Geum.ru

Материалы региональной научно-практической конференции (20-21 декабря 2007 года) Орск 2008

Вид материалаДокументы
С. Л. Орлова (Орск) Функциональное своеобразие криминального жаргона
А. В. Флоря, Л. В. Мясникова
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19


С. Л. Орлова (Орск)

Функциональное своеобразие криминального жаргона



Вопрос о функциях, выполняемых криминальным жаргоном, будучи достаточно разработанным в отечественной лингвистике, остается спорным.

Традиционно выделяют следующие функции арго.

1. Конспиративную (тайную, условную). Арго предназначено для сокрытия информации от посторонних, не принадлежащих к воровскому сообществу. Эту функцию чаще всего называют основной.

2. Опознавательную. Арго – пароль, по которому узнают друг друга преступные элементы. Д. С. Лихачев в статье «Черты первобытного примитивизма воровской речи» писал об этом: «Воровская речь должна изобличать в воре «своего», доказывать его принадлежность воровскому миру наряду с другими признаками, которыми вор всячески старается выделиться в окружающей его среде, подчеркнуть свое воровское достоинство…»1.

3. Номинативную. В арго существует большое количество слов и выражений, которые используются для обозначения предметов и явлений, специфичных для преступного мира (полуцветник – «вор-стажер у опытного вора», накапать вслепую – «проговориться на допросе случайно»).

4. Мировоззренческую. В криминальном жаргоне заложена «сложная сеть коллективных представлений, охватывающих всю жизнь вора до мельчайших ее деталей» [4; 359]. В основе этого мировоззрения лежит представление о непримиримой борьбе двух миров – мира «урок!» и мира «мурок». Арго придает «героический» характер преступной деятельности в глазах самих преступников и помогает им оправдать в своих глазах насилие по отношению к законопослушному миру.

5. Эмоционально-экспрессивную. Стремление к речевой выразительности является ответом на частые стрессы и отчужденность общества. «Воровская речь, «блатная музыка», действительно музыка в том смысле, что она больше действует на эмоции, чем на интеллект»1.

Однако эмоция, выражаемая жаргонным словом, по мнению Д. С. Лихачева, не индивидуальна, а предопределена традицией, передает исключительно коллективное отношение: либо явление признается «своим» и, следовательно, заслуживающим ободрения, либо чуждым, опасным, а значит, экспрессия отрицательная. В. Ф. Пирожков так пишет о выразительности воровской речи: «… в уголовном жаргоне ни одно слово не произносится нейтрально, а чаще всего с подковыркой, с нескрываемым пренебрежением. Говорящий, как правило, стремится покрасоваться, кого-либо уязвить, задеть, дискредитировать, поставить на место»2.

Таковы функции, традиционно приписываемые арго в научной и учебной литературе.

Однако Д. С. Лихачев аргументированно отрицает наличие у арго конспиративной функции: «Так же наивно предположить, что вор может соблюдать конспирацию, разговаривая на своем «блатном языке». Воровская речь может только выдать вора, а не скрыть задумываемое им предприятие: на воровском языке принято обычно говорить между своими и по большей части в отсутствие посторонних.

Что воровская речь не может служить для тайных переговоров, должно быть ясно из того, что насыщенность ее специфическими аргоизмами не настолько велика, чтобы ее смысл нельзя было уловить слушающему»3.

В качестве альтернативы Лихачев называет одной из основных функций магическую: воровское слово является либо сигналом, либо в той или иной форме выраженным принуждением. Возрождение элементов магического отношения к миру в сознании вора определяется тем, что успех его дела в высокой степени зависит от случайности, связан с риском. Особенно ярко магическая функция, по мнению Лихачева, проявляется в момент воровской божбы («век свободы не видать», «сукой буду»), в наличие эвфемизмов, заменяющих слова, на которые наложено табу (смерть, умереть, убить и пр.), в традиции воровского хвастовства (рассказах о мнимых преувеличенных успехах), аналогом которому, по Лихачеву, являются ритуальные действия шамана. Слово, в представлении вора, обладает огромной силой воздействия на события, что приводит, с одной стороны, к почитанию слова, а с другой, – к страху перед ним.

Точка зрения Д. С. Лихачева кажется нам глубоко обоснованной, однако в данной статье мы рассмотрим, каким образом традиционно выделяемые функциональные особенности арго определяют его лексику и фразеологию.

1. Конспиративная функция проявляется в следующем:

- отсутствие связей между семантикой однокоренных в литературном языке слов:

отказывать – 1) отговаривать, 2) отпирать замок;

отказчик – осужденный, отказывающийся от работы;

лимон – один миллион рублей (долларов); лимонад – отвар из сухих головок мака; лимонить – 1) убивать, 2) играть в карты, не имея возможности расплатиться; лимонка – развратная женщина.

- наличие «мнимых» форм слов, то есть форм, значения которых не связаны:

агалец (оголец) – мальчик; агальцы – ключи;

парус – простыня; паруса – белые стены в помещении.

- широкое развитие полисемии, при которой связи между значениями трудноустановимы:

стуколка – 1)проститутка; 2) часы; 3) гвоздь;

стекольщик – 1) вор, совершающий кражи через окна; 2) навязчивый человек;

стук – 1) донос; 2) окончание срока;

факел – 1) пожар; 2) жизнь; 3) синяк под глазом.

- наличие слов-дублетов, то есть абсолютных синонимов основных воровских понятий (убить, грабить, вор, кража, нож, лгать, проститутка, спиртное, наркотики, игра в карты и пр.).

Приведем ряд дублетов к слову деньги – акча, аше, бабули, балабоны, барыши, богоны, бон, время, голуби, голье, драхмы, дрожжи, дрожки, дубы, жабы, гроши, гульдены, колы, корочки, коры, лава, лавы, лавешки, лавье, ловое, ловышки, лой, мойло, молоко, овес, прайс, капуста, сары, сармак, таньга, тити-мити, фанды, филки, филы, фишки, форинты, форс, форцы, хруст, цифры, цуца, чабар, шайбы, шмели (более 50 слов). В. Ф. Пирожков отметил, что для обозначения проститутки имеется около 180 «терминов», доносчика – свыше 125, грабить – около 80, воровать – 128 и т. д.

- наличие слов и фразеологизмов-перевертышей:

замок – серьги, но ковырять серьгу – взламывать замок;

клопа давить – звонить в квартиру, но звонить в квартиру – давить клопа на стене;

телевизор – шкаф, но шкаф – телевизор;

подвал – метро, но метро – подвал.

- Активное использование личных имен для называния предметов, состояний, характеристики лиц и пр. (в этом случае имя собственное становится нарицательным):

аленка – ведро; алешка – швейцар, прислужник; алеха – товарищ; алеша – придурок; алик – пьяный; аннушка – выдумать задуманное невозможно; антон – дворник, сторож; ванька – подследственный; ваня – недалекий, малограмотный человек; володя – жертва преступления; егор – вор, вызывающий подозрение у преступников; иван – главарь преступной группировки; иван иваныч – прокурор, иванушка – умственно отсталый; катя (катька) – сторублевая купюра; клава – женщина-придурок; машка – пассивный гомосексуалист; матрац; матрос; маша – женщина, главарь преступной шайки; марьяна – проститутка; марфа – морфий; макар – неустановленный преступник; максим – добродушный, камерный шут; нюшка – девушка, не принадлежащая к преступному миру; нина – проститутка; светлана – умывальник; татьяна - резиновая милицейская палка; тимофей – лицо, приводящее в исполнение смертный приговор; яшка – человек на побегушках; похлебка.

Связь бывшего имени и нового его значения кажется произвольной. Затрудняет понимание и расхождение значений у вариантов имени (см. алешка – алеха – алеша; ванька – ваня – иван – иван иваныч – иванушка).

2. Номинативная функция проявляется в детализации названий предметов и действий, имеющих отношение к «профессии» вора. Например, кроме слов-дублетов со значением «деньги» в жаргоне используется целый ряд слов, называющих деньги в разных ситуациях: «чешуя», «фильки» – мелкие деньги, «финалы», «цвет», «замали-зоте», «мякоть» – денежные купюры, «бобки чистые» – наличные деньги, «шелестуха» – новые деньги, «блины» – фальшивые деньги, «пресс», «ярус» – пачка денег, «игрушки» – деньги, выигранные в азартной игре, «форсы» – крупная сумма денег.

Д. С. Лихачев приводит ряд идеографических синонимов с общим значением «бить», различающихся упоминанием/неупоминанием орудия, цели избиения, части тела, по которой бьют и иных обстоятельств: «гладить» – бить наганом по голове; «темнить» – быть по темени либо «втемную», то есть скрытым, тайным образом; «дрыновать» – бить палкой, «дрыном», собственно «палковать»; «нести» – бить (при самосуде)1.

3. Мировоззренческая функция связана с яркой оценочностью слов, представляющих явления криминального мира как носящие невинный характер или даже благородные, а некриминальные – как нечто малозначительное, мерзкое или враждебное. Примеры первого типа: автор – главарь преступной группировки; музыкант – вор; кровный брат – преступник, принятый в преступную группу; агнец – впервые осужденный; картинка – преступление; врача пригласить – избить; исполнить – убить.

Примеры второго типа: харкота – совесть; укроп – крестьянин; шибздик – низкорослый человек; дубак – сторож, милиционер; волки – работники уголовного розыска; валет – 1) дурак, 2) офицер МВД. Оппозиция «свой» - «не свой» включает механизм психологической защиты, позволяющий преступнику «не замечать» аморальности деятельности.

4. И, наконец, эмоционально-экспрессивная составляющая воровского арго оказывается, по мнению Д. С. Лихачева, доминантной в семантике арготизма: «воровская речь, «блатная музыка, действительно музыка в том смысле, что она больше действует на эмоции, чем на интеллект»2. Экспрессивная семантика проявляется практически у каждого из арготизмов: волосатики – чужие, не свои, подозрительные; укроп – не просто сельский житель, а неотесанный крестьянин, никогда не бывавший в городе; жиган – лихой вор, воровской герой; акус – презираемый заключенный. Другим проявлением экспрессивности можно назвать дисфемизацию, троп, в основе которого лежит замена нейтральных слов непристойными, грубыми: бздеть – пугаться, бояться (от «бздо» - желудочные, кишечные газы), жопник – задний карман брюк; мастурбатор – политработник в ИТУ; пидерка – летний головной убор заключенного; пидорка – небольшая ручная мужская сумочка.

Экспрессивность жаргона проявляется также в активном использовании фразеологизмов. Из 11000 лексических единиц, представленных в «Словаре тюремно-лагерно-блатного жаргона», около 2000 составляют фразеологизмы, каждый из которых, называя предмет, дает ему яркую эмоциональную оценку:

бабочку крутануть – вывернуться, оправдаться;

бабьи слезы – вино-водочный магазин;

ваши не пляшут – вы не правы;

гусей гнать – притворяться непонимающим;

гусей гонять – притворяться дураком;

шарик блатной – солнце.

В отличие от традиционных русских устойчивых выражений, фразеологизмы арго часто имеют очень неконкретное, почти ситуативное значение: умный чукча – азиат с высшим образованием; алика помыть – ограбить пьяного; закрыться бушлатом – находиться на рабочем месте, не работая; машка щекотнулась – женщина поняла, что у нее из сумки воруют.

Кроме того, Д. С. Лихачев отмечает фразеологическую закрепленность как одну из главных черт арготизмов: арготизмы употребляются не свободно, а в определенных штампованных сочетаниях. Так, хотя арготизм «длинно» означает «хорошо» и у него нет какого-либо особого оттенка значения, однако он возможен во фразе «длинно живем», но невозможен – «длинно сделай что-нибудь». Другой пример: слово «масло» в арго означает «ум, сообразительность, знание» и употребляется только во фразах «здесь без масла не подъедешь» или «на это масло надо иметь» и аналогичных им.

Таким образом, оказывается, что каждая из функций арго проявляется практически в каждом арготизме, они накладываются друг на друга и взаимообуславливают друг друга: оценочная обеспечивает мировоззренческую; конспиративная базируется на номинативной и, в свою очередь, является основой для опознавательной.


А. В. Флоря, Л. В. Мясникова (Орск)