Название : " Проклятые "
| Вид материала | Документы |
- Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов, 6918.49kb.
- Списки летнего чтения по истории Русь и Византия., 29.61kb.
- Название зачеркнуто, 3503.04kb.
- Отчет о прохождении преддипломной практики в (название организации), 41.94kb.
- 40-е 50-е поиск ответов на «проклятые» вопросы эпохи история как трагедия, история, 27.25kb.
- Сильвия Браун Бог, творение и инструменты для жизни, 3072.68kb.
- Темы: Премьера на «Домашнем»! Сериал «Проклятые короли», 120.64kb.
- Книга 1 Серия: Атлант расправил плечи 1 «Атлант расправил плечи. Книга, 5440.13kb.
- Название проекта, 1045.5kb.
- Название учреждения, 420.86kb.
– Вот отсюда, оба! Детям уже давно спать пора!
– А вот догони!
Быстрый топот легких детских ножек. Я сжимаю зубы, чтобы не заорать от боли, и рывком прыгаю в сторону голоска. Холодный пот заливает лицо, в глазах темно от боли. Первый прыжок оказывается безрезультатным, что весьма радует ублюдков, а потом моя рука достигает цели. И я прихватываю одного гаденыша за плечо. Он истошно визжит, а второй со всей силы зубами вцепляется мне в запястье, заставляя разжать пальцы. Ну уж нет! Сейчас вам будет уже не до смеха! Боль раздирает спину, ноги подкашиваются, то, что мне в руку вцепились маленькие зубки, это уже не боль, так, развлечение. Убить! Убить сейчас же! Чтобы заткнулись! Чтобы прошла боль! И я хватаю книжал, лежащий неподалеку на столике. Режущая боль в запястье, это уже не зубы, похоже, гаденыш полоснул своим детским мечом.
– Эйвин, беги, беги!
Я замахиваюсь и вижу полные ужаса глаза старшего, наследника Криса. Но он продолжает кромсать мне запястье тупой детской игрушкой. Младший вырвался из моих пальцев, бросился к двери, но не убегает, а истошно кричит, зовет на помощь.
– Эйвин, беги же!
Это я – Эйвин… Крис назвал младшего моим именем. Не побоялся, что мальчишка повторит мою несчастливую судьбу. А может, просто не верит в подобное… Господи, что же я делаю-то! Это же дети Криса, его кровь! Что я делаю? На кого поднял оружие? Что я творю?!
-Вон отсюда,вон,пока я не передумал!
Маленький Грегор отлетает в сторону, сильно бьется об стену, вскрикивает, пытается подняться. Пусть встает сам. Силы меня покидают, я падаю на пол, сжимаю горящую голову руками. Спину скручивает огненная спираль боли, в голове стучит только одно: «Убить, убить, убить!» Мышцы сводит судорогой.
– Вон!!!
Лицо перекосило так, что я похож сейчас на жуткого дракона. Топот ножек, отчаянный плач. Похоже, охрана все-таки добежала. Как всегда, поздно. У меня нет сил даже подняться и закрыть распахнутую в коридор дверь. Да и все равно теперь! Что я сотворил-то? Что?!
Топот множества ног. Дверь отлетает в сторону под напором людей. Надо же, дождался редкого визита – передо мной стоит княгиня с перекошенным от ярости лицом. А за ее спиной… Ну да, воины ее отряда. Крис взял не просто жену. Воина. И ее отряд, считай, весь переженил на служанках в замке. Парни слушаются только нашу преподобную Марию да Криса по ее соизволению. Остальные для них просто не существуют. Ну что, убивать меня пришла? Давно надо было бы… Тогда бы от отчаяния не поднял руку на детей Криса.
Она внезапно присаживается на колени, приподнимает мое пылающее лицо ледяной рукой. Что смотришь-то, чернавка? Хочешь убить – убивай, сопротивляться не стану. Но не смей касаться меня!
Безумные от ненависти глаза Грегора глядят на меня. Они очень похожи – поганые полукровки.Что задумалась? Убивай!
Она медленно поднимается – все-таки тяжелое бремя Крисова будущего ребенка. Негромкая команда на незнакомом языке. Двое воинов подходят ближе. Да быстрее кончайте, сколько можно тянуть! Ненавижу всех, ненавижу! Жить больше не хочу!
Сильные руки прижимают к лицу резко пахнущую тряпку. Смешно, вместо того, чтобы разрубить пополам за детей, – травят. Да какая, к дьяволу, разница! Боль оставляет меня чуть раньше, чем приходит беспамятство. И все время, пока не закрылись глаза, я вижу взгляд черных глаз женщины. Странный… Понимающий?.. Почему?..
Ощущение дикого, леденящего до костей холода. Чувство полной беспомощности, руки-ноги не шевелятся. Так уже было. Давно. Ужас пронзает все мое существо. Я жив? Зачем оставили жить? Чтобы мучить?
Надо мной низко наклоняется человек, внимательно рассматривает мое лицо. В пелене полубеспамятства я вижу только черные глаза с золотыми крапинками – отражение огня,горящего в печи.
– Мне холодно! – Попытка надменно выговорить это приводит только к жалкому хрипу.
Незнакомец кивает, натягивает на мои плечи что-то мягкое. Сразу становится тепло. Я проваливаюсь в сон…
Я много спал в этом странном доме, скатанном из толстенных бревен. Очень много. Отсыпался за годы бессонных ночей. Просыпался, незнакомец поил меня каким-то сладким отваром, резко и приятно пахнущим травами, пытался накормить. Но есть не хотелось. Только спать. Впервые за шесть лет, прошедших со времени пожара и прыжка Криса со мной на руках со стены, боль оставила меня. Мне не хотелось двигаться, пытаться узнать, где я, спросить у странного хозяина, как я здесь очутился. Мне хотелось только спать…
Я чувствовал, как полусонного он перекладывал меня с места на место, чтобы перестелить жесткую постель, как несколько раз купал в теплой воде, промывал спутанные от грязи волосы, мягко касаясь их гибкими пальцами. Но он никогда не делал мне больно, и я спал, спал, спал…
Иногда сквозь сон я слышал тихий женский смех, звук поцелуев. Скрип деревянного простого ложа. Но глаза открывать не хотелось. Любится мой хозяин с кем-то, – да ради бога! Мне-то хочется лишь выспаться всласть.
Потом постепенно я стал просыпаться. Ненадолго, но все же мне хотелось есть, стало интересно, где я нахожусь. Хозяин мой был вежлив и мягок, но пытаться противостоять ему я почему-то не желал. Боялся? Нет, конечно. Просто не было того мучительного, злобного, воткнувшегося в спину стержня, сжигавшего мою жизнь последнее время. Боль исчезла. И того, кто сумел увести ее, обижать как-то не хотелось. Хотелось рассмотреть поближе. Постепенно просыпалось любопытство…
Глубокий спокойный голос, мягко окликающий меня по имени. Откуда-то он его знает. Я открываю глаза. Сегодня спать совсем не хочется. На меня смотрят удивительные глаза. Горячие, влажно-черные глаза, опушенные длинными черными ресницами. Можно было бы сказать, – женские, но лицо совсем не женское. Узкое, очень смуглое, с высокими скулами. Яркие четко очерченные властные губы. Крючковатый нос не портит его красоты... Ненавижу узкомордых, таких, как Грегор! Но его кожа еще темнее, цвета меди. Его ладонь касается моей руки и темная кожа выделяется на белизне, словно ожог. Да только вырываться и оскорблять этого человека мне не хочется. Легкая улыбка чуть раздвигает губы и касается глаз, они загораются спокойным светом. Странно, а волосы светлые, почти серебряные. Полукровка, такой же, как Грегор… И только заглянув в глубину странных глаз, я понимаю, что это седина. Мой хозяин очень немолод. Да, лицо без морщин. Он строен, с гибким станом и легкими движениями, но глаза его много видели. Пожалуй, улыбка скрывает печаль. Он намного старше Грегора и Криса, он ровесник моего отца, если не старше…
– Как вы себя чувствуете сегодня?
– Ничего…
Я не понимаю, как вести себя с этим странным существом. Он опасен, я это отлично знаю, но угрозы для меня он не таит. Если бы хотел что-то сделать со мной, то давно бы уже сделал.
– Завтракать будете? Правда, сегодня только сыр и хлеб. Надо будет спуститься в долину за провизией.
– Кто вы?
Молчание в ответ. Он по-прежнему доброжелательно смотрит на меня, но отвечать на вопрос не хочет.
– Как я оказался здесь?
– Моя сестра Рания привезла вас, сказала, что вы очень больны и вам негде жить.
– Рания – не христианское имя.
Он кивает.
– Разве в этой стране еще сохранились такие,как вы?
Он улыбается и молчит.
– Как мне обращаться к вам?
– Как вы называли меня, когда спали? Вы ведь чувствовали прикосновения, да?
– Да, чувствовал… Хозяин, так называл.
– Можете так ко мне обращаться. У нас не принято открывать имя незнакомым. Возможно, Ран назовет вам мое имя…
– Я не знаю ее…
Он опять молча улыбается. Злиться на странности хозяина не хочется. Хочется есть. И я пытаюсь резко повернуться на жестком ложе, чтобы сесть. Боли нет уже давно и я осмелел.
Он делает внезапный предостерегающий жест.
– Осторожнее. Боль исчезла, но повреждение никуда не делось. Вы можете пострадать.
– И что теперь? Всю жизнь бояться?
Он пожимает плечами, протягивает мне руку.
– Нет, конечно. Просто не делать того, что принесет боль.
Очень мудро. И сильная смуглая рука, протянутая ладонью кверху – знак его помощи. Ненавижу узкомордых! Ненавижу полукровок! Но мой хозяин – он какой-то другой. И не хочется его обижать. И я принимаю помощь. Он помогает мне медленно сесть, ставит на колени блюдо с сыром и хлебом. Протягивает деревянный кубок с горячей жидкостью.
– Отвары вам придется какое-то время пить, а там посмотрим…
– Вы – лекарь?
Он усмехается и переводит взгляд чуть в сторону. А там на стене висит необыкновенное оружие. Похоже,собиралось долго и тщательно.И много такого, что мне просто неизвестно.
– Воин?
– Можно сказать и так…
– Я смогу рассмотреть оружие поближе?
– Да, конечно, только после завтрака.
Смотреть, как он ест – дополнительное удовольствие. Легкие осторожные движения пальцев, берущих крошечные кусочки пищи. Я никогда не видел ничего подобного.Он замечает, что я наблюдаю за ним, снова улыбается:
– Я настолько непривычен для вас, Эйвин? Разве вы не сталкивались с сарацинами?
– На войне. Но…
– Понимаю. Боюсь, для вас многое будет казаться в моих повадках диким. Но придется как-то приспосабливаться и вам, и мне. Скоро перевалы закроются снегом, и уйти вам станет просто некуда.
– Перевалы? Где мы?
– В горах, Эйвин. А здесь снег тает только летом и очень рано выпадает.
Горы… Около замка, где жил Крис, гор не было…
– Сколько я уже у вас?
Хозяин чуть опускает голову, задумывается. А я почему-то не могу оторваться от созерцания чуть нахмуренных гибких бровей, подернутых дымкой задумчивых глаз. Словно жарким летом попал в тенистый лес и никак не могу решиться выйти под жгучее солнце.
– Да, около двух месяцев…
– И я столько проспал…
– Тело требовало восстановления, поэтому и спали. Разум бы только отравлял все печалью и вы болели бы гораздо дольше.
– Это была болезнь?
Прошлое становится таким неправдоподобно далеким. Мне хорошо рядом с этим спокойным человеком… Несмотря на то, что он из рода узкомордых…
– Да, так сказала Ран, да и я сам видел это. Вы и сейчас не вполне здоровы.
– Я хочу посмотреть оружие.
– Конечно…
Он деликатно отступает в сторону, а я шагаю ближе к железным игрушкам и только тогда понимаю,что одет в длиннющий балахон из некрашеной шерсти и из выреза моего наряда едва не вылезают мои плечи. Еще немного, и я бы просто выскользнул из него и остался голым. Вот было бы смешно!
– Извините, Эйвин, я нарядил вас в одну из своих ночных рубах. Ваша одежда была вся изорвана и в крови, а из моих вещей вам вряд ли что-то подойдет – мы разного роста и сложения. Завтра спущусь в долину, подберу вам что-то более подходящее. А пока – не обессудьте.
– У меня нет денег на одежду…
Это очень унизительно говорить, но лучше сказать правду.
– Ну, королевские наряды в предгорье навряд ли найдутся, а на покупку обычных вещей мне хватит. Вы ничуть не обремените меня.
– Я не хочу этого!
Мне самому противны истерические нотки,появившиеся в голосе, но мне его одолжения не нужны!
– Тогда придется вам щеголять в моих нарядах. Я совсем не против.
И он негромко смеется. Каким же красивым становится хозяин в этот момент! В его глазах словно солнце загорается.
И, чтобы скрыться от взгляда улыбающихся черных глаз, я подхожу к стене с оружием и начинаю рассматривать, что же там есть.
– Редкое оружие, это кривой кинжал, крис, с далеких островов. Можно вскрывать ракушки, а можно зарезать человека. Ну, это оружие с Севера, вы его точно видели, и я вас не удивлю, а вот оружие моей родины…
Изысканные в своей боевой опасности вещи, назначения которых я не понимаю. И хозяин, доброжелательно показывающий мне, для чего они нужны. Постепенно я все больше устаю и голос моего странного хозяина начинает доноситься глухо, словно из-под земли…
– Да вы совсем засыпаете, Эйвин. Пойдемте-ка, завтра досмотрите.
Я еще пытаюсь возражать,но он просто поднимает меня на руки и несет на лавку, осторожно укладывает, подсовывает под голову плоскую подушку. Мне еще долго нельзя будет спать как обычным людям, если не всю жизнь. А так хочется поваляться на перине… Я снова глубоко засыпаю…
Просыпаюсь я поздней ночью, в доме темно. Точнее, это просто одна огромная комната без перегородок. Поэтому все обитатели на виду.
Глубокое натужное дыхание, слабые всхлипы, мужской голос, что-то отвечающий на вскрики женщины. Похоже, хозяин занимается любовью.
Я поворачиваю голову в сторону шума. Конечно, в доме сейчас темно… Но меня внезапно начинает мучить вопрос: а как этот странный человек чужой крови занимается любовью с женщиной? Что и как он делает? Какой он в эти мгновения? ..
Они довольно далеко от меня. Слабый свет камина освещает сброшенные в спешке женские вещи, валяющиеся у самого ложа крошечные меховые сапожки и плащ, богато украшенный мехом. Еще недавно они были в снегу, снег растаял и капельки воды мерцают в неверном алом свете как рубины. Тихий смех привлекает мое внимание. Я поворачиваю голову чуть сильнее… Вот они… Сильная смуглая спина мужчины, плечи покрыты капельками пота, как будто драгоценным оплечьем из дождевых капель, светлые волосы перекинуты вперед и не закрывают напряженные мышцы спины и бедер. Он ритмично и легко двигается, периодически наклоняясь, чтобы поцеловать ее в губы.Тело женщины под ним светится подобно розовой жемчужине. Она красива… Она должна быть красива, иначе бы он не избрал ее… Тихий стон, сладкие вскрики… Мне это не дано. Очень давно… Но я не могу отвести глаз от пары. Мой хозяин что-то говорит возлюбленной, она покорно поворачивается, похоже, они просто меняют свое положение. И женщина внезапно встречается со мной глазами. Я торопливо отворачиваюсь. Мне стыдно. Мучительно стыдно и все же… Хочется вновь увидеть сильное гибкое тело зрелого зверя, играющего в любовь… И я вновь поворачиваю голову.
…Мир вокруг замирает… Время отсчитывают только толчки крови в висках… Они снова вместе, легкой форелью бьется и замирает женщина под сильным телом цвета ада. Сейчас, в полутьме, его кожа кажется совсем черной. И беспорочная седина волос, ссыпающихся с груди на вывернутую каким-то странным образом спину. Похоже, они оба на самой высоте любви и просто не воспринимают происходящее вокруг.
И внезапно я чувствую возбуждение… Этого не может быть, это невозможно! Из-за сломанной спины это невозможно уже много лет. Даже, когда мы с Крисом… То я просто подчиняюсь, не испытывая ничего… Просто подчиняюсь. Но здесь… Я замираю, не смея даже вздохнуть. Что делать, я не понимаю. Попытаться удовлетворить себя в присутствии этих двоих – недостойно и грязно. Мучительно стыдно! Лицо и тело горит огнем, боль внизу живота все усиливается.
– Ммм, а мальчик-то проснулся и следит за нами! – Женщина мурлычет эти слова, сладко потягиваясь под обнаженным телом моего хозяина.
– Тебя это смущает, Нун? – ответ звучит лениво и расслабленно.
– Ну, что ты! Красивый мальчик, беленький, как снег… Где ты подобрал его?
– Какой же он тебе мальчик… Он – твой ровесник, если не старше…
– Забавно! А выглядит как подросток… Все забываю спросить тебя – какого цвета у него глаза?
–Серые как сталь…
– Смешно! Лучше бы были синие…
– Нун, ты слишком требовательна!
И негромкий смех, прерываемый поцелуями. Мне хочется отвернуться, но я продолжаю жадно смотреть на любовные игры двоих. И торопливо закрываю глаза, обжегшись о прямой взгляд черных глаз с золотыми искрами. Прикусываю губу, чтобы сдержать стон. Это зрелище не для чужих глаз. Это дело только двоих.
Скрип кровати, похоже, они встают. Тихий шепот и смех женщины. Приближающиеся шаги. Я только сильнее сжимаю веки, чтобы не видеть…
Нежнейшее прикосновение к лицу. Словно цветущей веткой. И запах цветов. Прикосновение усиливается и я понимаю, что меня целуют. От ужаса и неожиданности притворяться спящим я уже не могу и открываю глаза. И встречаюсь со смеющимися глазами Нун, она прижимается к моему лицу и ласково целует брови, веки, спускается к губам, зажимая их. Вырываться из ее объятий глупо, как и притворяться, что я ничего не чувствую.
– У тебя сладкие губы… И белейшие волосы. Ты словно снег… – Она очень тихо мурлычет мне это, осторожно удерживая и лаская, не давая вырваться.
Но есть и второй человек. И он тоже рядом. Ладони жестковаты и не сравнятся с нежными руками Нун, но он ведь воин. Металл истер ласку рук. Но только скользят эти ладони вдоль моей груди, спускаясь ниже и ниже, поглаживая живот, касаясь потаенных местечек. Я по-прежнему накрыт меховым одеялом, его руки спрятаны в тепле меха. Руки скользят еще ниже, я пытаюсь вырваться, скрыть то, что происходит со мной, но черные глаза смотрят очень спокойно, без стыда и смущения, и я сдаюсь ласковым умелым рукам. Нун что-то говорит ему, он только усмехается в ответ. То, что он делает со мной, это… Я терплю уже из последних сил, не выдерживаю, вскрикиваю и чувствую, что жесткая ладонь растирает мой вырвавшийся сок по животу и бедрам. Он поворачивает ко мне лицо, в глазах – странная улыбка, целует Нун, и она оставляет меня, чтобы обнял меня уже мужчина. И я попадаю в его объятия, словно в колыбель матери. Уютно и тепло, все страхи уходят. Растерянно и виновато я пытаюсь объясниться, но он просто целует меня, творит дорожку поцелуев на моем лбу, нежно шепчет:
– А теперь спи, мальчик… Тебе пора спать… А нам – вернуться к нашей любви… Спи…
Я засыпаю сразу, словно зачарованный его поцелуем и словами… Я сплю…
Утром ничто не напоминает о ночных событиях. Когда я просыпаюсь, Нун уже ушла, и только слабый запах цветов напоминает о том, что она провела здесь ночь. Хозяин держится со мной как всегда, – ласково и решительно. Но только вода для купания уже нагрета, и перед завтраком мне приходится вымыться, чтобы уничтожить следы ночи на теле. Моюсь я сам, хозяин близко не подходит, соблюдая негласный договор о взаимном уважении границ.
На меня нападает страшный жор после ночи, я торопливо и жадно глотаю аккуратно порезанные кусочки мяса, в момент проглатываю сыр, запиваю сладким отваром. И со страхом жду прихода сонливости. То, что отвары моего хозяина дают мне спокойствие и сон, забирают боль, я понял очень давно. Но отказываться от его трав желания у меня нет. Пусть полусон, но рядом с ним. О, господи, о чем вообще я думаю! И все же... Мне надо сказать это ему. Хотя бы потому, что ночью я вел себя недопустимо…
– Сегодня ночью…
– Да?
Он спокойно смотрит на меня блестящими черными глазами, в них вновь вспыхивают искры. Отблески солнца в окне?
– Я приношу извинения за все… Я не хотел вмешиваться. Просто… Я очень давно не испытывал никаких желаний…
Надеюсь, он поймет, что я хотел сказать.
– Я понял это… Чтобы не было недосказанностей между нами – та религия, которую я исповедую, считает половое сношение между мужчинами одним из страшнейших и непрощаемых грехов. То, что произошло сегодня ночью, – это все, что я могу сделать для вас. Не более того. Но, если вы примете подобное, то и не менее. По крайней мере, пока вы окончательно не наберетесь сил.
– Спасибо…
Он очень честен, мой хозяин.Но почему от его слов мне хочется плакать?
– Мне нужно будет уехать. У нас почти кончилась еда, да и травы кое-какие мне обещали привезти. Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы побыть одному до вечера?
– Я не ребенок, чтобы бояться темноты!
– Конечно, – спокойно соглашается он и уходит вглубь дома. Он огромен, этот дом, в нем мало окон. И ни одной перегородки, сплошное открытое пространство. Из всего, что я видел в своей жизни, это более всего похоже на гигантский походный шатер какого-нибудь восточного царя. И мой хозяин смотрится среди странного нагромождения оружия, редких книг и рукописей очень естественно – как государь, владеющий всем этим по праву. Все так необычно. Я присаживаюсь на край своей лавки, я уже знаю, что мягкие, застеленные шкурами кресла не для моей спины, и задумываюсь. Прошло почти два месяца. Я довольно долго спал, но постоянное ощущение чьего-то присутствия рядом, мягких рук, заботы было со мной все время. Похоже, он не уезжал из дома, пока мне было совсем худо. И обида по поводу его вопроса – глупа. Он просто спросил, настолько ли мне стало лучше, чтобы оставить на краткое время одного. А я вспылил…
– Извините…
Он почти сразу откликается откуда-то из глубины дома:
– За что?
– Я нагрубил в ответ на ваш вопрос…
– Хорошо. Извинения приняты… Нам надо будет научиться договариваться друг с другом. Пока вы не захотите покинуть меня…
Ровный спокойный тон, бесстрастный. Он просто говорит. Но мне кажется, что грусть в голосе чуть слышнее. Или мне просто чудится?
Он возникает рядом словно из ниоткуда, похоже, есть привычки воинов, которые не извести годами мирной жизни. Например, ходить совершенно бесшумно. И уже переоделся для дороги. Длинный дорожный серый плащ, подбитый мехом. Обычная одежда путешественника – небогатая темная куртка, штаны из плотной ткани. Сапоги из легкой кожи с мягкими подошвами. Похоже,где-то есть лошадь…
– Конечно, конюшня есть. У меня довольно большое хозяйство. Позже можно будет посмотреть. Хотя сомневаюсь, что вам будет интересен мой курятник и мой зверинец.
– Псарня?
Он молча улыбается. Я опять ошибся. Но кто живет в его зверинце? Драконы?
– Потом увидите. Пока вам на улицу лучше не выходить. Прохватит холодным ветром вашу спину и боли вернутся снова. Придется начинать все сначала…
– Вы хорошо знаете язык…