Geum.ru

Посвящается Васюнину Владимиру Николаевичу

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
Глава 3.1. Снова в строю.


Прилетев в Москву, я остановился на квартире у Геловани. Дня через три меня вызвали на прием к А.Г. Карасю. Когда я вошел в его кабинет и доложил, по всей форме, о своем прибытии, то заметил, что в кабинете находится и дядя Ачико. Андрей Григорьевич очень тепло встретил меня и спросил: «Где же вы намерены проходить дальнейшую службу, товарищ лейтенант?». Я ответил, что, если это конечно возможно, хотел бы служить в одном из научно-исследовательских институтов Министерства обороны, так как имею склонность к такого рода деятельности. «Есть такой институт, - сказал Андрей Григорьевич, - но лично мне кажется, что для начала вам необходимо года три прослужить в войсках. Вы наберетесь опыта, изучите технику, а потом можно будет подумать и о науке. Учитывая, что вам уже двадцать семь лет, рекомендую проходить службу в городе Воркута или на Камчатке. В этих местах год службы засчитывается за полтора, что позволит вам несколько улучшить ваше положение в части срока выслуги лет на офицерских должностях». Услышав такое предложение, я несколько смутился. Дело в том, что одесские медики в один голос заверили Лену и меня, что для Коленькиного здоровья более всего подходит климат средней полосы России. А тут предлагают Камчатку или Воркуту. Значит, мне придется служить вдали от семьи, да и, честно говоря, мне совершенно не хотелось на север, хватит с меня семнадцати лет жизни на Колыме и в Якутии. Все эти соображения были мною изложены генерал-лейтенанту. Немного подумав, он сказал: «Хорошо, тогда мы направим вас служить в Подмосковье. Как, Арчил Викторович, - обратился Карась к дяде Ачико, - вы на это смотрите?». Мой дядя полностью поддержал предложение Андрея Григорьевича, и моя дальнейшая судьба была, таким образом, окончательно решена. Через несколько дней меня вызвали в ЦУКОС и вручили предписание, согласно которому мне необходимо было убыть в войсковую часть 26178, а по прибытию в нее приступить к исполнению обязанностей начальника станции «Луч». Что это за станции и в чем состояли мои обязанности я, естественно, не имел тогда ни малейшего представления. Распрощавшись с дядей Ачико, тетей Кето и Виктором, твой дедушка отправился к месту своей службы.

Вот и настал тот момент, Вова, когда необходимо ознакомить тебя, хотя бы вкратце, с тем, чем предстояло в дальнейшем заниматься твоему деду. В то время в космическом пространстве летало множество искусственных спутников земли (ИСЗ) самого различного назначения: военных, научных, метеорологических, геодезических, связных и пр. Для управления этими спутниками, получения от них служебной, специальной и научной информации на поверхности Земли было создано большое количество наземных измерительных пунктов (НИПов). Войсковая часть 26178 и была как раз одним из таких пунктов. Дислоцировалась она вблизи города Щелково, а точнее в населенном пункте Воронок. От поселка Болшево, так раньше назывался наш город Юбилейный, до Воронка можно было добраться по железной дороге всего лишь за двадцать минут. НИП представлял собой комплекс различных станций, часть из которых предназначалась для приема различной информации со спутника, в том числе и о состоянии работоспособности его бортовых систем. Другие станции использовались для передачи служебных команд и программ на космический аппарат (КА), с помощью которых обеспечивалась работа его бортовых систем. Имелись на НИПе и станции, служащие связующим звеном между первыми и вторыми. Станция «Луч, как раз и относилась к такому связующему звену. В состав станции входили два комплекта (основной и резервный) приемо-передающей аппаратуры, телеграфные аппараты, аппаратура связи с командным пунктом и другое оборудование. В непосредственном подчинении начальника станции находился расчет в составе нескольких солдат и одного сержанта. Кроме того, в обслуживании станции принимал участия еще один офицер - инженер отделения, но начальнику станции он подчинялся только в оперативном порядке, при несении дежурства. Сеансы связи с космическими аппаратами проходили в моменты прохождения их над районом НИПа, а это могло происходить несколько раз в сутки, как в дневное, так и в ночное время. Поскольку на пункте имелось две станции «Луч», то это давало возможность организовать их работу в три смены, что и имело место на практике. Дежурная смена вкалывала сутки, а затем двое суток «отдыхала». Почему слово отдыхала, взято мною в кавычки? Ответ очень прост, ведь кроме работы на станции необходимо было нести и повседневную службу, т.е. ходить в наряды, изучать всевозможные дисциплины, нести караульную службу. Для офицеров, имеющих в подчинении личный состав, отдых заключался в том, что им предоставлялась возможность выспаться сразу после сдачи дежурства. А если в этот день необходимо было проводить политзанятия с рядовым и сержантским составом, то и поспать было некогда. Несколько легче было инженеру – отделения, который с личным составом имел дело только в период дежурства. Вот примерно в такой обстановке мне предстояло принять командование станцией.

По прибытии в часть я, как это положено, представился ее командиру - полковнику Горбунову. Как мне стало понятно в последствии, мужик он был хороший, прекрасно понимал свои истинные возможности и не мешал командирам других подразделений, которые являлись высококвалифицированными специалистами, организовывать работу по обслуживанию спутников в соответствии со своими знаниями и умением. Имелась, правда, у Горбунова одна слабость, любил он употреблять крепкие выражения по любому поводу. Доходило до того, что мог наш командир загнуть трехэтажным матом даже во время развода части, когда перед ним стояло в строю до тысячи человек. Чего уж там говорить о том, что он вытворял, когда устраивал разнос офицерам у себя в кабинете. Но человек он был отходчивый и, по большей части, справедливый, за что и прощали ему эту его слабость.

Из кабинета командира части я отправился к начальнику отдела, в котором мне предстояло проходить службу. После моего доклада он вызвал начальника отделения, в подчинении которого, наряду с другими станциями, находились и станции «Луч». Им оказался майор Козлов Константин Григорьевич, за свой уживчивый характер называемый за глаза подчиненными «Костей». Сейчас он, как и твой дедушка, находится на пенсии и живет в нашем городке. Иногда мы встречаемся и вспоминаем те времена, когда он был моим непосредственным начальником на протяжении трех лет. «Костя», после непродолжительной беседы, отвел меня в корпус, где размещались наши станции, познакомил меня с личным составом и предоставил мне две недели сроку на личное обустройство и ознакомление с техникой и подчиненными, после чего мне предстояло напрямую приступить к исполнению своих обязанностей.

Первым делом я получил обмундирование и переоделся в офицерскую форму. Затем отправился к коменданту общежития, который поселил меня в комнате, где жило еще двое офицеров, молодые лейтенанты Слава и Женя, с которыми мы стали впоследствии хорошими товарищами. Жить в общежитии мне предстояло до тех пор, пока не будет сдан в эксплуатацию дом, в котором для нашей семьи, стараниями моего высокопоставленного дяди, уже была зарезервирована двухкомнатная квартира.

Решив вопросы с амуницией и жильем, я вплотную занялся изучением устройства станции «Луч». Огромную помощь оказал мне в этом начальник второй станции – капитан Петр Михайлов, работавший на этой должности уже несколько лет. Очень помогали мне и мои подчиненные, особенно командир расчета сержант Степанов, начавший в то время второй год своей службы и хорошо разбиравшийся в тонкостях практического использования оборудования станции при несении боевого дежурства. Фамилия Степанов является условной, потому что подлинную фамилию сержанта я, к сожалению, не помню. Хочется только сказать, что без Степанова мне, молодому офицеру пришлось бы очень нелегко в работе с рядовым составом. Я на своем опыте убедился, какую важную роль играет хорошо подготовленный сержантский состав в вопросах организации нормальных взаимоотношений в солдатской среде.

Через две недели подошел срок сдачи мною экзамена на допуск к самостоятельному несению дежурства. В состав приемной комиссии вошли майор Козлов и еще несколько офицеров отделения. Ответив на все теоретические вопросы и продемонстрировав умение использовать на практике полученные знания, я получил оценку «хорошо» и был допущен к самостоятельной работе. С этого момента и началась настоящая служба твоего деда в космических войсках, продолжавшаяся более двадцати лет.

В период прохождения мною службы на НИПе возникали всякие ситуации, от смешных до трагических. Поскольку все офицеры, с которыми я ближе всего сошелся, были ребята молодые, то после сдачи очередного дежурства мы предпочитали не предаваться сну, а заняться чем-нибудь более интересным. Часто мы уезжали в Москву, где в парке «Сокольники» можно было посидеть в баре и попить хорошего чешского пива. В те времена достать такое пиво было достаточно трудным делом, не то, что сейчас. Как-то раз мы просидели в баре до позднего вечера и, выпив кружек по десять пивка, отправились на электричке к себе в общежитие. По дороге все заснули, а так как электричка следовала до Монино, то там мы и проснулись, проспав свою остановку. Хорошо еще, что через десять минут отходила электричка на Москву, в которую мы и загрузились. Проснулись мы в этот раз уже в Москве. Было так поздно, что оставалась только последняя электричка, на которой можно было добраться до Воронка. На этот раз мы организовали поездку по всем правилам военного искусства, установив в тамбуре вагона посменное дежурство на все время поездки. Только благодаря этому нам удалось во время выйти на своей станции, но до общежития пришлось добираться уже пешком, поскольку мы опоздали на последний автобус. Естественно, что все впечатление от посещения пивного бара было испорчено.

А вот другой случай, происшедший уже во время несения боевого дежурства. На станции «Коралл», с которой мы были связаны и посылали туда данные для последующей передачи их на борт КА, во время сеанса связи вышел из строя электрический привод передающей антенны. Начальник станции капитан Гранаткин не растерялся и отправил на крышу, где находилась антенна, двух солдат. Им удалось вручную навести антенну в предполагаемую точку нахождения спутника, благодаря чему сеанс связи состоялся, и все команды были отправлены на борт КА. Но ведь излучаемый антенной сигнал обладает приличной мощностью, и нахождение в поле его действия было сопряжено с опасностью для здоровья. Впоследствии за проявленную решительность начальник станции и солдаты, обеспечившие ручное наведение антенны, были поощрены Главкомом Ракетных войск стратегического назначения.

И на нашей станции случались ситуации, когда приходилось выполнять поставленные задачи в достаточно сложных условиях. Особенно трудным сложился период, когда мы с капитаном Михайловым остались вдвоем, так как наш третий офицер (инженер отделения) заболел. Пришлось перейти на работу в две смены, когда заступать на дежурство необходимо было через сутки. Проработали мы в таком режиме около месяца. Как назло, именно на этот месяц пришлось очень большое количество сеансов с КА, поскольку станции «Луч» на другом НИПе, которые могли бы продублировать нас, находились в это время на профилактическом обслуживании. В результате столь интенсивной работы твой дедушка приобрел язву желудка, которая и сейчас дает о себе знать. С Михайловым, дело обстояло и того хуже, он получил осложнение почечной болезни, от которого так и не сумел оправиться и через год скончался, будучи еще, по сути дела, совсем молодым человеком. Так что, не смотря на относительную простоту, наша служба по-своему была, как поется в одной песне, «и опасна и трудна», хотя, честно говоря, в других родах войск, таких как, например, десантные войска, приходилось куда труднее.

Прошло четыре месяца с начала службы твоего деда на станции «Луч». В конце мая 1970 года подошла, наконец, и моя очередь на получение долгожданной жилплощади. Нашей семье выделили двухкомнатную квартиру по улице Юбилейной, дом № 1, в третьем городке поселка Болшево. Получив смотровой ордер на квартиру, я отправился принимать ее вместе с техником-смотрителем из домоуправления. Отворив дверь и войдя во внутрь помещения, я просто остолбенел от открывшегося зрелища. Комната, в которой сейчас стоит мой компьютер, была заполнена унитазами, пол в кухне был вздут, а из-под устилавших его плиток выступала черная битумная мастика. Обои в обеих комнатах были испачканы, а в некоторых местах даже порваны. Не возможно описать словами до какой степени я расстроился, но присутствовавший при осмотре техник заверил меня, что за счет строителей квартира будет приведена в порядок и через неделю она станет не узнаваемой. Прошло семь дней, и я опять приехал для приема квартиры. Действительно, она просто преобразилась. Все было убрано, полы в кухне выровнены, обои в комнатах поклеены наново. Паркетные полы заново отциклеваны и покрыты лаком. Даже при большом желании, которого я и не испытывал, придраться было не к чему и мне ничего другого не оставалось, как, расписавшись в журнале, стать полноправным хозяином нового жилья. С этой квартирой ты, Вовка, очень хорошо знаком, потому что мы с бабушкой и сейчас проживаем в ней. Вот только квартирка выглядит уже не такой новой, как во время ее получения, поселок стал называться городом Юбилейный, а улица получила имя А. И. Соколова. Хотя у меня уже имелась собственная жилплощадь, но еще две недели мне пришлось прожить в общежитии, так как в новой квартире даже присесть было не на что. Более того, когда я через несколько дней посетил ее, то пришел в ужас, поскольку кухня, туалет, ванная комната и часть комнаты, примыкающей к ванной, оказались залиты водой. Произошло это из-за того, что при проводке водопровода в квартире соседей, которые жили прямо над нами, были использованы бракованные трубы. Поскольку вины соседей, а тем более моей, в том, что случилось, не было, то очередной ремонт опять сделали сами строители, причем совершенно бесплатно. Однако еще долго, наверное, года три, мы ощущали последствия того «потопа», ведь остатки воды, которые скопились в пустотах стен и потолков, время от времени давали о себе знать. На кухне то и дело проступали желтые пятна, а стена в комнате еще два года была слегка сырой и зимой покрывалась инеем.

Для того, чтобы не прозевать какого-либо очередного бедствия, да и вообще не оставлять наше жилище без присмотра, я приобрел раскладушку и, оставив на некоторое время за собой место в общежитии, поселился в своей квартире. Жил я, как говорится, "по-походному", спал в обмундировании, укрывшись шинелью, а вместо подушки использовал подручные средства, но для меня это было делом привычным. Теперь можно было вызывать к себе семью. В середине июля из Одессы приехали Лена с Колей, но не только прибыли сами, а привезли с собой два контейнера со всем необходимым, начиная от посуды и заканчивая холодильником. Наконец-то наша семья воссоединилась после длительной разлуки, и мы начали «жить, поживать и добра наживать». Лена через несколько дней устроилась на работу в Болшевскую музыкальную школу и с первого сентября начала свою трудовую деятельность в качестве преподавателя по классу скрипки. Трудилась она в этой школе долгие годы, до самого ухода на пенсию. Считалась твоя бабушка весьма хорошим педагогом, ученики ее очень любили и многие из них, после окончания школы, продолжили занятия музыкой в училище, а затем и в консерватории. Но все это будет потом, а пока что Лена трудилась на работе и по хозяйству, Коленька, которому было два с половиной года, подрастал, а я продолжал службу на НИПе, вот только ездить на нее мне приходилось теперь на электричке.

Через два года, как это и положено, твоему деду присвоили очередное воинское звание – старший лейтенант. К этому времени я стал классным специалистом, изучил устройство и других станций, а свой родной «Луч» знал до мельчайших тонкостей. Это позволило мне внести рационализаторское предложение, внедрение которого дало возможность намного упростить и, одновременно, ускорить процесс передачи и приема информации по линиям связи между нашей станцией и другими средствами НИПа. Получил твой дед за это соответствующее свидетельство и денежную премию. Вообще, к этому моменту у меня было уже множество благодарностей от командования разного уровня, вплоть до Главнокомандующего Ракетными войсками. Впоследствии это очень помогло мне при переходе на новое место службы. Примерно в это же время ушел на пенсию наш командир части полковник Горбунов. На его место заступил другой полковник по фамилии Каркач. Каким он был человеком мне судить трудно, но то, что странности за ним водились, это точно. В день, когда он приступил к исполнению своих обязанностей, я был начальником караула. Наше караульное помещение находилось за высоким забором, который скрывал от посторонних глаз все, что происходило в карауле. Укрывались за ним и несколько собак, которые прижились у нас и поднимали оглушительный лай, если к караульному помещению приближались посторонние. Как они распознавали кто посторонний, а кто свой, я до сих пор понять не могу. Ближе к вечеру в дверь караульного помещения раздался звонок. Поскольку собаки молчали, я подумал, что это пришел кто-то из своих и остался на месте. Вдруг с искаженным лицом ко мне влетает мой помощник и говорит, что прибыл командир части. Я стремглав выскочил на крыльцо и доложил полковнику о том, что за время несения службы происшествий в карауле не случилось, а самого все время терзала мысль: «Почему же собаки не залаяли?». Каркач задал несколько вопросов мне и личному составу караула, проверил состояние помещения, сделал несколько замечаний, а при уходе сказал: «Собакам не место в карауле. Расстрелять». Все остолбенели, а меня так и подмывало спросить: «Товарищ полковник, расстрелять прямо сейчас или можно потом, когда вы уйдете?». Конечно же, я промолчал, командир ушел, а собаки так и продолжали жить при караульном помещении. Были они хоть и обычные дворняги, но ведь каким-то внутренним чутьем распознали, что лаять, в данном случае, не надо.

До прихода в нашу часть Каркач проходил службу на полигоне Капустин Яр. Характерной особенностью местности, где размещался полигон, являлось отсутствие деревьев, по сути дела это была полупустыня. Деревья там специально высаживали и постоянно ухаживали за ними. Каркач решил перенести этот опыт и на наш измерительный пункт, хотя с растительностью у нас все было нормально. На первом же собрании офицеров части он выступил с пространной речью по данному вопросу. В заключении Каркач высказал мысль о том, что каждое дерево необходимо персонально закрепить за офицерами. «Вот стоит, к примеру, береза, - произнес он, - а на ней должна висеть табличка «подполковник Евдокимов», или растет клен, а на нем табличка «майор Козлов». В это время из зала, не очень громко, но достаточно внятно, кто-то произнес: «А вот растет дуб, а на нем табличка «полковник Каркач». Естественно, что зал начал смеяться, чем очень обидел командира части, хотя тот и не расслышал толком, что было сказано. «Ничего смешного в моем предложении я не нахожу, - сказал он, - думаю, что через неделю все деревья на территории части будут иметь надлежащий вид». Таблички, конечно, сделали, но никто и не собирался специально ухаживать за зелеными насаждениями, так как никакой необходимости в этом не было. Через полгода эта проблема перестала кого-либо волновать, в том числе и самого Каркача.

Впрочем, с деревьями произошла еще одна история. У нас возле столовой была высажена красивая аллея из молодых кленов. Чем-то не по душе она пришлась Каркачу, и он дал указание пересадить аллею в другое место, причем сам и показал в какое именно. Приказ начальника – закон для подчиненного, как говорят в армии, клены были аккуратно выкопаны и пересажены на указанное место. Буквально через два дня к Каркачу обратился его зам. по строительству и сказал, что в том месте, где теперь находится аллея, проходит высоковольтная линия, а это значит, что когда деревья подрастут, они начнут задевать провода. Пришлось незадачливому «садовнику» отменять свое указание, а солдатам пересаживать деревья на прежнее место. Как это часто бывает в армии, за глупость начальника платит личный состав. В мирное время этой платой становятся напрасно затраченные усилия, а в военное – жизни.

Случалось и твоему деду совершать необдуманные поступки. На станции «Луч», впрочем, как и на других станциях, время от времени положено проводить профилактическое обслуживание техники. Для такого рода работ нам выделялся спирт, с использованием которого необходимо было протирать контакты электрических разъемов. Еще в начале своей службу я обратил внимание, что никто этого не делает, и решил исправить положение дел. Как меня не отговаривал мой сержант Степанов, я приказал тщательно протереть все контакты на одном из двух комплектов станции, как впоследствии выяснилось хорошо, что не на обоих. После окончания профилактики работать на этом комплекте стало не возможно, все время происходили сбои при приеме и передаче информации. Только после разъяснений, полученных мною от капитана Михайлова, стало понятным, в чем заключалась моя ошибка. Контакты действительно положено было протирать спиртом, но чистым, или, как еще говорят, медицинским, а нам, в целях то ли экономии, то ли из более меркантильных соображений, выдавали технический спирт. После протирки им посеребренных контактов, они окислялись и начинали плохо проводить сигнал. Пришлось всему расчету станции заняться исправлением моей ошибки. Оказалось, что для этого достаточно протереть контакты обыкновенным ластиком, т.е. резинкой для стирания, написанного карандашом или чернилами. Сознавая свою вину в случившемся, твой дед принял самое активное участие в этой чистке, а до ее завершения мы использовали во время сеансов связи второй комплект станции. Может возникнуть вполне закономерный вопрос, а что же мы делали с выдаваемым нам спиртом. Ведь в соответствии с нормой расхода мы получали на месяц полтора килограмма спирта на каждый комплект станции. Если учесть, что станций было две и на каждой имелось по два комплекта аппаратуры «Луч», то за месяц выходило шесть килограммов спирта. Ну, во-первых, он расходовался на протирку других контактов, которые не окислялись, во-вторых – на всевозможные хозяйственные нужды, ведь на спирт можно было выменять, например, краску для ремонта помещения или еще что-нибудь. Кроме того, из технического спирта, при большом желании и умении, можно было приготовить что-то вроде кофейного ликера, наподобие того, как приготовляли ликер «шасси» в прекрасном кинофильме «Хроника пикирующего бомбардировщика».

Из всего, что я рассказал, не совсем понятно, а чем же мы занимались в промежутках времени между несением боевого дежурства. Да ничем особенным, что отличалось бы от повседневной войсковой жизни в любых других частях. Несли гарнизонную и караульную службу, усиленно занимались строевой и физической подготовкой, изучали личное оружие и даже, правда, чрезвычайно редко, стреляли из него в тире. Помимо этого с офицерским составом еженедельно проводились занятия по марксистско-ленинской подготовке, причем из года в год нам приходилось изучать одно и тоже. Несмотря на внутреннее неприятие таких занятий, ничего изменить мы были не в состоянии, ибо такие были тогда времена. Те офицеры, в том числе и твой дедушка, которые имели в подчинении рядовых и сержантов, наряду с изучением основ марксизма-ленинизма, вели с личным составом занятия по политической подготовке. Дело это было тоже довольно муторное, но приходилось заниматься и им.

Довольно часто в нашей части проводились инспекторские проверки, на которых необходимо было продемонстрировать степень усвоения полученных знаний. Для проверок чаще всего создавалась внутренняя комиссия из офицеров нашей части, но иногда присылались комиссии и вышестоящим командованием. Как начальник станции я должен был проходить проверку как бы дважды. Один раз просто как обыкновенный офицер, а второй – как начальник станции. Во втором случае мне приходилось сдавать те же нормативы, что и личному составу, находящемуся в моем непосредственном подчинении. Например, если как офицер я должен был хорошо стрелять из пистолета, то, как начальник я должен был уметь не хуже подчиненных стрелять из автомата. Впрочем, со стрельбой, умением надеть войсковой защитный комплект, уложившись в отведенное время, и большинством других дисциплин, подлежащих проверке, у меня все обстояло нормально. Гораздо хуже, а если говорить честно, совсем плохо складывались дела с выполнением нормативов по физической подготовке. Единственное, что мне не плохо удавалось это бегать кроссы, а вот с выполнением упражнений на всяких спортивных снарядах (брусьях, перекладине, коне и пр.) у меня был полный завал. Исключение составляло только умение подтягиваться на перекладине, здесь я в отведенный норматив, хоть и с трудом, но укладывался. Именно в плане физической готовности мы, т.е. те, кто обучался на военной кафедре в гражданском ВУЗе, очень уступали «настоящим» офицерам, получившим полноценную подготовку в военном училище. Впрочем, эта разница в степени подготовки заметна была и в других дисциплинах, но не так разительно. Именно по этой причине офицерам, призванным в армию после окончания институтов, давали обидное прозвище «пиджаки». Мне все-таки было легче многих других, так как сказывалось то, что в свое время я отслужил три года срочной службы, да и военная кафедра в нашем «Политехе», как оказалось, была на должной высоте. Во всяком случае, в вопросах тактической подготовки, особенно по части ведения оборонительного и наступательного боев, я не уступал, а иногда и превосходил выпускников училищ. Как не странно, но наиболее близко я сошелся именно с «настоящими» офицерами, некоторых из которых и сейчас хорошо помню. Помню Славу Дмитриева, служившего на станции «Куб» и являвшегося моим соседом по комнате в общежитии, Володю Маджугина – начальника станции «Буфер», Костю Борчева, с которым нам долгое время приходилось заниматься вводом в эксплуатацию новой аппаратуры. После завершения монтажа и отработки этой аппаратуры, возможности станции «Луч», в плане объема принимаемой и передаваемой информации, заметно расширились, более того, появилась возможность работы «Луча» со станцией «База». В свободные от дежурств дни мы любили собираться в общежитии и играть в преферанс. Поскольку обеденный перерыв длился у нас два часа, то даже во время него мы успевали расписать коротенькую «пульку». Вот таким образом и протекала моя служба в войсковой части 26178. При этом я все время помнил, что это только промежуточный этап в моей карьере военного, а главная задача - попасть в научно-исследовательский институт. Не хотелось мне только пользоваться для ее решения помощью дяди Ачико, необходимо было добиться перевода в институт самостоятельно, но как это конкретно сделать я не знал.

Так прошло три года. Совершенно неожиданно, в конце февраля 1973 года, на наш НИП приехала группа офицеров из войсковой части 73790. Они являлись сотрудниками того самого института, о переходе в который я мечтал. Перед прибывшими была поставлена задача, отобрать из молодых офицеров нашей части тех, кто наиболее подходил для работы в научно-исследовательском институте. Учитывая, что твой дедушка находился на хорошем счету и, думаю, по рекомендации майора Козлова, со мной провели несколько бесед, по завершению которых спросили: «А не желаете ли вы, товарищ старший лейтенант, заняться научной деятельностью?». Понимая, что судьба предоставила мне неожиданную возможность для осуществления своей мечты, я ответил положительно. Это не означало, что меня в тот же час перевели в институт, но, как говориться, процесс пошел. Правда, мой начальник заявил, что не даст своего согласия на перевод, пока я не подготовлю себе достойную смену, но это было, в конце концов, только делом времени. Не прошло и месяца, как мой сменщик был готов исполнять обязанности начальника станции, а еще через некоторое время пришел приказ о переводе меня в 50-ый Научно-исследовательский институт космических средств (50-ый ЦНИИКС). В конце апреля 1973 года я убыл к новому месту прохождения службы, где и прослужил в дальнейшем более семнадцати лет, до выхода на пенсию. Институт находился буквально в нескольких минутах ходьбы от нашего дома, и теперь у меня появилась возможность уделять семье гораздо больше времени. Ведь Коле исполнилось уже пять лет, и необходимо было вплотную заняться его воспитанием, основная тяжесть которого лежала до этого на плечах Лены и моей мамы, тем более что твой папа, в отличие от тебя, в детский сад не ходил. Но об этом и о моей дальнейшей службе ты узнаешь, прочитав следующую главу.