Название : " Проклятые "
| Вид материала | Документы |
- Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов, 6918.49kb.
- Списки летнего чтения по истории Русь и Византия., 29.61kb.
- Название зачеркнуто, 3503.04kb.
- Отчет о прохождении преддипломной практики в (название организации), 41.94kb.
- 40-е 50-е поиск ответов на «проклятые» вопросы эпохи история как трагедия, история, 27.25kb.
- Сильвия Браун Бог, творение и инструменты для жизни, 3072.68kb.
- Темы: Премьера на «Домашнем»! Сериал «Проклятые короли», 120.64kb.
- Книга 1 Серия: Атлант расправил плечи 1 «Атлант расправил плечи. Книга, 5440.13kb.
- Название проекта, 1045.5kb.
- Название учреждения, 420.86kb.
Бой.
Грегор.
А мы с Аларихом серьезно ссоримся. При новеньком-то он стерпел, а как только за нами закрылась дверь моей спальни, повернулся ко мне лицом и сердито зашипел:
– Господин мой, Грегор! Ну зачем так откровенно и неприглядно было выставлять наши отношения напоказ, да еще и чужому человеку?
– А что в этом такого? Ни ты, ни я больше ни с кем не связаны, брачных клятв перед алтарем не давали, в чем дело-то?
– Грегор, ты что, шутишь? А если Крис разболтает все ребятам? Как они-то это примут? Ведь взбунтоваться могут!
Я довольно долго обдумываю сказанное Алом, потом серьезно отвечаю:
– Как ты знаешь, в замке тайн ни от кого нет. То,что мы были с тобой вместе, все уже давно поняли. Да и нет здесь ничего стыдного!
– Да ведь за такое церковному суду подвергают! Отлучают и на семьи штрафы такие налагают, что не поднять!
– Ал, а мы-то тут при чем? Нас уже и прокляли, и от церкви отлучили давно, и людьми не считают. Перед кем нам стыдиться? А среди наемников, да еще служивших на Востоке, много чего принято. Так что Криса мы не удивили.
– Ты… Ты не понимаешь!
Ал резко поворачивается и пытается уйти из спальни. А меня пронзает страшная мысль – а что, если я ему просто противен? Вот появился другой человек, и он начинает стыдиться того, что между нами происходит. Мне он ничего не скажет, как ни крути, а он зависим от меня в большей степени, чем я от него, и терпеть все будет, но именно терпеть, не отвечая искренне.
– Ал, погоди!
Что-то в моем голосе заставляет его остановиться. Стоит по-прежнему спиной, но не пытается уйти.
– Ал, если тебе не хочется, если я тебе противен, то так и скажи. Еще не хватало, чтобы я тебя к чему-нибудь принуждал!
Аларих поворачивается ко мне лицом, глаза беспомощно зажмурены, и выдает, словно со скалы прыгает:
– Ты – самый красивый, Грегор! Ты не можешь быть противен! Но я… я-то – урод. Я-то тебе не противен?
Мне хочется его убить в этот момент. Как такое придумать мог!
– Дурак ты, лекарь. Слепой дурак! Я умереть за тебя готов, а ты такое говоришь. Да еще и стыдишься меня! Ну, ты и дурак!
Ала внезапно шатает, я делаю шаг вперед и подхватываю его на руки, целую в плотно закрытые глаза, сжатые губы.
– Полный, непроходимый, высокоученый дурак!
И чувствую,как под моими руками смягчаются мышцы, стянутые мучительной судорогой неловкости и стыда.
Доношу его до ложа,сажусь, не выпуская его из объятий. Ал молчит, только жмется ко мне все крепче. Я не хотел мучить его сегодня, надо бы дать зажить его телу. Но слова придется доказывать делом, иначе я просто рискую его потерять навсегда.
Провожу руками по неровно остриженным волосам на макушке.
– Ежичек мой!
Парень мой открывает глаза, немного растерянно смотрит мне в лицо.
– И тебя не пугает, что я такой?
– Нет. Волосы, конечно, зря обкорнал. Но это не голова – отрастут. Мне нравилось их гладить. Пушистые были.
– Грегор!
А вот не надо было расслабляться – застежки-то я на твоем балахоне расстегивать давно научился. Я забираюсь по извечной мужицкой привычке в теплую норку под верхней одеждой, конечно, это юноша, но погладить и приласкать можно всегда. И утыкаюсь ладонью в плотную ворсистую ткань нижней рубашки. Провожу вниз и чувствую тоненькие нити вышивки. Похоже, Ал натянул свой балахон поверх моей рубахи. В груди у меня стремительно теплеет. Парень прижимается, а потом как-то неловко выворачивается.
– Ал?
– Грегор, не надо сегодня, ладно? Поздно уже и я…
Я вглядываюсь в его лицо. Отвращения не вижу. Усталость и неуверенность. Он, и правда, очень устал сегодня.
– Хорошо. Но я хочу тебя немного приласкать перед сном. Это-то можно?
– Да…
И такое сладкое это протяжное «дааа», что я немного теряю голову. Все в пределах безопасного, иначе и быть не может, но целуемся мы долго, я все испытующе вглядываюсь в усталое лицо с зажмуренными глазами. Но он действительно испытывает блаженство от поцелуев и объятий. Вот и хорошо, а теперь пора ложиться спать. До утра уже недалеко.
Какое же это удовольствие: раздевать своего возлюбленного, даже не надеясь на продолжение. Просто касаться белой кожи, выцарапывать его из теплой шкурки, переодевать в другую рубашку, вытащенную из моего же сундука. Закапывать в подушки и одеяло.
– Грегор, полегче, а то могу не стерпеть…
– Ладно, я же терплю…
Есть и другие способы любви, без проникновения. Но научу я его им попозже, когда он сможет принять их и не испытывать отвращения.
– Ладно, спи, мой возлюбленный лекарь!
И слышу тихое дыхание, прерываемое смешком. Уснул…
Тюрьма.
Крис мечется по комнате внизу, как зверь по тесной клетке. Шаги совершенно бесшумные: граф заснул, наконец, и тревожить его нельзя. Но успокоиться парень не может. Это несправедливо, это нечестно, это жестоко. И нужно отомстить. Просто дать испытать ту же боль, что причинили непутевой белобрысой голове. Он успокаивается только к утру, решив принять решение на свежую голову.
Утро в подвале начинается с тихих шагов по лестнице. Ал просыпается очень рано, и уже пришел проверить, что происходило ночью. Уж больно странная сиделка была у графа. Дверь бесшумно распахивается, лекарь осторожно входит в комнату. Спят оба: Эйвин дремлет поперек кровати, а темноволосый лягушонок прикорнул возле него в кресле. Если рассмотреть широкое бледноватое лицо Криса, глубоко сейчас спящего, то по-другому и не скажешь, – скуластое, с широким ртом, полускрытое темными волосам. Это при пробуждении зеленым хищным светом загорятся грозные глаза опытного воина и много повидавшего человека, а сейчас он так же беззащитен, как и сам Ал. Но легкое шуршание шелка заставляет наемника мгновенно открыть глаза. И первое движение – к кинжалу, висящему на поясе.
– Это я, чего встрепенулся?
– Доброе утро, земляк.
– Доброе… Как ночь прошла?
– В итоге заснул. Ну и беспокойный же у вас пленник, как я погляжу.
Ал молча рассматривает пустые склянки из-под лекарств, похоже, все сделано было правильно.
– Поворачивал его?
– Несколько раз.
– Вот и хорошо. Ты можешь идти, на кухне уже еду скоро сварят, поди, поешь. Грегор хотел с тобой попозже поговорить.
– А твой господин встал?
– Давно уже. Где-то на стенах караулы проверяет.
Вот как! Не думал, что Бастард настолько серьезно относится к делу.
Тихое шевеление на кровати – похоже, его высокомерие проснулось.
– Господин граф, вам надо умыться и я покормлю вас, лекарство примете.
В спокойном голосе лекаря прорезаются железные нотки. Он не говорит – угрожает. Да и Эйвин глядит на него со страхом. Что же происходит между этими двумя?
– Крис, ты можешь идти. Спасибо.
Но граф отчаянно отрицательно мотает головой.
– Давайте помогу вам, господин лекарь. Ведь граф довольно тяжелый, поднимать его вам в одиночку будет тяжело.
– Я привык. Ты бы лучше поторопился на кухню, а то без еды останешься – наши парни не привыкли долго ждать.
Эйвин в этот момент едва не шарахается от протянутой к нему руки лекаря. Тот презрительно пожимает плечами. Крис может только внимательно рассматривать их обоих – что-то происходит между этими двумя, но что? Похоже, граф сильно испуган.
– Что случилось? – Аларих даже не говорит – скрежещет. Ему и так тяжело прикасаться к ненавситному телу, да еще и этот явный страх перед ним.
Эйвин вновь отталкивает руку лекаря, отворачивается к стене.Лекарь резко встает, делает шаг к выходу.
– Господин Аларих, погодите! Скажите, что делать, я сам сделаю. Меня он не боится. Я прошу…
Лекарь оборачивается, внимательно рассматривает лицо своего земляка.
– Ты знал его прежде?
Граф вздрагивает, поворачивается к разговаривающим лицом. Зеленые глаза Криса темнеют.
– Да…
– Вот как… И он не боится тебя?
– Воевали вместе…
– Крис, нет! – Эйвин выкрикивает это неожиданно.
Но Аларих даже не поворачивает голову в его сторону.
– В королевских войсках?
– Да…
– И он принимал дружбу наемника?
Крис прикусывает губу – вопросы Ала жалят больно.
– Да…
Губы лекаря насмешливо изгибаются.
– Его высокомерие не боялся замараться о плечо незаконнорожденного? Вот новость…
Граф пытается приподняться с постели, от ненависти к безжалостному уроду у него даже силы появились.
Крис глубоко и тяжело вздыхает,словно бросается в воду.
– Я любил его. Мне все равно было.
– Неет, это ложь! – От неожиданности и ярости Эйвин начинает задыхаться, рвется со всей силы к горлу Ала, – разорвать, убить!
Аларих лишь отступает в сторону, все так же жестко глядя в зеленые глаза собеседника.
– Пришел за ним?
– Нет, это случайность. Я действительно попал в беду в том городишке… Ал, ты же сам любишь, пойми, не выдавай меня господину Грегору! Ему ничего не грозит! Мне бы забрать Эйвина отсюда, пока он жив!
Аларих горько и зло усмехается.
– После того, что он сделал с Бастардом? Ты думаешь, достаточно сказать «прости» и все исчезнет?
Граф вскрикивает отчаянно, пытаясь остановить лекаря.
Крис резко спрашивает:
– О чем ты? Что сделал?
Лекарь молча смотрит ему в лицо, не отвечая.
– Эйвин, о чем он? Что ты натворил такого?
– Да то же самое, что и он творил со мной. Только это подольше было! – Слабый голос пленника срывается от ярости и необходимости говорить правду.
– Ах, ты…! – Крис уже рычит, как разъяренный зверь.
Теперь понятно, почему так неохотно отвечали люди графа о времени пребывания у них в плену Бастарда, понятно, почему он не был отправлен в столицу провинции для заключения и суда, да многое становится понятным. И странная иррациональная ненависть Бастарда, и страх самого графа перед его лекарем, – скорее всего, он тоже в стороне не остался!
– Ты, проклятый урод, ты опять вмешиваешься в мою жизнь! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Отчаянный крик графа взлетает под сводчатый потолок и падает вниз, как божья кара. Ал молча отшатывается назад, словно от физического удара. Крис делает шаг вперед, к Эйвину…
Крис.
…Это даже не несправедливо. Это даже подлостью назвать нельзя! Это настолько низко, что даже названия не имеет. Простолюдин может себе позволить бросить в лицо калеке презрительное: «Урод!», сдобрив грубую правду куском хлеба или плевком. Но Эйвин, рожденный в благородном доме! И такое! Можно подумать, короля окружают прекрасные юноши! Да половина его воинов изувечены в битвах за короля так, что дети пугаются. Но это доблесть, а не позор. И этот юноша… Церковный суд мало кого не обвинял и не приговаривал. Я отлично знаю, что такое война из-за веры. Лишь эта благословенная земля воюет из-за простых полей и лесов, не скрывая свои устремления под завесой веры и безверия. И дело не в Бастарде или Аларихе. Дело в уродстве самого моего друга. Уродливо согнутой душе, под которую он гнет остальных. Я делаю шаг вперед…
И с размаху даю пощечину по белому бескровному беспомощному лицу. Такое недопустимо даже для умирающего. И еще одна слабая мысль-надежда бьется у меня в голове: единственный, кто хоть чем-то сможет помочь графу, это Аларих. И нельзя дать ему уйти навсегда из этой комнаты. Потому, что тогда Эйвин никогда не вернется под ясное солнышко. Что сделает Бастард, узнай он о подобном, мне страшно и думать. И вижу отчаянно-изумленный взгляд серых глаз моего друга, который становится моим врагом. Испуганный,растерянный и безнадежный.
– Не надо, Крис. Он просто не понимает…
Чужой взрослый ледяной голос словно замораживает меня изнутри. И мне страшно оглянуться и встретиться взглядом с Аларихом. Будь здесь Грегор, он бы уже придушил бы высокомерного глупца и я бы с полным правом отстаивал жизнь Эйвина. Но этот человек… Он – с Юга, но южной чувствительностью здесь и не пахнет… Твердый металл, покрытый изморозью, ломающаяся от невыносимой нагрузки сталь клинка. Ясный звон невыразимой боли. Похоже, он не умеет плакать.
И все-таки у меня хватает мужества обернуться и увидеть спокойный взгляд синих глаз. Он даже не оскорблен. Тонкая паутинка брезгливости и отвращения на лице. Не более и не менее. И намек на движение. Только, если он повернется и уйдет, Эйвину не жить.
И я встаю перед ним на колени и прижимаюсь лицом к его изломанным пальцам. Похоже, ледяной клинок можно согреть, только прикипев к нему губами до боли. Пусть так. Лишь бы белобрысый дурак не остался совсем один, лишь бы сумел прожить хоть немного.
– Я приношу свои извинения за слова графа. Вы можете избрать любой способ удовлетворения за обиду и я соглашусь с ним. Я ответственен за эти слова. И мне принимать ваш вызов!
Странное дело, но говорю я на нашем языке, и Аларих понимает меня, краткие мгновения проходят, пока он не молча не отнимает свои руки от моих губ.
– Крис! Ты! Королевская кровь!.. Ты и этот ублюдок! Крис!!!
Эйвин отчаянно кричит, уже не понимая, что выдает меня с головой. Одна надежда, что Аларих сейчас не в том состоянии, чтобы понять, при чем здесь кровь короля. Только он все прекрасно понимает. Странная усмешка кривит губы.
– Вассал не может восстать против своего владыки. И не мне принимать вызов…
– Видимо, мне!
Оборачиваемся мы оба, я едва не валюсь с колен, так резко пришлось повернуться к двери. В проеме стоит и смотрит на нас Бастард. И выражение темных глаз такое… Спокойное…
Я видел такой взгляд у своего отца один только раз. Когда он с холма смотрел на гибель своего передового отряда. Меня увезли в ставку буквально перед самой битвой, я орал и корчился от злости у него за спиной, глядя, как погибает отряд наемников, в котором я воевал и был еще за несколько часов до всего этого. А он молча смотрел, как в бой вступает его гвардия. Как лучшие из лучших гибнут под мечами превосходящего противника. Как высокие плюмажи на рыцарских шлемах никнут один за другим. Как уходят потомки великих родов и его ровесники. Искричавшись, в отчаянии я просто сел на землю и слушал, как гудит она под конскими копытами и топотом пехотинцев, как грохочут пушки. А он стоял и спокойно смотрел неподвижным взглядом орла, глядящего на солнце. И мне стало страшно от вида нечеловеческого лица…
А битву он выиграл. Измолотив свои лучшие силы о непоколебимый строй, враги пали от ударов с флангов. А он простоял до вечера, глядя, как собирают оружие и раненых и хоронят убитых. Из отряда, где я был, в живых не осталось никого. Я уехал на следующее утро на границу, снова не подчинившись его приказу. Потому что никто не может любить или быть близким каменному истукану. Даже если этот истукан – победитель…
Тихо вскрикивает Аларих:
- Грегор, нет!
На краткие мгновения теплеют светло-карие глаза Бастарда:
– Ал, за такие оскорбления принято отвечать! А то, что ответчиком будет не граф Эйвин, а его друг, ничего не меняет. Божий суд!
– Грегор, он же…
– И за обман тоже придется ответить, так, господин капитан королевских стрелков? – И с циничной усмешкой, обращенной к судорожно дышащему графу: – Сладенький мой мальчик, а не разрушать все на своем пути ты не пытался научиться?
Крис
Единственное, что мне остается после такого – взять свой меч в ножнах и последовать за грозно молчащим Бастардом во двор. По-моему, Эйвин всхлипывает у меня за спиной.Но сейчас не до его истерик. Все очень серьезно получилось. Мне не верится,что Грегор позволит себе немотивированную жестокость по отношению к мне, и не заключения и пыток я боюсь…
Я много расспрашивал о нем. Он убивает, не мучая. Или не убивает вовсе. Но вот обвинение в том, что я лично попытался шпионить за ним… Вот это низко и грязно, и от этого мне надо обязательно отмыться. Странно, но меня очень беспокоит мнение Бастарда на этот счет. Как-то подло вышло, хотя ничего подобного я не хотел.
Грегор внезапно оборачивается ко мне, в злой усмешке белеют острые зубы:
– Хорошо, что не успел поесть!
Да, если будет ранение в живот – больше шансов выжить.
– Не найдейся на такое, и более сильных воинов видел!
– Ну-ну!
Он явно злится. А я, наконец, имею возможность рассмотреть его при дневном свете. Вчера-то от боли мало что видел. Очень высокий, худой, из тех, что по-простому называют «сухостой». Но при том из-под закатанных рукавов рубашки видны сильные жилистые руки. Похоже, его тело перевито мышцами и жилами, как жгутами, скрепляющими камни дома. Среди немного приземистых и неуклюжих своих парней он выглядит черной вороной со своей худобой, темной кожей, черными волосами и глазами. Сказывается кровь мусульманки. И лицо узкое, скулы торчат наружу, зато глаза девчачьи, – нежно-карие, опушенные длинными загнутыми ресницами, видимо, наследие матери. Яркие четко вырезанные обветренные губы… Если подумать о нем, как об объекте желания – неудивительно, что Эйвина притянула странная восточная красота. Точнее…Точнее, мой друг снова сотворил то, что творил всегда – не умея завоевать и улестить, попытался разрушить то, что затронуло его холодное сердце. Грегор угадал правильно – то, что начинает смущать и мучить его милость, просто выжигается из души. Любым способом. Даже такими позорным, как насилие. И Ала он возненавидел только потому, что не может простить его терпения и жалости. Считает недостойным мужчины. Только я внезапно понимаю одну странную вещь – раньше я даже подумать не мог, что мой белобрысый гордец польстится на мужчину и не один раз, как выяснилось. И его захочет мужчина. Что бы не воображал на этот счет слепо влюбленный в Грегора Аларих, не пошел бы на подобное его господин, и не один раз, похоже, если бы совсем не желал повторить подобное. Не совсем уже во исполнение мести. Из-за чего-то, что их связало. И Эйвин может сколько угодно отрицать подобное, но ведь продержал же он ненавистного Бастарда очень долго, не отдавая на заслуженное наказание. Сделал игрушку изо льва, но ведь не убил…
– Эй, Крис, ты чего задумался? Так и голову могу отрубить!
Грегор.
…И получаю в ответ на мой окрик немного растерянный и какой-то отстраненный взгляд сине-зеленых глаз. Похоже, за то время, что понадобилось, чтобы подняться по ступеням и выйти во двор, уже ярко освещенный солнцем, он много чего передумал. Надеюсь, что не призывал громы и молнии на мою непутевую голову. Если совсем честно, то ярость прошла. Эйвина на куски разорвал бы, но этот-то темноголовый ни в чем не виноват. И даже… Если можно сравнить двух разных людей, происходящих из одного народа, – он красив телом, так же красив, каким был бы Ал, если бы не все несчастья, случившиеся с ним. Лицо красотой не отличается, но оно и не детское – почему-то бледное, небольшие смешные веснушки на носу и возле глаз. Широкий рот. Почему-то мне кажется, что бастард королевской крови очень смешлив. Среди друзей, конечно. А мы ему явно не друзья. Скорее всего, я – злой сарацин, мучитель его беспомощного друга, а Ал – мой покорный пособник! И рассказывать, что именно свело нас с его высокомерием во плоти, почему я рискнул своими парнями, только чтобы захватить его и провести по моему пути… Дать испить чашу в полной мере… Глупо все это! Да и не поймет он! Не слишком-то он и дорог своему отцу, что посылает его в такое захолустье, и, судя по его хватке, оружию и болтовне, он, и правда, много лет терся среди людей, никак не подходяших для побочного отпрыска королевской крови, но ведь все равно не поймет! Кто он и кто я… Плод случайной связи двух высокопородных и простая помесь волка и дворовой псицы. Что уж говорить-то!
Ну вот, занял позицию. Все по правилам – спиной к солнышку, весь напряжен до предела. Ладно, будем надеяться, что в дворовой схватке приблудный пес будет быстрее…
Крис.
Надо было обнажить меч и сразиться с Бастардом только для того удовольствия, что я испытал, увидев выражение глубочайшего изумления в черных глазах, когда он понял, что проигрывает. Ну да, ну да, поруби-ка пару лет выходцев из курятников своих матушек в помпезных доспехах, забудешь, с какого конца меч держать. Что, видимо, и произошло. Нет, для своих парней он был, конечно, отличным вожаком и вполне приличным бойцом. Но только не для того, кто продает свой меч довольно долгое время. И когда это – не только способ заработать деньги, но и сохранить свою собственную жизнь. А она мне дорога, что ни говори. Правда… Да, было как-то, хотел себя под мечи подставить. Опомнился вовремя, понял, что Эйвин плакать по мне не станет. Переступит через мой хладный труп и пойдет дальше, как всегда, надменно приподняв тонкие породистые брови. Это когда он мне в очередной раз в гарнизоне внушение делал при всех и договорился до того, что спать со шлюхами и с мужчинами едва не одно и то же. Мне тогда до того солоно стало, не знал, куда наняться, чтобы на стены штурмом и вниз головой, и о камни рва, чтобы уже наверняка не мучиться. Очень хотелось бы ему повторить это сейчас, после всего, что произошло… Ну вот! Резкая боль пронзает бок, рубашка сразу прилипает к телу. Да оно и хорошо – кровь остановится быстрее. А не надо было так расслабляться! Ладно, месть моя промедления не терпит. Грегор отшатывается, выходя из поединка. Похоже, рана не столько серьезная, сколько болезненная. Жду,опустив меч. И вижу зло искривленное темное лицо.
– Я нанимаю тебя. Какую плату ты хочешь получать за свою службу?
От такого вопроса впору сесть на холодный камень двора и задуматься, подперев голову рукой. Но, похоже, Бастард не шутит – выражение лица явно смягчается, и взгляд вменяемого человека. А то я уже решил, что он от ярости впал во временное помешательство ума. Такое предложить!
Придется подыграть. Потому как его разбойнички, бесстрастно наблюдавшие за поединком, как-то нехорошо приблизились к нам, как только поняли, что Грегор ранен. Называю сумму, соответствующую моему заработку в прошлый раз. Славное было время, между прочим! Веселое!
– Ладно. Дороговато, конечно, ты себя ценишь, но и я немало заплатил, чтобы вытащить тебя из передряги. Отработаешь долг, а там будешь работать на себя…
И это – о разбойничьем промысле. Н-да, не один Эйвин тут помешанный.
– Пошли, попрошу Ала залатать тебя, да и мне надо ему показать порез.
Ну, так уж и порез – из плеча кровь льется потоком. Рубаха промокла. То, что и у меня не все в порядке, я тоже понимаю. Так что Аларих нужен нам обоим. Надеюсь,он не отравит меня каким снадобьем за своего возлюбленного Грегора.
Первым в подвал торопится Грегор, похоже, ему надо умаслить своего лекаря, чтобы он и меня подлечил. Я тихо спускаюсь следом. И останавливаюсь у входа, вваливаясь мордой прямо между лопаток моего вожака.
– А ну, тихо!
За прикрытой дверью – спокойный голос Алариха, монотонный, похожий на речь учителя, объясняющего малым детям правила поведения. Тихое злобное шипение Эйвина в ответ. И снова голос, пугающий спокойствием могилы. Едва слышно Грегор говорит:
– Я боялся, что Аларих не захочет с ним дело иметь совсем. Уйдет, оскорбившись. Похоже, обошлось!
И это после того, как мы друг друга едва не убили…
– Да не боись, – похоже, Бастард подумал о том же, – ты же парень опытный, я это еще вчера понял, до смертельного боя дело не дошло бы. Все-таки, к Эйвину мой счет, не к тебе…
– А за каким хреном ты меня на поединок вызывал?
– Посмотреть, что за радость мне досталась. При таком умении и сдаться городской страже! Так хотелось ко мне попасть?
– Грегор, клянусь, это случайность была, я не хотел втереться к тебе в доверие! Глупая случайность, ну кто мог знать, что не так прост бургомистр! Убивать этих курохватов не хотел, это да, а уж …
«А уж если что натворил бы, то не отписался Королевскому Совету и за сто лет. Проще было попробовать плетей. Глупо вышло, конечно!»
– Ну-ну…
Ох, как не нравится мне его тон.
На скрип открывающейся двери поворачивается всем телом Аларих. И только сейчас я понимаю, что глаз на обожженной половине лица – незрячий. Он начинает сиять улыбкой, только повернувшись к нам второй половинкой, не изуродованной.
– Грегор!
– Ну, а кого ты ждал?
Странный всхлип за спиной Ала – похоже, его высокомерие не разглядел меня за спиной Бастарда и сделал неправильные выводы.
– Ал, почини нас, пожалуйста. Мне немного не повезло в бою, да и Крису тоже.
– Крису? Ты его не убил?
Странная вещь – юноша говорит это, по-прежнему бесстрастно улыбаясь, а мне кажется, что он рад подобному стечению обстоятельств.
– Криис!!!
Ну вот, теперь Эйвин тоже осознал, что я жив. Таким жалобным голосом он всегда выводил меня из себя – натворит дел, а потом бежит мириться и каяться. Правда, мирился он только со мной. Иногда мне казалось, что для него не существует вообще никого в этом мире. Только он сам. И иногда, так, для разнообразия, – я.
Аларих придвигается поближе к Грегору, освобождая мне путь. Да уж, теперь скрываться незачем. Прибил бы этого белобрысого придурка, и не жалко бы было!
– Что тебе?
Отчаянным светом горят на осунувшемся белом лице серые глаза. Похоже, придурок осознал в полной мере, что натворил. И ждет наказания.
– Я думал…
«Да понятно, что ты думал… Слава Богу, у так ненавидимого тобой Бастарда хватило разума не доводить дело до смертоубийства. И чихал он на примесь королевской крови во мне! Пришиб бы, ни одна душа не узнала, куда делся доблестный начальник стрелков! »
– Все не так плохо. Грегор вовремя опомнился.
– У тебя кровь!
– А, сейчас перевяжут. Ничего страшного.
– Прости, я…
– А вот за подобное – прибил бы безжалостно, все зубы вышиб бы! Благодари Бога, что встать не можешь. Поднимешься – отлуплю без жалости. И оружие не потребуется.
– Ах, ты...! – Откуда только силы взялись! Эйвин приподнимается на локте и пытается дать мне пощечину свободной рукой. Конечно, ничего у него не выходит, он валится на спину, тихо шипит ругательства.
Да, дело-то совсем плохо. Угасает белобрысый высокородный дурак и против судьбы не попрешь… Тихий шелест у меня за спиной, неясное мычание, слабый вздох. Я осторожно оглядываюсь через плечо. О, Дева пресветлая! Бастард и Аларих отчаянно целуются, Ал повис на своем господине, несмотря на то, что тот ранен, и прижимается изо всех сил губами к сухим губам Грегора, а тот обнимает его за плечи, плотно закрыв глаза… Маленькая злая змейка зависти жестоко кусает мое сердце острыми подлыми зубками – никогда в жизни с Эйвином у нас так не будет. И дело не только в том, что он шагнул на самое острие раздела между жизнью и смертью и покачивается между «Да» и «Нет», но и просто потому, что любить он не умеет. Не дано ему этого. Ал слеп на один глаз – по жестокой воле людей, Грегор всю жизнь был вынужден доказывать, что он такой же, как все… Я… ладно, я это я… Но Эйвину не повезло больше всех. Ему было отказано даже в чувстве простой привязанности. Он словно Снежная дева изо льда – поцелуй растопит тело, но не отогреет сердце. Поэтому он и ломает любые игрушки, осознавая, что ему не дано испытать то, что чувствуют обычные люди. И дело не в моей любви, с женщинами он тоже был таким. Высокомерный кусок льда.
Он все-таки дотянулся до моего лица. Ледяные пальцы слабо проводят по трехдневной щетине на подбородке. Прикосновение леденит и обжигает одновременно. Больше всего мне хочется прижать его к постели, чтобы не сумел вырваться, заткнуть рот, чтобы не орал гадости, и … Ой, было уже такое. Не раз и не два Бастард творил с ним подобное! Не удивлю графа я таким…
– Ты что? Что за…?
Лучше так, чем потом снова смотреть в пустые высокомерные глаза, а, еще хуже, закрывать их навечно…
– Ничего…
Улыбочка вышла кривенькая. Моя, похоже, еще хуже – просто судорога сведенных от боли мышц. Почему всегда так сложно с тобой, ваше высокомерие.
Тихий смех за спиной. Похоже, эти два влюбленных дурака никак не угомонятся, и мы тут вообще лишние с Эйвином.
– Эй, Бастард, мне выйти?
Ал что-то недовольно хмыкает, а Грегор наконец медленно открывает глаза. О, пресвятая Богородица, да что же это такое-то! Жестокий воин и убийца, сильный мужчина, но взгляд у него сейчас… Расплавленным медом течет его взгляд, мягко сияют посветлевшие глаза. Неясная улыбка,растерянность… И словно закрылось окошко в его душу – ресницы опускаются взмахом крыла и поднимаются, словно забрало, – черные жесткие глаза смотрят на меня с усмешкой… А ведь я бы хотел увидеть этот странный, полуслепой от страсти взгляд еще раз! Это… красиво!
И все же наваждение не может длиться долго… Но увидеть такое – это как поймать последний закатный луч во время захода солнца. Улыбка Бога.
– Эээ, Крис, а ты куда загляделся? – Бастард откровенно смеется надо мной. – Ал, посмотри его первым, – похоже, от потери крови наш гость малость не в себе...
Аларих
…Я бы убил его, если бы смог. Когда он смотрел на Грегора, глаза горели таким желанием. Я знаю, что Грегор очень красив, что он хороший воин,что… Но я не хочу, чтобы на него пялились так откровенно. Да и взгляд моего архангела, посланный в ответ, невинным не был. Похоже, они пока сами не понимают, чего хотят… Но я-то вижу…[/b]
Крис.
Ох, как больно-то! Похоже, Ал тоже понял, о чем я думаю. И маленький зверек мстит мне за подобное проявление чувств. И поделом тебе, королевский ублюдок! Да и Эйвин отвернулся, обиделся, похоже. Никогда в жизни я не видел таких капризов, а тут… А тут… Похоже, он совсем замотал Алариха. Слишком ослабел, слишком испуган. Слишком много боли… И…
– И аз воздам! – Вырывается это у меня против воли, совершенно случайно. Но лекарь вздрагивает, тихо переспрашивает: – Это мне?
– Нет, извини, слишком задумался.
В ответ юноша внезапно усмехается:
– Один уже получил свое воздаяние. Семикратно, как в Библии сказано. Но что-то мстителю легче не стало. Пустое дело…
Я вскрикиваю – боль становится нестерпимой.
– Господин Аларих, вы нарочно, что ли?
И вижу непонимающий взгляд:
– Что нарочно? Рана глубокая, чистая, надо было зашить. Что ты кричишь-то?
Вот же тварь мелкая! Приподнимаю руку, двигаю ею – не болит. Похоже ,парень потрудился на славу.
– Благодарю вас…
Легкий кивок головой в ответ. Он не так прост, юноша Бастарда. И влюблен без памяти в своего господина – надо было видеть, как безмолвно он вцепился в Грегора, чтобы понять, насколько боялся за него. Да Грегор пару таких, как я, завалит и не поморщится. Возможно, Бастард сам не понимает, как ему повезло с этим странным существом. А жаль…
Грегор терпеливо молчит во время перевязки. Я стараюсь не смотреть в его сторону, и так ясно, что я крепко его прихватил, гораздо серьезнее, чем он меня. И все-таки воин сумел сдержаться. А чего ты ждал от предводителя? Ведь ему каждый день нужно думать и помногу, и горячка в воинском деле – последнее, что может помочь.