Geum.ru

Название : " Проклятые "

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
Глава 6.

Крис.


Грегор.


Умная хитрая крыса внимательно перечитывает письмо графа к родным, к каждой строчке придирается.

– Не дадут денег, как пить дать, не дадут. Ну кто так высокомерно пишет, тут надо рыдать и расписывать свое жалкое положение, незрячесть, мучения и лишения, которые он претерпевает по твоей вине, а он едва не приказывает.

– Да прозрел он уже, чтоб ему пусто было!

– Ну, надеюсь, вы это сообщать посланнику не собираетесь?

– Конечно, нет!

– Вот и ладно.

– Кого вы посоветуете послать с этим письмом?

Мой дружок задумывается. Дело непростое. У этого человека должны быть как минимум очень хорошие мозги и изворотливость.

– Сколько вы заплатите посланцу?

– Процент от суммы выкупа, если все получится. Если нет, – половину этого.

– Себе в убыток?

– А там немного выйдет. В любом случае – работа будет оплачена.

– Тогда можно будет сделать значительно проще. Мой слуга повезет товары на ярмарку как раз в город, где замок этой сестрицы господина графа. Выезжают они сегодня вечером. Неделя пути. Ярмарка три дня, возвращение тоже займет неделю. Итого около семнадцати дней. Но товар пойдет под охраной и письмо точно найдет своего адресата. А заплатите за беспокойство вы мне по окончании дела. Вот и все.

Старый крыс дело говорит. Но вот ведь жадная бестия – у самого денег немеряно, и даже эти упустить не хочет.

– А каков ваш интерес, кроме небольшой суммы вознаграждения?

– Нуууу, господин Грегор, мы же с вами давно понимаем друг друга. Вы местное население не обижаете, воли своим парням не даете. Душегубы у нас по дорогам не бродят. Про соседние провинции такие ужасы рассказывают! Поэтому надо замять это дело с графом наилучшим образом, чтобы не привлекать внимания королевских стрелков. Пока там они с новым начальником разберутся, что к чему, молодой граф будет или на свободе, или в могиле. Одно из двух. И снова наступит мир и покой.

– Да, как раз хотел спросить про их нового начальника. Кто он и что он?

– Сам еще не видел, да ко мне с визитом он и не появится, я-то – невелика птица. Вроде бы, тоже из родовитых, похоже, прежний сослуживец графа, под началом одного генерала ходили. Говорят про него неплохо, не индюк надутый, как наш знакомец. Стрелки его приняли, бунта не было. Назначен из самой столицы. И назначение подписано раньше, чем вы господина графа захватили, видимо, им недовольны были. А вот не надо было деревни палить! Кто их потом строить будет? Крестьяне? Да они разбегутся быстрее. А господину надо будет и денег найти, и время для строительства…

Похоже, молодой граф был единодушно нелюбим всеми.

– Ладно, лишь бы он рьяно не взялся меня ловить, а то опять поспалит все…

– Не могу судить, но говорят, что пока он настроен лояльно. Вы, кстати, знаете, что граф Эйвин дал обет преподнести вашу голову на алтарь церкви?

– Нет…

Самое христианское дело – отрубленную голову на алтарь класть.

– Мне пора. Я оставляю вам письмо и жду двадцать дней. Если что-то изменится – достаточно сообщить на сторожевой пост,они найдут меня.

– Конечно, господин Грегор! Разрешите вас проводить…

Мы выходим через задний двор. Понятно, что со стороны парадного входа меня никто и знать не знает в этом доме. А тут… А во дворике-то творится что-то неладное. Свистит плеть. Я этот звук отличу среди тысячи…

– Что тут у вас? – Хозяин дома тоже недоволен. Такой скандал в присутствии постороннего.

– Да вот, баламутил народ в кабаке. Похоже, из тех вояк, что таскаются без дела по стране, пока не начнется новая война. Орал, что всю жизнь воевал за короля, а ему даже жалованье до конца не заплатили. А сам еще сопляк. Какая вся жизнь?

Мой друг передергивает плечами, ему очень неприятно. Тем более рядом стою я…

– Хорошо, сейчас разберемся…

Он подходит поближе к колоде для порки. К ней привязан какой-то парнишка, спина и задница заголены и покрыты красными рубцами от удара плетью. Похоже, палач старался на славу. Лица под свесившимися потемневшими от пота волосами не видно.

– Ну-ка, покажите мне его морду!

Палач бросает плеть и приподнимает лицо парня за подбородок. Тот открывает мутные от боли глаза и зло шипит:

– Пришли полюбоваться? Вас же и защищал на войне! А теперь и слова не скажи! Не имеете права меня пороть – я дворянин!

– Ага, и дворянская грамота как раз на заднице наколота! Еще чего расскажи!

Я медленно выдвигаюсь вперед. Ненавижу, когда вот так… Скорее всего, грамоты нет и герб с косой полосой, – ни дворянин, ни слуга. Вечное недоразумение. Такое же, как и я сам.

– Да что такого он натворил, чтобы сразу – под плети? – Я стараюсь сдержать нотки гнева – не то место, чтобы бушевать, но пресловутое понятие рыцарской чести меня уже не раз заводило в такие истории. И ничему так и не научился.

– Ну, господин, устроил скандал, разгромил кабак, покалечил посетителя. Хозяин потребовал расплатиться и убираться, – набросился на него. Вызвали стражу. Он их всех раскидал. Пришлось вызвать подкрепление, только тогда удалось скрутить – силен драться, подлец! Решили примерно наказать…

Вот как. Интересно.

– Сколько денег потребовали?

– …

Сумма для меня незначительная, для простого стрелка – неподъемная.

– Господин бургомистр, если я заплачу за ущерб – отпустите его?

Эта заноза смеривает меня надменным взглядом исподлобья ,– поскольку он привязан на уровне моих колен, – и хрипит возмущенно:

– А ты что за…? Такой богатый? На… я тебе?

– Себе в охрану возьму, раз такой отчаянный!

– Да ты что за …?

Палач,вглядевшись в мое перекошенное от злости лицо, торопливо шепчет что-то этому придурку на ухо… На морде избиваемого расплывается довольная улыбка:

– Ну, так бы и сказал сразу!

– Господин бургомистр?

Мой друг торопливо кивает:

– Да, да, несомненно. Еще вот только заплатить за судебные издержки и пострадавшим…

– Себя не забудь, старый крысюк!

От сильного удара голова парня дергается и беспомощно повисает, похоже, сознание потерял.

– Ты там полегче, а то дурака с собой не повезу!

– Так он от рождения дурак!

– Ты мне еще поговори! – Старый крысюк не на шутку разозлился и смотрит на своего палача зверем…

– Ладно, мне ехать пора. Сколько?

Мой друг называет немаленькую сумму.

– Хорошо… Отлейте его водой, дайте хоть какие-то тряпки. Конь у него есть?

– Да.

– Ну и коня отдайте ему.

Мой друг как-то неуверенно покачивает головой.

– Я бы на вашем месте не рисковал. Парень дурной, мало ли что в головушку придет, мстить задумает, вдруг, и вправду, дворянин?

Это не совсем так. Это угроза. Моя собственная. Ему, моему дружку. Ненавижу, когда вот так… Все вместе. Скопом. На одного придурочного парня, который думает, что он защищен своими прошлыми заслугами и своим дворянством.

– Да, конечно…

Кошель с деньгами, отданный мною тут же, жжет руки господина бургомистра, пока парня приводят в чувство, натягивают какую-то рванину. На коня он вползает сам, шутовски охая. Но в седле держится как надо.

– А оружие?!

Вот же ж ерш! Ноги уноси, пока не поздно, да Богоматерь благодари, что не всю шкуру на заднице спустили!

– Что за оружие? – Я уже устал от препирательств с бургомистром.

– Родовой меч, кинжал в дорогих ножнах, кольчуга, лук. Куда все дели?

– Сейчас!!!

Голос моего дружка уже звенит от ярости. Похоже, я лишил его сегодняшней добычи… Вот интересно – я простой разбойник,граблю как бы вне закона; а вот мой дружок – он кто? Грабит законным образом, да так, что мало не покажется никому.

Оружие находится непостижимым образом. Да, все так и есть, – на гербе на ножнах меча – косая полоса, прижили мальчишку от какой-то крестьянки. Герб мне неизвестный, с гордым девизом, все честь по чести, похоже, южного рода. Да и ладно, что мне в том? Выберемся из города, – поговорим. Захочет – поедет со мной, не захочет – пойдет своей дорогой. Только сначала отработает долг. Так что куда не кинь – все равно в лес. Люблю таких ершистых, с ними не пропадешь. Ладно, поздно уже, давно пора возвращаться, а то Ал заждался.

– Ну все, поехали!

Мое нежданное приобретение смирно трусит сзади все время, пока мы движемся через город, но стоит только выехать из городских ворот, как парень деловито спрашивает:

– Слушай, богатый сын богатых родителей, а за фигом ты засадил такие деньги за меня? Чего тебе от меня надо?

М-да,никогда бы не подумал, что меня могут так назвать. Смешно…

– Ты же наемник, как я погляжу? Ну вот и хочу нанять тебя…

– Кур, что ли, в поместье разгонять?

– Нет. Посложнее. Про Бастарда слышал?

– Да что-то этот парень вякнул, что мне бока полировал. И что?

– А если я тебя с ним сведу? Пойдешь к нему?

– Эй, у меня денег вовсе нет, а оружие я не продаю. Чем заплачу за услугу?

– Так свести или нет? Там видно будет, чем платить будешь…

– Ну, сведи, коли не шутишь! Где наша не пропадала…

– Ладно. Как тебя зовут?

Парень довольно долго молчит, потом очень неохотно отвечает:

– Крестили Кристофером, зовут Крис. А чаще – Ежом или Ершом.

Надо же,я почти угадал его прозвище.

– А тебя?

– Грегор…

Дело идет к вечеру, когда мы подъезжаем к лесу. Крис как-то нервно озирается, когда я направляю коня по лесной дороге. Еловые лапы едва не до земли стелятся мягкими опахалами, скрывая последние лучи солнца. Если в миру – еще день, то в лесу – уже вечер. Кони мягко ступают по засыпанной еловыми лапками дороге.

– Заросла. Давно никто не ездил?

Крис крутит головой так, словно карту хочет нарисовать. Можешь вертеться сколько угодно, дорога хитрая и посты расставлены. Это сейчас они не показываются – видят меня. А попробуй сунуться просто так – быстро голову снесут, если не поймешь предупредительной стрелы, которую, того и гляди, получишь в седельную сумку или в шлем. Кому что в голову взбредет из дозорных.

– Основной тракт в стороне. Это дорога непроезжая, хотя и короткая.

– А куда мы едем?

– К Бастарду.

– Все так просто? А говорили, что он живет в неприступном замке?

– Да как сказать. Приступом его замок еще ни разу не брали – безумных до такой степени не было.

– Ну, капитан королевских стрелков взял же…

– Не замок, самого Грегора. А где сейчас молодой граф Эйвин?

– А что?

– Да, похоже, Бастард его захватил…

– Да ну, капитан и разбойник – тоже скажешь! Кто попрет против королевских войск?

Я только усмехаюсь. Ладно, доедем – разберемся.

Крису же в седле явно не сидится, этот ерш крутится как на сковородке. Ну да, выпороли перед этим и довольно жестоко. Но пусть терпит пока, и так поздно возвращаемся, как там Ал? Ладно, доберемся до замка, попрошу моего лекаря осмотреть задницу моего будущего воина…


Аларих

…Когда Грегор утолкал меня в постель среди бела дня, да еще и напоил вином, я не стал возражать. После всего, что произошло утром, настроение было поганое – словно наелся огромных жирных жаб. И обижаться не на кого – устами прозревшего красавчика-графа заговорила сама истина. Это только Грегор может нянькаться со мной как с ребенком, обцеловывать жестоко стянутые после ожогов губы и щеку, безбоязненно касаться изломанной спины, гладить и целовать ее… Это для него пока просто ново и необычно. Завелась такая вот странная игрушка на его ложе. И я очень сомневаюсь, чтобы он получал большое удовольствие от наших с ним любовных игр. Я-то вообще ничего не помню, отвечал ли я ему на ласки? Не знаю. Да и в постель он меня затащил в самые тяжелые моменты моей жизни, возможно, для того, чтобы утешить таким образом. Он – может. Его жесткость с посторонними сочетается с беззащитной мягкостью по отношению к близким людям. Он вбил себе в голову, что именно он – защитник и хранитель. Глупая роль! В одиночку против судьбы не выстоять!

А сейчас мне как-то нужно пережить то, что случилось. Слова графа меня мало задели. Да, урод, да, зеркало меня никогда не обманывало, хотя я всегда предпочитал смотреть в старое потемневшее от времени стекло, – оно, не опускаясь до обычной лжи, все-таки частично сглаживает мое несовершенство. Но убежал я не от глупо-жестоких слов. Я испугался другого… Что Грегор когда-нибудь прозреет, как молодой граф. И с отвращением оттолкнет меня именно тогда, когда я привыкну засыпать на его ложе, опираться на его руку, получать каждое утро свой сладкий поцелуй. Слепота бывает разная. Но прозрение наступает неожиданно. И тогда из обоюдной жалости мы начнем играть в любовь.Г регор меня не бросит. Просто потому, что он умеет ценить и дружбу, и свою спасенную жизнь. И я не смогу никуда уйти. Просто потому, что за воротами замка Бастарда меня ждет смерть – приговора церковного суда никто не отменял. Хотя сегодня попытался в отчаянии. Жаль, что насмерть голову не разбил о решетку водовода! Как же он боялся, мой архангел, что даже недоступный для людей вход велел закрыть. Он думает, что это страх и ненависть. Я не забыл, каким он вернулся. Но только он не может понять одного, – порождены они были его отрицанием насилия, которое граф творил над ним. Я же видел другое, я видел их вместе. Они оба не понимают, что так притягивает их друг к другу, они сходятся и расходятся в ритуальном танце войны, но прозрение неминуемо настанет. Если только один из танцоров не погибнет раньше. И я стану Грегору не нужен… И так все и будет…

Я встаю, подхожу ближе к огромному зеркалу во всю стену. В отличие от моего, оно прозрачно и истинно правдиво. Что я вижу? Уродливое лицо, перекошенное от боли, грубую кожу рубцов на губах и щеке. И длинные пряди бесцветных волос, жалко пытающихся прикрыть уродство. Зачем? Чтобы Грегор дольше обманывался и оставался слепым? Вот тебе, уродец!..

Длинные светлые волосы тихо сползают по спине и плечам. Из зеркала на меня глядит незнакомое обожженное лицо, окруженное неровными короткими обрезками. Вот так-то лучше. Так будет честнее. И мне все равно, что скажет на это Грегор! Сейчас я соберу одежду и уйду в свою комнату. Ну, даже если он меня накажет за подобное, – мне все равно. Я уже давно ничего не боюсь. Боялся только потерять его. Но, значит, это надо сделать самому. Такое простое решение. Только уйти-то я и не смогу. Меня согревает его рубашка, на ногах – башмачки, которые он привез мне из города на прошлое Рождество. Каждая вещь напоминает о нем и этого не изменить. Хочется плакать. Только слез нет…

– Аларих, эй, Аларих! – Кто-то просунул глову в дверь и зовет…

– Что тебе? – Я не вижу, кто это.

– Ты не спишь? Господин запретил беспокоить тебя, но тут такое дело…

– Что?

– Да этот заложник господина, похоже, загнуться пожелал.

– Да зайди ты внутрь, наконец!

Я понял, кто это: слуга, приставленный Грегором к графу.

Парень неловко втискивается в дверной проем, испуганно озирается, – не всегда можно разглядеть, что стоит в спальне у Грегора. Разговоров потом будет!

– Слушай, он кровью изблевался, ничего не могу сделать, только вроде прекратилось и опять! Пол в крови, подтирать не успеваю, этот уже как тряпочка повисает. Сдохнет же! А господин с меня за недосмотр спросит! Ал, уж будь милостив, погляди, в чем там дело, а? Может, что сделать можно? А то господин за потерю заложника строго спросит, сам знаешь. Да и выкуп потеряем. Ал, а?

Мне только сейчас спасать его графское отродье! Только-только свою разбитую о решетку голову перевязал. И пытаюсь собрать свою разлетевшуюся на тысячу кусков гордость воедино. Не хочу идти! Ненавижу его, за все ненавижу, – что из родовитой семьи, что сумел схватить Грегора, что попался ему потом и смог заставить его получать удовольствие от насилия над собой. Ненавижу! Не пойду! Пусть подыхает!!!

– Хорошо, сейчас оденусь и приду…

– Ладно…

Парень тут же исчезает. Я могу кричать «ненавижу» на каждом углу, но я ничего не могу сделать с тем, что отродье нравится Грегору. И мне не хочется, чтобы он, вернувшись, обнаружил в подвале бездыханное тело. Поэтому от моей гордыни откалывается еще один ледяной кусочек, а я встаю и натягиваю сверху теплой рубахи Грегора свой балахон. Вышитая шерсть, прикасаясь в телу, внезапно согревает, заставляя оттаять лед в груди. Неважно, что будет видеть он во мне. Важнее, что его присутствие всегда согревает меня. Даже его одежда…

В подвале действительно все плохо. Разбросанные на полу окровавленные полотенца, сброшенное на пол одеяло и подушка. Алые следы крови на полу, немного размазанные по серому камню нерадивыми руками. Пленник лежит обнаженным, тело сотрясает крупная дрожь, похоже, он уже не понимает, что происходит. Исчезло чувство стыда и страха. Я подхожу ближе, кладу ладонь ему на лоб. Ты так испугался, когда увидел, что за чудовище тебя касалось все это время! Почему же ты сейчас не боишься? Почему не шарахаешься в сторону, не кричишь от ужаса? Или это сейчас для тебя уже не важно?

Граф, почувствовав чужое прикосновение, на мгновение разлепляет веки, серые глаза снова незрячи из-за обволакивающей смертной тьмы. Но прикосновение руки знакомо. И перемазанные кровью губы внезапно выдыхают:

– Ал, помоги мне уйти без боли! Так больно!!!

Сейчас мне впору торжествовать при его виде. Но счастья от свершенного божьего суда нет. Жалость? Протест? Против того, что молодое сильное тело вскоре распадется в прах? Не совсем так. Я не хочу дать ему безболезненную смерть. Пусть поживет еще. Я хочу, чтобы он жил. Чтобы прошел через такую же боль, которую причинил мне. А значит, бежать в Ад ему еще рано. Чистилище – не преддверие Ада. Оно тут, на земле. В этой комнате. Для графа Эйвина…

– Лед принесите из ледника! Соли мешочек! Воду из родника! Пол подотрите! И какие-нибудь старые рубахи, все сгодится…

Тихий хрип со стороны кровати…

– Послушайте меня, ваша милость! Я обещал, что умереть не дам, пока не прикажет хозяин. Значит, вам придется жить. И терпеть боль и стыд! Я не спрашиваю и не прошу. Я приказываю…

– Да кто ты такой, что приказывать мне? – Глубоко прокушенные губы едва шевелятся. Но гонор жив. Жива злоба – выживет и сам.

– Кем бы я ни был, но просто так я вас к чертям не отпущу!

Окровавленные губы кривятся в улыбке. Я усмехаюсь в ответ. Ладно, пока не принесли лед и соль, можно тебя и накрыть, чего мерзнуть зря. Ты еще не знаешь, что такое настоящий холод. Узнаешь через короткое время. И тепла тебе еще долго не ощутить. Пока не остановится кровавая рвота… В памяти всплывает мерный голос моего наставника. Как странно, вспомнить его слова сейчас… Его уже нет, а его речи по-прежнему живут у меня в памяти…


Грегор.

Ерш мой все-таки запросил пощады.

– Грегор, давай хоть немного передохнем, конь запалилися.

«Ну да, и битая задица отвалилась!»

– Ладно, ненадолго.

Солнце вот-вот сядет и тогда в лесу настанет вовсе непроглядный мрак. Но этого шустрого и надо заводить в замок среди ночи, –чтобы лишнего не высмотрел. От него не исходит чувство опасности, он всего лишь очень любопытный зверек. Парень с удовольствием спешивается, валится ничком на мягкую траву.

– Ууу, как хорошо-то!

Пару мгновений лежит молча, а потом спрашивает:

– Грегор, думаешь, Бастард примет меня? А если нет, я не подойду? Убьет?

– И зачем ему нужна твоя жизнь, если за нее нельзя взять денег? Выпнет из замка, если что, да и все на этом…

– А если я погоню наведу?

– Да? А ты обратно-то сейчас выбраться сможешь из леса?

Ерш крутит головой по сторнам:

– Нет, пожалуй!

– Ну вот, и никто не сможет, кто был всего несколько раз в замке. И потом, парень, посты-то мы проехали далеко не все, а ты навряд ли кого сумел разглядеть…

– О, да у вас тут все по правилам воинской науки!

– А как ты думал? Пять лет разбойничать и не попадаться! Ты сам-то откуда?

– Ооо,я издалека… С Юга! Ласковое море, нежные песни! Лучшие воины во всем мире!

– Да ладно, били мы вам рожи до этого и будем бить после. А что к нашему королю пошел служить?

– Никто не платит так хорошо, как ваш король во время войны. А вот потом мы стали не нужны, пинок под задницу, и кормитесь, как хотите. Ну я и пошел искать работу… А тут этот крысюк старый… У тебя-то с ним какие дела? Он сильно низко тебе кланялся.

А вот это не твоего ума дело,парень.

– Тебя пришел выкупить, что, не понял еще?

– Да, Грегор, я хотел спросить ,– как долг отработать?

– Отработаешь…

Ладно, пора в дорогу – что-то неспокойно стало на сердце. Зря я Ала одного оставил, ох , зря!

Дальнейший путь мы с Крисом промолчали: ему, видимо, не сильно хотелось болтать, сберечь бы остатки задницы от разрушения, а я думал о том, что делать с графом. Ал больше к нему близко не подойдет, а ведь он очень болен, проклятие его выедает изнутри. Странно, но ненависть существовала как-то отдельно от лица Эйвина, его глаз, губ, его тела. Словно было два разных человека с одним именем. Странная вещь…

Мне всегда очень нравилось, как новички впервые видели мой замок, словно выплывающий из лесной чащи. Такие же остроконечные, как и верхушки елей, башенки, низкие и узкие ворота входа, высокий частокол ограды и бойницы в нем. Крис любопытно завертел головой, но промолчал…

– С возвращением, господин мой, Грегор! – Охранник почтительно склонил голову, заскрипели распахиваемые настежь ворота.

– Грегор, так ты?..

– Ну да, я Бастард.

Крис тихо засмеялся.

– Да ведь и я – тоже. Герб-то…

Ерш нравился мне все больше.

– Ладно, проводите его в казарму, пусть до завтра переночует, а там будет видно… Крис, завтра поговорим…

– Господин Грегор, господин Грегор, хорошо, что вы вернулись! Заложник, там…

Мне остается только рвануться бегом в замок, скатиться кубарем вниз по лестнице. Что с заложником, я представил почти сразу… И ошибся…

В комнате тихо и чисто, только запах свежей крови еще не выветрился. Ал сидит возле постели графа в своем обычном кресле, читает что-то. Поднимает глаза на меня. Я едва не ахаю от неожиданности. Вокруг перевязанной головы Алариха топорщатся неровно обрезанные волосы, окружая его лицо смешным нимбом. На меня смотрит жесткое, незнакомое лицо моего возлюбленного. Непривычное, с ярко выделяющимися белыми рубцами на щеке. И красивое, такое красивое… Яркие синие глаза глядят на меня с вызовом. А я только могу вздохнуть с горечью… Мне так нравилось гладить и перебирать нежные пепельные прядки.

– Ну, надо же, я думал, что буду единственным ежом в этом замке!

От бодрого голоса Криса мы оба вздрагиваем и переводим глаза на увязавшегося за мной новенького.

А на бескровном лице графа вдруг странно искривляются губы в подобии улыбки…

– Грегор, кто это? – Аларих явно не ожидал, что я приволоку постороннего в дом.

– Да вот, выкупил гуляку у бургомистра. Завтра посмотрю, что за воин, если подойдет, то послужит у меня. Ал, не в службу, а в дружбу, – посмотри его спину. Его крепко отодрали плетьми сегодня…

– Ну, вообще говоря, было за что… Начальнику стражи-то я нос таки свернул! – В голосе Криса неподдельная гордость.

– Поглядишь?

Ал встает, подходит поближе, с вызовом смотрит в лицо новенького, словно говорит : «Ну, вот все мое уродство, испугайся меня!» Парень немного растерянно переводит свой взгляд на меня, и я вижу в глубине ярко-зеленых русалочьих глаз с рыжими крапинками немой вопрос. Потом он широко улыбается:

– Крепко тебя отделали, братишка! Ничего, шкура – дело наживное, нарастет. Была бы голова на плечах!

Надо видеть, как внезапная растерянность окрашивает щеки Ала. Мой мальчишка выспыхнул как маков цвет. Губы чуть дрогнули в ответной улыбке.

– Раздевайся, посмотрю, что там осталось от спины. Как тебя зовут?

– Крис. Можешь звать Ершом или Ежом, сойдет и то, и другое…

– Ладно,не болтай… Только… Я от церкви отлучен, не боишься душу потерять?

– Ой, братишка, душу-то я давно потерял. Знаешь, такая красивая дама сердца… Вот моя душа у нее в медальоне, а что до церковной дури – так их не переслушаешь. Погляди, правда, а то сильно печет.

– Снимай рубашку…

Крис поворачивается в нам спиной, мигом стягивает продранную в нескольких местах куртку, вытягивает из пояса штанов покрытую пятнами крови рубаху.

– Прилипла, будь она неладна, сейчас, погоди малость, лекарь!

– Не торопись, я отмочу присохшее.

– Да ладно, чего там, шкура дубленая, не такое выдерживала!

– Я говорю, не торопись! – В голосе Ала – сердитки, похоже, он входит в свою роль строгого врачевателя.

Пока они возятся с Крисом, отмачивая присохшее полотно, рядятся, показывать лекарю выпоротую задницу или нет, причем Ерш аж вопит от злости, а Ал монотонно повяторяет, что надо, я смотрю на Эйвина.

Можно даже не спрашивать, что произошло. За прошедший день лицо нашего высородного создания словно обуглилось, пошло темными тенями на неживом белом фоне. Покойники выглядят красивее, а этот пока еще дышит. Судя по кучке окровавленных тряпок в углу, рассыпанным на столике травам и шарикам снадобий, перевернутой второпях шкатулке, мало никому не показалось. Похоже, Ал торопился, пытаясь помочь и вышло это далеко не с первого раза. Но, по крайней мере, я застал его живым. Еще живым. Сколько продлится это мучительное умирание? Удивительно, но радости оттого, что мой враг вскоре уйдет искать путь в Ад или в Рай, я не испытваю. Горькое сожаление, обиду. Не потому, что не смог отомстить в полной мере, а потому, что попытался мстить тому, чьи дни и так сочтены. Замучить поверженного врага – невелика честь, и славы немного. Почувстовав мой взгляд, граф приоткрывает глаза, хмуро усмехается, глядя на меня устало, губы чуть шевелятся, но я его не слышу. Приходится наклониться пониже.

– Ненавижу тебя!

– Кто бы сомневался, сладенький мой!

–Ах, ты…!

Но ругательства выматывают из него последние силы, он закрывает глаза, похоже, ушел в свой мир небытия.

– Эй, командир, все или еще что смазывать будем?

Вопль Ерша врывается в мои уши. Пока мы с графом обменивались взаимными любезностями, Ал уже успел стянуть рубаху с выпоротого и теперь очень тщательно смазывает глубокие багровые рубцы, кое-где с выступившими капельками крови.

– Какой-то палач милосердный попался, иногда и до костей пропарывают, – Ал как-то отстраненно говорит все это.

– Да что вы, господин Аларих, надо просто пути знать: дашь маленькую толику денег и опытный мастер придержит кнут над самой кожей. А вот стража у них немилосердная попалась – так под ребера поддали. Правда и я не промах, пару челюстей-то точно свернул. Эх, было же время, – делали то же самое, что и сейчас, но за это ничего не было, кроме славы! А теперь! Что за жизнь!

– Со скольки лет воюешь?

Крис оглядывается на меня – глаза сужены от боли, чуть побледнели яркие, по-лягушачьи широкие губы на бледном лице со смешными веснушками на скулах и на носу.

– Ну, лет с шестнадцати, как раз ваш король затеял первую войну. Да в наших местах без меча за поясом не проживешь. Только что с мечами не пашем.

– Откуда ты, Крис?

Внезапно он овечает на вопрос Ала на чужом, незнакомом мне языке. И громко орет от боли, – похоже, от неожиданности Ал слишком сильно прихватил ему кожу.

– Помилосердствуйте, господин лекарь! И все-таки, угадал я в вас земляка или нет?

Ал негромко смеется:

– Угадал! Ну и где на Юге с мечами пашут?

– А то вы не знаете! И еще тряпочку цветную не забыть привязать, а то голову снесут, не помилуют. От этого и ушел в свое время.

– Из кровников?

– Можно сказать, что да. В чужом пиру похмелье. Наш принц затеял свару, а мы отдувайся. Правда, уже давно уехал. Язык стал забывать.

Вот как… Ерш-то у нас не только с косой полосой, но и, похоже, со мстителями за плечами.Слышал я про их южные разборки, – не приведи, господи, попасть, – семьи под корень вырезают, оставляя в живых только женщин.

– Все. Пару дней отлежишься, а потом все зарастет.

– Вот еще, лежать-то одному! А что, в замке баб совсем нет?

Я смеюсь ему в лицо:

– Совсем! Во избежание ссор между парнями. Заслужишь, обживешься, – поишешь себе зазнобушку в деревне.

– И что, ни разу никто не протаскивал на сеновал?

– Вот только попробуй! Лично выпорю, а мне платить, как ты понимаешь, бесполезно, чтобы помиловал!

Ал раздраженно говорит:

– Потише орите, все-таки я едва этого… – он запинается, – откачал. Пусть поспит.

– Ну, мой милый, этот высокородный меня уже успел к дьяволу отправить.Твоими стараниями. Не так все плохо.

Аларих отрицательно качает головой:

– Да плохо все, по-настоящему плохо. За ним присматривать надо постоянно, а слуги отказываются. Боятся, что умрет.

Это что же значит,что Ал опять будет ночевать в подвале? Не многовато ли на сегодня?

Похоже,меня перекосило от злости, поэтому Крис вполне мирно предложил:

– Господин Грегор, сейчас уже ночь глубокая. Если припрусь в казарму к вашим парням, вряд ли им это понравится. Давайте, я останусь здесь и пригляжу, если что.В се равно где-то до утра мне надо быть. А господин лекарь и вы отдохнете. Сбежать-то мне некуда, ведь так?

– Ал?

Мой мальчишка пожимает плечами.Но это действительно выход.

– Да вы не бойтесь, пригляжу, как за родным. Помереть не дам!

– Ладно. Ал, покажи ему, что и как, и расскажи, где моя комната.

– Но… – Аларих смотрит на меня злыми яростными глазами.

– Никаких но… Твою каморку он долго искать будет, а тут недалеко. Все…

Крис в это время якобы безразлично рассматривает потолок. Но по нарпяженному затылку я понимаю,что зверек весь захвачен любопытством : что же это за дом, где Бастрад и лекарь спят в одной комнате, да что там, понятно, что и ложе общее? Ну и что? Твои бабы в деревне, мои – там же, а мой возлюбленный Ал, – вот он, сердито хмурит брови. Как же, я разболтал нашу тайну!

– Ладно. Так, смотри, Крис…

Ал что-то расставляет на столе, рассказывает, что и как давать. Ставит поильник. Куда делись его плавные и легкие движения, которые я заметил у него в последний раз.

– И еще… Его надо будет несколько раз за ночь повернуть. Только очень острожно. Давай, покажу как…

Прикрикнуть на Ала я не успеваю, он отбрасывает в сторону одеяло, Крис тихо ахает. Ну то, что сейчас наш пленник напоминает скелет, это понятно. Но чуть подсыхающие ссадины на внутренней строне бедер и возле паха не скроешь. Ерш немного бледнеет, прикусывает губу, тихо говорит Алу:

– Похоже, ваши парни славно повеселились с ним!

Для воина, привыкшего входить в чужие города и искать там добычу и развлечения, это отвращение странновато.

Ал мотает головой:

– Это не то, о чем ты подумал…

Крис только пожимает плечами. Ну,ч то сделано, то сделано, назад не вернешь. Хотя я впервые немного начинаю понимать, что натворил что-то непотребное, даже в отместку за то, что сделали со мной. Ал наклоняется чуть ниже,л овко подсовывает руки под спину пленника:

– Понял, как надо?

– Да…

Тон у Киса кислый, он явно не ожидал увидеть что-то подобное.

– Ладно, тогда поверни и накрой его сам, я посмотрю, как ты делаешь.

…Золотой отблеск свечи на спутанных грязных темных волосах.Крис низко наклоняется, легко приподнимает неподвижное тело, осторожно перекладывает его на бок. Почему же мне кажется, что он плачет в душе? Такая осторожная нежность в его движениях… Подсовывает подушку под бессильно запрокинутую голову…

– Господин Аларих, так?

Его вопрос застает меня враслох.

– Да…

Странный воин. Похоже, дворянин. Надо будет поподробнее расспросить о том, где он жил до бегства. И почему мне так стыдно под его взглядом, словно я виноват, что граф оказалс в плену, совсем беспомощным? Я же не могу рассказать ему, что был назван уродом. Да и зачем ему это знать? Сейчас уже ничего не исправить.

– Что-то еще нужно?

–Нет.


Крис.

…Как только затихают шаги Бастарда и его странного спутника, Эйвин открывает глаза, пытается повернуть голову, чтобы увидеть, кто же в действительности остался в комнате. И я отлично знаю, что он меня не окликнет. Чтобы не выдать.

– Ну, здравствуй, дылда белобрысая!

–Крис!

Морда его светлости расплывается в улыбке. Он иногда умеет улыбаться, когда забывает о своей миссии нести в мир порядок.

– Почему ты здесь?

– Не поверишь – ввязался в драку в трактире в каком-то занюханном городишке, надрал парням из стражи … по самое не хочу. Поймали, скрутили и выпороли! Твой ненавистный Бастард вмешался, выкупил меня. Ну вот, я и здесь. А ты, поди, вообразил, что я, как рыцарь на белом коне, приехал отбивать тебя от дракона? Неет, милый, с драконом сам разбираться будешь!

– Опять умудрился! – В едва слышном голосе нашей колючки – смешок.

– Да, это быстро вышло, как-то само собой. Да ты знаешь, как у меня бывает…

– И все-таки, откуда ты здесь? Год назад был на Востоке, в королевских войсках. А тут как очутился?

«Приехал разбираться с многочисленными жалобами на тебя. Его величеству все мозги проели твои недоброжелатели. Ну вот за каким … ты устраивал охоту на разбойников на полях и дорогах лордов? А деревни зачем палил?»

– Приказ, знаешь ли, не обсуждается.

– О чем ты?

– Приказано сменить тебя для успокоения населения.

– Ах ты…!

Аристократическая составляющая слетает с Эйвина очень быстро. А ругаться он может долго и разнообразно. Только поберечь бы ему силы.

– Ладно, не злись. Это не обсуждается. Ты сильно накуролесил за год, лорды сильно недовольны.

– А тем, что эта гадина ползает по королевским землям и грабит их, они довольны?

«Вот как раз вчера я и получил подтверждение того, что, в принципе, довольны. Бургомистр, выходящий рядом с разбойником из собственного дома посреди белого дня – это как раз и показатель всего. Да и Бастард тоже не дурак – на королевскую власть покушения не было ни разу, своих, местных, грабит, а вот королевские конвои следуют беспрепятственно».

– Не знаю. Я только десять дней назад приехал. Пока туда-сюда. Я даже не ожидал, что удастся попасть к Бастарду так просто. Он столь доверчив?

Губы его милости ненавидяще кривятся:

– Принимает всех обиженных, это да.

Но, похоже, наш разговор окончательно вымотал его. Я склоняюсь пониже, а Эйвин пытается отвернуться. Ну да, обиделся, конечно.

– Ладно, поспи немного. Я никуда не уйду. Тебе надо отдохнуть.

– Я не болен!

«Ну да, ты не болен. Просто умираешь!»

– Слушай, граф, угомонись уже. У меня тоже спина крепко посечена. Засыпай, и я отдохну. А то еще и верхом бог знает сколько времени до замка тащились.

– Да…

И такая тоска в этом «да». А что хорошего, если так подумать? Весь израненный, похоже, над ним еще и надругались несколько раз. Это при его-то гордыне... И пока не могу придумать, что предложить Бастарду за его жизнь. Пусть хоть умрет на воле. Только себя? Но, боюсь, не возьмет. Мне и про то, что мой друг мучил Бастарда, рассказали. Под большим секретом и под большим нажимом, правда. Тогда хоть стало понятно, с какого перепугу обычный разбойник умыкнул капитана королевских стрелков едва ли не под носом у караула… Эйвин всегда умел натворить дел походя, да таких, что взвод королевских мудрецов не расхлебает…

Мое самое первое воспоминание о знакомстве с ним… Меня только привезли из родного дома, буквально силой вырвали у матери и увезли на Север. Это сейчас я понимаю, что приказ был отдан столь жестоким, чтобы не дать меня прикончить среди вакханалии междоусобиц. Мать так и погибла через полгода… Да, женщин не убивают. Но только не тех, что стоят плечом к плечу со своими братьями на стенах замка. Мне сказали, что шальная стрела… Потом я узнал, что все было проще: отчаявшись взять наш дом приступом, нападавшие обложили хворостом стены и просто сожгли замок. Вместе со всеми защитниками, слугами, домочадцами. Вернуться мне было некуда. А мой батюшка, отдав приказ вывезти из страны и поместить в монастырскую школу, забыл обо мне напрочь. Да за каким… я ему был нужен. Тут война, тут провинции бунтуют, того гляди, в страну захватчики хлынут, и еще непонятно как прижитый в молодости сын. При том, что у него и так наследников трое, мал мала меньше. Защитил свою кровь от гибели, а дальше уже сам, как хочешь, выплывай.

Привезли меня в этот монастырь, завели в какой-то закуток, сказали: «Жди!» Я – мальчик благонравный, мамин любимый сын, надежа и опора рода, как тут опозориться. Смирно присел в уголке, жду.

И слышу звуки резких ударов. Так лошадь бьют кнутом – хлесткий такой звук. Ругань. А в ответ – молчание. Я из закутка вылез – какая-то дверка, за ней – большой зал. Стоят двое – оба светловолосые, один повыше, он спиной стоит, а второй – пониже, лицом ко мне. И высокий хлещет маленького по лицу перчатками для верховой езды.Со всей силы хлещет.А этот стоит навытяжку и даже руками не закрывает лицо, хотя уже губа разбита и глаз заплывает. Высокий что-то орет. Языка их я не знал совсем и не понял, что он кричит. Но что маленького бить несправедливо – понял. И кинулся со всей дури на этого высоченного парня. От неожиданности он упал ничком, я забрался ему на спину и ору : «Виктория,победа,победа!» А второй стоит так же неподвижно и молча смотрит на меня. Прибежали монахи, оттащили меня от противника. И вломили розгами так, что мало не показалось. Говорят, самого короля пороли в детстве на этой скамейке. Правда, его папаша, тогда бывший у власти. Все-таки королевское дитя, а не приблуда, как я. Выяснилось, что это один из старших братьев графа Эйвина наказывал его за плохо вычищенные сапоги. Семейное дело, в общем-то… Братик на меня долго волком смотрел, но видит око, да зуб неймет… Не той крови, чтобы меня, бастарда королевской крови, тронуть. А с Эйвином меня в качестве наказания поместили в одну келью – для воспитания моих душевных качеств. Он и тогда был как из камня сделан. Или из стали выкован. Непробиваемый такой. И всех ненавидящий... Кроме меня. Хотя дрались мы с ним первое время страшно, до крови, и каждый день, я был ниже ростом, хотя и постарше, а он брал силой и яростью. Так что верх был попеременно то мой, то его. И лупил он меня так же молча, как бил старший брат его самого. А я орал как бешеный, когда удавалось его победить. А вот когда мне сказали о смерти мамы… Он было налетел на меня по привычке, но, когда я на его удары не ответил, мгновенно отстал и оставил меня ненадолго в покое. И потом впервые спросил, что случилось. Не помню, что я ему говорил, но он просидел рядом со мной всю ночь, по-моему, плакал и молился на незнакомом языке – повторял за мной слова молитв. Драться мы перестали – не стало смысла выяснять, кто первый. Просто потому… Потому что мы выросли, наверное… И наши первые любовные приключения были совместными… А потом его забрали. Что-то случилось дома, и его забрали обратно в поместье. А я остался доучиваться глупой латыни и стратегии в исполнении теоретиков-монахов. И сбежал на войну. Папаша вдруг возымел интерес к моей скромной персоне, разыскал среди наемников и отправил служить в регулярные войска. А я опять сбежал. И опять, и опять. Казни за дезертирство не боялся – ну где ж родную кровь на голову укоротить, поэтому и сбегал туда, где мне всегда было весело и всегда понятно было – кто друг, кто враг. В итоге мы сошлись на службе в приграничных гарнизонах – и наемников много, и честь немалая. И там я снова увидел Эйвина. Ну и ненавидели же его подчиненные! Все видел, везде успевал, по бабам и то сходить солдатам некогда было. А это – первейшее дело, между прочим, на войне. Стреляли в него несколько раз. А как он меня воспитывал и сколько раз ловил в самоволках! Ха! Не на того напал! Кому что нравится – тебе вздыхать возле прилизанной дочки лорда, а мне гоняться за хорошенькой шлюшкой! Бог его знает, почему, но я на него никогда не обижался. Даже из-за его дури в голове про незаконнорожденных. Когда он начинал рассуждать, что такая связь дворянина недостойна, что это стыд, что такие дети никак не могут быть полноценными дворянами, я всегда ехидно спрашивал:

– А ведро воды на голову тебе не вылить? Или не по-дворянски морду не набить? Я-то тоже с гербом с косой полосой, и мама с папенькой в церкви не венчаны остались!

– Ты – другое дело!

«Ага, другое,б атюшкину прихоть исполнили, вот и получился я, – не ворона и не голубь, не агнец и не тигр. Нечто посередине».

Его очень неожиданно отозвали. И только потом я узнал, что из-за распри между соседом и их семьей род был проклят, да так, что старшие братья Эйвина все умерли. Он уже тогда оставался один у родителей. Ничего себе вендетта – из могилы достал. И что они захватили земли соседа, а его сына изгнали непонятно куда. Вроде, мальчишка и так прав не имел ни на что, да еще отца убили, считай, на глазах. Я думал, что он пытается замолить свой грех где-нибудь в монастыре, а оказалось, что пошел служить сюда, ловить разбойников. Да вот Бастард ему и попался. А с дурью Эйвина и вышло то, что вышло. И теперь мне эту всю историю как-то надо расхлебывать…

– Злишься? – Эйвин, оказывается, не спал. Рассматривал мое лицо, похоже.

– Нет, соображаю, что делать. Выкупить тебя можно попытаться, но у меня денег совсем нет, а просить короля… Да и захочет ли Бастард?

– Я написал письмо домой, отцу и сестре. Может быть, они смогут помочь…

Его голос срывается от унижения. Еще бы – всегда привык рассчитывать только на себя. Так унизительно просить… Да не дадут они ничего. При их-то отношениях в семье. Сестрица – не дура, Эйвин помрет, они захватят родовые земли, ее дети унаследуют все. А отец : да за каким … он будет тратить деньги для выкупа умирающего сына. И так подохнет, и так подохнет.

– Ладно, спи, завтра что-нибудь придумаем…

А что придумывать-то? В одиночку мне со всем гарнизоном Бастарда не справиться, я не рыцарь Роланд и не храбрый портняжка, а Эйвин навряд ли проживет долго. От лихорадочного шепота Эйвина я вздрагиваю:

– Крис, не надо ничего придумывать. Попробуй выбраться из замка сам. Если Грегор узнает, кто ты, – на воротах замка распнет, не помилует. Тебе уходить надо и побыстрее.

– Что-то я сильно сомневаюсь, чтобы Бастард на такую подлость был способен!

– Ты его совсем не знаешь! Он – словно зверь в человеческом обличье, животное, не знающее стыда. Он же… Он…

«Не надо ничего говорить. Я теперь понял, что он именно сделал. И этого так не оставлю. У Эйвина единственное, что оставалось всегда – его честь. И этого его лишили. Навряд ли у разбойника есть хоть какое-то понятие о рыцарстве. А вот привязанность есть, – мой земляк. Значит, можно сделать ему больно, так же больно, как сейчас Эйвину. И Бастард почувствует это. Да, несправедливо. Но он не имел права творить подобное с моим другом. И беззащитным раненым…

А ведь жаль! Парень-то поначалу мне понравился!»