Название : " Проклятые "

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   16
Глава 9.

Любовь проклятых.


Крис.


Мы вывалились из сарая, стараясь не встречаться взглядами – стыдно было.Точнее, это я не смел поднять глаза на словно заледеневшего Грегора. Ну не было насилия с моей стороны, не было! Я же старался, как мог! А вышло… Тошнотворно вышло… Что-то было в прошлом Бастарда, что он смог подпустить к себе близко только своего возлюбленного Ала, а для меня в его сердце места нет… То, что Грегора охватили воспоминания о насилии над ним Эйвина много месяцев назад, я не подумал. И не понял ничего, пока… Ладно, этот момент еще не наступил.

В кабачке сразу окунаемся в шум и гам, вопли парней Грегора звучат все громче. Пока начальника не было, ребята перепились изрядно, дело уже доходит и до того, что не утруждают себя скрываться с девками по сараям или комнате, а трахаются по углам. Хозяин сего заведения, мирно стоящий за стойкой, благостно взирает на этот Содом и Гоморру в одном горшке. Грегор чуть приподнимает брови, но ничего не говорит, просто падает на лавку, орет, что хочет вина. Какие-то визжащие девки тут же оказываются возле него, одна уже забралась на колени и целует его мокрыми от вина губами. Бастард довольно ухмыляется в ответ. А мне хочется зарыдать в голос. Словно сам сломал что-то очень важное в жизни, потерял такое, что теперь и не найду.

Разглядев мое похоронное выражение лица, Грегор внезапно наклоняется ко мне:

− Крис, друг, что приуныл? Смотри, какие розанчики – как на подбор! Ты каких любишь –толстеньких или не очень? Мне вот толстушки нравятся – есть за что подержаться!

«И хрупкий нежный Аларих, совсем не девочка по статям!»

Обдавая меня запахом вина, Бастард продолжает:

− После боя первейшее дело – это выпивка и ласковые девчонки! Ты не смотри, что они деревенские, обучены хорошо, дело свое знают. Не сиди один , развлекись!

Я пытаюсь поднять глаза и натыкаюсь на ледяной взгляд черных-черных глаз, губы его произносят одно, разухабисто-веселое, а глаза… Четко очерченные брови изогнуты, как при мучительной боли… Ему больно, больно так же, как и мне. Он тоже потерял что-то очень важное после этого нашего неудачного любовного приключения, ему очень плохо сейчас.

− Не хочешь? Да и черт с тобой, святой Кристофер! Девственник хренов!

Грегора внезапно сильно шатает, и я понимаю, что он мертвецки пьян.

− А я пойду, прогуляюсь с девочкой. Сладенькая моя!

И он с размаху целует противно повизгивающую дебелую деревенскую деваху в шейку. Точнее, в место между головой и плечами. Сука! Как же можно-то! Я собираюсь выкрикнуть ругательства в лицо этому развратнику, но слова путаются у меня в голове, я пытаюсь их собрать воедино, а когда начинаю хоть немного соображать, то оказывается, что предводитель разбойников уже ушел со своей белесой кралей. Слышен ее дурацкий смех наверху, громко хлопает дверь комнаты, голоса слабеют. От злости и досады я готов кричать в голос, но тут обращаю внимание на быстрые пальчики, давно бродящие у меня по груди, ныряющие периодически под пояс штанов, поглаживающие бедра. К пальчикам прилагается быстроглазая девчонка.

− Ты кто?

Скороговоркой она выпаливает:

− Господин Грегор велел о вас позаботиться. Я и сзади дать могу, если пожелаете.

Меня начинает разбирать идиотский смех. Прежде, чем упереться трахаться со своей продажной сучкой, Бастард заботливо дал поручения! Трепетная забота со стороны человека, только что выскочившего из-под тебя!

− Ну, тогда пошли, что ли?

В полном кавардаке и разгроме, творящемся сейчас в кабачке, девочка выглядит как маков цвет – свеженькая, темноволосая, синеглазая.Тоненькая такая. Узколицая, как Бастард. Вот сейчас и поймем, кто был неправ, почему все так плохо вышло.

− Пошли, цыпочка.

Но перед тем, как уйти, я залпом допиваю вино из кубка Грегора, мой-то давно опустел. А его – полон, похоже, горьки сделались ягоды и вино для него ... Содержимое кубка оказывается с терпким и сладким вкусом, вкусом губ Бастарда. Что за несчастливая у меня судьба – коснуться мучительно желаемого и не суметь совладать, не суметь завоевать… Аларих, чертов уродец, мальчик-завоеватель, − сумел. Я же – нет. Так больно!..

Дальнейшее воспринимается какими-то клочками. Сначала я долго рыдал на коленях у девки, нежно целуя смуглые и тонкие пальцы, потом предлагал ей трахнуть меня, стать господином в нашем союзе. Добродетельная деревенская шлюха не нашла ничего лучшего, как завалить меня по коврик возле кровати и прикрыть одеялком от сквозняка, – что-либо сотворить с ней я был уже просто не в состоянии, до того был пьян. Ближе к утру я внезапно принял решение уйти из отряда. Сказано − сделано , и я как был, – голый, закутанный в трогательное вязаное одеялко, проперся сквозь спящих мертвецки-пьяным сном парней Грегора и потащился по дороге к выезду из деревни. И был окликнут дозором – у братьев-разбойничков, оказывается, все серьезно, перепились до смерти далеко не все, самые трезвые были в карауле. И решил, что они – легкая добыча. И накинулся на них с мечом, пытаясь освободить путь для бегства. Ну да, ну да. Парни Грегора навтыкали мне так, что мало не покажется, и засунули в какую-то каморку до выяснения обстоятельств, точнее, до того, как проснется их любимый господин Грегор…

И было еще одно воспоминание, которое я изгонял из памяти долгие годы… Ошеломленный взгляд деревенского старосты при виде перстня с королевским гербом, предъявленным голым оборванцем. И приказ моему заместителю, переданный на словах и подтвержденных куском ткани с оттиском моей печати, нанесенным кровью… Сургуча в деревне не оказалось, а кровь связывает пострашнее проклятия… Они должны были скрытно последовать за возвращающимся отрядом Грегора к его замку и напасть сходу. И звонкий дробный стук копыт коня гонца, везущего мой приказ, как звон земли, покрыващей гроб повапленный. Без права на прощение…

А мне внезапно захотелось петь, и пол-ночи, до самого утра, я распевал в полный голос полузабытые песни своей родины, с трудом вспоминая слова и заменяя кое-где лирические моменты на откровенно похабные. Аккомпанировали мне все собаки деревни своим истошным лаем и подвыванием, а аплодировали периодически ребята из караула, иногда пытающиеся меня утихомирить словом, а иногда – и тычком под ребра. А что, дело простое, тут без обид. И я снова начинал петь, плавно сползая от вызвышенных канцон к похабным песенкам, что вызывало хохот стражей снаружи. И все было так замечательно, но хмель потихоньку свалил меня и перед самым рассветом я уснул, трепетно прижимая к груди одеялко, как самое дорогое в жизни, и откровенно сияя голым задом, потому что штаны остались… В общем , где-то они точно остались. И сон мой был ясен и сладок, и вся деревня благословила мой сон… Да…

Но только после сна всегда следует момент пробуждения и возвращения к постылой действительности. Меня пробудил чувствительный пинок под ребра.

− Да что ж так больно пинаетесь-то, ребята, я же тихо себя вел!

С обиженным воплем я поднял голову и язык прилип к глотке – прямо передо мной стоял господин мой Грегор, стоял очень прямо. И бешеные глаза цвета угольев в Аду смотрели бесстрастно на меня. Я тихо взвыл и попытался отползти в безопасный угол.

Грегор.

…Ночь прошла чуть лучше, чем у души в Чистилище. Вроде бы, никто плохого тебе не делает, но жить невозможно. Славно оторвавшись с белокурой толстушкой, подержавшись за все места, которых не было ни у Ала, ни у этой бешеной занозы, – Ерша, я мирно заснул на теплой постеле. Какой-то громкий вой доносился всю ночь с окраины деревни, но раз постовые тревоги не поднимал , то можно было и поспать подольше. К утру вой прекратился, и я сладко разоспался в чужой постели. М-да, когда вот так пробуждаешься: после дикой попойки, и голова болит так, будто в нее ночью попало пушечное ядро, руки-ноги почти не двигаются, а в области седла, прости господи, ощущается даже не боль, а полная невозможность сесть на коня, да что там – ходить больно, понимаешь хотя бы, что живой проснулся, а не упился насмерть.

− Господин Грегор, господин Грегор! − Кто-то упорно трется возле входной двери, не смея потревожить мой сон. Хотя какой уж сейчас сон.

− Что тебе?

Всунувшаяся бОшка моего парня вызывает дикий визг у девчонки, – она, оказывается, не ушла, а спала рядом. Тошнота подступает к горлу, когда я вспоминаю, что именно мы с ней вытворяли.

− Рот закрой! Что случилось-то?

− Да новенький, Крис…

− Что?

Душа моя вместе с сердцем проваливается куда-то сквозь кровать прямо на пол. Какого черта он еще сотворил? Из-за любовной неудачи что-то сделал с собой?

…..! С постели меня сносит волной, одеваюсь я по счету – раз-два-три, а что не успел надеть, – то не мое. Уже на улице посланник объясняет, что парень-то попытался сбежать голяком да из деревни, а потом всю ночь орал. Вот кто выл-то, оказывается.

Когда я врываюсь в какую-то вонючую комнатенку и вижу это чудо вселенское, Ерша и Ежа в одном лице, голого, с огроменным синячищем в пол-лица и кучей более мелких кровоподтеков на всех частях тела, беззаботно дремлющего на грязной подстилке, я забываю о его королевской крови, несчастной любви, нашем с ним вчерашнем трахе, и просто подхожу поближе и со всей силы пинаю его носком сапога под ребра, стараясь сделать как можно больнее. Ну ведь нельзя, нельзя же такое с собой творить-то! Так терзать свое тело, принимать позор на душу! Придурок, ведь прибить могли, хорошо, что опознали, что из своих!

Крис открывает мутные серо-зеленые глаза и довольно долго тупо смотрит на меня, а потом, видимо, разглядев перекошенное от ярости лицо, громко икает и пытается уползти в угол комнаты.

− Вставай, Ерш!

Таким криком, по-моему, поднимать залегшую пехоту и призывать конницу во время боя. От бешенства сводит лицо, я заставляю себя изо всех сил сдержаться и не наброситься на эту мразь и не излупить так, чтобы живого места не осталось на дураке. Крис сильно вздрагивает и медленно поднимается, опираясь на стенку, смотрит на меня обреченно. Ну, милый, я тебе не зануда-Эйвин и морали читать не буду. Но раз уж ты пришел служить в мой отряд, то мало тебе сейчас не покажется. Я прихватываю его за руку повыше локтя, – а ведь синяки останутся, да какие! – и волоку к выходу из этого клоповника.

На дворе есть отличная бочка, полная дождевой воды. Парень что-то пытается бормотать в свое оправдание, да лучше бы он не говорил вообще! Вякает что-то про то, что допустил до своей задницы шлюху, раз уж мне не понравилось с ним! А, чтоб тебя!

Крис опомниться не успевает, как голова его ныряет в бочку, потом снова и снова, он захлебывается, но я удерживаю его крепко. Парень уже стонет. Ладно, теперь еще и помыться надо. Ведро ледной воды, вылитое на голову, заставляет его задрожать от холода.

− Грегор, хватит! − Голос у Криса едва слышный, я наклоняюсь пониже, вглядываюсь ему в глаза : взгляд разумный и страдающий. Он вышел из мира винных паров и теперь стыдится и негодует. И что-то еще такое во взгляде, – как у побитого пса.

− Одевайся, оружие ему верните! Доберемся до замка – я с тобой разберусь окончательно.

Убил бы заразу ершистую. Только… Только… Только я помню, как сам шлялся по притонам портового городка, пока едва не изнасиловали какие-то матросы, после отказа, произнесенного прелестными губками редкостной дуры и гордячки, как я сейчас уже понимаю. Сколько мне было? Шестнадцать, семнадцать? Да, уже после обучения у моего рыцаря и любовника. Но, Крис, кто же виноват, что ты мне не нужен? Кто? Чья злосчастная судьба?

Парень уже натянул какую-то одежду, прикрыл стыд и теперь стоит передо мной навытяжку, молодец-молодцом, только с мокрых каштановых волос часто-часто падают капельки воды на землю, ее струйки текут по вискам и щекам. Почти как слезы. Но… Мы плакать давно разучились. Это так, пустая вода…

− Общий сбор, выезжаем скоро!

Крис.

Вот он едет впереди отряда, мой враг. Грегор… Такого унижения, которому он подверг меня сегодня утром, никогда не испытывал. Ну, бывали дела и до этого, и с ратуши, бывало, снимали, и в атаку как-то пошел в одиночку, обидевшись на невнимание врагов. Ну да, было! Ржали надо мной после этого, а Эйвин вечно сжимал губы, как злобная старая монашка, и бормотал что-то навроде: «Королевскому сыну подобное не пристало!» Пристало, да как еще – не отдерешь! И ничего, мирились, правда, папашу сильно крючило при моих рассказах про жизнь, но ничего, и он привык понемногу. Да и случалось подобное нечасто, – пару раз в год, не больше. А тут… Холод пробирает до сих пор до самых костей. И погода тут не при чем… Заглядывали когда-нибудь в глаза коршуну? Спокойная уверенность в своей силе и полное равнодушие к происходящему вокруг. Вот подобное я и увидел, взглянув Грегору в глаза. Словно не он только что целовался со мной, словно мы с ним и не были… Ладно-ладно, я понимаю, конечно, что это его месть мне за все, что ночью произошло, но почему на глазах у этого его разбойничьего отряда, почему на глазах у дурацкой клецки, который сильно порадовался, когда я трясся от озноба, стоя навытяжку перед Грегором.

Я − его − ненавижу!

Каждое слово в такт дыханию. Не могу дышать от ненависти, вместе нам по одним дорогам не ходить! И плевать, что сделают со мной потом его клецколюбы и курохваты. Я не хочу, чтобы он продолжал жить! За подобные оскорбления отвечать надо!

Словно почувствов, что я думаю о нем, Бастард поворачивает голову, взглядом отыскивает меня среди своих людей. Узкомордый ублюдок! Кровь диких сарацин так и проглядывает в каждом повороте головы, взгляде темных глаз, продолговатом лице. И еще – у него очень тонкие пальцы и запястья, почти девичьи. Подобное сильно мешает в бою, когда меч может запросто вывернуть кисть. Поэтому наши мечники, как правило, коренасты, с широкими и грубыми руками. А здесь… Правда, узкая ладонь бьет похлеще кузнечного молота. И он посмел меня ударить! Ненавижу! Отчаянно ноет исполосованная спина, еще не подсохли ранки толком, и вчера добавил. Вот интересно, как Грегор умудряется прямо держаться в седле, задница-то ведь сильно болит? Черт, и почему мы бродим какими-то кругами по лесу, заблудился он, что ли? Или он не хочет, чтобы я запомнил дорогу к замку?

Слава Богу, объявил привал. Солнце уже высоко, а выехали едва не с утра. Как уж он сумел поднять своих парней после вчерашнего, не знаю, но люди мрачны, молчаливы и сдержанно злы. Под такое настроение лучше не попадаться. Правда, сам Бастард едва сдерживается, похоже, он тоже не выспался, злится на меня, бесится из-за вчерашней ночи. Вот, пристроился на траве в тенечке, разложил какие-то куски пергамента и, сильно нахмурив брови, разглядывает их. Считает,что ли? Похоже, да…

Я его ненавижу. И все же тянет меня к нему неодолимо. Хочу поглядеть, какие у него глаза во время игр разума. Подобраться к сосредоточенному на своих делах Бастарду труда не составляет, я оказываюсь чуть сзади. Так бы и ударил кинжалом между лопаток!

− Крис, чего таишься-то? Я вижу тебя…

Надо же, а голос у моего врага мягкий. Это после того, что он устроил мне утром!

− Когда вернемся в замок?

− Нуу, до вечера успеем, надеюсь. По Эйвину соскучился?

Он еще издевается.

− Да иди ты….!

−Крис, привал короткий, тебе бы отлежаться немного.

− Еще один наставник нашелся!

− Крис, ты все-таки не забывайся! Не в родной деревне!

Ух, как всколыхнулась ненависть от этих его небрежных слов. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Холодный,бесстрастный нечеловек! Я выхватываю меч, замахиваюсь. Сильный удар по голове сзади, похоже, кто-то еще за мной следил. Прежде, чем темнота полностью пригасила мир вокруг, я слышу спокойный голос:

− Я же говорил вам, господин, что этот новенький сильно непрост… Убить его надо, да и дело с концом…

− Нет…

После этих слов Бастарда я проваливаюсь в какую-то яму, слабо ощущаю, что меня поднимают, несут куда-то, похоже, привязывают к коню. Но проснуться я уже не в состоянии, засыпаю и снова просыпаюсь, пытаюсь открыть глаза и вижу только бок моего коня, остро пахнущий конским потом, потом снова клонит в сон. Наваждение какое-то!

Грегор.

Если и есть достойное наказание за мои прежние грехи, – то вот оно, − темноволосый королевский ублюдок, неловко перекинутый через седло и мерно покачивающий дурной головой в такт движению коня. Если бы… Чуть правее… Если бы не парень из деревеньки, когда-то сожженной Эйвином… Я думаю, меня в живых уже не было бы. Ну никак не мог я ожидать подобного от человека, с которым целовался-обнимался прошлой ночью. Что взбрело в безумную глову – Бог весть, ведь в живых бы после этого не оставили, да и Эйвина растерзали бы, – злы на них сильно, но ведь попытка была не игрой. Это сейчас он словно спит с открытыми глазами, зачарованный, покорно подчиняется, не пытается высвободиться, а краткое время назад… Не понимаю. И убивать не хочу…

−В подвал его, заприте пока в камере, позже разберусь.

Крис покорно повисает на плечах моих парней, даже не пытаясь приподнять голову. Настолько пьян? Или что-то другое? Ладно, пусть пока отсыпается.

Хочу к Алариху, зарыться в светлые, чуть колючие волосы, услышать биение его сердца в унисон с моим и просто постоять вот так, прижимаясь всем телом, сбрасывая всю грязь и ненависть этого мира… Поэтому меня едва не волной вносит в комнатку, где мы держим Эйвина.

− Грегор!

Звонкий ясный голосок, словно у мальчишки. Судя по светящейся мордочке, Ал рад до невозможности. Да и я сам рад.

− Что, соскучился без меня?

Главное, улучить момент, когда он зазевается, и прихватить его за руку, прижать к себе, ощутив деланое сопротивление гибкого тела…

− Мой, только мой!

Это я уже шепчу в растрепанные светлые волосы на макушке, изо всех сил прижимая Ала к себе. Он все-таки зазевался.

− А чей же еще? − И тихий смешок мне прямо в губы, когда я вытягиваю их трубочкой, чтобы запечатлеть братский поцелуй.

− Ха, братья так не целуются!

− Да ты что? Ну, тогда покажи сам, как целуются братья!

Аларих закрывает глаза, крепко прижимается губами к моим обветренным, пахнущим полынью:

− А вот так!

Утянуть бы его в спаленку, да продолжить сравнивать поцелуи. Может, согласится?

− Ааал?!

И робкий косой взгляд на дверь. Да кто бы посмел мне возражать в моих желаниях! Но ведь вот невезучий день , − посмели!

− Бастард, а что ты сделал с Крисом, где он?

Ох, вот ведь докука-то занудная! Полные злобы серые глаза глядят прямо и отворачиваться он не собирается.

− Ты что, убил его? Под смерть в бою подвел? Что ты с ним сделал?!

Уже в крик срывается. Пытается с меня разозлить.

− Отсыпается в соседнем подвале. Нажрался до чертей в деревне и сильно накуролесил… Ты ведь именно это хотел услышать, да?

Мне слышится слабый всхлип со стороны кровати, да ну, что за дурость, этот с ледяным сердцем, он плакать просто не умеет!

− Грегор?

Ал, наконец, вырывается из моих объятий, отходит чуть в сторону. Ну вот, а я так мечтал о тихой спаленке в моем доме. Похоже, теперь будут орать на меня в два голоса. Однако, как быстро спелись-то!

− Что случилось с Крисом?

Ну и что мне ответить на такой прямой вопрос? Дать прямой ответ: извини, моя радость, немного трахнулись по пьянке, не понравилось обоим, все прошло, а вот мерзкое чувство, что я тебя обманываю, – осталось.

− Ал, ничего с ним не случилось Просто подрался с моими ребятами, вот я и велел запереть его, пока не протрезвеет. Пьянь пройдет – поговорю с ним…

Да говорить-то можно сколько угодно. Просто Крис допустил страшную ошибку – он дал почувствовать темным крестьянам – моим парням, что я – тоже человек, да еще и смертный. Что на меня можно попытаться напасть. Не может быть в одной стае двух вожаков, да их никогда и не было, я всегда вел; решал, куда идем, что едим, где воюем. И парни мои подчинялись. А тут лягушонок королевских кровей показал, что против хозяина можно восстать. И что теперь – нож в спину ждать ежесекундно? Вожак-то я не из ласковых. Аларих с его ранениями и болью – это одно, а вот мои парни – совсем другое, там и по морде за дело дать можно, и доли в добыче лишить при трусости. Да мало ли что…

− Ты врешь, врешь, Крис погиб, его нет, иначе бы, иначе бы он пришел ко мне!

Тааак,а где наша хваленая аристократическая выдержка? Эйвин просто заходится в крике. Ал встревоженно поворачивается в его сторону:

− Господин граф, успокойтесь ведь только два дня, как нет кровотечений. Опять все начнется. Тише, прошу вас!

− Ненавижу тебя, Грегор! Единственный мой друг, и то ты своими лапами… − Дальше крик захлебывается кашлем ,Аларих осторожно отстраняет мои руки, придвигается ближе к постели. Я тоже подхожу. Ну никогда не подумал бы – Эйвин рыдает. Причем плакать-то он точно не умеет, поэтому рыдания более всего напоминают отчаянный приступообразный кашель со слезами, текущими по щекам.

− Ну что, рад, торжествуешь? − Гордец буквально захлебывается слезами.

− Нет…

А что тут торжествовать-то? Если бы Крис не нравился мне – вышвырнул бы из замка с завязанными глазами, чтобы не привел потом солдат. Но ведь Крис-то – капитан королевских стрелков, он пока не понимает всей силы своего маленького отряда, и что в открытом бою нам против них просто не выстоять. Это Эйвин с его дикими представлениями о наведении порядка сначала восстановил против себя местных, а потом взялся за меня, да что говорить-то – чудом избежал я суда и смерти. Правда ,заплатил дорого – собственной честью! Впрочем, была бы голова цела. Но Кристофер-то – он другой, парень явно умеет говорить с кем надо, а вот если местные встанут на сторону королевских войск – нам и не уйти даже. Лес-то, хоть и большой, слабая защита от регулярных войск. Да и, несмотря на его идиотские выходки, Крис ведь неплохой воин, причем привыкший воевать в такими проклятыми, как мы все. Здесь проще всего прервать его жизнь и уйти навсегда из леса, бросив все, спасая Алариха и себя. Что, я трус? Пусть так. Лишь бы Ал был жив… Но… Даже после этого странного покушения – я Криса убивать не хочу. Пусть это будет прихотью Бастарда. И наша с ним совместная ночь тут не при чем. Пожалуй, я уважаю равного себе по силе. Пока он просто не понимает, что есть сущность королевского ублюдка. Но пройдет время… Он станет неплохим защитником и хорошим командиром. Не хочется, чтобы это не сбылось. По крайней мере, пусть его дурная голова подержится на плечах еще немного.

Я кладу руку на плечо Ала, чуть сжимаю его. Мне очень-очень-очень хочется остаться с ним наедине, но эта капризная, ледяная, неумело рыдающая заноза заставляет сделать меня то, что сразу как-то в голову не пришло: мне придется дойти до подвала Криса и поговорить с ним. Надеюсь,он протрезвел. И какую дрянь он прихватил в том кабаке, что все утро на стены лез, так голова, видимо, раскалывалась от боли!

− Не плачь, мой сладенький, сейчас дойду до твоего возлюбленного Криса и погляжу, не сильно ли мои парни ему бока намяли!

− Ах, ты….!

Ладно, валящиеся на мою голову проклятия все же лучше, чем рыдания высокомерного гаденыша. Душу ведь надрывал. Вот ведь какая смешная вещь – мы всю жизнь, считай, друг друга ненавидим, а судьба все сводит и сводит нас в поединках. Пока не поубиваем друг друга, что ли?

Ал чуть улыбается, на мгновение прижимается губами к моим пальцам, сжимающим его плечо. И я ловлю взгляд Эйвина, направленный на нас, такой тоскливый и безнадежный… Пути господни неисповедимы. Боюсь, что Крис набегался за ним вдосталь, да только без толку…

А Ерш дрыхнет преспокойно на жестких досках лавки. В подвале – сырая холодина, дерево, скорее всего, тоже пропиталось водой, но для пьяного не только море по колено, но и нары – королевское ложе. И сапоги с ног скинуты под лавку, спит босиком, смешно съежившись и обхватив себя руками для тепла, куртка-то до подвала не дошла – потерял где-то. Видимо, ему не привыкать к подобному сну. Морда вся в жутких синяках, на рубашке –кровавые следы – похоже, ссадины после порки закровоточили. Если бы не это, сам бы врезал ему плетей десять – чтобы помнил дольше. Что же мне делать-то с Вами, мой господин герцог, бастард королевской крови? Что нам делать-то? Крис тяжело вздыхает , пытается вытянуть длинные ноги – на лавке не помещаются, тихо бранится во сне и снова сжимается в тугой комок. Я наклоняюсь пониже, касаюсь его руки, беспомощно вывернутой из-под головы. Кисть словно из камня сделана – такая холодная. Ему же очень холодно сейчас! Я снимаю с плеч тяжелый плащ, так и не успел переодеться после возвращения, и накидываю на спящего, накрывая босые ноги, сжатое в упругий комок тело. Крис блаженно вздыхает и вытягивается во весь рост под теплой тканью. Морда его становится такой смешной – довольный, улыбающийся во сне жабенок. Ладно, пусть отсыпается дальше – пока хмель не выветрится из пустой головы, говорить с ним о чем-то бесполезно… А жабенок внезапно открывает глаза:

−Грегор, зачем пришел? Что-то случилось? Или…

Крис.

Наверное, каждый начинает свой путь по-разному и так же его может и закончить. Один рождается в землянке, другой – в королевском дворце. И миры этих людей никогда не сойдутся вместе. А я вот нечто двойственное – родился не там и не там. Первые десять лет –это искренняя любовь моей семьи, потом… Потом на смену правде пришла ложь королевского дворца и моих новых обязанностей, которые мне все пытались навязать. И моих бесконечных побегов… Обратно, туда, где слова значат именно то, что они значат, где нет тайных протоколов и договоренностей ,где просто продаешь себя за кусок хлеба и будущую добычу, а не за шелк простыней королевской спальни. В итоге – такая странная встреча с Бастардом, таким же, как я… Только родился он далеко не от крестьянки или простой дворянки. Ему сильно не повезло – его мать дала ему грязную кровь наших врагов. И он живет со своей непривычной красотой, переменчивыми темными глазами, тонким телом, таким горячим, когда мы с ним… Благодарю Бога ,что я не сумел довести дело до конца и не сумел убить его. Узколицый уюлюдок! Как же больно зацепил-то!..

Сон сковывает и забирает последние силы. Дом изо льда и Грегор, покойно сидящий перед странным голубоватым пламенем – почему-то я понимаю, что так горит лед. Мне хочется подойти к нему, и я шлепаю босыми ногами по ледяным доскам пола, примерзая к ним пальцами ног. Бастард поднимает голову и улыбается, увидев меня. И внезапное ощущение тепла и запах его тела накрывают меня. Словно одним взглядом он может согреть и перенести в другой мир – теплый, туда, где нет острых игл застывшей воды и горького снега, покрытого остывающей кровью… Сон заканчивается, я разлепляю заплывшие глаза. И наталкиваюсь на взгляд Грегора…

− Грегор, зачем пришел? Что-то случилось? Или…

− Вставай…

Под спокойным взглядом черных глаз я обреченно поднимаюсь. С тихим шуршанием с моих плеч сползает темный плащ из домотканой шерсти. Такой был на Грегоре вчера утром. Похоже, он накрыл меня, пока я спал… Последняя капля милосердия? Ничего доброго я и не жду. По всем законам, в том числе и тем, по которым я жил многие годы среди наемников, за нападение на вожака полагается смерть. И это, по большому счету, правильно. И защищаться и дорого продавать свою жизнь мне не хочется. Собственно, что может еще произойти? Грегора я потерял, да он никогда моим и не был, а Эйвин… Я все же надеюсь, что Грегор не настолько животное, чтобы добить беспомощного и беззащитного врага.Т ы проиграл все, Крис! Как глупо вышло-то!

− Идем…

Ну, видимо, Бастард не хочет поганить кровью свой дом. Да ладно, все правильно, все правильно, Грегор! Так и должно быть! Ты прав!

Эйвин.

Иногда на ненависть к кому-то просто не остается сил, так ненавидишь себя. Я же знал, знал, что Грегор Криса не отпустит. И то, что Кристофер был хоть какой-то защитой против похоти Бастарда, я тоже знал. Не надо было его в это впутывать. Королевского сына в такую грязь, в которой купаемся все мы: и Грегор,и я с самого первого мгновения нашего знакомства, с самой первой нашей встречи, закончившейся большой бедой, ложью, и, считай, воровством – Грегор-то остался безземельным наемником, вечным скитальцем. Раскаиваюсь ли я в том, что творил с ним? Нет. И никогда не раскаивался. ГрЯзи дОлжно оставаться в грязИ, а не возлежать на бархате! Полукровки не несут благородства рождения и не могут понимать рыцарской чести, да просто так же, как волу чужды курбеты благородного скакуна – ну не дано ему это природой, Бог обделил .Сколько Крис смеялся над моими завиральными идеями, а вот теперь… Низкий вол убил благородного скакуна. Убил подло, воспользовавшись его неведением. И теперь… Я даже отомстить не могу. Я даже оплакать его не могу… Зарыли, наверное, где-нибудь возле дороги, чтобы долго никто не нашел. И наступает равнодушное спокойствие. Единственное, что я могу сделать теперь – это не дать Бастарду получить за меня выкуп. Умереть хочу! Так же страстно, как хотел дождаться возвращения Криса. Поэтому и терпел все выкрутасы недожженного уродца Грегора. Вот, опять пытается чем-то меня напоить. Да не надо мне этого! Не хочу жить!

Только теперь понимаю, что Крис всегда был где-то рядом. Даже когда мы были в разных частях страны, я все равно узнавал о нем какие-то новости ,даже когда служили вместе, и он, наверное, сильно возненавидел меня за бесконечные придирки. А как еще я мог отпугнуть его от себя, заставить смотреть нормально, а не со странной влюбленной улыбкой. Грех все это, большой грех!Но вот уродец любит Грегора, несчастен, ревнует, но грехом не считает. А я считал… А теперь отповеди по поводу правильной жизни читать некому – его просто нет. Бастард убил.

Да отпусти же меня, наконец, урод ты этакий! Тебе улыбнулась Фортуна, твоя любовь нашла ответ в зверином сердце. Мне же ждать теперь просто некого. Оставь ты меня в покое, наконец! Оставь же! Хочу… Умереть хочу…

Перекошенная страшная синяя морда склоняется надо мной:

− Эйвин!

Заорать от ужаса мне не позволяет только гордость. Но с этой несусветной морды на меня смотрят очень виноватые знакомые сине-зеленые шальные глаза.И тут выдержка покидает меня полностью.

− Крис, да как ты посмел! Да что же это такое – напиться среди разбойников! И опять гонялся за деревенскими шлюхами? Крис, да что же это такое?!

Надо мной раздается ехидный голос Бастарда:

− Ну никогда бы не подумал, что мы с тобой сойдемся в оценках, сладкий! Именно – что же это такое, и за шлюхами гонялся голый, и песни орал всю ночь на всю деревню, и без штанов в дозор ходил!

Ооо! Боже мой! От возмущения я просто ничего не могу вымолвить. И тут синяя рожа склоняется надо мной и зажимает мне рот поцелуем. При Аларихе и Грегоре, этой парочке проклятых, публично, пятная мои губы горьким перегаром. Да чтоб тебя чума взяла, Крис, да что же ты творишь-то?! Только… Только… Только укусить его за наглый жаждущий ласки рот удается с третьего раза, потому что мне хочется продлить эти мгновения. И наказать за подобное похабство тоже хочется. Результат выходит отличный – эта развратная зараза отскакивает от меня, как ошпаренный, молча трет прокушенную нижнюю губу.

− Ну надо же, а меня не кусал, терпел все гордо, ни звука не издавал! − Грегор явно развлекается.

У меня даже хватает сил повернуть голову и увидеть его нагло-насмешливый взгляд. Тварь! Ненавижу!

Крис хмуро усмехается, наклоняется пониже, поворачивает мою голову набок, прижимается губами к шее, тихо шепчет на ухо:

− Хватит кусаться! Я больше не намерен ждать и терпеть! Хватит уже! Сколько ты еще будешь ломать комедию, а, Эйвин? Пока не накроешься могильной плитой? Ты хоть понимаешь, что делаешь?

− А ты?!! Отпусти меня немедленно!

− Эээ, Крис, дураком будешь, если отпустишь эту злую кусаку на свободу! Похоже, его-то как раз надо принуждать, чтобы он хоть что-то понял!

− Да ты-то хоть заткнись!

Отчетливый смешок Криса мне в ухо, губы сильнее надавливают на шею, впечатывая поцелуй.

− Ладно, Крис, оторвись на пару минут от своего сладенького! За то, что ты натворил в деревне, ты должен быть наказан! Ты это понимаешь?

Поцелуи тут же прекращаются.

− Да, понимаю.

− Ну, вот, а за все твои художества тебе будет жестокое наказание – в бой больше не пойдешь, будешь нянькаться с Эйвином, пока он не сможет ходить. У тебя, гляжу, неплохо получается.

Крис выпрямляется и смеривает Бастарда недобрым взглядом:

− Ты считаешь это таким уж страшным наказанием?

В глуховатом голосе – какой-то странный вызов. Насколько я понимаю, Грегор сейчас взорвется. Не надо дразнить льва, который пока лишь играет…

Улыбка Грегора в ответ – как просверк меча во тьме. Бестрепетная жестокая сталь.

− Возиться со злым мальчишкой? Несомненно… Или ты хочешь оспорить мой приказ?

«Я не...» Вопль протеста застывает у меня на губах. Широко раскрытые бешеные глаза Криса и жесткий взгляд темных глаз Бастарда. Они словно смеривают друг друга взглядами перед поединком. Крис-то явно разгневан… Но Грегор! Я никогда не видел подобного, похоже, он просто разыгрывает гнев, а сам чувствует что-то другое. Такая же напускная суровость, что и в обращении с Аларихом в самом начале. И застывший где-то возле ложа Аларих, тихий, как мышка. Что происходит-то? Или…

Лицо Криса внезапно вспыхивает жарким румянцем, там, где не изуродовано синяками. И мой гордый королевский отпрыск опускает глаза. Бастард только усмехается в ответ. И мне становится страшно – неужели он сумел принудить Криса к порочной связи в прошедшую ночь? Сумел взять силой, избил? Но Кристофер навряд ли так спокойно стоял бы теперь перед ним, если бы со стороны Грегора была хоть капля насилия… Или?.. По доброму согласию? Да что же это будет-то? Ведь этот горбатый уродец узнает!

Я пытаюсь повернуть голову, увидеть лицо Алариха. И мне это удается… Да лучше бы я заглянул в бездну инферно! Было бы менее страшно! Чего не отнимешь у этого израненного монстра – гордыни и выдержки. Он стоит тихо-тихо, кажется, что и не дышит вовсе. Синие глаза ярко блестят, но только это не слезы. Ярость и гнев… Словно прикованный демон смотрит сквозь зачарованное зеркало на мир. Он понял то же, что и я. Да, скорее всего, он понял это раньше – просто потому, что наблюдал Грегора много лет очень близко. Видимо, какие-то нотки в голосе, слабость к преступившему их законы. Да мало ли что! Даже из-за одного сомнения в том, что Грегор привязался ко мне, он едва не убил. Здесь все хуже – они заинтересованы друг другом взаимно, даже если и ничего не было между ними в эту ночь. Но ведь было, было! Крис никогда бы не позволил себе так сорваться без серьезной причины, никогда в жизни подобного не происходило. Да, все, что угодно, но не в момент несения службы.

− Ал, я думаю, тебе надо это знать!

Ангелы, трубящие Конец Света. Срывающийся резкий глосс Кристофера. И гордо-недоуменный взгляд Грегора в ответ. Он только надменно поднимает тонкие резные брови, разглядывая Криса как пригвождннную к ленточке букашку.

Лекарь очень тихо спрашивает:

− Что я должен узнать?

Грегор застывает на месте. Теперь ему впору вырвать Крису язык, чтобы спасти себя и Ала. Крис надменно и с вызовом усмехается:

− Я пытался убить Бастарда несколько часов назад. По нашим законам заслужил смерть. Он же всего лишь наказывает меня домашним арестом!

Лекарь медленно поворачивает голову, пытаясь поймать взгляд Бастарда. Мне становится жутко, когда я вижу плывущий взгляд мужчины, ускользающий и смутный…

− Это все?

− Да…

Аларих совершенно равнодушно отвечает:

− Да, я понял… Мой господин Грегор никогда не наказывает в полной мере тех, кого любит. Так что тебе не надо бояться, Крис…

−Ал? – Грегор хрипит, как будто его душат.

Мальчик обращает к нему застывшее лицо:

− Я устал. Если у его светлости появилась новая сиделка, то я позволю себе немного отдохнуть? Разрешите мне уйти, мой господин?

Мне хочется взвыть от ужаса. Я никогда не видел подобного. Окажись на месте юноши леди, не избежать бы истерики с вырыванием волос и бурного примирения напоследок. А здесь, похоже, просто встала стена. Аларих не позволит и лишнего слова в присутствии посторонних, да и наедине, пожалуй, тоже. Но сталь закаленного меча, непрерывно испытываемого на прочность Грегором, уже ломается. Еще немного… Мне страшно даже подумать, что может произойти! Потерять возлюбленного из-за дикой похоти – в этом весь Бастард. Полукровка. Грязь под копытами коней!

На Криса гнева нет – кто он мне такой, чтобы следить за его приключениями. Но мне страшно, что из-за прихоти двоих на волоске повисла вся наша жизнь. Жизнь всех нас.

− Хорошо…

Среди полного молчания Ал медленно идет к двери, открывает непослушные, тоскливо скрипящие створки, шагает в темноту на лестницу. Гулко хлопает дверь и какой-то странный шелестящий звук еще успевает проникнуть в комнату.

− Ал!

Бастард словно отмер и рванулся за ним. Еще раз хлопает дверь, неясные голоса за ней… Потом все стихает…

Крис подходит поближе, садится возле кровати.

− Крис, зачем ты это сделал? Скучно стало? Зачем?!!!

− Я хотел этого!

− Я ненавижу тебя! Ты опять следуешь только своим желаниям!

− Да?

Жестокие руки прижимают меня к ложу, не давая отвернуть лицо.

− А теперь я хочу другого. Бастард прав – ты принимаешь только силу!

− НЕ смей, не смей прикасаться ко мне! Ты –хуже этого ублюдка, он мстил, ты же просто развлекаешься!

− Возможно!

Я захлебываюсь от недостатка воздуха и тяжести тела, навалившегося сверху. Последние крохи сил уходят на то, чтобы хотя бы немного сопротивляться. Потому что… Потому что я тоже хочу этого. Но Крис об этом никогда не должен узнать! Пусть думает, что хочет! Королевкий ублюдок! Ненавижу его! Ненавижу себя!