Geum.ru

Посвящается Васюнину Владимиру Николаевичу

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
Глава 3.2. Младший научный сотрудник.


Первый день новой службы начался с посещения отдела кадров, где меня попросили немного подождать встречи со своим будущим начальником. Я, вполне естественно, ожидал, что встречусь с кем-нибудь из офицеров, проводивших со мной беседу на НИПе. К моему удивлению подошел ко мне совершенно неизвестный подполковник, который представился Иваном Аникеевичем Чепиковым. Он сказал, что является начальником отдела, который занимается вопросами научно-технического сопровождения создания и эксплуатации пилотируемых космических средств. Рассказав достаточно подробно о существе тех исследований, которые мне придется проводить, если я соглашусь работать в его отделе, Чепиков поинтересовался моим мнением обо все услышанном. Честно говоря, я совершенно не был готов к тому, что произошло. Из бесед, проводимых со мной сотрудниками института еще на НИПе, мне представлялось, что на новом месте службы я займусь научной работой в уже знакомой мне области, связанной с созданием и эксплуатацией средств измерительных пунктов. Теперь мне предложили работать в совершенно незнакомом для меня направлении, но, как я думал тогда, гораздо более интересном и перспективном. В душе твой дед был и остался до сих пор неисправимым романтиком, поэтому предложение Чепикова я принял с радостью. В то время завершилась эпоха одиночных полетов пилотируемых космических кораблей, и начался период планомерного изучения околоземного космического пространства с использование долговременных орбитальных станций (ДОС). Разве я мог пройти мимо возможности оказаться причастным к этому интереснейшему делу. Так я стал младшим научным сотрудником 15 отдела войсковой части 73790.

Встретили меня в отделе очень радушно. Попал я в лабораторию, начальником которой был подполковник Петров Владимир Иванович. В лаборатории велись исследования по нескольким направлениям, одним из которых являлось «Разработка и обоснование программ космических экспериментов». Как оказалось впоследствии именно этим направлением исследований мне предстояло заниматься до самого окончания службы в армии. Первый год ушел на то, чтобы ознакомиться с результатами ранее проведенных исследований, усвоить их и найти свое место в тематике работ, проводимых лабораторией. Очень большую помощь при этом мне оказывали опытные сотрудники лаборатории, такие как Бушкевич, Яицкий, Зотов, Кондратьев. За год твоему деду пришлось перелопатить множество научных отчетов, из которых мне довелось узнать многое о специфике пилотируемого космоса и о его роли в проведении экспериментов в космическом пространстве. Большим сюрпризом для меня стало открытие того, какими неожиданностями сопровождался начальный этап освоения космоса человеком, с какими трудностями приходилось сталкиваться первым космонавтом. Это сейчас о многом можно прочитать в различных воспоминаниях, публикуемых в открытой печати, а в то время очень многие вещи, на мой взгляд, совершенно безобидные, были строго засекречены. Из-за этого большинство наших людей, сознавая, что комический полет дело весьма опасное, совершенно не представляло себе до какой степени оно еще и «некомфортабельное», если можно так выразиться. Приведу лишь один пример, который, по-моему, нигде еще не упоминался.

Первые советские пилотируемые корабли «Восток» отличались тем, что весь полет космонавт вынужден был проводить в скафандре, который представлял собой полностью автономную систему жизнеобеспечения. Имелось в скафандре и устройство, позволяющее пилоту сходить по малой или большой нужде, такой, своего рода, мини туалет. Если с малой нуждой еще в первых полетах все обстояло нормально, то до испытания туалета в полном объеме дело никак не доходило. И вот, наконец, в одном из полетов с борта корабля последовал доклад космонавта: «Впервые случился космический стул». Связь с кораблем, как назло была неустойчивой, прерывалась помехами, и на Земле услышали не «стул», а «стук». В центральном пункте управления (ЦУП) все пришли в состояние замешательства, и на борт последовал срочный запрос: «Доложите, какого характера, и в каком месте слышен стук». Поскольку корабль к этому времени вышел из зоны видимости наземных пунктов связи, число которых тогда было весьма ограничено, то ответа от космонавта не последовало. В состоянии крайнего волнения сотрудники ЦУПа находились около часа, пока корабль заново не вошел в зону радиовидимости. На борт снова отправили запрос по поводу стука, и только выслушав подробное разъяснение космонавта в ЦУПе, после вполне понятного смеха, все вздохнули с облегчением. Можно еще рассказать, например, об особенностях помывки в космической бане и о многом другом, но лучше об этом прочитать в воспоминаниях непосредственных участников событий, в которых сейчас нет недостатка.

Начиная свою научную деятельность, я часто задумывался о том, а не напрасно ли прошли три года моей службы на НИПе. Жизнь показала в дальнейшем, что и мой дядя и А. Г. Карась были абсолютно правы, когда советовали мне пройти сначала службу в войсках. Я убедился, что отношение ко мне со стороны и командования, и других офицеров являлось совершенно не таким, как отношение к тем, кто пришел в институт прямо со студенческой скамьи. Оно представлялось более уважительным, если так можно выразиться. Кроме того, мне было очень просто исполнять чисто военные обязанности, которые тоже приходилось осуществлять, работая в институте. После караульной службы и многочисленных проверок, которым я подвергался, служа на НИПе, выполнение обязанностей дежурного по части или нахождение в гарнизонном патруле для меня никаких трудностей не представляло.

Как я уже писал раньше, перевод в институт дал мне возможность гораздо больше уделять внимания домашним делам. Жили мы тогда вчетвером, так как моя мама практически не покидала нас, изредка улетая в Тбилиси, для того чтобы убедиться в целости и сохранности своей квартиры в Собачьем переулке. Через некоторое время она, не без помощи дяди Ачико, обменяла двухкомнатную квартиру в Тбилиси на однокомнатную квартиру в нашем городке. Эта та самая квартира, которая расположена на десятом этаже нашего дома и прекрасно тебе знакома.

Поскольку твой папа в детстве был очень подвержен простудным заболеваниям, то детский сад он, практически, не посещал. Большую часть времени Коля проводил со своей бабой Кети, а в выходные дни Лена и я ездили с ним в Москву. Твой папа очень любил развлекаться на всяких детских аттракционах, водили мы его и в музеи, и в театры. Часто ездили в гости к Геловани и к Литовским – дальним родственникам Лены, которые теперь живут в Америке. Посещали мы и тетю Жеку, которая в это время жила в городе Александров вместе с дядей Петей и моими двоюродными сестричками Светочкой и Наденькой. Летом Коля уезжал к своей второй бабушке Рае в Одессу.

Незаметно пролетело пять лет, и наступил торжественный день, когда Коля пошел в первый раз в первый класс. Именно в это время, а может и немного позже, он, весьма неожиданно для нас, очень увлекся изучением различных насекомых и другой живности, обитавшей в лесу, распложенном в непосредственной близости от нашего дома и называвшимся «Комитетским». Мы довольно часто всей семьей проводили выходной день в этом лесу, играли в волейбол и другие игры. В то время он еще не был доведен до того удручающего состояния, в котором находится сейчас. В лесу росли буйные заросли малины, водилась земляника, попадались грибы и не просто сыроежки, а даже белые. По деревьям сновали белки, иногда спускаясь к людям, которые угощали их чем-нибудь вкусненьким. В воздухе носились стрекозы и порхали бабочки самых различных видов. Твой папа в столь раннем возрасте прекрасно разбирался в окружавшей нас фауне, мог определить по внешнему облику, к какому виду принадлежит та или иная стрекоза, бабочка и любое другое насекомое. Недалеко от нашего дома в Комитетском лесу располагалось небольшое болото. Так Коля собирал в нем лягушачью икру, и, поместив ее дома в аквариум, выращивал из нее настоящих лягушек, которые, повзрослев, выпрыгивали из аквариума и скакали по всей квартире. Поздней осенью он собирал всяких личинок и куколок, а зимой у нас в квартире из них появлялись настоящие бабочки. Вся наша семья думала, что в будущем наш сын обязательно станет биологом, но, как это часто бывает в жизни, детское увлечение прошло, и от него остались только многочисленные справочники, определители насекомых и другая литература, которая впоследствии была сдана на макулатуру.

В нашем доме всегда присутствовали какие-нибудь животные. Лена и я считали, что это благотворно повлияет на Колю, да и сами мы очень любили собак, кошек и прочую живность. Кого только у нас не перебывало за это время. Водились у нас и птицы – волнистые попугайчики, и хомячки, даже ежик. Был период, когда у нас одновременно проживали собака, кот, ежик, и морская свинка. Ежик попал к нам совершенно случайно. Как-то осенью наш сосед поймал его совсем маленького в лесу, принес домой и неделю продержал у себя. Но квартира у него была небольшая, да и жена возражала против присутствия животных в доме. Вот мы и забрали ежика, которого назвали Чуней, к себе. Несколько дней спустя, Чуня вполне освоился в нашей квартире и соорудил себе из газет настоящее гнездо, в котором он спал целыми днями. Ночью Чуня покидал свое жилище и отправлялся на «охоту», производя ужасный шум жесткими и довольно длинными когтями. Из всех нас он доверял только Лене, позволяя ей брать себя на руки. На всех остальных он шипел, громко фыркал и старался уколоть своими иголками. Прожил он с нами до весны, а затем я отнес его в лес, где и отпустил на волю.

Последним из представителей «братьев наших меньших», живших в нашей квартире, была собака породы «бассет-хаунд». Взяли мы ее трехмесячным щенком и назвали Бетси. Через полгода мы в первый раз повезли Бетси на собачью выставку, проходившую в городе Фрязино. Первое время Бетси всего боялась, но когда начался осмотр собак, она повела себя прекрасно. По мере движения собак по рингу судьи стали ее переставлять вперед и, наконец, Бетси возглавила собачье шествие. Очень смешно было наблюдать за ее гордо вздернутым хвостом и важной походкой, видимо она прекрасно понимала, что раз ее поставили на первое место, то она лучшая. После завершения соревнований нам вручили специальный диплом, а Бетси наградили золотой медалью. Приняли мы участие еще в нескольких выставках, и везде Бетси занимала первое место, пока ей не исполнился год. С этого момента требования к экстерьеру собак стали предъявляться более строгие, а поскольку у Бетси имелся небольшой дефект прикуса, то на какие-либо хорошие места ей рассчитывать более не приходилось. Больше мы участия в соревнованиях не принимали. Собаки вообще живут не очень долго, а Бетси прожила всего десять лет. Мы все настолько любили ее, что решили никогда больше не заводить, не то, что собак, а вообще каких-либо животных.

В таких вот условиях рос наш Коля, а вместе с ним рос и я, только не в прямом смысле, а в плане получения очередных воинских званий и повышения своей квалификации. В марте 1975 года твой дедушка стал капитаном, а апреле 1979 года ему было присвоено звание майора, таким образом, он перешел в когорту старших офицеров. Из молодого и неопытного специалиста я превратился в молодого ученого, с результатами исследований которого начинали уже считаться. За эти годы я успел принять самое активное участие в совместной советско-американской программе «Союз-Аполлон», а также в разработке и реализации нескольких программ космических экспериментов на долговременных станциях «Салют». Не все и не всегда у меня получалось, случались и ошибки, но ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. За ошибки приходилось, конечно, отвечать, но здесь надо отдать должное моим начальникам И. А. Чепикову, который в то время стал уже полковником, и В. И. Петрову. Никто из них никогда не позволял себе такой слабости, свойственной многим руководителям, как прикрыться ошибками своего подчиненного перед выше стоящим командованием. Особенно мне запомнился случай, когда из-за допущенной мною неточности в научном отчете меня, как ответственного исполнителя работы, и Ивана Аникеевича, как начальника отдела, вызвал к себе «на ковер» начальник института генерал-лейтенант Г. П. Мельников. Я уже приготовился к неприятному разговору и не менее неприятным выводам для себя, как Чепиков заявил: «Геннадий Павлович, я начальник отдела, подписавший этот отчет, а значит именно я, в первую очередь, и несу ответственность за все недостатки, имеющиеся в нем». Мельников усмехнулся, отпустил меня, а о чем они потом говорили с моим начальником отдела, мне узнать так и не довелось. Из этой истории мне стало ясным одно, допуская ошибки, я подвожу тем самым и других людей. Больше меня за результаты моих собственных исследований «на ковер» никто и никогда не вызывал, а если и случалось что-либо, то уже в бытность мою начальником лаборатории, но тут я уже сам отвечал за своих подчиненных.

Все чаще и чаще меня стали посылать в командировки, где мне совершенно самостоятельно приходилось принимать достаточно ответственные решения. Не сразу, конечно, я получил такую самостоятельность. В свою первую дальнюю командировку на космодром Байконур я убыл вместе с Чепиковым. Объездили мы с ним все стартовые комплексы, предназначенные для запусков ракет-носителей, выводящих на орбиту пилотируемые корабли. К сожалению, при реальном запуске спутника мне присутствовать не пришлось, но за эту поездку я узнал много такого, что никогда не познаешь, читая отчеты. Все это позволяло мне в дальнейшем проводить научные исследования, не будучи оторванным от практики, а это, естественно, повышало качество получаемых результатов.

Моя следующая длительная командировка была связана с обеспечением проведения экспериментов на одной из станций типа «Салют». В составе группы сотрудников нашего отдела я отвечал за подготовку и передачу на борт станции исходных данные, требуемых космонавтам для проведения того или иного эксперимента. Работали мы на НИПе, который располагался в городе Евпатория. Там мне довелось повстречать многих летчиков-космонавтов, из числа тех, кто первыми начинали пилотируемые полеты. Все они были людьми разными по характеру, некоторые из них проявляли по отношению к простым смертным явное высокомерие, а другие воспринимались окружающими, как люди отзывчивые, радушные, чем очень располагали к себе. К числу последних я в первую очередь отнес бы космонавтов Алексея Архиповича Леонова и Павла Романовича Поповича. В перерывах между сеансами связи мы часто собирались в курилке, где Попович сразу же становился душой компании. Он много рассказывал смешных историй, связанных с полетами в космос, знал, и умело рассказывал множество анекдотов. Леонов был тоже не лишен юмора, но в отношении к делу в нем чувствовалась какая-то основательность, что, на мой взгляд, несколько отличало его от Поповича. Видимо не зря, именно Алексей Архипович занял в последствии должность заместителя начальника Центра подготовки космонавтов. Мне довелось встречаться с ним по служебным делам позднее, когда он уже занимал столь высокую должность. По-моему в его характере ничего не изменилось. Радушие, доброжелательность и какая-то мужицкая основательность при принятии решений, как были, так и остались свойственны ему.

Пока я находился в Евпатории, дядя Ачико достал для всей нашей семьи путевки в Евпаторийский военный санаторий. Срок моей командировки подходил уже к окончанию, когда приехали Лена и Коля. До их приезда я проживал в гостинице вместе с другими сотрудниками нашего отдела. С появлением твоей бабушки и папы мы стали жить все вместе в комнате, которую нам предоставило руководство санатория. Еще несколько дней мне приходилось вести на НИПе порученную работу, а Лена и Коля на это время были предоставлены самим себе. Но вот завершилась моя командировка, я подал рапорт с просьбой предоставить мне отпуск и, получив согласие начальства, присоединился к своей семье.

Отдых у нас получился замечательный. Погода в Евпатории стояла великолепная, и мы с утра отправлялись на пляж, где и проводили первую половину дня. После обеда и непродолжительного сна мы уходили бродить по городу, посещали музеи и другие достопримечательности. В Евпатории имелся прекрасный парк с детской площадкой, на которой можно было поучаствовать в различных аттракционах. Коля, естественно, не мог остаться равнодушным и катался на всем, на чем только можно было. Один раз пришлось и мне принять самое активное участие в одном из аттракционов - "полет на самолете". Это был один из немногих аттракционов, на которых маленькие дети допускались только в сопровождении взрослых. Существо аттракциона состояло в следующем. Мы должны были сесть в двухместный самолет, который начинал «летать» по кругу, то, поднимаясь выше, то, опускаясь ниже. При этом скорость «полета» все увеличивалась и увеличивалась, достигая заданного предела, после чего она начинала снижаться, и самолет как бы совершал посадку. На самом деле самолет не летал, а вращался вокруг оси, с которой он был связан специальным устройством. Вестибулярный аппарат у твоего дедушки всегда был не в лучшем виде, меня в детстве даже на качелях укачивало, поэтому я переживал за свое состояние в «полете», но ведь не скажешь об этом сыну. В продолжение всего аттракциона я делал над собой колоссальные усилия, чтобы не попросить преждевременного его завершения. Наконец самолет «приземлился» и я, с облегчением вздохнув, спустился на твердую землю, которая, почему-то, все время уходила из-под моих ног. Лена, увидев мое лицо, сразу отправила меня отдыхать в нашу комнату, чтобы Коля не заметил насколько его отцу плохо.

Незаметно пролетел наш отпуск, и мы отправились на поезде в Москву, а оттуда к себе домой в Болшево, где нас с нетерпением ожидала моя мама. Лето заканчивалось, Коля должен был продолжить свою учебу, но уже в третьем классе, Лену заждались ее ученики в музыкальной школе, ну, а я приступил к своей обычной научно-исследовательской работе.

Другая длительная командировка была у меня в Ленинград. Предстояло согласовать план совместных работ нашего отдела и научно-исследовательских подразделений академии имени А. Ф. Можайского, с которыми мы тесно сотрудничали. Вспомнив, как в далекие детские годы мой отец брал меня с собой в командировки, я решил, что было бы не плохо взять в Ленинград Колю. Договорившись с Иваном Аникеевичем о том, чтобы мне оформили командировочное предписание на срок, несколько превышающий тот, который в действительности был необходим для проведения работы, я обеспечил себе необходимый резерв свободного времени, которое я мог бы полностью уделить сыну. В академии приняли нас очень хорошо, поселили в местной гостинице, вот только место нам с Колей выделили одно на двоих, но это нас ничуть не расстроило. Как я и ожидал, на завершение всех командировочных дел у меня ушло три дня. Все оставшееся время мы с Колей посвятили обстоятельному знакомству с достопримечательностями города на Неве. Практически мы полностью повторили с ним тот маршрут, который я и Лена проделали в свое время. Более того, мы посетили Петергоф с его великолепными фонтанами и летней резиденцией Петра Первого. Побывали мы и в городе Пушкин, называвшийся когда-то Царское Село, полюбовались зданием лицея, который в свое время окончил великий русский поэт А. С. Пушкин. Поскольку еще со школьных лет твой дедушка был страстным фотографом-любителем, то и в этой поездке он постарался запечатлеть на фотопленке все, что нам довелось увидеть. Фотоаппарат у меня был, по тем временам, высокого класса – «Зенит-ТТЛ», который автоматически определял необходимые для правильной съемки выдержку и диафрагму, так что за качество будущих фотографий я не беспокоился. Кроме «Зенита» у меня имелся еще один фотоаппарат, но совсем простенький – «Смена-8М», на котором все установки для ведения съемки необходимо было производить вручную. Этим фотоаппаратом пользовался Коля, который тоже делал снимки всего того, что казалось ему интересным, правда, не без моей помощи. Каково же было мое удивление, когда мы вернулись из этой поездки домой и занялись проявкой пленок и печатанием фотографий. Оказалось, что качество снимков, сделанных Колей, куда лучше, чем полученных с использованием моего, более дорогого, фотоаппарата. Поэтому, если тебе доведется смотреть альбом с фотографиями, сделанными нами во время той поездки в Ленинград, имей в виду, что большинство из них выполнено твоим папой. К моему глубокому сожалению Коля так и не увлекся в дальнейшем фотолюбительством. Вот только когда он служил в армии, то заснял, с помощью все той же «Смены-8М» несколько пленок, повествующих о его армейской жизни, но фотографии с этих пленок делать пришлось мне самому. Покидали мы Ленинград очень уставшие, но довольные. По крайней мере, я чувствовал себя именно таковым, а вот что и как ощущал твой отец, я думаю, он сам тебе когда-нибудь расскажет. Происходило все это в 1977 году, когда твоему папе было около девяти лет, а мне перевалило уже за тридцать пять.

Прошло еще несколько лет, и твоего дедушку повысили в должности. В 1981 году я стал старшим научным сотрудником и возглавил научную группу, которая состояла, правда, всего из двух человек, меня и майора Чернова Юрия Яковлевича. К этому времени у меня был накоплен некоторый опыт в проведении исследований по сопровождению и реализации программ космических экспериментов на пилотируемых орбитальных средствах. Об этом можно было судить и по результатам моей работы. За восемь лет службы в институте я принял участие в проведении около двадцати научно-исследовательских работ, опубликовал в печати шесть статей и сделал два доклада на научно-технических конференциях.


Глава 3.3. От старшего научного сотрудника до кандидата технических наук.


Несмотря на малочисленность нашей группы перед ней была поставлена довольно сложная задача, разработать методы и методики, позволяющие осуществлять формирование долгосрочных программ космических экспериментальных исследований. Я постараюсь, не вдаваясь в излишние подробности, попытаться рассказать своими словами о том, что же нам предстояло сделать.

Прежде всего, необходимо отметить, что под космическим экспериментом здесь и далее имеется в виду такой эксперимент, для проведения которого обязательным условием является использование орбитальных средств. Под орбитальными средствами понимается все, что запускается на околоземную орбиту. Это могут быть ступень ракеты-носителя, космический аппарат (автоматический или пилотируемый), орбитальная станция, космический корабль многоразового использования типа американского «Шаттла» или отечественного «Бурана», и тому подобное. На орбитальных средствах, как правило, размещается исследовательская аппаратура, с помощью которой и проводятся собственно эксперименты. Программа проведения космических экспериментов – это документ, который определяет, какие именно эксперименты и на каких орбитальных средствах целесообразнее всего проводить в тот или иной период времени. Необходимость в использовании специальных методов для формирования такого рода программ обусловлена, в первую очередь, тем, что предложений по проведению экспериментов бывает много, а средства, выделяемые на их проведение всегда ограничены. Вот и возникает задача, как из большого числа предлагаемых экспериментов выбрать и включить в программу именно те, от проведения которых будет получен максимальный эффект.