я расположился в одноместном номере. Тетя Катя занимала в то время довольно высокую должность в Магаданской администрации, и сделать это не доставило ей затруднений. Впрочем, прожил я в своем номере всего-то несколько дней, ибо впереди нас ожидала дальняя дорога в Усть-Неру. Но даже за столь короткое пребывание в гостинице мне довелось встретить там известного киноартиста Бориса Новикова. Играл он во многих фильмах, но лучшая его роль, по-моему, была в многосерийном кинофильме «Тени исчезают в полдень». Что он делал тогда в «столице Колымского края», я представления не имею.

Пробыл я в Магадане не долго. Вместе с Володей мы посетили дом, в котором я жил, когда был совсем маленьким. Никого из прежних соседей в этом доме найти я не смог, но комнату, в которой жили папа, мама и я, мне посмотреть удалось. Она показалась мне такой небольшой, что трудно было себе представить, как мы все в ней помещались. Побродили мы и по городу. Некоторые места я узнавал, но в большинстве своем все казалось мне новым, да это и не мудрено, за двадцать пять лет моего отсутствия Магадан очень сильно преобразился.

Настало время собираться в дальнейший путь, ведь мы намеревались съездить в Усть-Неру. Для разнообразия мы решили, что будем добираться до родного поселка всеми возможными видами транспорта. Первый отрезок нашего тысячекилометрового маршрута мы преодолели по воздуху, долетев до города Сусумана самолетом «АН-24». Следующую часть пути решено было преодолевать на рейсовом автобусе, который довез нас от Сусумана до поселка Артык. Оставалось нам осилить последние сотни километров, для чего мы решили воспользоваться попутным транспортом, как в старые добрые времена. Однако времена изменились, и если десять лет назад достаточно было просто поднять руку для остановки попутной машины, то сейчас можно было «голосовать» часами, но никто и не собирался останавливаться. Наступила ночь, и хотя она была почти «белая», т.е. темнота длилась всего около двух часов, но сильно похолодало. Пришлось нам развести костер и прикорнуть подле него. Рано утром движение по трассе возобновилось и нам, наконец-то удалось поймать «попутку», да и то благодаря тому, что за баранкой сидел водитель, хорошо помнивший Пеканова по прежним годам. Через несколько часов мы прибыли в Усть-Неру и высадились возле той самой автобазы, где когда-то начинал свой трудовой путь твой дед. Далее мы двинулись пешком и вскоре зашли на почту, где должны были работать девушки, с которыми мы учились в одном классе. Еще по дороге мы встретили нескольких Володиных знакомых, что не удивительно, ведь он еще после окончания школы работал в Усть-Нере и уехал из нее, передав свою должность заведующего леспромхозом нашему школьному товарищу – Славе Найденову. Вскоре весть о том, что прибыли Васюнин и Пеканов разнеслась по всему поселку. Никогда не забуду, с какой радостью встретила нас Лариса Кузнецова, одна из наших одноклассниц. Человек она была инициативный и, благодаря ее хлопотам, к вечеру мы были обеспечены жильем. В наше полное распоряжение была предоставлена двухкомнатная квартира, хозяева которой находились в это время в отпуске на «большой земле». Далее началась такая круговерть, что мне до сих пор все пребывание в Усть-Нере кажется сном. Начну с того, что в отличие от нас, отпускников, все остальные днем находились на работе. Отсюда следует, что для встреч и взаимного времяпрепровождения оставались только вечера и часть ночи. Днем мы с Володькой отсыпались, а потом начинались встречи, обильное застолье и так почти каждый день. Правда, мы все-таки нашли время для того, чтобы посетить нашу старенькую школу, и посидеть за своими партами. Навестили мы и своих бывших учителей, которые постарели не менее нашей школы. Вспомнив былые времена, мы даже совершили марш-бросок по близлежащим сопкам, с которым я едва справился. Нашлось у нас время и для того чтобы посетить только что открывшейся пивной бар, пиво в котором подавали, почему-то, в пол-литровых банках. Честно говоря, дни нашего пребывания в Усть-Нере были настолько насыщены всевозможными событиями, что сейчас я не могу отделить то, что происходило на самом деле, оттого, что мне причудилось, или мы только намеревались сделать, но из-за нехватки времени так и не сделали. Ходили мы с Володькой охотиться на медведя, или нас только приглашали на такую охоту? Угощал нас Слава маринованной лосятиной собственного приготовления, или это было что-то другое, но не менее вкусное? Десять дней пролетели как один, и вот уже пора собираться в обратный путь. Каким транспортом мы добирались до Магадана, я точно не помню, но мне кажется, что это все-таки был самолет. Таким был мой последний визит в Усть-Неру, теперь я навещаю родной поселок только виртуально, посещая раз в месяц соответствующий сайт.

После нашего возвращения в Магадан у меня еще оставалось несколько дней до окончания отпуска. Большую часть из них мы посвятили поиску подарков и сувениров для Лены, бабы Кети и Коли. Без этого Володя и Полина не хотели отпускать меня домой. Не помню точно, что мы тогда накупили. Знаю доподлинно, что мой скромный багаж пополнился красной рыбой, икрой и кое-какой одеждой. Для Лены Пеканов достал прекрасные «торбаса» - это такие мягкие сапоги, сшитые из оленьей кожи мехом наружу и украшенные узорами народов Севера. Были они очень теплыми, и твоя бабушка долго носила их, пока они не были съедены молью. Купили и игрушки для твоего папы, а мне подарили зимнюю шапку из меха сурка. Помогала нам доставать все это Володина мама. Наконец со сборами было покончено, и мы с Володей поехали в аэропорт. Когда объявили посадку на мой рейс, Пеканов сказал, чтобы я, не мешкая, бежал к самолету и занимал свое место. Только впоследствии я понял, чем была вызвана такая спешка. Большинство пассажиров, вылетавших из Магадана, отправлялись в длительные отпуска (от трех до шести месяцев), и поэтому везли с собой массу багажа. Загрузка самолета определялась не количеством пассажиров, а общим весом этого самого багажа. Как только он достигал предельного значения, посадка заканчивалась. Ты мог иметь на руках билет на данный рейс, но не попасть на него. Поскольку у меня была только ручная кладь, я быстро добежал до самолета, уселся на свое законное место, и через час отправился в обратный путь. Через двенадцать часов мы приземлились в аэропорту Внуково, от которого до нашего дома я доехал на такси. Вот так и завершалась моя поездка по дорогим с детства местам.

Впоследствии Володя довольно часто приезжал к нам в Юбилейный. После того, как он уехал из Магадана, и стал работать в Бобруйске, ему не редко удавалось ездить в командировки в Москву. Естественно, что при каждом удобном случае он заезжал к нам. Однажды он приехал в декабре, причем вид у него был не веселый. На мои расспросы о причинах столь грустного состояния, он, в конце концов, поведал историю, которая приключилась со вторым его братом – Сергеем. Оказывается, Сергей заканчивал в этом году институт, в котором учился заочно. Приехал он в Москву для защиты дипломного проекта, но ее все время откладывали по разным причинам. Дошло до того, что через неделю ему защищаться, а из Магадана пришла телеграмма, что если он через трое суток не явится на призывной пункт, то против него возбудят уголовное дело. Что делать? Пошел я в приемную Министра обороны и изложил суть дела полковнику, который занимался подобными случаями. Выслушал он меня очень внимательно, даже проявил сочувствие, но после всего сказал, что в данной ситуации бессилен чем-либо помочь. Сергей срочно вылетел в Магадан, думая, что он там сможет что-нибудь сделать, но с ним в военкомате даже и разговаривать не стали, переодели в солдатскую форму, и отправили служить на Дальний Восток. Вот тут я и решил, что если кто и сможет нам помочь, то это дядя Ачико. До этого я никогда не обращался к нему с личными просьбами, а здесь вот решился. Встретил он меня, как и всегда очень приветливо, но, почувствовав мое волнение, стал расспрашивать о моих делах. Вот тут я ему и выложил всю историю, которая приключилась с Сергеем. Все дальнейшее походило на сказку. Дядя Ачико при мне позвонил своему заместителю и попросил его связаться с командующим Дальневосточным округом, дабы парню дали возможность прибыть на защиту дипломного проекта в Москву. Кстати, заместителем был ни кто иной, как Всеволод Викторович Волков, о котором я писал в первой части своих записок. В свое время он был начальником Тенькинского горнопромышленного управления, в котором мой папа занимал должность главного инженера. Кстати, именно при его прямом содействии моей маме удалось обменять свою тбилисскую жилплощадь на однокомнатную квартиру в нашем городке. После звонка Волкова командующему округом начали происходить форменные чудеса, о которых мне известно со слов Сергея. Его срочно вызвали к командиру полка, в котором он проходил службу, отвезли в город Хабаровск и специальным рейсом отправили в Москву. Через два дня состоялась защита дипломного проекта и, после всех формальностей, связанных с получением диплома об окончании института, его опять возвратили на прежнее место. В дальнейшей службе Сергея это событие повлекло существенные изменения. Так как он теперь имел высшее образование, то служить ему было положено не два, а только один год. Через год он вернулся в Магадан и стал работать геологом. При его непосредственном участии происходили успешные поиски месторождений нефти и газа на Чукотке, в последствии Сергей разработал ценные рекомендации по использованию залежей бурого угля в Магаданской области. Обо всем этом можно найти информацию в Интернете.

Описанные мною события дают лишний повод убедиться в том, что в нашей стране и тогда, да и сейчас не все нормально обстоит с отношением к людям. Ведь вопрос о допуске Сергея к сдаче дипломного проекта можно было решить на месте в Москве. Тогда не пришлось бы тратить государственные деньги на его перелеты, но какое до этого дело чиновникам, даже если они одеты в форму полковника. У английского писателя Джеймса Оруэлла есть прекрасный роман под названием «Скотный двор». Не вдаваясь в подробности, скажу только, что у свиней, одних из героев этого романа, которые олицетворяют чиновников скотного двора, был популярен лозунг «все животные равны, но некоторые животные равнее других». Вот наша страна и уподобилась этому скотному двору, с той лишь разницей, что лозунг должен звучать несколько иначе «в нашем государстве все люди равны, но некоторые люди равнее других».

Дружба наша с Володей продолжается и по сей день, вот только видеться мы стали очень редко, но я не теряю надежды, что встречам нашим еще суждено быть. Как говориться, «надежда умирает последней».

Вова, я тебе привел пример, так называемой, «дружбы со школьной скамьи». Однако гораздо чаще дружеские отношения формируются в несколько более зрелом возрасте. Обычно во время учебы в институте или службы в армии, по крайней мере, со мной происходило именно так.

Я писал уже тебе, что одним из трех моих друзей был Робик Адамян. Между тем обстоятельства нашего знакомства никак не располагали к возникновению не то что дружественных, а даже приятельских отношений. Когда я учился в Тбилисском университете, у нас существовала традиция встречать Новый год всей группой. На одну из таких встреч мой однокурсник Валера Березовский привел с собой своих школьных товарищей Юру Никитина, Борю Каменского и Робика. Все происходило как обычно, мы пили, пели, танцевали, одним словом веселились. Единственное, что меня несколько смущало, это повышенное внимание к моей особе со стороны названных выше трех лиц. Складывалось впечатление, что они ищут повода для ссоры со мной. Поскольку такого повода я не давал, то после окончания застолья, которое прошло без каких-либо эксцессов, вся наша компания вышла гулять по вечернему Тбилиси. По дороге нам встретилась другая компания, а поскольку все были возбуждены выпитым вином, то между нами возникла сначала словесная перепалка, а затем и стычка, в которой мы одержали убедительную победу, «враг» был повержен и покинул поле «битвы». Мы, довольные своим успехом, разошлись по домам, договорившись встретиться, после того, как отоспимся. Вот во время этой встречи и выяснилось, что я чем-то пришелся не по душе товарищам Березовского, причем до такой степени, что они намеревались поколотить меня в ту Новогоднюю ночь. Поводом крутого перелома в их отношении ко мне стало мое поведение во время ночной стычки, в течение которой твой дед оказался на должной высоте. С той самой поры между нами завязались хорошие приятельские отношения. Робик жил на улице имени Клары Цеткин, т.е. той же самой, на которой проживала моя баба Капа. От Собачьего переулка, где я одно время жил с бабулей Тамарой, до дома Робика было идти минут десять, поэтому я очень часто заходил к нему в гости. Другие ребята, Валера Березовский, Юра Никитин, по прозвищу «рыжий», и Боря Каменский жили поблизости, и мы часто собирались все вместе у кого-нибудь на квартире. Там мы играли в шахматы, вели умные разговоры, слушали музыку. Любили мы, и гулять по городу всей компанией, пройтись по проспекту имени Шота Руставели, попить там вкуснейшей газированной воды с разнообразными сиропами. Не пропускали мы и заведений, где можно было полакомиться хинкалями, запивая их истинно студенческим вином – «Саперави». Хинкали это такое грузинское блюдо, которое можно сравнить, в какой-то степени, с нашими пельменями. Нравилось нам и просто сидеть вечерами в каком-нибудь парке и подтрунивать друг над другом. Надо сказать, что все мы много читали и любили обсуждать прочитанное. Как сейчас помню, сколько разговоров было у нас о романе немецкого писателя Эриха Мария Ремарка «Три товарища». Не скрою, каждому из нас хотелось хоть в чем-то походить на героев этого произведения. Очень нравилось нам читать вслух полюбившиеся книги. Особенным успехом в этом случае пользовались «Трое в лодке не считая, собаки» английского писателя Джером К. Джерома и «Двенадцать стульев» наших Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Чтение этих произведений каждые пять минут прерывалось диким хохотом. Не чурались мы тогда и классической музыки. Не могу сказать, что Тбилисская консерватория, или Тбилисский оперный театр были местом нашего частого присутствия. До такого понимания музыки мы еще не дошли. Зато я и Робик по два раза посмотрели фильмы-оперы «Пиковая дама», с юным Олегом Стриженовым, поющим голосом Зураба Анджапаридзе, в главной роли, и «Евгений Онегин». Кстати, когда твой папа был маленьким, он очень любил слушать оперу «Пиковая дама», запись которой имелась у нас на пластинке. Вообще мы довольно часто проводили время вдвоем с Робиком. Проголодавшись на свежем воздухе, мы съедали по десять вкуснейших пирожков с мясом и отправлялись по домам, чтобы плотно пообедать. После этого мы могли пойти к кому-нибудь в гости и там еще раз поесть что-нибудь вкусненькое. Чаще всего мы заходили к Березовскому, и его мама угощала нас говяжьими мозгами, обжаренными в сухарях, до сих пор не ел ничего более вкусного. Зимой, если выпадал снег, вся наша компания отправлялась кататься на лыжах, прихватив с собой знакомых девушек. Мы взбирались на гору Мтацминда с помощью фуникулера, а затем скатывались с ее вершины до самого подножья. Поскольку девушки на лыжах держались не очень уверенно, то у них случались частые падения, и образовывалась настоящая куча мала. Мужчины со смехом ее растаскивали, и все продолжали дальнейший спуск. Вот так мы и жили в те времена. Между нами установились нормальные товарищеские отношения, и только с Робиком они впоследствии перешли в настоящую дружбу, и что удивительно, произошло это во время нашей службы в армии, хоть мы и были в тот период на разных концах нашей большой страны. Впрочем, об этом я уже рассказывал тебе, так что повторяться не буду. Конец этой дружбе положила совершенно неожиданная смерть Робика в 1994 году. С его уходом я почувствовал, что потерял частицу самого себя. Константин Симонов в одном из своих стихотворений приводит такие строки:


«Умер друг у меня – вот какая беда…

Как мне быть – не могу и ума приложить,

Я не думал, не верил, не ждал никогда,

Что без этого друга придется мне жить».


Они как нельзя точнее подходят к тому состоянию, которое мне довелось ощутить, когда я понял, что никогда уже не смогу ни то, что увидеть Робика, а хотя бы услышать его голос, отличающийся очень мягким, почти неощутимым армянским акцентом.

Третьим моим другом был Толик Магденко, о котором я уже писал в той части моих рассказов, которые относятся ко времени моей учебы в Одесском «Политехе». Родом Толик был из Одессы, здесь он окончил школу, отсюда был призван в армию и отслужил три года в артиллерии. Служить ему пришлось в Германии, где он в совершенстве овладел немецким языком. Вообще у Толика были удивительные способности к языкам. Он всего один год, будучи в школе, учил английский язык, а разговаривал на нем лучше меня, хотя я изучал его и в школе, и в университете, и в институте. Знакомство наше состоялось при сдаче вступительных экзаменов в Политехнический институт. Затем мы каждый день встречались на лекциях в первые два года учебы, не смотря на то, что обучались на разных специальностях. Ведь именно на первом и втором курсах у наших групп проходили общие занятия по всем предметам. За эти годы Толик, Робик и я стали очень близки друг другу, хотя по характеру мы были довольно различны. Робик, будучи истинным кавказцем, отличался вспыльчивостью и неуравновешенностью, Толик, в этом отношении являлся ему полной противоположностью, хотя, как это потом выяснилось, тоже мог взорваться, ну а мой характер, который формировался в условиях Крайнего Севера, был чем-то средним между тем и другим. Все это нисколько не мешало нашим дружеским отношениям. В свободное от занятий время мы были почти всегда вместе, за исключением тех случаев, когда посвящали его сугубо личным делам. Для меня это были свидания с Леной, да и у Толика с Робиком тоже возникала необходимость в подобных встречах, только не с твоей бабушкой, а с другими девушками. Все мы были молоды, и ничто человеческое не было нам чуждо.

У Магденко был школьный друг – Коля Дзень. Есть такая поговорка «скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты». Это в полной мере можно было отнести к Дзеню. Очень начитанный, любящий поэзию, увлекающийся чеканкой по металлу, он был еще и страстным любителем путешествий. К этому времени Коля успел объездить половину страны, поработать на Дальнем Востоке матросом на рыболовном траулере и привезти оттуда массу впечатлений. Довольно часто мы собирались у него на квартире и слушали его занимательные рассказы. Кстати, он и Толик были большими поклонниками Булата Окуджавы, и сделали таковым меня. Иногда по вечерам мы позволяли себе совершать прогулки по вечерней Одессе, заглядывая по дороге в винные подвальчики, где можно было пропустить стаканчик сухого вина, закусив его шоколадной конфеткой. Прогулки наши совершались по малому или по большому кругу. Отличались они длиной маршрута и количеством встречавшихся на пути подвальчиков. Малый круг брал свое начала на улице Пушкинская, продолжался по Малой Арнаутской, далее по Решильевской, заканчиваясь на знаменитом рынке «Привоз». Большой круг начинался там же где и малый, продолжался по Дерибасовской, переходил на Решильевскую, и заканчивался все на том же «Привозе». Обычно нас собиралось человек десять, но если с малым кругом справлялись все, то одолеть большой удавалось далеко не каждому. Впрочем, к Толику, Робику, Дзеню и к твоему дедушке это не относилось.

По национальной принадлежности Толик был истым украинцем. Один раз мы сидели у него дома, и я высказал мысль, что украинский язык это ни что иное, как испорченный русский. Совершенно неожиданно я получил такую пылкую отповедь от Магденко, что в дальнейшем никогда не затрагивал эту тему. Для меня было полнейшей неожиданностью проявление от него столь страстного национализма, тем более что сам я по натуре, как и подобает человеку, родившемуся и выросшему на Колыме, истинный интернационалист. А ведь Толик был очень начитанным человеком, обожал русскую литературу и мог по несколько раз перечитывать книги Н. С. Лескова, считая, что именно у него русский язык проявляется во всей своей красоте. Помню, как он читал мне вслух «Левшу», восхищаясь написанным, и обращал мое внимание на те или иные места, особо понравившиеся ему.

Я уже говорил, что мужская дружба проявляется не на словах, а в поступках, особенно тех, которые совершает человек в критических ситуациях. Случилось и нам с Толиком оказаться в такой ситуации. Как-то вечером мы завершили традиционный маршрут по малому кругу и собирались расходиться по домам. Робика, с которым я обычно возвращался к себе в Аркадию, на этот раз с нами почему-то не было. Именно по этой причине Толик вызвался проводить меня, «Дабы, - как он выразился, - с тобой ничего не случилось по дороге». Видно какое-то шестое чувство подсказало ему это сделать. Я сперва отнекивался, но если Толик что-то решал, то это было бесповоротно. Сели мы с ним в троллейбус и покатили в Аркадию. Хотя мы в этот вечер ходили только по малому кругу, но были все-таки слегка навеселе. Время было позднее и в троллейбусе кроме нас находилось еще только три парня. Двое, примерно нашего возраста, разместились на переднем сидении и о чем-то беседовали. Третий, парнишка лет шестнадцати, сидел рядом с нами и производил впечатление крепко выпившего. Мы разговорились с ним и выяснили, что он учится в производственно-техническом училище и возвращается к себе в общежитие. Видя его состояние, Толик и я решили довести его до места проживания, а потому, не доезжая до своей остановки, сошли с этим парнишкой и повели его в нужном направлении, так как хорошо знали, где находится общежитие. Вместе с нами вышли и двое парней, на что мы не обратили никакого внимания, а зря.

Прошли мы буквально минуты три, как я почувствовал, что кто-то обхватил сзади меня за шею и начал душить. Чисто инстинктивно я применил прием, которому меня когда-то обучил Пеканов, и вывернулся из рук нападавшего, которым оказался один из парней, ехавших с нами в троллейбусе. Был он на полголовы выше меня и производил довольно внушительное впечатление. Отскочив в сторону, я снял солдатский ремень, который на всякий случай всегда носил на себе, и нанес нападавшему несколько ударов по голове. Ремень у меня был не простой, его большая пряжка была залита свинцом, благодаря чему он становился грозным оружием в умелых руках. По крайней мере, один из моих ударов достиг цели, потому что парень прикрыл лицо руками и не делал никаких попыток двинуться в мою сторону. Тогда я рванулся к Толику, которому приходилось сражаться с двумя противниками, причем парнишка, казавшийся ранее пьяным, внезапно протрезвел. Когда я подбежал к ним, все было кончено. Здесь надо сказать, что в свое время Магденко становился чемпионом Одессы по боксу, поэтому он просто послал в нокаут обоих нападавших. К сожалению один из них все-таки успел нанести Толику удар кастетом по голове, но он пришелся вскользь и только сильно рассек кожу на макушке. Из раны лилась кровь, и надо было что-то срочно предпринимать. Поскольку все происходило вблизи троллейбусного парка, то мы туда и направились, где рассказали находившимся там водителям обо всем происшедшем. Они оказали Толику всю посильную помощь, промыли ему голову и смазали рану зеленкой. Так как плащ у него был весь в крови, то пришлось его постирать и высушить с помощью калорифера. Примерно через час мы были готовы к тому, чтобы ехать домой. Теперь уже мне пришлось выступать в качестве провожатого, тем более что еще предстояло объяснение с родителями Толика. Когда его мама открыла нам дверь и увидела своего сына с головой, вымазанной в зеленке, то ей стало плохо, и мы с трудом успокоили ее. Хорошо, что отец Толика – Николай Дмитриевич встал на нашу сторону, сказав, что в жизни всякое бывает, и мы еще легко отделались.

Нам и до этого приходилось бывать в разных передрягах, а этот случай только лишний раз подтвердил то, что каждый из нас всегда может, смело положиться друг на друга в любой ситуации. Между прочим, приблизительно через год мне довелось встретиться с нападавшим на меня парнем. По крайней мере, ростом и телосложением он был очень похож, а пересекавший левую щеку шрам только давал мне лишний повод убедиться в том, что я не ошибаюсь. Никаких последствий эта встреча не имела, ведь во время нашей схватки было темно, так что, скорее всего, он просто не запомнил меня.

Как я уже рассказывал, в конце 1966 года мы с твоей бабушкой поженились. Вскоре женился и Толик, избранницу которого тоже звали Лена, как и твою бабушку. Училась она на нашем факультете, только одним курсом старше. Репутацией она пользовалась не очень хорошей, и все уговаривали Толика не делать опрометчивого шага. Но, как говорится «любовь зла, полюбишь и козла». Сложилась ситуация, похожая на ту, которую описывает в своих стихах мой любимый Константин Симонов:

«Дурную женщину любил,

А сам хорошим парнем был,

С врагами – не застенчивым,

К друзьям не переменчивым…

А где же были мы – друзья?

Тут виноват и ты и я!

Молчали, замечали да головой качали».

Впрочем, жили они на удивление хорошо. Лена родила Толику двух прелестных девчушек Наташу и Аню, умело вела хозяйство, но только по уровню интеллектуального развития намного уступала Толику. Конечно, он прилагал всяческие усилия, чтобы исправить эту ситуацию, они посещали курсы иностранных языков, какие-то философские курсы, Толик прививал ей вкус к чтению высоко художественной литературы. Все это не могло не принести положительных результатов, если бы в последствии Лена не увлеклась выпивкой. Вот тогда все пошло насмарку и в последние годы они даже жить стали раздельно. Толик переехал в квартиру родителей, а его жена с дочкой Аней остались жить в собственной квартире. Наташа к этому времени вышла замуж и переехала жить в город Днепропетровск.

С Наташей связана одна интересная история. Как-то я приехал в Одессу с твоим папой, которому было уже шестнадцать лет. Поскольку Наташа являлась ему ровесницей, то мы с Толиком их познакомили с тем, чтобы они вместе смогли любоваться Одессой, ходить на пляж, кататься на теплоходе. Так они и делали, а Толик и я подшучивали друг над другом. «Смотри, - говорил Магденко, - еще немного и мы с тобой из друзей перейдем в разряд родственников». Что касается меня, то я ничего не имел против такого развития событий, но между Колей и Наташей сложились чисто товарищеские отношения, которые закончились с нашим отъездом домой.

Из того, что я успел уже написать, ты знаешь, что настало время, когда судьба разбросала троих друзей по разным городам. Робик жил в Тбилиси, Толик – в Одессе, ну а я обосновался в Подмосковье. Встречи наши стали редкими, но хоть раз в год мы все-таки виделись. То Адамян вырвется в Москву в командировку, то Толик, а бывали случаи, когда они появлялись у нас вдвоем. Довольно часто и я приезжал провести свой отпуск в Одессе. И вот однажды, после пребывания в госпитале, где меня лечили по поводу язвы желудка, я отправился в гости к своей любимой теще, а значит и к Магденко тоже. Толик только что выписался из больницы, в которой лежал с тем же заболеванием, что и я. Сидят два язвенника за столом и думают, как же им отметить встречу. Пошарили в холодильнике, и нашли огромную миску со свежайшим творогом. Теперь к этой диетической закуске необходимо было добыть не менее диетическое питье. Поскольку жена Толика имела дело с медицинским спиртом, то мы, хоть и не без труда, но обнаружили бутылку оного. Теперь все стало на свои места, и мы могли выпить за «зустричь», если перейти на украиньску мову. Вообще-то спирт рекомендуют употреблять при лечении язвенной болезни, но не в таких же количествах. Впрочем, благодаря диетической закуске, радости встречи и лечебной выпивке все прошло нормально, и здоровье наше не пострадало. Вот только от Лены нам немного попало, но мы и это пережили.

На следующий день мы остро почувствовали, что для полного счастья нам очень не достает присутствия Адамяна. Долго думая над тем, каким образом нам вызвать его и Тбилиси, мы решили послать Робику телеграмму хитрого содержания: «Грузите апельсины бочках. Братья Карамазовы». Не сомневаясь, что он, как и мы знает наизусть роман «Золотой теленок» Ильфа и Петрова, мы были уверены в результативности нашего послания. Действительно, буквально через два дня Робик прилетел в Одессу, и мы замечательно провели несколько дней втроем. Как и всегда, не обошлось и в этот раз без пения любимых украинских песен. Толик и Робик пели в два голоса свою любимую «Черемшину», а твой дед предпочитал слушать, ведь они вечно подшучивали надо мной, говоря: «Слух у тебя, Гига, конечно есть, но только очень внутренний, поэтому можешь подпевать, но про себя». Так, то весело, то немного грустно протекали годы нашей дружбы, пока не случилось не поправимое.

В начале 1992 года Толик упал и сильно ушиб голень левой ноги. Кто из нас не падал, и не ушибался, но на этот раз на месте ушиба образовалась опухоль, которая, к несчастью, оказалась злокачественной. Сделали Толику в Одессе операцию, но она положительных результатов не принесла. Ему посоветовали ехать в Москву, и в апреле Толик появился у нас дома. С помощью нашей соседки, живущей на третьем этаже, его уложили в один из лучших онкологических центров имени Герцена, где Толика тщательно обследовали. Результаты оказались не утешительными. Врачи предложили два варианта, полностью ампутировать ногу, или сделать сложную операцию по замене поврежденной кости. Толик обдумал это предложение и спросил у меня совета, как лучше поступить. До сих пор не могу простить себе того, что я порекомендовал ему сохранить ногу. Не мог я представить себе Толика, передвигающегося на костылях, с культяпкой вместо ноги. А кто знает, сделали бы ему ампутацию, и все могло бы сложиться иначе.

После того, как было принято решение о замене кости, Толика перевели в специализированный ортопедический институт, где делались операции такого рода. На операцию требовалась крупная сумма денег, которой ни у Толика, ни у меня не было. Требуемую сумму выделила организация, в которой Толик работал, и где снискал к себе большое уважение. Операция прошла успешно, но первое время после нее Толик мог передвигаться только в инвалидной коляске, затем, спустя месяц он начал учиться ходить с помощью костылей. Я старался, как можно чаще навещать его, но приезжать к нему более двух раз в неделю мне не удавалось. Скоро приехала из Одессы Вера, о которой я уже упоминал ранее. Теперь уход за Толиком обеспечивала она, и мне стало спокойнее. Выздоровление шло медленно, и только спустя четыре месяца Толика выписали домой. Я довез его и Веру на такси до аэропорта Внуково, и они отправились в Одессу. Там лечение продолжили, но у него была самая страшная из опухолей – саркома, которая уже успела поразить весь организм. Вера написала мне об этом, и я решил съездить в Одессу. Об этой поездке уже написано ранее. Могу только добавить, что можно только восхищаться мужеством Толика, потому что ему приходилось испытывать сильнейшие боли. Вера доставала и колола ему болеутоляющие средства, а в последний месяц даже наркотики, так как только с их помощью можно было хоть немного, но облегчить страдания Магденко. Несмотря на все это, он еще находил в себе силы продолжать работать почти до самых последних дней своей жизни. В довершении ко всему в ноябре умерла мама Толика, что еще больше подкосило его силы. 27 декабря 1993 года раздался телефонный звонок из Одессы, и Вера сообщила мне, что Толика больше нет с нами. Вместе с его уходом ушла, как бы, и часть меня самого. Проживая жизнь, мы неизменно теряем кого-нибудь из своих близких, и очень переживаем потерю. Но одно дело, когда уход человека из жизни связан с естественным процессом старения. Как бы это не было горько и обидно, но внутренне ты готов к этому. А когда из жизни уходят люди, которым еще бы жить да жить, то это воспринимается как крайняя несправедливость. И весьма тяжело, когда умирают твои друзья – ровесники.

Дорогой мой внук, когда я писал тебе, что у меня за всю жизнь было всего три друга, то имел в виду только мужчин, но ведь другом может быть и женщина. Именно настоящим другом была для меня двоюродная сестра Света. Знал я ее еще с измальства, ведь Света была на одиннадцать лет младше меня. Родители ее, (моя тетя Жека и дядя Петя Коробейниковы) долгое время после рождения Светы и ее сестры Нади, жили в Магадане, в той самой квартире, где когда-то проживали мои папа и мама. Проработав на Колыме много лет, семья Коробейниковых перебралась в город Александров, где мы их часто навещали. Впрочем, не менее часто и они приезжали к нам в гости. Света и Надя, которая была года на три младше нее, росли и воспитывались вместе, учились в музыкальной школе, обучались английскому языку. Тетя Жека держала их в строгости, в доме, например, не было телевизора, чтобы девочки не отвлекались, по мнению матери, на просмотр всякой ерунды. И вот, несмотря на одинаковое воспитание, у сестер были совершенно разные характеры. Надя страшно тяготилась жизнью в захолустном, по ее понятиям, Александрове, и, будучи на втором курсе института, уехала в Тбилиси, где вскоре вышла замуж и осталась там жить. Если называть вещи своими именами, то она попросту сбежала из дома. Светочка же продолжала жить с родителями, с отличием окончила институт нефти и газа имени Губкина, получила специальность геолога и стала работать в том же научно-исследовательском институте, в котором работали ее мать и отец. Поскольку она была геологом, то почти каждый год уезжала летом в поисковые экспедиции, как правило, в Казахстан, а все остальное время жила и работала в Александрове.

Будучи большой любительницей классической музыки, она чуть ли не каждую неделю ездила из Александрова в Москву на концерты, которые проводились в зале имени Чайковского, или в консерватории. Поскольку концерты заканчивались поздно, то она часто из Москвы заезжала к нам, оставалась переночевать, а рано утром возвращалась домой в Александров. Вся наша семья относилась к Свете с большой любовью, а особенно радовался ее посещениям твой папа, которого Света очень любила. Вообще она была прекрасным человеком, стройная, симпатичная и большая умница. Вот только личная жизнь у нее все никак не складывалась, и отчасти причиной тому было ее нежелание оставлять родителей одних. Да и тетя Жека не горела особой охотой выдавать дочку замуж, а это уже являлось проявлением родительского эгоизма. Ведь Света, как в свое время Надя, могла покинуть отчий дом, который во многом держался на ее плечах. Дядя Петя уже состарился, и у него постепенно начинали отказывать ноги, а тетя Жека с молодых лет не отличалась особой крепостью здоровья. Впрочем, не могу сказать, что это были единственные причины того, что Света оставалась одна. Наверное, имело значение и то, что не попадался ей человек, которого она по настоящему полюбила. Наступил апрель 1991 года. Занимаясь домашними делами, Света упала, очень сильно ушиблась, и ее пришлось поместить в больницу. С каждым днем Свете становилось все хуже и хуже и 20 мая ее не стало. Невозможно передать словами, каким ударом стала ее кончина для всех нас. Похоронили Свету в Александрове. Рядом с ней через несколько месяцев похоронили и ее родителей, которые такого удара перенести не смогли. А мне еще долгие годы мерещилось, когда я ездил в электричках, что в вагон вошла моя любимая сестричка, которая сейчас подойдет ко мне и сядет рядом, будто бы ничего не случилось. И каждый раз, когда я осознавал, что просто обознался, мне становилось очень горько и обидно.

Грустный конец получился у моих записок, но что поделаешь, Вовчик, такова правда жизни. Одни люди уходят из нее, а на смену им приходят другие. Так всегда было и будет. И об этом очень хорошо писал мой любимый поэт Сергей Есенин, стихотворением которого я и хочу завершить свое повествование.


Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.


Милые березовые чащи.

Ты, земля. И вы, равнин пески.

Перед этим сонмом уходящих

Я не в силах скрыть моей тоски.


Слишком я любил на этом свете

Все, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что, раскинув ветви,

Загляделись в розовую водь.


Много дум я в тишине продумал.

Много песен про себя сложил

И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил.


Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве

И зверьё, как братьев наших меньших,

Никогда не бил по голове.


Знаю я, что не цветут там чащи,

Не звенит лебяжьей шеей рожь.

Оттого пред сонмом уходящих

Я всегда испытываю дрожь.


Знаю я, что в той стране не будет

Этих нив, златящихся во мгле.

Оттого и дороги мне люди,

Что живут со мною на земле.


Вот, пожалуй, и все, что мне хотелось поведать тебе. Не знаю, насколько интересными получились мои рассказы, но, по крайней мере, прочитав, их ты будешь знать гораздо больше о своих родственниках и о моей жизни. Может тебе это и пригодится в будущем. Во всяком случае, мне очень хочется надеяться на то, что так и будет.


ПО ПРОСТОРАМ СВОЕЙ СТРАНЫ.


Дорогой мой внук, из написанного мною выше, и, надеюсь, прочитанного тобой, ты уже имеешь представление о том, сколько твоему дедушке пришлось поездить по своей стране. Я подумал, что если все эти поездки отразить на карте, то ты получишь более наглядное представление о моих странствиях. Но, к моему глубокому сожалению, карта получилась не очень удачная, поэтому я решил ее на сайт не помещать. Однако, даже по самым приблизительным подсчетам получается, что твой дедушка налетал и наездил около 170000 километров. Это равносильно тому, как будто он более четырех раз проехал вокруг Земли вдоль экватора, или преодолел почти половину расстояния от Земли до Луны. В общем, попутешествовал я достаточно много, можно теперь и передохнуть. А у тебя все впереди, и я желаю тебе, Вовочка, не менее интересной и насыщенной путешествиями жизни, но уже не только по нашей стране, но и за ее пределами. Впрочем, ты уже побывал в Турции, так что начало положено. Так держать!