С. В. Данько Субъективность без субъекта, или исчезающее Я

Вид материалаДокументы
Может ли познающий субъект быть зафиксирован во всех своих качествах как реальное явление?
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

§ 3. Тайна «рассеянных» философов


«Если кто-нибудь сумеет объяснить мне эти

стихи, - сказала Алиса, - я дам ему шесть пенсов. - Я уверена,

что в них нет никакого смысла!»


Наша позиция в этом вопросе может показаться слишком смелой, но мы надеемся, что приведенные далее аргументы позволят считать ее оправданной.

В общем виде она заключается в следующем: адекватных моделей субъекта в РТ не существует и существовать не может, поскольку принцип РТ неявно исключает реальность любого субъекта.

С одной стороны, это шокирующие обстоятельство (если оно действительно имеет место) можно было бы счесть настоящим скандалом в философии, поэтому сразу заверим, что никакого скандала нет. «Потеря субъекта» — не случайный недосмотр, допущенный философами по их прославленной рассеянности, а парадоксальный контур глубокой метафизической истины, которая обреталась в рационализме последние три столетия. Поразительное, но не случайное совпадение состоит в том, что современная европейская метафизика действительно выводит субъект за горизонт мира, уже явным образом исключая его из сферы реальности.

Но не этот рубеж является главной темой данной работы. Дело в том, что загадка «внешнего мира» все еще занимает умы многих исследователей и сообщает определенное измерение обыденному сознанию. Между тем, этой загадки больше не существует, и ее современная реконструкция опасна неверным толкованием значимых событий в философии. Поэтому наша задача по преимуществу «клининговая», деструктивная, она связана с тем, что «тупик» гносеологии, на самом деле, уже пройден, и следовало бы освободить, очистить мысль от рудиментов исчерпавшей себя философской идеи. Для этого надо сделать более очевидной и рельефной парадоксальную суть рационализма, и, тем самым, подсветить центральную линию развития философии на протяжении последних четырех столетий. Это позволит отбросить лишнее и увидеть традицию в свете того, что она была призвана выразить.

Для этого потребуется усилия, поскольку строительные леса метафизики успели превратиться в окаменелости. Об этом свидетельствует не только философия, но и обыденные представления: практически каждый согласен с тем, что реальный мир существует сам по себе, независимо от того, как мы его воспринимаем и что о нем думаем. Понятно, что по большому счету, обыденное сознание не испытывает особой нужды в подобном уточнении «реального мира», но никто не удивится, услышав такое определение реальности, а это значит, что оно не чуждо обыденному сознанию, более того, принимается как естественное, как «трюизм».

Более того, многие готовы поддержать философскую интригу, допустив, что наблюдаемый нами «реальный мир» есть «наша собственная иллюзия», за которой скрывается таинственная «подлинная реальность». Несмотря на игровой характер таких взглядов, нельзя согласиться с тем, что они никак не влияют на жизнь в целом. На их почве создаются повести и романы (напр., «Иллюзии» Ричарда Баха), сценарии кинофильмов («Матрица»), культы «духовных» общин, образуются принципы и идеалы частной жизни людей и т.д. И далеко не каждый готов допустить, что сама идея «внешней реальности» — алогична, неясна и в определенном отношении бессмысленна.

Не исключено, конечно, что пролонгированная, всесторонняя проработка этой идеи в различных формах культуры все еще может способствовать ее развитию, высвечиванию ее подлинного смысла и ценности, но, очевидно, это не должно происходить ценой утаивания той парадоксальности, которая ей присуща.

Итак, покажем парадоксальность общего принципа РТ, для этого рассмотрим, как установка на «объективную действительность», или «независимую от субъекта реальность» согласуется с самим понятием «субъект».


§ 4. Познающий Никто


«.Д-да... - подумала Алиса. - Видала я котов без улыбки,

но улыбку без кота! Такого я в жизни еще не встречала...»


Поскольку принцип РТ не выводится в теориях, а постулируется как некая самоочевидность («трюизм»), назовем его здесь аксиомой А(s), а соответствующие теории будем кратко называть Т(s).

Теперь уточним логику этого принципа, представив его в более строгом виде:

Реальные (действительные) объекты - те, и только те, которые не зависят от познающего их субъекта, т.е. существуют независимо от того, существует ли субъект. Соответственно - нереальные (не существующие в реальности, недействительные, фиктивные) объекты - те, и только те, которые зависят от субъекта, т.е. существуют тогда и только тогда, когда существует субъект.

Понятно, что следование этой аксиоме предполагает достоверность всех высказываний, в которых описывается субъект (чем бы он ни являлся). Согласно интерпретации достоверности в РТ, это означает, что сам субъект должен быть реальным, действительным, а не фиктивным.

Поставим следующий вопрос:

Может ли познающий субъект быть зафиксирован во всех своих качествах как реальное явление?

Если субъект выступит предметом рассмотрения в теории Т(s), то его описание, во избежание внутренних противоречий теории, не должно отклоняться от принятой изначально аксиомы А(s), из чего следует, что реальным (действительным) может считаться только такой субъект (выступающий теперь в качестве объекта), который не зависит от субъекта (познающего самого себя в качестве объекта). Иными словами - в рамках Т(s) реальный субъект должен существовать независимо от своего собственного существования, т.е. существовать независимо от того, существует он или нет, что является очевидной бессмыслицей.

Из сказанного следует, что в пределах Т(s) нет формальной возможности указать, в чем состоит реальная сущность субъекта. Его свойства и отношения (в частности, к познаваемому объекту) в принципе не могут интерпретироваться как реально существующие, так как субъект (как и любой другой мыслимый предмет) существует лишь тогда, когда он сам существует. Тем самым субъект автоматически попадает в число не реальных, фиктивных предметов, то есть таких, которые не существуют независимо от субъекта.

Итак, аксиома А(s) исключает возможность подтвердить или опровергнуть какие-либо высказывания о субъекте и его когнитивной связи с объектом познания в соответствии с установкой на «реальность», представленной в самой А(s). Согласно этой установке, условие достоверного знания о субъекте должно состоять в признании его одновременно существующим и несуществующим.

Не исключено, что сказанное слегка напоминает карточный фокус — подставили субъект на место объекта, воспользовались произвольной формулировкой принципа, и вот вам пожалуйста — субъекта больше нет. Достаточно слегка изменить формулировку, или обсудить вопрос о корректности подстановочной процедуры, и все вернется на свои места.

Но если не спешить с выводами и вдуматься в знакомые фразы, такие, как «факты принадлежат объективному миру», «такова объективная реальность», «реальность существует сама по себе» и т. д. - то покажутся ли они столь же ясными, как, например, выражения «показания водосчетчика не зависят от качества потребляемой воды» или «кошка гуляет сама по себе»? В каком смысле реальность «не зависит» от субъекта? От кого, от чего именно она «не зависит»?

На первый взгляд, эти вопросы вполне доступны не только философскому анализу, но и элементарному здравому смыслу. Но не тут-то было, здравый смысл пасует при первой же попытке их прояснить.

Это не случайно, идея «независимой от субъекта реальности» вовсе не является простой житейской очевидностью, как могло бы показаться. В ней воплотились сложнейшие метаморфозы философской мысли, образовавшие ее лишь к XVII в. Более того, сама эта идея, как было упомянуто, есть не итог обсуждения проблемы, а лаборатория новых мировоззренческих позиций, этап на пути к иному пониманию мира. Потому-то попытки ее прояснения на уровне здравого смысла обречены на неудачу, здравый смысл не располагает инструментарием, необходимым для ее анализа.

Однако сейчас мы все же попытаемся освоить эту идею без прямого учета подводных течений, глубинных метафизических процессов, заострив простой вопрос: может ли человек уловить в себе нечто, от чего в каком-то смысле не зависит постигаемая им реальность? И ясно представить, к каком смысле «не зависит»?

Очевидно, если мы заранее знаем, что такое реальность, в целом, или в частностях, нам не понадобится субъект для уточнения реальности, и принцип «независимости» останется, по меньшей мере, избыточным. Если же мы пока не знаем, что такое реальность, тогда «реальность» означает для нас лишь «нечто, независящее от субъекта». Тогда для более содержательного определения реальности необходимо выяснить, что есть субъект и как может быть представлена «независимость» от этого субъекта.

Допустим, удалось очертить субъект. Допустим, при этом не удалось еще ясно представить себе характер независимости реальности от субъекта. Но, во всяком случае, взятый предельно широко смысл «независимости» должен состоять в следующем: реальность останется неизменной, если «убрать» субъект. Если субъект перестанет, например, видеть, слышать, мыслить и существовать, наконец, то с реальности и «волосок не упадет».

Так вот, вернемся к вопросу — каким образом возможна реальность самого субъекта, если определение реальности достигается исключительно за счет удаления субъекта? Как субъект может оставаться реальным, если для фиксации его реальности мы должны его полностью устранить? Что от него тогда останется? Глаза? Уши? Разум? Нет, все эти версии проваливаются, поскольку глаза, уши и разум будут полагаться в РТ реальными, если и только если не зависят от субъекта, то есть они либо нереальны (субъективны), либо не имеют к субъекту никакого отношения. Тем же путем придется отменить любые иные предполагаемые качества субъекта.

Это выглядит странным, поскольку ничто, казалось бы, не мешает нам считать, например, зрение реальным способом визуального восприятия, а то, что мы видим — либо реальностью, либо фикцией. Фиктивность, соответственно, будет связываться либо с клиническим дефектом зрения, либо со здоровой реакцией на некоторые раздражители (например, слишком яркий свет или резкий контраст, приводящий к иллюзиям в восприятии) либо (и здесь мы вступаем на почву развитого субъективизма) будет считаться результатом природного устройства органа зрения.

Но утверждение о существовании глаза и всей цепи реакций, приводящих к появлению визуальных объектов, есть не что иное, как произвольное допущение, принятое на основе некой «очевидности». И у нас есть полное право поинтересоваться, существует ли глаз на самом деле. И тут выясняется, что любой ответ запрещает относить глаз к субъекту — теперь субъектом должно считаться то, что так или иначе судит о глазе. Но указать, что это — невозможно, как только мы подыскиваем для этого некое название, например - «ум», как тут же будем вынуждены повторить всю процедуру и вновь получить ту же дилемму. И так далее, за что бы мы не ухватились в поисках субъекта, оно тут же выскальзывает из концепта последнего, превращаясь в объект — реальный или фиктивный (неизвестно).

Так где же субъект? Он нигде. Ни реальным, ни фиктивным он не может быть, хотя логически он вроде бы должен стать именно фикцией, как было показано, но это лишь в том случае, если мы согласны рассматривать его как объект (что, понятно, не спасает положения). Если же счесть подобную подстановку недопустимой, то субъект навсегда останется абсолютно бескачественным, тем, что в принципе нельзя представить как нечто. Не реальность, и не фикция, в этом смысле мы и скажем, отбросив сомнительный, если угодно, джокер, что субъект есть неуловимое ничто. Просто потому, что в универсуме РТ он не может быть чем-то.

Для большей наглядности приведем пример, который многие скептики-субъективисты считают надежным аргументом в пользу своего подхода.

Априори мы, как правило, убеждены, что мировосприятие стрекозы или щуки коренным образом отличается от человеческого. Но что стоит за этим убеждением, кроме того, что общение со щукой (или стрекозой) затруднено? Строго говоря, нельзя исключить и такое нелепое, казалось бы, допущение, что щука или стрекоза просто не стремятся с нами общаться, или, как сказочные цветы в «Зазеркалье» Л. Кэрролла, считают «неудобным заговаривать первыми». При всей абсурдности предположения, что наблюдения щуки адекватны нашему видению мира, у противоположного представления тоже нет рациональных оснований.

Если мы руководствуемся принципом РТ, то реальность не должна зависеть ни от «щучьего веления» (условий наблюдения), ни от специфики человеческого представления. Вроде бы, картина ясна: есть некая универсальная реальность, в которой обитает и человек, и щука, и прочие существа, но каждое существо видит мир по-своему, согласно своему способу восприятия, своему образу жизни и т.д. Однако, полнота этой картины никогда не может быть достигнута: если миры щуки или человека объявить фикцией относительно универсального мира, то в самом человеке или щуке должно быть выявлено нечто, что приводит к образованию этой фикции. Кроме того, мы должны получить возможность сравнить субъективные качества человека и щуки, выявить различия в перцептивных или конгитивных функциях, то есть — в способах постижения объекта — лишь так мы получим доступ к рациональнму обснованию различия самих наблюдаемых миров. Но никакой возможности сравнить субъекты не существует в РТ, поскольку нечего сравнивать, ничего нет, кроме пошагового умножения объектов, реальность которых всегда под вопросом, потому, что сам вопрос, как высняется, под вопросом.

И дело не в том, что мы не в состоянии заглянуть в приватную область «щучьего мировоззрения», а в самой модели когнитивного процесса: пока мы вообще допускаем осмысленность проводимого сопоставления, мы вынуждены конструировать модель щучьего мировосприятия так же, как собственного.

Мы должны рассуждать, например, так: проведенные исследования показали (допустим), что глаз щуки неспособен распознавать цвета и фиксирует лишь силуэты окружающих предметов. Если бы щука могла мыслить, она решила бы, что эти силуэты и есть все, что есть. Она бы не знала, что здесь злую шутку сыграли с ней особенности ее физической организации, о которых она не подозревает. Из того, что человек видит этот же предмет иначе (цветным), следует, что на месте одного реального предмета появилось два сомнительных объекта, один из которых — наверняка фиктивен. И дело не в том, чей объект фиктивен, а в том, что мы, вроде как, подтвердили саму возможность зависимости объекта от неких функций, «встроенных» в наблюдателя, и этого достаточно, чтобы остаться в сомнениях относительно собственного, а не только щучьего видения мира.

Этот пример, на самом деле, указывает на весьма любопытный аспект скептической аргументации, некоторую ее «хитрость». Здесь важным является то, что щука как бы «не знает» о своем специфическом способе восприятия, а если бы она могла об этом знать, и, условно говоря, могла бы мыслить, она повторила бы всю описанную выше процедуру, приведшую ее к вопрошанию о самом способе восприятия.

Щука — это копия принятой в РТ модели познавательного отношения человека к миру, субъективист тоже «как бы не знает» о существовании особого органа зрения, и потому не должнен ставить его под вопрос. Субъективист как бы «удваивается» в рассуждении, в моделировании познавательно процесса.

С одной стороны, он уподобляется неосведомленной щуке, доверчиво разглядывающей водоросль (пусть человек будет разглядывать куст сирени). С другой стороны, умудренный опытом и логикой, указует на щуку и самого себя с ухмылкой: вгляд-то замылен, водоросль не просто силуэт, а сирень вовсе не сиреневая.

Этого мудреца, хитроумного наблюдателя за наблюдателями, один из которых «он сам», мы и спрашиваем: откуда ты знаешь о существовании «взгляда» того простака, который полагает, что сирень — сиреневая? Почему ты полагаешь, что о «взгляде» ты знаешь больше, чем о «сиреневости сирени», почему ты думаешь, что конструирующие способности твоего собственного ума и прочих твоих качеств не распространяются на само твое суждение о «взгляде»? И тут мудрец мгновенно «сливается» с собою как наивным наблюдателем сиреневого куста и начинает просто созерцать сиреневую сирень, как бы не зная о существовании своих познавательных функций. По принципу: то, что мне дано как наблюдателю, и есть объект, а о том, как мне это дано, я ничего не знаю, и не должен верифицировать это в своей системе рассуждений.

Если же мудрец задержится вне собственной модели познавательношго процесса, то, возможно, признает, что в теории, где мы ничего не знаем о реальности, где всякая реальность верифицируется за счет субъекта, сам субъект вообще не подлежит верификации и принимается во всей совокупности своих качеств как произвольная, и, к тому же, парадоксальная предпосылка.

Итак, как ни крути, мы нашего субъекта нигде не отыщем, он оказывается тем самым черным котом, которого ищут в темной комнате, когда его там нет.

Заметим, что субъект увереннее «подмечает» свои контуры, если за ним маячит нелегально принятая «готовая» реальность. Если последнюю удалить как предпосылку, то и субъект немедленно растворяется, как тень в тумане.

В качестве последнего аргумента мы предлагаем читателю обнаружить в себе самом свое познающее начало, и если в результате ничего не будет обнаружено (кроме интуитивно схваченного «я», всякий раз неразличимо слитого с любой помысленной определенностью), то читатель понял, о чем здесь идет речь.