Название : " Проклятые "
| Вид материала | Документы |
- Литературе "проклятые вопросы" и предлагает свои варианты ответов, 6918.49kb.
- Списки летнего чтения по истории Русь и Византия., 29.61kb.
- Название зачеркнуто, 3503.04kb.
- Отчет о прохождении преддипломной практики в (название организации), 41.94kb.
- 40-е 50-е поиск ответов на «проклятые» вопросы эпохи история как трагедия, история, 27.25kb.
- Сильвия Браун Бог, творение и инструменты для жизни, 3072.68kb.
- Темы: Премьера на «Домашнем»! Сериал «Проклятые короли», 120.64kb.
- Книга 1 Серия: Атлант расправил плечи 1 «Атлант расправил плечи. Книга, 5440.13kb.
- Название проекта, 1045.5kb.
- Название учреждения, 420.86kb.
Грехи проклятых
Грегор.
Я был безумно рад сбежать из-под осуждающих глаз моего мальчишки даже на край света. Так что сигнал общего сбора прозвучал очень-очень вовремя. Как-то неудобно стало жить мне – вокруг стало слишком много тех, о ком думаешь постоянно. Ну, Ал – это да, это святое, даже не потому, что как-то очень просто и незатейливо он стал моим возлюбленным. Не любовником , – тем,что просто для удовольствия тела, а именно возлюбленным, – тем, с кем вместе душой… Да, странные мамины сказки. Даже песни в детстве мне пели другие, непривычные для уха моих земляков. Не суть… Но вот колючее высокомерие и яростная ненависть Эйвина… Почему сжимается сердце, когда думаю, что он догорает так скоро? Ненавидеть должен люто и яростно. За все, что сделал он со мной и Алом… А теперь еще и Крис с его русалочьими глазами и несчастной любовью к его ледяному высокомерию. И он готов ответить на ласку любого, кто возьмет на себя труд приласкать голенастого парня, немного неуклюжего, как молодой медведь. Да уж, придворной выучкой там и не пахнет. Несмотря на высокое происхожение. Но почему хочется-то, чтобы этот придурок тоже перестал чувствовать боль? Странная штука это обострение чувств во время влюбленности. Словно темная завеса спадает и ты вступаешь в скрытый доселе сад, полный солнца и поющих птиц. Глупо, конечно, взрослому мужику даже пытаться почувствовать такое, но вот что-то случилось с моими глазами и сердцем: яркий мир словно ворвался в них против моей воли.
Я перебираю поводья, ожидая,пока Крис соизволит вывалиться из подвала на солнышко. Пришло время посмотреть его в настоящем деле. Это раз. И попытаться склонить на свою сторону, измазав в нашем общем грехе. Это два. Просто, если побочный сын короля и новый капитан королевских стрелков пожелает, он затравит нас с Алом как двух бродячих псов. Причем я сгину первым. А Алариха дотравят потом, как более слабого. Если сам не покончит со всем сразу. Ни на минуту я не могу забыть, что разбитной веселый Крис – враг… Как бы там ни было, королевский сын – не защитник разбойнику. Да и… Эйвин между нами... Парень отлично понял, что произошло. И это тоже повод для мести… Но я не хочу убивать…
Парень все-таки справляется с долгими проводами – не иначе его графское отродье тянул время, не желая расставаться, и вываливается во двор, подслеповато щурясь на ярком солнышке.
– Твой конь тебя заждался, Крис, поторопись!
Поперечный взгляд сине-зеленых глаз, но пока Крис промолчал. Вожак может быть только один. Подождем.
Слитный перестук копыт по вымощенному двору, крики часовых, скрип закрываемых ворот. Привычные звуки. Но только почему-то так грустно становится. У нас не принято прощаться перед очередным грабежом. Не на войну ведь еду.
Дело есть дело… А история у нас сегодня интересная. Пока я миловался с моим возлюбленным на мягких перинах и подушках, парни мои зря не сидели. Купеческий караван, однако, слишком приблизился к границам леса. Наши-то уже знают и отводят свои повозки подальше, а тут, видимо, решили сэкономить на местном проводнике. Но эта экономия им сильно боком выйдет.
Ладно, дело надо делать быстро. А потом…Если выгорит то, что задумал, можно будет немного и отдохнуть от забот праведных. Интересно, Крис баб любит или ходок по мальчикам? Ишь как вскинулся, когда понял, что было с Эйвином в моих объятиях… Вот только одного я ему не скажу – что до этого было несколько месяцев объятий его графской милости, да таких, что жизнь была не мила. Да так не мила, что падал бы меч на шею – даже не отодвинулся бы. Как Ал терпел мои страхи и отвращение, как я спал, сжав его пальцы в руках, словно он один мог защитить меня от насилия, а сон возращался и возвращался каждую ночь… Вот этого ему знать не надо. Стыдно о таком говорить… Ишь, как старается держаться поближе и исподишка рассматривает меня шалыми сине-зелеными глазами. Что, интересно? Скоро будет еще интереснее…
Да уж, немного чести гонять охрану купеческого карвана, понадеявшуюся, что в дневное время не грабят. Ну, где как, а у нас: кто рано встал, того и добыча. А Бастарду надо на прокорм людишкам да на стекло цветное в парадный зал и спальню, стОит оно немеряно, но вот бьется, зараза ж!!! Да еще как! И не скакни из окна – тотчас же и разобьется! Конечно, попытка сопротивления была, куда ж без этого, но так, больше для отписки хозяину, – мол, Бастард-супостат пришел и все забрал. Ну да, ну да, забрал-забрал, и товар перегрузил и пару коней отпряг, чтобы можно было вывезти наиболее ценное – не на себе же переть добро! И это все под злыми взглядами караванщиков, удерживаемых копьями моих парней и совершенно одурелым взглядом Криса, – похоже, господин наемник подобного чуда еще не видел. Ну да, мы же не города приступом берем на разграбление, а просто тихо-мирно грабим по-мелкому. Меня вовсю разбирает смех – похоже, наше житье-бытье сильно не понравится кролевскому сыну – сильно скучно. Но так бывает далеко не всегда, да и господин граф нам в свое время крови немало попортил. А так ладно-складно вообще редко бывает.
Но вот… Одного момента я учесть просто не смог. Мы уже отступали, потихоньку освобождая перепуганных слуг от гнета копий и страха, когда рослый рыжий детина в дорогих доспехах, –начальник каравана, – внезапно вгляделся в лицо Криса и что-то прокричал на чудном языке. И веселый лягушонок внезапно побелел до синевы – даже губы стали белыми… Шарахнул я разговорчивого со всей силы древком подвернувшегося под руку копья так, что парень отлетел в сторону как пушинка, к нему с ревом бросилась какая-то девка из обслуги. Мои было обернулись, но не дело было выяснять, что же произошло посреди бела дня да на большом шляхе, и я приказал отступать. Крис мотал головой,как больная лошадь, но все-таки шел за мной. Парни мои ко многому привычны, многого нагляделись еще до прихода ко мне, поэтому все делали свою работу, не задавая дурацких вопросов.
– Куда теперь – обратно в замок? – Голос Ерша звучал уныло, похоже, его крепко задело. Вот уж не думал, что парень такой чувствительный, – так сразу и не скажешь.
– Нет, пару дней придется погостить в другом месте. Вернемся чуть позже…
Надо же дать парням спустить честно заработанную добычу. Не в замке же бардак устраивать! Есть для этого местечки, где нас примут с распростертыми объятиями. Не дело тащить туда капитана королевских войск, ну да ладно, поди, сообразит, что об этом потом вспоминать не надо.
– Ладно…
Ммм, если ты думаешь, что мне очень интересно, с чего у тебя на морде похоронный марш черти играют, то зря , – не дождешься. Надо будет – расскажешь,не захочешь – так тому и быть. У меня забот много…
Прибыли,спешились. А что – вполне приличная маленькая деревушка на окраине леса. Уж если сильно припрет – можно и в лес уйти. Да нас сейчас сильно и ловить-то некому: Эйвин при смерти, а новый начальник королевских стрелков смотрит на меня мрачными зелеными глазами. Да не боись, парень, и не таких здесь могут развеселить. Ааа, вот и наши цыпочки! А то я уж подумал, что вино будем пить вдовоем. Ага-ага, это когда бывало в развеселом заведении, чтобы красавчик-разбойник отводил руки прехорошенькой шлюшки, мрачно разглядывая окружающих? И что? Вполне миленько – столики из дуба, прикрученные к полу – чтобы пьяные лесорубы не махались ими во время драки, скамейки, ножки которых напоминают пеньки, – чтобы могли выдержать тяжеленные разгоряченные задницы деревенского люда, вот ими махаться можно, – только головы и проламывать. Лестница наверх, – это кто желает благородного обольщения на постеле. А мы что, мы –люди простые, –сеновал! Да еще и лето, ночи теплые. И блох нет, и пьяными голосами орать никто не будет. И девочки сегодня – ну как на подбор, так бы взял и женился.
– Крис?
Еж уже изрядно набрался с какого-то своего неизвестного горя и глядит на меня осоловевшими глазами.
– Что,мой господин?
Надо же, какое почтение!
– Не желаешь составить мне компанию, прогуляться с девочками на сеновал? Там славно и не воняет дымом из трубок, а?
Один смех смотреть в зеленые переменчивые глаза, пока Крис тяжело дууууумает. Вот они вовсе тупые, без проблеска мысли. Потом чуть взрагивают веки и взгляд становится острым и напряженным – похоже, до него доходит смысл предложения. Отвращение… Вот как! Ты своей зубастой твари изменять не собираешься, хоть он тебе ни разу и не дал. Ну-ну… Потом… Что-то происходит потом… Боль, очень сильная боль, даже чуть вздрагивают крылья носа, словно он старается сдержать крик. Да что же за заноза в твоей душе, королевский сын,каким проклятием ты проклят, что тебе так больно?.. Отчаяние… Решимость… А, да пропади все пропадом!
– А что, хорошая мысль. Да еще в такой компании, как вы, мой господин!
И взгляд исподлобья. Метал бы молнии – сжег бы меня до хрупкого пепла. Не надо мне напоминать о верности. Ал – это мой друг, возлюбленный, мой защитник и спаситель, впрочем, я для него, видимо, подобное же, но вот девчонки да после боя, – да самый раз. Это так, для развлечения мужского тела. Можно… Да…
– Ну, тогда пошли?
Крис встает первым с повисшей на его плече истошно и призывно визжащей девкой, я – за ним, свою девчонку я удерживаю от повисания на шее: таскать хорошеньких шлюх на руках – увольте, мои объятия все-таки только для Ала. Громко шарахнув дверью со всей нашей пьяной дури, мы вываливаемся во двор. Надо же, а ведь вечереет… Это сколько же мы просидели-то в кабаке? Ладно, твердым шагом добираетмся сначала до коновязи, потом до огроменного сарая, сладко пахнущего сеном. Только-только свезли, видимо, так что можно порезвиться вволю. Девочки наши истошно визжат, – развлекают сами себя, потому как Крис сильно невесел ,а, глядя на его унылую морду, и мне становится сильно не по себе.
– Еж, ты хоть улыбнись зазнобушке, что ли? Что пугать мрачной мордой девушку?
Парень бросает на меня яростный взгляд и пытается состроить любезную мину. Девчонка обиженно пожимает плечами:
– Ну, коль не люба, так другую найди, а то, считай, деньги на ветер!
– Тебе заплачено вперед, так и помолчи!
Дааа, в нашем дому такое не принято. Сейчас наши шлюшки-подружки пожмут плечами и просто уйдут. Свободных мужиков пруд пруди, и все хотят… Так что нам, считай, еще и уважение оказали, что первых ублажать взялись.
– Крис, с девушкой повежливее бы!
– Да пошел ты на…!
Почему-то его слова кажутся мне ужасно обидными. Девчонки с визгом разбегаются. Почему? А черт их знает, похоже, мой вырванный из ножен меч их испугал.
– Бери меч и дерись со мной, ты ….! Ты еще мне не указывал, что делать!
Крис явно веселеет. Ох, похоже, я ошибся – парень явно ходок, да только не по девочкам. Вот ведь не повезло-то! Хотел пошляться, а получается – вступать в бой. Впрочем, зеленоглазому это явно по душе больше, чем затея с сеновалом. На бледоватом лягушачьем лице появляется нормальное выражение, а не панихида с гробом.
– Ты сам этого захотел!
А то как же, – захотел.
– Поторопись, а то темнеет уже – могу промахнуться, не туда попасть.
Похоже,теперь Крису это кажется обидным.
– Ах, тыыыы!
Крис.
…Наверное, не надо было вызывать на бой Грегора. Ну просто потому, что мы мирно шли потрахаться с девчонками, а не выяснять, кто в дому самый сильный. Но так получилось. Ну не понимаю я, не могу понять, как так можно? Любишь одного, сильно любишь, – это ведь сразу видно, и Эйвин это почувствовал, и вот так просто тянуть на сеновал растрепанную шлюху. Не понимаю и не хочу понять! И участвовать в этом не хочу! Ненавижу таких, ненавижу. Предатель, сука. Бастард недоделанный. Правильно про него Эйвин говорил –бездушное животное. Таких убивать надо, чтобы не плодились и не следили в честных домах! Убивать!
Совсем близко вижу удивленные светло-карие глаза. Он, похоже, просто не понимает, что происходит, что это всерьез. Смеется, обнажая белые безупречные зубы, светящиеся, как жемчуга, на смуглом лице. Насколько же он красив! Знает ли это? Или, как Ал, считает себя уродом, потому что не похож на всех? Впрочем, какая мне разница?!!
Мне – какая – разница – что –думает –о –себе – Грегор – прозываемый – Бастардом?
На каждое слово приходится удар. И мой противник отступает, не выдержав напора. Шаг, шаг, еще шаг назад. Попытка прервать бой, он отпрыгивает в сторону, скрывясь за какой-то дверью. Ну вот не надо этого. Трусить не надо… Хотя… Он – не трус. Не понимаю… Какой-то дурацкий сарай, мы оба уже в пыли, странный и довольно резкий запах. Он меня завел в конюшню, что ли? Думает спрятаться в денниках? Совсем мозги пропил наш предводитель! Свихнулся от своей великой любви… О чем я и сообщаю громко внезапно выскочившему на меня Бастарду. Тот снова нехорошо усмехается. А я пропускаю удар, падаю в мягкую подстилку и запутываюсь в каких-то ремнях, непонятно почему оказавшихся под ногами. Получаю легкий шлепок рукой по плечу, – похоже, Бастард продолжает играть со мной, не понимая, что бой настоящий, и, пока выпутываюсь из перекрестья кожаных веревок и уздечек, слышу шаги вверх по скрипящей от старости лестнице, –похоже, Грегор рвется ввысь. Ничего , и там достанем. На мой злобный вопль о трусости в ответ доносится ясный ехидный смешок сверху. Ну, ладно, ты у меня еще заплачешь!
Бесшумно начинаю подниматься, почти уже там, и тут на меня сверху падает какая-то сеть, крепко спеленывая руки и ноги, не давая двинуться. Пресветлая Матерь Божия, ну кто хранит рыбацкие сети в конюшне? Или это просто не тот сарай? Ничего не понимаю. Хриплю проклятие и чувствую, как сильные руки Грегора переворачивают меня вниз лицом, – теперь не вырваться, ни по-настоящему выругаться. Покорно утыкаюсь носом в колючее сено и мрачно думаю, что я не только проиграл Грегору, но и оказался в очень интересной позиции перед ним; дураком надо быть, чтобы таким не воспользоваться. Ему-то какая разница, кого трахать: мальчика или девочку? Так что моя неприкосоновенная задница оказалась в настоящем огне… Ооо! Я начинаю судорожно дергаться от одной мысли, что Грегор сейчас просто спустит с меня штаны и вытворит со мной все, что его душеньке заблагорассудится, и навряд ли это будет доброе дело.
– Угомонись, а, королевский сын? Ничего я тебе не сделаю. Будешь дергаться, – будешь спать прямо в сети, если обещаешь быть благоразумным – выпутаю тебя из нее, так и быть…
Странно, только что мы бились до крови, Грегор должен быть зол как черт, а в голосе слышится теплая улыбка. Совсем пьяный, что ли? Друга от врага не отличает? Это я уже сердито боромчу себе под нос, в солому.
– Так выпутать тебя или бросить отдохнуть на холодке?
Мне кажется, он просто смеется надо мной. Да кто же захочет валяться бревно бревном на сеновале? Не один, так другой придет и возьмет мою девственность. М-дя, или что там от нее уже осталось… Не хочу вспоминать – слишком больно.
– Отпусти. Обещаю вести себя благоразумно…
– Слово герцога?
Да откуда он? Впрочем, зная положения о дворе и геральдический строй… Да уж, Бастард очень непрост.
– Да…
– Ладно…
Быстрые сильные руки обращаются со мной как с беспомощной куклой, выпутывают из жестких ячеек, переворачивают лицом вверх. А мне что-то становится совсем хреново и хочется плакать. Вот просто лежать на одуряюще ярко пахнущей летом подстилке из трав и выть в голос, как одинокий пес.
Почему все так? С самого первого дня моего появления на свет? Я не могу даже близко подойти к людям, которых люблю? Умирают они от этого. Или не доживают до того, когда я решаюсь хоть что-то сказать. Почему все так косо выходит-то? Королевский герб с косой полосой, целая страна, по праву принадлежащая мне, но до сих пор находящаяся под властью захватчика чужой крови? Почему так?!
– Эээ, братишка, да ты совсем опьянел! Ну-ка, давай накрою тебя и засыпай, а то натворишь дел!
– Грегор, ну почему все так?! Почему только боль? Всю мою жизнь – только боль! За что?
Дальше я позорно вою в голос и слезы жгут щеки…
– Крис, ты что?
Суровый и жестокий Бастард, по словам Эйвина, имеющий в душе мало человеческого, вдруг низко склоняется надо мной, рассыпавшиеся пряди его волос, – а они, оказывается, пахнут медом! – щекочут мои губы. Глаза – черные, словно прогоревшие уголья, смотрят в самую душу.
– Ты что расклеился-то? Вроде, выпил мало… Что девки не дали? Да и черт с ними, не сильно-то и хотелось! Ты что, Крис?
И тут я делаю самую сумасшедшую глупость за всю свою жизнь… Впрочем, мне уже давно все равно… Не надо было так низко наклоняться надо мной! Я прихватываю Грегора за плечи и одним рывком переворачиваюсь, прижимая его к доскам пола и мягкому сену на нем, вдавливая его всем своим телом в жесткое дерево, чтобы хотя бы на краткие мгновения ощутить себя живым. Чернющие глаза загораются гневом, он яростно и жестко сопротивляется, но пока на моей стороне фактор неожиданности. Ну хоть немного нежности от красивого Бастарда, хотя бы крошечные мгновения прикосновения к живому существу, тому, кто мне понравился по-настоящему, обладать телом которого я даже и мечтать не смел. Еще раз увидеть растерянный золотой взгляд, похожий на закатный луч, увидеть улыбку Бога. И, пока у меня еще хватает сил прижимать его к полу и не бояться оплеухи, я торопливо и по-воровски жадно прижимаюсь своими губами к его теплым губам, смешно пахнущим травой и вином. Мне бы еще успеть поцеловать его волосы… Сейчас он вырвется и просто убьет меня за подобное посягательство на его честь.
Он вырвался, отшвырнув меня в сторону и больно ударив в грудь. Я только безнадежно подвываю от боли. Взъерошенный разъяренный Грегор стоит передо мной на коленях и тихо и яростно шипит от злости, – похоже, для членораздельной речи он чересчур разгневан. Ну, все, а вот это уже конец. Все, доигрался, Крис… Тебя по-прежнему просто не хотят. Купить любовь ты, конечно, можешь, но зачем? Чтобы знать, что все вокруг тебя –красивая лживая химера? А зачем творить ее? Декорации рано или поздно рухнут, обнажив неприглядную суть вещей: ты просто никому не нужен. Тебя не хотят даже в подстилки… Ты – такой гордый, сильный, но…тебя не хотят. И с этим ничего не поделаешь. Что ж, иди,и служи своему господину, которому от тебя тоже нужна толко твоя сила! Мне кажется, что я прошептал это беззвучно, но на полном гнева лице напротив неожиданно дрогнули и начали менять свой цвет яркие, полные бешенства глаза. Чернота во взгляде постепенно исчезала, сменяясь цветом вишни, а потом все светлея и светлея.
– Ты настолько хочешь этого?
Похоже, Грегор еще не может справиться с голосом и сильно сипит.
Я молчу. От позора, испытываемого мной, остается только по-детски спрятать голову в колени и перестать видеть мир.
– Настолько хочешь?
– Да…
Чуть вздрагивают черные ресницы над ставшими светло-карими глазами после моего ответа. Мне остается только сжаться в комок и ждать. Такого унижения я никогда не испытывал. Но, если бы он велел мне перед всеми встать на колени в обмен на хотя бы обещание его любви, – я бы встал. Он крепко меня зацепил своими переменчивыми глазами, мгновенными сменами настроения и какой-то жалостливостью, совсем не свойственной воину. Не бабья жалостливость… Понимание сути вещей… Или когда смотришь на переливы его глаз, просто отшибает всякую способность думать?..
Внезапно он начинает хохотать в голос, точнее, это грубое реготание крестьян после дурной и злой шутки. Не удерживается на коленях, валится на зад, широко раскидывает длинные ноги в высоких сапогах, опирается руками о пол и ржет нутряным смехом, унизительным, позорным… После такого мне остается только его убить! Я не слабее него в бою, многое видел и совсем не заслужил подобного глумления!..
Грегор.
… Дьявол, дьявол, дьявол!!! Ну как невовремя эта моя извечный ответ на непреодолимые обстоятельства, – меня в самые пафосные или мучительные моменты жизни просто раздирает непотребное ржание. Друзей хоронил – губы прокусывал, чтобы не ржать оттого, что представил, как нас всех судит Христос на Страшном Суде, и как мы стоим в тлене, обрывках тряпок и покрытые могильными червями и пытаемся ответствовать безгубыми ртами на обвинения Пресветлого нашего Господа! Когда нас с матерью выгнали из дома, –всю дорогу до города смеялся, хотя есть было нечего и зима наступала. И потом, когда вырвался от своего учителя-рыцаря, что впервые познакомил меня с обычаями Востока, перерезав ему глотку в нечестном бою, – было смешно оглянуться на свой страх перед ним, что заставлял неметь и делать все так, как он прикажет, хотя было и противно,и больно. Словно тебя каждый раз делали безгласным червяком. Не смеялся я только тогда, когда нашел замученного добрыми самаритянами Ала, да в плену у Эйвина. Не было смеха. Колючая стылость ненависти, не находящей выхода наружу, в действии. Разглядывание происходящего из-за плотной пленки бессильного бездушия. А сейчас я был готов рыдать от хохота! Пресветлая наша мати, да как же мы справимся-то с таким! Ведь я не то, что против –Крис-то мне нравился, да и хотелось разглядеть тело зеленоглазого улыбчивого лягушонка поближе, но моменты любви, чтоб им пусто было! Ну не смогу я вытерпеть его прикосновения ко мне – просто потому, что уже терпел подобное от Эйвина, в грязи и крови, в боли, и никогда подобного с собой делать не позволю. А ему под меня лечь не только не позволит гонор и гордыня, но он и мысли подобной, поди, не допускает, начиная игру как владыка. И как, скажите и научите, люди добрые, нам с ним совершить соитие? А?!! Смех раздирает губы, рвется из глубины души, принося гнев на себя и незаконного королевского сына. И еще – крошечная подлая мыслишка в глубине души, разрастаясь, заставляет неметь и кивать головой. Не та кровь течет в его жилах,чтобы парень покорно стерпел отказ... А такого врага я себе наживать не хочу. Потому что, если выпущу всех демонов, что терзают его душу, то обращу их на себя. И он пойдет до конца в своей мести. Ладно, я – давно проклятый и человек, по сути, конченый, но Ал! Он один выжить не сможет! Погибнет, если не убьют. Или такое с ним сотворят, что игры монахов детскими забавами покажутся. Как действуют наемники в подобных делах, я знаю, несколько раз сталкивался с подобным. А я хочу, чтобы Ал был счастлив, несмотря ни на что! Хотя бы краткие мгновения, но счастлив, и не платил потом тройную плату за крошечные передышки в этой подлой нашей жизни!..
Лицо Криса сильно бледнеет, губы сводит судорогой. Он отскакивает от меня, хватается за меч. Я даже не пытаюсь защищаться, просто склоняю голову вниз. Странное равнодушие лишает желания жить. Что-то устал я… Идиотский смех перестает раздирать губы.
Лезвие меча вонзается в деревянный покров возле меня, несколько отколовшихся от половицы щепочек взлетают и больно вонзаются в щеку и губы. Крис стоит надо мной, глаза совершенно безумные, взгляд помешанного, пытается, похоже, что-то разглядеть на моем лице. А мне просто хочется упасть и уснуть на деревянном помосте, предназначенном для сена и гнезд кур, и перестать ощущать что-либо вокруг себя.
– Почему ты так со мной? – Слова падают, словно капли кипящего металла, прожигая душу насквозь.
– Крис, я…
Я не знаю, что говорить ему. Наверное, надо было бы сказать о том, что у меня есть возлюбленный, что бабы – бабами, а быть с мужчиной – все же прямая измена Алу, что я просто боюсь и не хочу быть снизу. Но все это – лишь слова. И Ерш их не поймет. Похоже, ему слишком часто приходилось слушать подобные слова, призывающие к благоразумию и уверенности в себе.
– Крис…
Я медленно поднимаюсь, подхожу к нему ближе, на меня в упор глядят сине-зеленые глаза русалочьего принца, – не человека и не рыбы. Он протягивает руку и резко выдергивает тонкий отломок дерева у меня из щеки. Боль мгновенная и слабая, а потом я чувствую объятие и прикосновения горячих губ к кровоточащей ранке. Самое время сказать громко: «Нет, Крис!» и оттолкнуть его, но что-то мешает. Возможно, взгляд растерянных, с неосознанными наплывающими слезами зеленых глаз, или страх освободить его демонов неловким движением, или простое равнодушие к своей судьбе. Любовь к Алу всколыхнула что-то во мне и заставила жить, но сейчас мне становится все равно, что будет дальше… Возможно, это просто коварный хмель заставляет меня делать безумные поступки, и я горько пожалею о содеянном, но пока я тону в измученном молящем взгляде ставших внезапно светло-синими глаз и не хочу сопротивляться сильным рукам, обнимающим меня за плечи и прижимающим все крепче и крепче к горячему телу шального бастарда королевской крови, лишающих и воли, и разума. И тогда появляется желание…
Крис.
…Я не понимаю иногда сам мотивы своих поступков и сил, которые управляют ими. Вот только что был готов зарубить Бастарда за оскорбительный и грубый смех при моем признании, а через несколько мгновений поцелуями пытаюсь залечить ранки на лице, нанесенные щепками. Ударить Грегора мечом я все-таки не сумел, и удар пришелся в пол. Уж что там творилось в его душе – Бог весть, но внезапно он поднялся и подошел ко мне. Гул в ушах, вспыхнувшее лицо, отчаянно подкашивающиеся ноги,– да все, что угодно, чтобы почувствовать любовную лихорадку. Я осторожно убираю с его губ острые осколки дерева и прижимаюсь губами к кровоточащим ранкам. Пусть бьет, но все-таки я хочу вымолить прощение за свою идиотскую попытку убить его. Поцелуй получается с привкусом крови. А Грегор стоит неподвижно, не пытаясь сопротивляться и оттолкнуть меня, отчего я очень смелею, запрокидываю его голову назад, скольжу перемазанными кровью губами вдоль скулы, плавно перетекаю к уху, прикусываю мочку. Приемы для соблазнения женщины… Но что поделать, коли с мужчиной я ни разу не был, если не считать… Ладно, про это надо забыть раз и навсегда. Тогда так было надо.
Когда он внезапно с тяжким вздохом, коснувшимся моих губ, отвечает на поцелуй, я тихо шалею. Самое главное теперь – не спугнуть странную прихоть моего господина. Я понимаю, что это всего лишь его блажь, возможно, жалость, но сейчас мне все равно, – лишь бы добраться до его тела, осуществить свое желание. И когда он делает шаг в сторону, я буквально повисаю на нем, не давая вырваться из моих объятий.
– Крис, я никуда не убегу, но, знаешь ли, на голом полу весьма неудобно ласкаться. Или ты любишь пожестче? Я – нет…
Я испуганно заглядываю ему в глаза: шутит, смеется? И встречаю мягкую усталую улыбку глаз, чернее, чем ночь над нами. Светлый сплав меда и янтаря исчез, ему, похоже, больно, несмотря на улыбку.
– Ты не хочешь?
И замираю в ожидании ответа. Если нет – то это будет просто катастрофой. Насилием мне его не добиться, да и силы у нас практически равные.
В ответ он усмехается, берет мою руку и проводит ею по своей груди, животу, опускается ниже, и я с восторгом понимаю, что тело его отвечает на мой призыв.
– Грегор?
Бастард взглядывает на меня своими переменчивыми глазами так, что дух захватывает, а сердце ухает куда-то в пятки, и упорно тянет вглубь. Я покорно следую за ним, как если бы он тащил меня на веревке. А это все лишь – слабое объятие. Под ногами начинает шуршать солома, потом мы заходим в нее как в море, – по колено.
– Может, бросишь что-нибудь на колоски, а то, боюсь, жестковато будет.
По-моему, Грегор просто резвится, как школяр, но он не отталкивает меня, не пытается высвободиться, так что пусть делает, что его душенька пожелает. Я торопливо стягиваю с плеч рубаху – плащ остался где-то в кабачке, и на жесткие иглы колосков положить более нечего. Грегор немного ослабляет хватку, но потом прихватывает меня еще сильнее. Теперь уже непонятно, кто чего хочет. Или не хочет…
– Ладно, раз больше ничего нет.
Он внезапно оставляет меня и валится спиной на мягкую подстилку:
– Как здорово-то! Крис, иди сюда, здесь мягко!
Дважды просить меня не надо, я нависаю над беззаботно разлегшимся Грегором, торопливо расстегиваю множество застежек на его куртке, добираюсь до вышитой рубашки, стягиваю ее, обнажая серебристо светящуюся в свете луны грудь…
Я не знал, что Грегор так изранен. О нем говорили как о неуязвимом разбойнике, а я только на груди увидел два шрама практически над сердцем. На мгновение я отстраняюсь, он насмешливо спрашивает :
– Что, охота уже прошла?
Ну уж нет, теперь не вырвешься! И я прижимаюсь губами к неровной поверхности шрамов, вылизывая их. Провожу руками по его груди, быстро скольжу ниже, под пояс перетянутых тонким шнуром штанов. Он только выгибается навстречу моим ласкам. Надеюсь, что его тело не может лгать, и возбуждение настоящее.
Грегор не торопится ответить на ласки, скорее, он принимает их, не отдавая. Только мне на это уже наплевать. Он не пытается сопротивляться, не хочет вырваться из-под моего тела, а, значит, есть шанс, что он не прекратит любовные игры в середине. В полном восторге от сделанного открытия, я начинаю стягивать штаны вниз, открывая нежную кожу паха. И резко вздрагиваю, почувствовав его руки на своих плечах. Мягким скользящим движением он опускает их, его ладонь коварно врывается в теплоту паха и производит там настоящую ревизию того, что имеется в наличии. В данный момент там все в порядке, как на параде.
– Смазать не забудь!
В его голосе – насмешка, а я с ужасом понимаю, что начал обольщать, толком не подготовившись. Эта ехидна заморская смеется, увидев ужас на моем лице, тихо шепчет:
– Ну, хотя бы репейное – для лечения лысины конюха.
И взглядом показывает на флакончик, притаившийся на колченогом столике. Рывок, произведенный мною в заданном направлении, был бы достоин лучшего воина королевства. Просто я очень боялся, что Бастард встанет и уйдет, матеря меня на чем свет стоит. Но –нет, спокойно ждал, пока я вернусь. Следующий вопрос повергает меня в смятение:
– Тебе объяснить, что делать, или сам сообразишь?
Унизительнее положения нельзя и представить. Я пытаюсь приласкать и натыкаюсь на мрачный взгляд черных глаз, Грегор молчит, а мне хочется выть от отчаяния. Он по-прежнему не хочет меня, но по какой-то причине просто подчиняется. Я совсем перестаю что-то понимать.
– Я сам.
– Хорошо.
И Бастард покорно терпит мои торопливые попытки раздеть его, и помогает раздеваться мне, и я снова ласкаю его. Только глаза Грегора закрыты, видимо, чтобы не выдавать своего настроения. Потом он просто переворачивается на живот, встает на колени, опирается на локти, спокойно ждет,пока я торопливо смазываю маслом вход в его тело, пытаюсь прижаться поближе. Меня тошнит от его холода, но остановиться я уже не могу. От моей неуклюжей попытки входа по его телу проходит дрожь боли, но он сдерживается, а я торопливо, пока настроение не переменилось и не изгнали с ложа, вламываюсь в тесное пространство, и, в полном восторге от своей мужественности, начинаю путь за удовольствием… Грегор лишь чуть выгибается в ответ и слабо выдыхает при сильных толчках.
Каким-то чудом нам удается кончить обоим. Мои попытки поцеловать его в благодарность приводят только к резкому движению головой, едва не выставившему мне зубы. Я молча отступаю. То, что произошло, – это даже грязью назвать нельзя. Странная игра в любовь в кукольном домике.
Грегор молча садится напротив меня и молча начинает одеваться. По-моему, теперь я понимаю, что чувствует невольный насильник. Но ведь это было и его решение тоже, он ведь не отказал мне напрямую. Но после того, что было…
– Господин мой, Грегор, что случилось? Почему так?
Бастард долго молчит, опустив голову, потом поднимает на меня равнодушные глаза, зияющие черными провалами:
– Моя ошибка, Крис. Прости. Я не думал, что выйдет так по-скотски. С Алом все не так. Прости…
Грегор.
…Я не хотел оскорбить его, не хотел причинить боль. Но только… Эйвин сделал со мной страшную вещь – пока зеленоглазый лягушонок тщетно пытался дать удовольствие и мне, я видел тьму застенков, слышал издевательский голос графа, чувствовал его грубые прикосновения поверх рук Криса. Я не думал,что будет так плохо. Так больно… Почему-то рядом с Алом подобного не происходило ни разу. Или это потому, что я был господином в нашей паре? Не думаю… Просто Ал – это Ал. Защитник и хранитель моего разума. Крис –хороший парень, и он по-прежнему мне нравится, но то, что мы сотворили с ним только что, –это грех пострашнее убийства. Ладно, что сделано, то сделано, нечего каяться – тебе, проклятому, все равно грехи никто не отпустит…
Крис.
…Грегор уже оделся и теперь сидит напротив, терпеливо ожидая, пока я отмоюсь водой из фляжки и натяну свою одежку. И глаза его… Жестокие, спокойные глаза, лишенные всякого выражения. Я не смог увидеть взгляд Бога, последний закатный луч в его глазах. Только Аларих может. Мне – не дано.