Название : " Проклятые "
| Вид материала | Документы |
- Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов, 6918.49kb.
- Списки летнего чтения по истории Русь и Византия., 29.61kb.
- Название зачеркнуто, 3503.04kb.
- Отчет о прохождении преддипломной практики в (название организации), 41.94kb.
- 40-е 50-е поиск ответов на «проклятые» вопросы эпохи история как трагедия, история, 27.25kb.
- Сильвия Браун Бог, творение и инструменты для жизни, 3072.68kb.
- Темы: Премьера на «Домашнем»! Сериал «Проклятые короли», 120.64kb.
- Книга 1 Серия: Атлант расправил плечи 1 «Атлант расправил плечи. Книга, 5440.13kb.
- Название проекта, 1045.5kb.
- Название учреждения, 420.86kb.
Наказание проклятых.
Грегор.
Никогда не думал, что есть для меня тишина. Пожалуй, передышка перед боем, отдохновение после побоев и боли. Тишина могилы…
Ал за дверью просто грянулся об пол со всей силы, потеряв сознание. Второй раз у меня на глазах. Подхватить я его не успел. Итогом – глубоко рассеченная от удара о каменную жестокость ступени скула, тихо точащиеся из раны капли крови – как слезы.
Минуты, понадобившиеся, чтобы донести его до моей комнаты, уложить, остановить кровь, хоть как-то стянув рану, – это было мое спасение. Теперь же начинается пора наказания за глупость, жестокость, похоть…
Ал пришел в себя почти сразу. Открыл глаза. И теперь уже долго просто лежит молча, бессмысленно глядя в бархатные переливы полога кровати. Он не плачет, не упрекает меня. Он просто молчит. И от этого безнадежный ужас поселяется в моем сердце. Это раньше мне был никто не нужен. Теперь же мне хочется бегом бежать из своей собственной спальни, чтобы не слышать звенящей боли молчания. Но я не смею – если я уйду, то уже не сумею вернуться. Нет, в комнату-то я вернусь всенепременно. Но вот Ал… В его сердце повторно я войти просто не смогу.
Я не знаю, что делать. Будь это женщина, было бы проще. Милые суетные создания, весело щебечущие возле тебя, а потом глубоко запускающие когти в твое сердце и твою жизнь, − они слишком слабы, чтобы действовать прямолинейно. И потому вынуждены ложью добиваться исполнения своих желаний. И, непрерывно обманывая, начинают плохо различать разницу между правдой и ложью. Предпочитают не замечать, чтобы не разрушать целостность стен, сжимающих мир любящих до узкой точки небесного цвета. Можно было бы наврать, что это все простые мужские желания, что в сердце у меня только она одна, получить пару пощечин и примириться… Или не примириться, повздыхать немного и пойти по извилистой дороге жизни искать следующую спутницу. Тут все просто…
Да ведь только Аларих-то мужчина! Не ребенок и даже не подлеток! И он предпочитает ступать по топи с открытыми глазами, а не прикрывая неприглядность тонким покровом лжи. И я не знаю ,что есть правда для меня и для него.
Я осторожно поворачиваю голову, чтобы не спугнуть неловким движением. Он по-прежнему лежит неподвижно. Кружево рубашки возле щеки даже не колышется – так тихо дышит. Глаза упрямо устремлены в потолок. Я даже коснуться его руки боюсь. Он не ударит, скорее, просто вырвет ее. Мне очень страшно. В бою никогда так не боялся, как сейчас. Просто… Просто он может встать на ноги и уйти навсегда. Из замка, из моей жизни. Из жизни вообще. Ему в одиночку не выжить…
А тебе, придурок косоглазый, выжить? Теперь ты сможешь выжить в одиночку без светловолосой головы, умненькой мордочки, полускрытой волосами, осторожных ищущих прикосновений тонких пальцев, изрезанных белыми шрамами? Хорошо подумай! Я безумно жалею о том моменте, когда пошел на поводу своего любопытства. Мало тебе показалось игр с Эйвином, понадобился и королевский сын! Что теперь?
Не знаю. Чем больше проходит времени, тем страшнее делается наше молчание и тем меньше шансов вообще хоть на какое-то примирение. И все же… Если я не попробую объясниться – потеряю его навсегда. А я этого не хочу!!!
− Ал!
Если бы я знал, как предательски захрипит голос при этом. Язык бы откусил!
− Аларих!
Чуть учащается его дыхание, чуть шевелится белое кружево рубашки над грудью. По крайней мере, я вижу, что он дышит.
− Ал, это не совсем то, что ты подумал!
Как жалко и жалобно это выходит. Это не я, это орган грешный, он захотел…
− Оставь меня в покое на сегодня. Немного дай отдохнуть.
Ровный холодный шелест слов. Завораживает и пугает. Да только не это мне нужно. Хотя бы очень хрупкое примирение.
− Ал, я…
Единственное, на что хватает сил и ума – прижаться горящим от стыда лбом к ледяным пальцам, к безжизненно свесившейся с ложа руке. Что же мне теперь, как мальчишке неразумному, каяться и рассказывать, как тошнотно-мучительно вышло это дурацкое нехитрое дело с Крисом, как было больно и страшно? Я даже не думал, что может быть так. А ведь русалочий зеленоглазый принц мне нравился.
Я с ужасом жду, что он отнимет руку. Но пальцы остаются неподвижными, холодя и убирая отчаянную боль в виске.
− Ал…
Медленное шевеление, Ал неуверенно садится, но ладонь от моего лба не отнимает, как-то умудряется повернуться так, что его лицо оказывается вровень с моим.
− Неужели тебе было так плохо?
И солгать здесь нельзя – он уловит ложь. И больше никогда не попытается понять…
− Да…
Что-то мелькает в глубине потемневших синих глаз, − понимание, что ли?
Долгое молчание вновь повисает над нами. Но только рука Алариха касается меня, а я вижу его глаза, полные боли. Тут не «прости» надо говорить, а выть по-кликушечьи: «Моя вина, моя большая, пребольшая, агромадная вина!» и биться головой о доски пола, покрывая его мелкими капельками крови, чтобы простили. Да только не умею я так… Поэтому просто прижимаюсь к родной руке, едва не впервые не сам защищая, − ища защиты.
− Он отравил тебя… − Иногда мой возлюбленный говорит странные слова…
− Я не понимаю, Ал, о чем ты?
− Он отравил тебя ненавистью полгода назад, когда взял насильно. И убивал что-то в тебе все это время… Я думал, что смогу помочь, излечить, заставлю забыть… Не вышло… Тело твое все помнит…
Он снова замолкает. Да, по большому счету он прав – Эйвин своим насилием поколебал в моей душе что-то очень важное. Ну вот только не надо думать, что я барышня кисейная или этот испанский придурок с тазом на голове, – я долго смеялся, когда Ал как-то прочитал мне про него из своей книжки. Но есть границы, через которые не переступают. Из-за страха, что потом ой как аукнется − кровью заблюешься. А тут вышло, что переступил сначала Эйвин, а за ним – и я. И едва не шагнул Крис. И…
− Если ты об этом, то я подобную границу перешагнул уже очень давно. И теперь плачУ полной мерой…
Похоже, Аларих, как всегда, уловил, о чем я думаю. Он не колдун, просто мысли у нас уже давно одинаковые.
Но его слова – вот это новость! Мой-то безгрешный Ал?!
Мальчишка мой невесело усмехается:
− Вот как… А за что мне подобная жизнь, никогда не думал, а, Грегор?
О, вот только не надо про искупление через страдание, знаем мы эти поповские штучки! Вот это большая жирная ложь, такая же жирная, как наш настоятель в соборе!
Ал странно пожимает плечами. Странно, потому что его рука все так же неподвижна и прижата к моему лбу. Боль понемногу покидает мою дурную голову.
− Почему-то с тобой так не было…
Я понимаю, что нельзя обсуждать это с Аларихом. Мои любовные приключения на стороне. Да ведь в том-то и дело ,что на стороне, но любви там и рядом не стояло. Дурацкое мальчишеское любопытство, очень много вина, отчаянно молящие о ласке глаза Криса. Глубокие глаза цвета моря, полные слез… И потом… Ненависть к самому себе и своему партнеру по идиотским играм, попытка забыться с какой-то девкой, непотребные выходки королевского сына… Его дикая попытка убить меня…
− Не понимаешь, почему он напал на тебя?
Я только киваю.
− Да просто потому, что ты в нем всколыхнул надежду на то, что и он может быть счастлив. И сам же ее разрушил. Вот и все…
− Ал, я…
Его рука мгновенно исчезает, как маленькая холодная рыбка в омуте, − плеснула и нет ее. Я обиженно поднимаю глаза. Мой мальчишка сидит передо мной очень прямо, холодно и жестко смотрит мне в лицо. Похоже, приговор готов!
− Мне не надо было позволять тебе подходить слишком близко, тогда бы не было так больно. Но я виноват, я не подумал о последствиях. А теперь уже ничего не исправить…
Ал хмурится, резко и зло вздыхает. Похоже, в душе его монолог продолжается… Но что он говорит там, внутри своего сердца?
Аларих.
«Мне надо было научиться делить его с бесконечными его девчонками в каждой деревне, и я научился это делать, еще не будучи любовником. Я исполнил свою мечту – мой архангел со мной !И та цена, что я плачу за это – невелика. В каждом мужчине я буду видеть своего соперника, в каждой женщине возле него – соперницу. Но… Я люблю его. А, значит, делить нам нечего – они его никогда не будут так любить, как я. Мгновения счастья кратки… И столь переменчива судьба!
Смешной, он так искренне кается. Прощен, давно прощен из-за перенесенного ранее наказания – просто потому, что ни с кем у него не будет так, как со мной. Потому что… Наверное, потому, что острая приправа в любви телесной – любовь дружеская… Впрочем, не знаю…»
Грегор.
Ал поднимает голову, чтобы что-то сказать. И в то же мгновение − страшный грохот, звон выбитых стекол, в комнату врывается ветер снаружи, полный осколков цветного стекла и известковой пыли. Похоже, разговор на сегодня прервется. Насколько я понимаю в фортификации – нам только что попытались проломить крепостную стену. И дай Бог, чтобы безуспешно!
Крис.
Эйвин рвется из-под меня, тихо и злобно шипит:
− Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Можно подумать, это меня остановит! Не остановило и другое, а уж это-то! Злобный мальчишка, так его Грегор назвал? Я думаю, что Бастард был прав. Злобный мальчишка с ледяным сердцем.
Внезапно он прекращает биться, по телу проходит судорога, из стиснутых губ, сопротивляющихся моим поцелуям, вырывается слабое:
− Пустиии!
Что, сдаешься, кусачка? Я чуть приподнимаюсь над ним, чтобы разглядеть лицо. И мгновенно слетаю на пол, больно бьюсь коленом о половицу. Чтоб тебя черти в Аду вечно жарили, Крис! Я совсем забыл, что его болезнь не притворство капризного ублюдка, а его настоящее. Лицо Эйвина даже не белое, а прозрачно-бесцветное, видно каждую жилку, оставленную живой кровью. Такого даже в гроб положить страшно – слепые могильные черви перепугаются от такой красоты, да и жрать-то там сильно им нечего будет. Что я и пытаюсь весело сообщить графу, торопливо сбрызгивая ему лицо водой. Но улыбаться ему явно не хочется. Приподнять безвольно обвисающее тело повыше на подушки, дать хоть немного глубже вдохнуть.
− Ты всегда был жутким идиотом, Крис! О какой любови может идти речь, если я и дышу-то с трудом? Как ты это представляешь?
О господи, Пресветлая Царица Небесная, значит, остальное все допускается? Или мой друг опять шутит?
Безупречно-белые губы надменно кривятся.
− Да, допускается…
Вот тут я начинаю чувствовать себя полнейшим идиотом. Выкобениваться несколько лет, изводить меня с пылом влюбленного мальчишки, гонять от меня девок, заходясь от ревности и злости и не понимая их причины, бросать меня то в адский огонь, то в снежный холод, и вот так, просто и презрительно бросить, что все может между нами быть… Или он так плох уже, что чувствует приближение смерти и продолжает мучить меня, теперь уже погружая в вечные воспоминания? С Эйвина станется, про месть он никогда не забывал… Сон пришелся в руку – лед, действительно, горит. Да вот только под тонкой пленкой водяного расплава обнаруживается гранитный камешек, который никакими силами не согреть, только расколоть можно. И камешек этот – сердце его высокомерия, моего друга Эйвина. И все же… Хотя бы ложь услышать из этих уст. Хотя бы в самом конце!
− Эйвин?
И вижу насмешливую улыбку в ответ.
− Что, удивлен?
Ну и что заставило нас сменить гнев на милость, хотя бы не словах? Неужели лицезрение красоты моих форм и моего царственного лица? Сто лет не видел, а тут разглядел? Или ревность сожрала, что Бастард дал молча, быстро и не дергался, как ворона на ветке, крича про свою загубленную девственность?.. Мне хочется ударить побольнее, чтобы мой ответ сравнился с его ударом. Не я первым начал этот бой.
− Ха! О какой девственности этого грязного ублюдка ты говоришь? Дергался он подо мной убедительно, но только до тех пор, пока не приходил в себя. Силой приходилось брать каждый раз, так сопротивлялся! Правда, он надо мной позабавился тоже. Да ты видел, по-моему? Что ж не заплакал?
Эйвин захлебывается от ревности и ненависти, а я наконец, понимаю, в чем дело. Крис, а ты ведь сука! Хотел поиграться с красивым парнем? А то, что для него неприемлемо это может оказаться, не подумал? Считай, ты его тоже принудил… Правда, другим… Грегор просто пожалел меня, потерявшегося придурка. И стерпел. Правда,едва зубы не вынес напрочь, когда мне пришла охота поцеловаться напоследок!
Я отшатываюсь от постели Эйвина, прижимаюсь лицом к каменной стене, тихо плывущей струйками воды. Почему я никогда не могу сделать все правильно, так, чтобы не потерять человека, который понравился? Просто друга не потерять. Хотя… Теперь уже все равно. Колеса машины запущены, и я бы рад остановить механизм, да не получится. И когда наступит явление Бога из машины, я тоже не знаю. Но что возмездие будет, – уверен. Только кого настигнет справедливая кара? А кого – длань Дьявола?
− Крис!
Мне не хочется поворачиваться, смотреть ему в лицо. Его высокомерная милость одним махом сломала жизнь себе, Грегору, мне. А уж я тоже постарался… Юный лекарь совсем тут не при чем. А ему досталось злобы и боли в полной мере, как и нам, здоровым, крепким, очень дурным парням!
Какой-то придушенный смешок, звон покатившегося по полу бокала – противно гремящий, раздражающий. Я повернусь, чтобы поднять стекло и прекратить этот звенящий мучительный звук. Только для этого. Не чтобы посмотреть в лицо Эйвина. Только для этого… Я не хочу смотреть ему в лицо!
А вот взглянуть придется. Потому что на полу полно крови и на простынях. Эйвин смотрит на меня испуганными глазами, пытаясь зажать рот, из которого ползет и ползет кровавая пена, просачиваясь между пальцами. Что, доигрался, королевский ублюдок? Поприжимал, поцеловал? Полюбился с Грегором? Ну вот тебе и награда – захлебывающийся кровью друг; Ал, за мгновения дошедший при моих жестоких словах до белизны стены. Что теперь? Бежать в спальню Грегора, падать на колени, просить Ала помочь? Да он просто не захочет встать. Или не сможет? И что делать с графским отродьем? Что мне делать сейчас? Что делать?
− Немного потерпи, я сейчас…
Холодная вода, какие-то тряпки, − вытереть кровь хотя бы с лица. Эйвин безмолвно цепляется пальцами за мои запяться, не давая отойти, удерживая возле себя. Ему безумно страшно. Если бы можно было вернуть мгновения назад. Ал что-то говорил несколько дней назад о том, что делать, если кровь пойдет снова. Да, хотя бы сделать то, что он говорил, а уж потом – пасть на колени перед оскорбленным юношей, умоляя помочь. Да за любую цену! Деньги-то ему не нужны, но я просто скроюсь из глаз, исчезну навсегда. Только бы злющий кусака выжил. Какая уж там любовь, просто выжил бы!
Видимо,Всевышний пожалел двух проклятых. Кровь остановилась. Эйвин так же молча цепляется за мои руки, но губы чуть порозовели. Сколько прошло времени? Час, два ?Не знаю…
От сильного гула закладывает уши, Эйвин кричит от ужаса, уже явно ничего не осознавая, прижимается ко мне изо всех сил, пытаясь спастись. Стеклышки обсыпают нас веселым водопадом. А, черт, как не вовремя подошли-то! Очень не вовремя! И, похоже, виноват в этом опять я! Время не рассчитал! Черт, как невовремя-то!
Аларих.
Рот забивают горькая пыль и песок , − откуда он-то в замке взялся? В комнате черно от дыма. Грегор, уже не пытаясь слушать меня, молча мечется по спальне, хватает свое оружие, швыряет, едва не попадая мне в лицо, кольчугу:
− Наденешь и на стену!
− А ты? Грегор, Грегор, твои доспехи! Грегор!!!
Сиротливой грудой доспехи валяются возле двери. От гула, криков, звуков пальбы немеет лицо. Я торопливо натягиваю стальную шкурку, хватаю свой сундучок, прихватываю меч. Боец, конечно, из меня хреновый, но заставить Грегора еще и охранять мое тело я просто не хочу. Что было между нами? Да, считай, ничего и не было. Прихоть с его стороны, дурь и блажь с моей. Все кончилось. И страдать, заливаться слезами и обижаться на него мне просто некогда. Бой идет. И нам надо выжить. Хотя бы ему…
Кто, кто мог сотворить подобное? Высокомерная тварь мстит, стоя на краю могилы? С него станется. Крис, при всей его дури, а точнее, именно из-за нее, на подобное просто не способен. Или я обольщаюсь на его счет?..
Бой в самом разгаре. По двору мечутся парни, Грегор орет так, что слышно далеко в лесу. Грохот от взрывов такой, что в ушах звон стоит непрерывно. Слава, слава, слава строителю замка, что, играя в рыцарей, он поднял подвесной мост над мелкой речушкой и выстроил ворота и стены, которые не так просто взорвать. Да ведь беда-то в том, что нас просто не так много. Часть людей Грегора всегда жила вне замка, собираясь по сигналу вожака, здесь-то лишь охрана да самые приближенные. Ладно,мое дело сторона… Мое дело – перевязывать раны и забирать раненых со стен… Меня перехватывает кто-то из стариков, за ним переминается пятеро новобранцев:
− Господин Аларих, куда же вас несет-то?! Грегор велел передать, чтобы ушли вниз, здесь опасно.
Я намертво вцепляюсь пальцами в его рукав:
− Кто напал? И почему посты пропустили?
− Да кто его поймет, кто напал! Лупят ребята хорошо, не придерешься! Похоже, стену все-таки пробьют.
Дикий рык Грегора где-то над нашими головами:
− Дьявол тебя побери, я тебя куда посылал, зараза?! Сдохнуть хочешь? И этого… Убери его отсюда, ради Бога!
− Сейчас, господин! Аларих, шли бы вы подобру-поздорову… Тем, кто на стенах, вы уже не нужны!
− Да ты притащишь их или нет?! Стену крушат, быстрее! Тащи их из подвала!
Я отшатываюсь назад. Похоже, Грегор рассчитал все правильно – у нас двое заложников, и неважно, кто именно отдал приказ о поиске и нападении. Если это только один из них. Но вот… Неужели Крис не сообразит заложить дверь брусом изнутри? А она железом обита и делана на совесть.
Снова грохот, камни двора ходят ходуном, меня швыряет прямо на них. Сверху наваливается огромная тяжесть. Я выпутываюсь из тяжелого чужого плаща, накрывшего меня сверху, и понимаю, что тот,кто упал на меня, прикрывая собой, мертв. И приказ Грегора выполнить некому – молодые растерянно и неуверенно жмутся передо мной, вздрагивая от каждого выстрела в стороне.
− Пошли!
Никогда не был палачом… Точнее, был… Отравителем быть пытался. Тогда Бог отвел. Сегодня, похоже, − нет.
Эх, Крис, Крис! Ну почему ты не подумал, что вас смогут выставить живым щитом против нападавших? Дверь с визгом вылетает из петель. Главное, не дать Крису добраться до оружия – он покрошит и меня, и неопытных первогодков. Но нам, похоже, везет, − меч в ножнах валяется возле порога. На дикий визг и лязг падающей двери Крис оглядывается очень нескоро. И на это есть причина – все простыни залиты кровью, похоже, у Эйвина опять сработало его проклятье. У самого Криса безумные глаза, он обнимает и пытается прикрыть собой Эйвина. Похоже, думает, что их пришли убивать.
− Грегор велел поднять вас обоих на стены, – возможно, нападающие откажутся стрелять по своим…
Зачем я говорю это ему? Достаточно отдать приказ и озверевшие от грохота и страха ребята выкрутят руки безоружному. То, что происходит потом… Он молча склоняет голову, подхватывает на руки бесчувственного Эйвина и делает шаг вперед.
− Так это ты? Зачем?!
В этот момент он поравнялся со мной, я вижу жесткий прищур ставших прозрачно-зелеными глаз. У государя нет друзей или врагов, государь может лишь снисходить к избранным им же. Да, бастард королевской крови – сын своего отца. Дурость, откровенное беспутство, − все это наносное, оно исчезнет со временем. А вот железная рука – останется. И незнание таких бабских слов, как любовь или милосердие. Глухо и тяжко стонет его высокомерие, но Крис не отводит глаз, чтобы взглянуть в лицо любимого… Любимого? Какая глупость! Он не знает, что это такое!
− Идем!..
Яростный горячий ветер закружил нас, как только мы поднялись во двор. Парни мои осмелели и попытались прихватить Криса за плечи, подгоняя.
− Не сметь!
Он – враг, он − наш будущий убийца, но от него же зависит жизнь отряда, жизнь Грегора. Эйвин на руках мешает Крису подняться наверх по лестнице, но когда кто-то из ребят пытается забрать его, − отлетает от грубого удара локтем.
− Ах, ты!!!!
− Да оставь его, потом поквитаетесь!
Наверху – сплошной дым, кисло-горький, омерзительный на мой вкус, запах человеческой крови – его не спутаешь ни с чем. Смерть…
Грегор поворачивает перемазанное в копоти лицо:
− За каким чертом так долго ходили? Тащите их сюда!
И осекается под ненавидящим взглядом Криса. Потом усмехается во весь рот, как злое лохматое лесное существо:
− Ты ведь сам захотел всего этого! Рискнешь выйти из-за зубца или мне тягать тебя силой?
И получает презрительную усмешку в ответ:
− Да когда я чего боялся-то?
И Крис шагает, высоко и надменно закинув голову назад, прямо в самое пекло, выходя из-под защиты камня и дерева. Правда, отсчитав раз-два после очередного залпа. Время на перезарядку …
Тишина, наступившая после всего этого, оглушает. Похоже, стрелки узнали своих капитанов. И убивать их приказа не было. Грегор орет, чтобы наши тоже прекратили огонь. Иначе в гуле боя не докричишься.
Крис молча покачивается на самом краю стены, еще одно движение − и он рухнет вниз вместе с Эйвином, прямо в глубокий ров. Это будет отличная попытка побега. Но ведь расстреляют сразу из боковых башенок – мертвое пространство из-за прихоти архитектора практически отсутствует, простреливается все основание стены. Похоже, он это понимает. Но… Уловить мгновенное движение вниз его тела я просто не успеваю. Резкие хлопки редких выстрелов, злобный визг стрел. Гулкий звон удара тяжелых тел о воду. Даже в лучшем случае – сломанные руки-ноги, в худшем – сломанная шея. Что будет с его высокомерием – вообще неясно.
Грегор коротко и зло смеется, пытаясь разглядеть, что происходит во рву. Не успевает выпрямиться, как две длинные стрелы с сухим визгом почти одновременно пронзают ему грудь. И… Я слышу только,как кто-то отчаянно кричит возле меня, потом понимаю, что кричу я сам…
Сильные руки хватают меня и тащат вниз, я с криком рвусь обратно, назад, к Грегору! Я не хочу жить там, где уже нет Грегора!
− Прекрати орать, наконец! Парни, забирайте вожака, лекаря и валите-ка вы к водоводу, оставите их там и возвращайтесь. Может, удастся отбиться…
− Водовод перекрыт! − Похоже, я прорыдал это, мало что соображая.
− Решетку сняли пару дней назад, Грегор велел.
− Пусть все уходят… Замок уже не отстоять…
Белые губы, расцвеченные запекшейся кровью, едва шевелятся. Похоже, мой господин пришел в себя.
− Господин?
− Им нужен только я! Уходите… Алариха заберите с собой и спрячьте – слишком приметный.
− Я никуда без тебя не пойду!
Его сил хватает еще на грязное ругательство, потом глаза меркнут.
− Перестань уже орать-то, Аларих! Если Грегор велел отходить, то и отойдем, и его с собой унесем. Пока сообразят, где искать, мы по берегу реки уйдем отсюда.
Жуткий грохот перекрывает последние слова говорившего. Стена начинает рушиться, словно домик из бумаги. И мы все проваливаемся вниз, захлебываясь песком и кровью. Сознание меркнет… «Это хорошо, это хорошо, что мы все равно вдвоем… Где бы то ни было –в Аду или в Чистилище, − вдвоем…»