Название : " Проклятые "
| Вид материала | Документы |
- Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов, 6918.49kb.
- Списки летнего чтения по истории Русь и Византия., 29.61kb.
- Название зачеркнуто, 3503.04kb.
- Отчет о прохождении преддипломной практики в (название организации), 41.94kb.
- 40-е 50-е поиск ответов на «проклятые» вопросы эпохи история как трагедия, история, 27.25kb.
- Сильвия Браун Бог, творение и инструменты для жизни, 3072.68kb.
- Темы: Премьера на «Домашнем»! Сериал «Проклятые короли», 120.64kb.
- Книга 1 Серия: Атлант расправил плечи 1 «Атлант расправил плечи. Книга, 5440.13kb.
- Название проекта, 1045.5kb.
- Название учреждения, 420.86kb.
Dum spiro – spero. (Пока дышу – надеюсь )
Грегор.
…Как всегда, когда я отхожу от напряжения боя, меня пробивает смехом. Немного истерическим, конечно. То, что я фактически проиграл Крису, недооценив силу своего противника – это минус мне. Благодарю Бога, что парень не стал мстить за своего друга. А уж что он думает обо мне… Лучше даже и не воображать. Да, задал же мне задачку широкогубый жабенок. И что мне делать теперь с ним и ненавистным Эйвином? Вот ведь странная штука – я так радостно рассказал Алу сказочку из греческих мифов об избавлении от смерти, и у Эйвина появился защитник. И мне не хочется убивать ни того, ни другого. Потому что… Можно подумать, что я настолько слеп, что не сумел заметить восхищенного взгляда Криса, когда мы с Алом целовались. Немного грустного, завистливого и такого горячего. Словно вскипела речная вода из-за падения небесной звезды. М-дя, я не ожидал подобного. Похоже, Восток многому научил бастарда-наемника, в том числе и желать мужчину. Удивительно, как он не сумел растопить ледяное сердце его высокомерия. Или не захотел? Или просто не посмел встревожить? Впрочем, какое мне дело? Достаточно было почувствовать, как отчаянно-крепко прижался ко мне Ал, словно встречал из настоящего боя. Никогда так не встречал. Впрочем, за эту неделю вообще все изменилось, словно я прозрел. Или ослеп, если слушать ненавистного Эйвина. Кому что понравится.
Легкие пальцы Ала почти не причиняют боли. Но на душе муторно и тяжело. Просто… Просто при его прикосновении приходит желание. Я понимаю, что еще немного его легких касаний, и я завалю моего мальчишку прямо при свидетелях. Почти всегда после боя я находил сговорчивую девчонку, но сейчас мне вовсе не до этого. Я представляю, как вытряхну Ала из его темной шуршащей шкурки, прихвачу коротко обрезанные волосы, чтобы он не вырывался, прижмусь губами к его губам… Да что же это творится-то! Ведь терпеть невозможно! И Ал еще… Невинное дитя, чтоб ему… Раздвигает мои сомкнутые колени своим коленом, чтобы встать поудобнее. Ему-то все равно, а мне – уже горе горькое! И, как на грех, Криса проняло меня разглядывать! Горячая волна румянца заливает щеки. Ну вот, вспыхнул, как красна девица!
– Ал…– Это уже не призыв, стон о помощи. Я просто сдохну сейчас или убегу. И вижу совсем рядом синий-синий лукавый глаз.
– Потерпи совсем немного – надо закончить перевязку…
И что-то такое прорывается в обычных словах. Сердце ухает куда-то вниз, мне хочется заорать от восторга – похоже, Ал тоже хочет того же, что и я. В первый раз, кстати говоря. Меня начинает лихорадить, над верхней губой и на лбу выступает пот. Ал торопится, пальцы дрожат, невольно он делает мне больно. Смешок Криса со стороны – похоже, он отлично понял,что происходит. Вот же зараза смешливая.
– Ал, я больше не могу…
Мой мальчишка отрицательно мотает головой, что-то делает с моим плечом.
– Ал, я сейчас просто сдохну… Хватит уже.
Не надо мне было этого говорить – Аларих тянется за витыми жгутами бинта для перевязки и двигается вдоль моих бедер, касаясь их коленями. То, что это неосознанная игра с его стороны, я понимаю. Но что делать, если я уже просто горю.
– Ал, мать твою, да сколько можно же!
На мой яростный от неуемного желания вопль Аларих только поворачивает голову и растерянно смотрит мне в лицо – к таким чувствам он просто не привык. Крис же ржет едва не в голос, и в этом радостном поощряющем реготанье почему-то слышится горькая нотка. Ладно, парень, ты пришел со своей любовью спасать белобрысую гадину? Вот и спасай! А мы пошли!
Аларих только вскрикивает, когда я поднимаю его на руки. И плевать, что он только что закончил перевязку – потом перевяжет снова.
– Все, милый, теперь не отвертишься!
Я веду себя совершенно нагло, но осторожно присматриваюсь – не мелькнет ли тень отвращения на лице у моего мальчишки? Пока он только неуверенно улыбается да синие глаза, расширяясь от удивления, становятся как блюдца. И так же стеклянно поблескивают – на глаза Ала набегают слезы. А вот этого никому, кроме меня, видеть не надо. Он и так натерпелся сегодня. И я …
Утаскиваю его в коридор из подвала и несусь наверх, нагло бросив ошеломленному Крису:
– Пригляди за его высокомерием!
И ловлю взгляд зеленых глаз, полный не смеха или отвращения, – боли… Похоже, тот, кого любит он, никогда не станет ему принадлежать. Впрочем, пути господни неисповедимы. Даже для таких, как мы, – проклятых…
Осторожно вволакиваю в свою спальню чудушко неземное, укладываю на постель. Внимательно разглядываю его лицо – ну, не дело будет, если получится, что я Ала силком затащил. Мой мальчишка садится на кровати:
– Ты хотел Эйвина и Криса подразнить? Ну и хватит, если это так!
Ничего себе, тут уже только что не жгутом завязываешься, – и такое!
– Ал, мне на колени падать и молить тебя? Почему сразу кого-то дразнить?
Он опускает голову, тихо говорит:
– Да просто неестественна твоя страсть ко мне. Ведь Эйвин не раз и не два говорил, что я уродлив, ведь это правда, Грегор!
То, что срывается с моего дурного языка после этого,– такими словами впору поднимать залегшую пехоту.
Или укладывать на ложе возлюбленного… Аларих вскрикнуть не успевает, как я валю его обратно на простыни. Пусть неестественная, пусть дикая и извращенная, пусть что хочет думает, но я тоже не из железа сделан, живой человек, в конце концов-то. Застежки балахона моего лекаря летят к чертям, парень лежит неподвижно, не сопротивляясь и не подчиняясь одновременно. Если бы он не бросился с поцелуями после моего возвращения, я бы еще подумал, а творить такое-то сейчас. Но ведь совсем недавно целовался, не отрываясь, теряя дыхание. Люблю ведь придурка!
Ал вздрагивает, дергается как-то особенно отчаянно. И я понимаю, что сказанул это вслух, и мимо ушей это не прошло.
– Ал, ну за каким чертом так много одежек, это же сдохнуть можно, не добравшись!
Молчит. Плохо молчит – недоверчиво и обиженно. На коленях бы вымаливал его любовь, но ведь не поможет – он верит в то, что для него чьей-то любви быть просто не может. И придется мне опровергать эту его веру делом.
Все-таки мне удается кое-как стянуть с него балахон и вышитую рубашку, добраться до вожделенного. Но сначала… Осторожно приподнимаю тяжелую голову моего мальчишки с отчаянно и болезненно зажмуренными глазами и начинаю обцеловывать длинные жесткие ресницы, веки, осторожно поцелуями касаюсь шрамов на виске и щеке. Убил бы тех сук, что принесли ему такую боль. Я ведь помню, все помню, каким его забрал из тюремной повозки. Тихий вздох в ответ на легкое касание его губ. Я готов его вылизывать как своего котенка или щенка, только чтобы моя улиточка развернулась и перестала ждать удара от меня.
– Ал!
От моего тихого шепота на ушко, – а потом чуть прикусить и осторожно подуть – мальчишка вздрагивает. Жесткая судорога мышц постепенно ослабевает, он начинает подаваться на ласки. Боюсь, что он смущен не меньше, чем я – ведь все происходит, считай, в первый раз. И вдруг с каким-то отчаянным вздохом, – а пропадай все пропадом! – мой мальчишка изворачивается и обнимает меня за шею, тянется за поцелуем. Слава тебе, пресветлая Дева, все-таки хоть немного поверил… Похоже, не только поверил – он теперь выгибается подо мной и я совершенно ясно чувствую, что Ал тоже возбужден. Вот так-то лучше!
Я приподнимаю его за плечи, сажаю на колени, поглаживаю его твердеющую плоть. Ал сжимается, испуганно смотрит на меня.
– Что такое? Любое человеческое тело – это храм, в любви нет ничего постыдного или позорного.
Мой мальчишка что-то пытается возразить, но губы, полные умных речей, тут же зажимаются поцелуем. Ну не хочу я сейчас слушать, что есть недостойные, что он некрасив. Отпор рук Алариха явно слабеет – он, похоже, изо всех сил пытается не стечь по мне. А я тороплюсь дать удовольствие ему, потому что сам уже долго терпеть не в силах. Ал тихо вскрикивает, дергается. Мне впору хихикать по-дурацки – довел-таки мальчишку до естественной разрядки.
– А теперь твоя очередь…
И вижу совершенно растерянные синие глаза напротив – он, похоже, не так понял, растерян. Осторожно укладываю его на спину, развожу длинные голенастые ноги в стороны, обнажается нежная внутренняя поверхность бедер, впалый живот. Я сдоху, если не поцелую их. Ал дергается так, словно я прижег его железом, а не прихватил губами за бедро.
– Ал, ты не хочешь, боишься? Что?
Мне уже не остановиться, либо весь день ходить с очень неприятными воспоминаниями, но уж совсем-то силком как-то не хочется.
– Я не знаю, что делать…
Н-да, именно сейчас меня начинает разбирать хохот. Молодец, Грегор, ничего не скажешь! Вы уже третий раз в постели, а твой любимый не знает, как это происходит! Смешок все-таки прорывается. Ал сердито хрипит что-то, поворачивается на живот, смешно отклячивает зад. О, господи, ну ты же не шлюха из подворотни!
– Хорошо, если ты хочешь так, то пусть так будет…
Тут надо бы побольше смирения в голосе. И, похоже, мне придется его заговаривать, чтобы не боялся боли. И сдерживаться, чтобы не покалечить мальчишку. Ладно… Острый выступ ломаного позвонка удостаивается моих особых ласк. Мне всегда так страшно становится, когда представлю, как больно было, когда все это только произошло. Ал чуть стонет и выгибается всем телом, подставляясь под мои поцелуи, словно яблочко наливное, поворачиваясь вслед за солнышком. Радость моя! Я прижимаюсь к его спине, провожу рукой по хитрой складочке. Сейчас он заорет и скинет меня с себя, сожмется, не давая ничего сделать, и в глазах не будет ничего, кроме страха и отвращения.
Но этого не происходит. Аларих покорно приподнимается, давая возможнось мне приласкать его в самом нежном местечке. И попытаться подготовить свое проникновение. С бабой я бы давно справился, но тут стоит побыть осторожным какое-то время. Поэтому со сладкими словами и не менее сладко пахнущим маслом на ладони, я приступаюсь к своему возлюбленному. Надо как следует смазать место входа. Ал сердито дергается.
– Ну-ка, тихо, тихо, а то может быть больно!
– А то я не знаю!
Я снова ничинаю ржать потихоньку – Ал выглядит пресмешно, глядя на меня снизу злыми глазами.
– Да прекрати же!
Я останавливаюсь сразу. «Нет» – значит, «нет». Ал переворачивается на спину, широко разводит ноги и раскидывает руки в призывном жесте. Только глаза трусливо зажмурены да мелко вздрагивают губы. В полном восторге я все-таки слабо толкаюсь в его тело, а , поняв, что нет сопротивления, вламываюсь со всей силы… Да просто потому, что больше терпеть сил нет!
Слабые вскрики, вздохи, тихое постанывание… Биение тела моего возлюбленного под моими руками… Дикая идея все-таки настоять и перевернуть его на спину – почему-то мне показалось, что так ему будет удобнее. Прикушенная до белизны губа, покрытое каплями пота лицо. Плотно сомкнутые, словно от страха, глаза. И вдруг они широко раскрываются, обнажая синеву радужки и глубокую черноту расширенных зрачков. Мы кончаем вместе, – для завершения мне хватило лицезрения его одурелых от удовольствия глаз и мерного биения его тела. А мой вскрик заставил кончить его. Облизать, исцеловать, заласкать. Я не знаю, как еще выразить захлестывающую нежность.
– Подожди, дай немного полежать, – спать хочется…
Мою мужскую душу наполнет чувство законной гордости – все-таки я сумел преодолеть страх Ала и доставить ему удовольствие. Конечно, устал. После всего, что случилось нынешним утром. Спи, моя светлая радость. Тебе нужно отдохнуть… Люблю.. Говорю это в своем сердце и ужасаюсь – неужели так, неужели??? Надо бы подождать со своими признаниями. Суеверно боюсь потерять его после такого… И все же – люблю…
Эйвин.
…Мне хочется умереть. Просто сдохнуть, чтобы больше не видеть этой грязи! Похотливая тварь! Мало ему того, что он творил со мной, так совершенно бесстыдно сгреб в охапку своего уродца и потащил трахать в спальню, да еще и Крису приказал присмотреть за мной. Ненавижу, ненавижу, ненавижу проклятого Бастарда! Ослепнуть бы снова, чтобы не видеть злую смуглую морду с темными глазами чужака. Сколько волка ни корми… Сколько не образовывай этих дикарей и дикарок, привезенных из-за моря, даже их дети будут оставаться такими же дикими и жестокими, как их родители! Ненавижу его! Погань, ублюдок! Надо же, как прикипел к своему горбуну – никакими силами не оторвать. Ослеп, что ли, не видит, кого целует?! Ал смотрит на него, как на изображение бога, но Грегор мог ведь найти и что-то получше. Хотя бы не юношу. Хотя бы не такого уродца. Или так неуверен в себе, что с другим просто ничего не получится? Но ведь… Ведь у нас с ним получалось. Насильно, с болью, но … Мне стыдно, но я ведь видел его лицо над собой на грани наслаждения – ему было хорошо со мной. И, если уж быть совсем правдивым – можно было сколько угодно оскорблять его, но ведь сильную боль он не доставлял, был даже осторожен со мной, пожалуй. И мне… Краткие мгновения… Это очень стыдно… Матушке подобное не отмолить. Меня же оправдывает только то, что недолго осталось. Сердце переворачивается, как представлю, что он там… с его проклятым Аларихом… Что он его ласкает так, как никогда меня не касался. Ненавижу его!!! Сдохнуть бы поскорее!!! Чтобы больше ничего не болело.
Крис.
…Бастард задал мне странную задачку, пока он развлекается с возлюбленным Аларихом… Приглядеть за Эйвином. Да кто присмотрит за этой колючкой, с визгом убежит прочь, только бы спастись от жестоко ранящих слов. Но вот пока лежит смирно, не орет и не ругается от злости. И… Ох, а вот такое я видел лет десять назад – серые бешеные глаза ярко блестят… Только это не лихорадка. Слезы… Губы в кровавых прокусах опять сжаты в тонкую линию и из-под нее медленно сочится кровь. Сдерживается, чтобы не кричать от боли?
– Эйвин, что случилось, тебе больно?
Довольно долгое молчание, потом неохотный ответ:
– Нет.
Да как же нет-то, если его высокомерие едва сдерживает крик.
– Что с тобой?
– Крис, оставь меня в покое!
Отчаяние прорывается сквозь завесу обычных слов,прожигает горькие следы, как кислота на металле меча.Что с тобой, высокомерное чудовище. Или?
Злобная маленькая змеенка рвет мое сердце острыми клычками… Он ведь ревнует, да так, что плакать готов. Грегора ревнует. Того, который его взял силой, раненого, ослепшего… Или того, кого он ежедневно драл в подземелье временного укрепления? Что же это такое творится-то? Похоже, его высокомерие больно жалило только меня, не позволяя не то что приблизиться, даже мечтать о том, что я когда-нибудь поцеловать его смогу, не говоря о том, что просто коснуться. Я – его, но никак не он – меня. Про это даже и мечатать было безумием. А теперь он сгорает от досады, и ревности, и боли, и сам не понимает, что с ним происходит!
Мне хочется сжать его горло так сильно, чтобы плачущие по Грегору глаза закрылись навсегда. Но ведь… Как я-то буду жить без знания того, что где-то по земле ходит белокурое сероглазое существо с высокомерным и злобным характером? Мне-то будет каково после этого?
И объясняться в любви ему бесполезно. Отрицая все,он сделал дурацкий выбор, выбрав своего ненавистного врага. И сейчас, поди, думает, что это ненависть… Ну-ну…
Эйвин.
Крис резко встает и уходит от меня, ближе к двери, открывает ее. А вот это зря он сделал. Сейчас ясный день, дверь из подвала во двор открыта и в каморку сразу врываются живые звуки: крики людей, дикий визг коня – похоже, укрощают какого-то особо непокорного, звонкий перебор подков по камням двора. Безумно хочется на волю, просто посидеть на теплом предосеннем солнышке. Чтобы пройтись по двору – об этом уже и не мечтаю , – так вымотало меня это злобное проклятье. Да, я знаю, почему все началось так внезапно и так быстро течет. Не надо было трогать Бастарда. Просто пустить плыть по законному пути, –тюрьма, высокий королевский суд, плаха или королевский флот. Все верно. Не надо было делать с ним то, что я сделал. Но… Ненавижу чуждое темноволосое существо так же, как пес ненавидит чужака из другой стаи. Загрызть готов, были бы силы… Он и Криса притянул своими странным взглядом – надо было быть совсем слепым, чтобы не увидеть, как на него загляделся мой враг-друг. Чуть поведи Грегор бровью – Крис бы рухнул под него, не рассуждая ни о чем. Ненавижу!
И все-таки, – так хочется вдохнуть холодный лесной воздух, а не застоявшийся запах подвала.
– Крииис!
Ни за что не буду просить его. Не буду унижаться. Перед ним не буду!
Знакомая морда наклоняется надо мной:
– Да, Эйвин, что?
Не буду просить!
– Крис, вынеси меня хотя бы на пару минут на воздух – не хочу подыхать в подвале…
Как язык-то не откусил сам себе, такое выговорив… Ну, сейчас он мне скажет все…
Сине-зеленые глаза мрачнеют:
– Эйвин, ведь опасно, парни у Грегора не из воскресной школы, мигом голову тебе отвернут!
Я прислушиваюсь – похоже, народ вволю натешился и разошелся, во дворе тихо. Да, показываться на глаза парням Бастарда мне бы ни к чему, – говорили,что он принял к себе людей из сожженных деревень, да я и не без боя дался им при похищении.
Пытаюсь возразить что-то и понимаю, что говорить не могу – голос не слушается, только тихий стон. Ну вот, еще расплакаться перед ним не хватало. Еще чего!
Крис обреченно вздыхает:
– Ладно, попробуем, поди, пронесет на этот раз.
То, что Грегор будет в ярости, если мы выйдем во двор замка, – предполагалось. И что, пусть позлится немного! Он сейчас развлекается со своим горбатым чудовищем, после сладкого полезно немного горького! Пусть побесится от ярости!
Крис наклоняется пониже, осторожно подхватывает меня вместе с одеялом на руки. На мгновение – ощущение тепла и спокойствия, – он прижал меня к груди, перехватил руку под коленями, – чтобы удобнее было нести. Никогда бы не подумал, что ехидный Еж будет так осторожен и нежен, – держит меня осторожно, словно девушку. Внезапно меня начинает разбирать совершенно дурацкий смех. Мой враг-друг смотрит мне в лицо вопросительно.
– Ты держишь меня, как рыцарь-паладин держит девственницу, боясь задеть ее честь! Не бойся, я не распылюсь – не из тумана сделан!
Мне очень смешно, не могу остановиться. Крис в ответ внезапно зло прикусывает губу, морщится, его руки чуть сильнее сжимаются на моих плечах, жестче становится плечо, к которому он прислонил мою голову.
– Да уж, девственница! Как придумаешь что, Эйвин, так никогда не знаешь – смеяться или плакать! Не смеши меня – могу уронить…
Он легко поднимается по ступенькам, которые мне теперь и не преодолеть самому. Ну и ладно, Крис никогда не упрекал меня ни в чем, хотя попадал под розги из-за меня не раз. И тогда, в монастыре, и потом – тоже. И не только под розги. Он всегда был во всем у меня виноват. Слишком громкий, слишком развязный, слишком вольный. Так не гармонирующий с благородной кровью, текущей в его жилах!
А мы уже поднялись во двор! Яркий свет солнца ослепляет, я на какие-то мгновения перестаю видеть, – только расплывающиеся цветовые пятна. Потом приходит ощущение свободы. Свежий воздух, пахнущий хвоей, цветные солнечные зайчики, прыгающие по серому камню вымощенного двора. Странное дело, но хваленое укрепление Бастарда больше всего похоже на зажиточный дом горожанина, а не на серьезное укрепление. Цветные стекла даже на фасаде, выходящем на задний двор, на конюшни… Похоже, у Грегора деньги так и рвались из рук. Кто же украшает задний двор? Это же не парадные ворота. Как был ублюдком необразованным, так и остался…
Крис находит груду соломы, осторожно опускает меня на колючее, пахнущее сухой травой ложе, сам садится рядом, подсунув под зад свой бархатный плащ, блаженно вытягивает длинные ноги. Он вечно не помещался в кресле, ему по плечу только трон… Ох, как хорошо-то на воле! Бастард, тварь такая, запер меня в сыром подвале!
– Ооо, вот как! Новенький, ты что, нянькой заложника заделался?
Злой ненавидящий голос хорошего не сулит. Похоже, я опять втянул Криса в историю…
Крис.
…Лениво открываю глаза. Если что-то хорошо начинается, то в моей жизни есть одно правило – жди плохого в конце. Так всегда было. Видимо, при рождении звезды встали таким несчастливым образом. Вот и теперь. Только-только Эйвин настолько доверился мне, что смог попросить о чем-то – это при нашей-то немеряной гордыне, только я нашел место для своих гудящих от усталости ног, – и на, вот тебе! Передо мной стоит парень, из тех, что называют тюфяками или клецками: приземистый, плотный, белобрысый и глядит водянисто-голубыми глазами, полными ненависти, на бесплотное его высокомерие.
– Что надо-то? Грегор велел присмотреть…
– Ну, тогда не лезь. Ой, как повезло-то – сам граф на солнышко вылез погреться. Привел Бог встретиться!
Эйвин устало спрашивает:
– Что тебе надо? Я тебя не знаю…
– Да где ж вам нас знать-то? Пожгли наши дома, обездолили людей, – и на тебе, оказались у Бастарда. И Грегор хорош – денег ждет за мразь, а не голову ему сносит!
– А не пошел бы ты!!!
Я вскакиваю на ноги, привычно хватаюсь за перевязь. Мамма миа, вот тебе и номер! Эйвина-то я нес на руках, и перевязь вместе с мечом и кинжалом осталась в подвале. Так что могу побиться с врагом только на кулачках. Только парень никак на кулачках биться не хочет, выхватывает свою зубочистку, гордо называемую мечом. Как это Грегор таким вот навозникам меч доверяет!
Выпад у клецки – хуже некуда, видимо, его биться на сковородках маменька учила. О чем и сообщаю соответственно. Я-то могу и отскочить, и малость попрыгать вокруг парня, пока дурь не уймется. Но вот Эйвин уклониться от удара не сможет, так что придется мне садиться на ежа да с голым… забралом… Ладно, не впервой. И такое бывало… Ага-ага, клецка загляделась и пропустила удар. А по морде наглой, чтобы неповадно было? Парень такого не ожидал – чтобы с голыми руками да на меч, зато теперь славно едет пузом по жестким камешкам зАмкового двора и воет в голос. Хорошо поет, ничего не скажешь! О чем тоже не забываю сообщить. Поглядеть на наши забавы собирается народ. Даа, похоже, тут давно такого не видали! Ладно, хоть никто не пытается пырнуть ножом меня и Эйвина под тишок не придушить. Но круг образовался солидный, пампушку подбадривают со всех сторон. А парень-то чуть не плачет, ну да, да,это не купеческие караваны грабить, тут учили малость по-другому: не отобьесся, так сдохнешь в муках. И отбирали в отряд так же – далеко не за красивые глаза и королевскую кровь. Об этом вообще никто не догадывался, пока батюшка в очередной раз с руганью не отзывал с войны. А вот так не хочешь? Да что ж ты, зараза, против безоружного да за меч хватаисси! Ах ты ж, сука! А вот спасибо, добрый человек, за оружие. Правда, ковал его явно не Вулкан для бога Марса, а какой-то деревенский умелец, но и такое подойдет! М-дя, а вот вдвоем как-то не по-рыцарски получается. И за графской милостью приглядеть не худо – а то под шумок снесут дурную белобрысую голову напрочь. Черт, да что же за невезение, стопа вдруг подламывается и с размаху я больно сажусь на жесткий камень. По доброму рыцарскому обычаю моим противникам бы опустить оружие и смирно подождать, пока я поднимусь. Но в этой деревне подобное не принято… Как плохо-то все!
От жесткого удара я отлетаю в сторону легкой пушинкой, сквозь кровь, заливающую лицо, слышу бешеное рычание Грегора. Его-то откуда принесло? Черти на помеле спустили? Кое-как утираю кровавые сопли и слезы и вижу дивную картину – судя по осколкам цветного стекла на камнях, окошечко-то было как бы не спаленки Бастарда. И когда он понял, что дело плохо, он просто сиганул из окна мне на помощь. А как дивно орет ругательства-то!!! Причем почему-то напирает на то, что нечего деньги терять и Эйвина убивать. Граф мой, слава Богу, хоть молчит в ответ. Хватило бы ума и высказаться в его духе. Может, сознание потерял.
– Утри морду, Крис. На какого… полез на необученных парней?
Это они-то необученные? Чуть голову мне не снесли, конечно, подвернул ногу да еще мое прямо-таки королевское везенье. Мне в лицо летит белый кусок – похоже, Грегор просто оторвал рукав от рубашки, больше неоткуда… Морду я утираю. М-дя, интересно, откуда тряпка? Точно не от рубашки – Грегор стоит передо мной голый до пояса, штаны едва затянуты перекрученными шнурками, видать, как натянул – так и сиганул вниз. Ноги босые, на груди отпечатки зубок Ала – такие славные полукружия. Следы преступления налицо. А уж ругается-то! Орет так, что кони на конюшне начинают тревожно ржать. И внезапно замолкает. Повисает тяжелая тишина.
– Крис, бери графскую бестолочь, тащи обратно в подвал! Все, ребята, веселье закончилось!
Что-то продолжает бурчать обиженная клецка.
– Да благодари мадонну, что Крис был безоружным, а то тебя пополам развалил бы! Уж если меня смог ранить, то тебе бы точно было бы несдобровать.
Я склоняюсь над неподвижно лежащим Эйвином и ловлю совершенно незнакомый растерянно-благодарный взгляд. Подобного чуда никогда не видел.
– Еж, ну вот скажи ты мне, за каким… вас во двор-то понесло? Ведь могли убить обоих – ты еще чужак для них, а его милость такого наворотил в их деревнях, что до сих пор расхлебать не могут…
Эйвин вздрагивает, широко открывает глаза. С пересохших губ срываются ругательства не хуже,чем у Грегора только что… Доверчивый взгляд мгновенно становится ледяным. Словно колючки вылезли из него снова, пряча мягкое нежное тело.
– …..!!!! – Это уже я. Хватит, надоело! Все надоело! Ничего не хочу! Пресмыкаться перед его графским высокомерием столько лет и никогда даже ласкового взгляда не удостоиться. Аларих смотрит на своего Грегора как на статую мадонны, а ведь тоже не слишком ласков с чужими. А этот… Один лед.
Внезапно ледышка вздрагивает всем телом, прижимается ко мне, словно ища защиты… И я вижу изумленный взгляд Грегора – похоже, он не думал, что такое возможно в нашей жизни. Но вот ведь незадача – под молящим взглядом больных серых глаз я мигом затыкаюсь и покорно тащу легкое тело обратно, старась не слишком трясти его на ступеньках. А вот с Бастардом мне разговор еще предстоит – он шлепает босыми ногами следом и, похоже, сильно недоволен произошедшим… Ну что ж, Ерш, поздравь себя – жизнь в стане разбойников налаживается, вот и первых врагов приобрел, куда ж без этого…
Мне удается еще без суеты уложить Эйвина на ложе, как в комнату залетает Ал. Но, если Грегор был одет или раздет по принципу – в чем встал, то и нарядом назвал, то Аларих , похоже, имел время на сборы. Правда, времени, видимо, было мало. И наряд у господина лекаря весьма необычный. Рубашка явно широка и длинна, тонкая шея болтается в пене кружев, словно пестик в ступке с взбитым безе. Болтающиеся широченные штаны, затянутые в талии щегольским золотым пояском. Камзол или куртку, видимо, набрасывать было некогда. Ну да, если возлюбленный как бешеный слетает с ложа любви и выскакивает в окно – самое время схватить первую одежку, что попадется под руку, и бежать его ловить. Странное дело, но, натянув одежки Бастарда, Аларих изменился и явно похорошел. Или это от ярости? От бешеного взгляда синих глаз, – и не говорите мне, что один совсем слепой: искры ярости брызжут из обоих и прожигают до костей, точнее, испепеляют мою совесть, – мне становится страшно. Еще немного, и парень схватится за оружие, чтобы только мы с Эйвином не мешали его любви с Бастардом. Говорить он еще не может, и это, пожалуй, к лучшему. Грегор виновато жмурится, как кот на сметану.
– Ты! – Обвиняющий вопль обращен к Эйвину. Ну да, виновника переполоха определили сразу. – Когда ты уже успокоишься-то?
Эйвин в ответ только высокомерно приподнимает брови. Бастард зло отвечает:
– Ал, успокойся, все обошлось. Крис, здесь далеко не регулярные полки армии короля, я могу в какой-то момент просто не успеть. Твой возлюбленный немало принес горя этим людям.
Злобный вопль с кровати:
– Я никогда не был его возлюбленным, чертов Бастард, тебе бы только мазать всех остальных той грязью, в которой ты с наслаждением купаешься!
Сил у Эйвина хватает даже на то, чтобы немного приподняться на локтях. И все, – он обесиленно падает навзничь.
По-моему, я вспыхнул, как молоденькая девка, которой залезли под юбку. Такой жар сжигает лицо, что впору бежать умываться.
Грегор хмуро смотрит мне в лицо, в усталых глазах нет насмешки, пожалуй, сочувствие. Ал переводит глаза с его лица на мое, – он настолько растерян, что не смеет вступить с разговор. И я внезапно говорю, словно прыгаю с обрыва:
– Это правда, Эйвин моим не был никогда. И не будет…
И спиной слышу потрясенный вздох со стороны кровати. Похоже, ледышка перепугана до смерти и удивлена. Ну да, если годами слушать о том, насколько я несовершенен, как не подхожу к званию сына короля (прошу заметить, с одного боку – королевского сына) ,то можно вытравить самые нежные чувства своим занудством и болезненными колкостями. А теперь, когда он не может отвертеться, я уже ничего не смогу, – даже соблазнить его у меня почти не осталось времени. Просто потому, что колкий, злобный, яростно ненавидящий всех его высокомерие, – умирает. От проклятия ли отца Бастарда или просто из-за своей злосчастной судьбы, но… А мертвые сраму не имут и любить не умеют!
Матерь Божья, но почему я никогда не успеваю понять, как изменится темное хищное лицо на этот раз. Похоже, Бастард думает как-то по-иному, чем мы. И я только успеваю увидеть легкое движение тонких бровей и усмешку в медово-темных глазах.
– Пути господни неисповедимы, Крис. Пока дышу – надеюсь…
И он довольно смеется, разглядев мое удивление. По рассказам его высокомерия у меня всегда выходил образ неповоротливого и тупого увальня-бурого медведя. Но это не так. Похоже, основы галантных наук Грегор изучал. Так же, как злобно молчащий Ал, несомненно, учил науку о ядах и противоядиях. Взгляд у него – как у змеи, притаившейся и по-прежнему смертельно опасной. А что ты хочешь, если возлюбленный то и дело путает границы галантности и откровенного обольщения? Или мне все это кажется потому, что я увидел его медовые глаза, обращенные к Алу?
Громкий крик на улице. Из нас всех быстрее всех соображает Грегор и выскакивает из подвала. Или ему и нужно было бежать, оставив наедине влюбленного в него Алариха, яростно отрицающего свои чувства Эйвина, и меня, уловившего улыбку Грегора и понявшего, как может смотреть возлюбленный? Ну, вовсе не так, как эта мерзкая ледяная аристократическая косточка с колючками под языком.
Ал успевает только медленно повернуться ко мне лицом и открыть рот для обличающий тирады, как в подвал вносит кого-то из разбойничков Грегора и он как полоумный вопит:
– Крис, а ты что встал? Не на паперти! Хватай оружие и бегом во двор – господин уже на коне, пора выезжать!
То, что неугомонный Бастард, помимо военных игр со мной и любви с Аларихом, в этот день еще и поживиться решил, было для меня удивительным. Как-то вот привык я к долгим обсуждениям, выстраиванию военных диспозиций, планов, стратегии. А тут все так просто – грабь награбленное…Или я неправ?