Материалы региональной научно-практической конференции (20-21 декабря 2007 года) Орск 2008

Вид материалаДокументы
Морфологические особенности российской публицистики 1990-х гг.
Наше (мое!) замятинское «мы» в основном не одобряет смертоубийство сограждан в Чечне, но что же оно безмолвствует?
Многие в России, в том числе и автор данной статьи…
Новые цивилизации возникают самостоятельно, то есть независимо от исторического опыта
Впрочем, коллаборционисты всегда вели себя более подло, чем собственно оккупанты
Начальный этап превращения Москвы в «Рим» проходил еще под знаком византизма
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

Морфологические особенности российской публицистики 1990-х гг.



Морфологическая стилистика рассматривает стилевое функционирование грамматических категорий и грамматических форм.

Стилистические средства морфологии складываются из: 1) наличия в русском языке вариантных форм одной и той же грамматической категории (грамматические синонимы), 2) способности грамматических форм выражать не одно, а несколько значений (грамматические омонимы)1.

Рассмотрим стилистику форм имени существительного. Прежде всего стилистически значимыми являются лексико-грамматические разряды и категория числа.

В современной российской публицистике часто используются абстрактные или нарицательные существительные, перешедшие в собственные: А еще удручает, что рождаемая современной состязательной публичностью интеллектуальная псевдо-элита подвергает осмеянию абсолютность понятий Добра и Зла, прикрывает равнодушие к ним «плюрализмом идей» и поступков (А.И. Солженицын. Как нам обустроить Россию // КП. – 1990. – 18 сент.); Кстати, падение брежневского режима и начало перестройки тоже вызвало ощущение, что навсегда уходит какой-то огромный материк отечественной Истории (Л.А. Булавка // СМ. – 1999. – № 3); В сущности, конфликт Компактности и Рассеяния затрагивает базисные принципы всей человеческой цивилизации; В сфере познания противостояние Труда и Рая сегодня стало реальным культурным конфликтом; Одни пытаются обобщать реальность, у которой, говоря словами Гете, нет ни ядра, ни оболочки; другие знают Ядро и плюют на оболочку (К. Г. Фрумкин // СМ. – 2000. – № 9); Естественно, чем больше законов, тем больше тень от них, и выход заключается в сокращении сферы права и правил и самоорганизации Тени, что само собой выводит ее на Свет (Б. С. Ерасов // СМ. – 2000. – № 9). Иногда собственность таких существительных мотивируется метафорическим уподоблением географическим названиям (материк Истории, царство Ошибки, царство Глупости2), именам личностей (Мать-История), эмблематике классицизма (Добродетель, Порок) и другими причинами.

Переход нарицательных и абстрактных существительных в собственные (квази-конкретные) показывает отношение журналистов к описываемым явлениям: для них эти явления значимы, весомы, глобальны.

Совсем другое отношение журналистов к явлениям просматривается в том, что абстрактные и собирательные существительные употребляются как конкретные (причем в форме мн. ч.), чем достигается эффект снижения уровня того, о чем идет речь. Покажем это на примерах: В России кризис элит. Естественно, не одни лишь элиты в кризисе (Б.Ю. Кагарлицкий // СМ. – 1999. – № 1); Неспособность правящих сегодня в России элит вывести страну из кризиса очевидна (Б. Ю. Кагарлицкий // СМ. – 1995. – № 2); Основная часть правящих элит России – выходцы из деревень (В.Г. Федотова // СМ. – 2000. – № 2); Совершенно очевидно, что базой стабильного процесса «глобализации» могла служить только неумолимая потребность отдельных национальных экономик в активном взаимодействии друг с другом; между тем технологический прогресс западных обществ, обеспечивший их доминирование в мировом хозяйстве, в то же время обусловливал их возрастающую самодостаточность (В. Л. Иноземцев // СМ. – 2000. – № 1); Глобализация – это слияние национальных экономик в единую, общемировую систему (А.И. Уткин // СМ. – 2000. – № 11).

Основное значение множественного числа – обозначать раздельное множество. Если же мы говорим о форме мн. ч. у абстрактных и собирательных существительных, то отмечаем, что здесь категория числа лексико-грамматическая: формы числа различают лексические значения. Так, отношение к элите в настоящее время далеко не самое положительное. Потому снижение уровня людей, которые традиционно образовывали элиту общества, выражается в морфологии тем, что это существительное употребляется во множественном числе.

Что касается существительного «экономика» и «»общество», то, возможно, появление формы мн. ч. обусловлено различием в экономиках и общественных традициях разных стран. Чтобы показать их различия, несхожесть, журналисты употребляют форму мн. ч.

В публицистике 1990-х гг. часто наблюдается переход собственных имен в нарицательные, что проявляется в употреблении их в форме мн. ч.: А кто это? Это местные «Ельцины» (СМ. – 2000. – № 3); Бываловы с портфелями (персонаж «Волги-Волги») осваивались в роли Вольтеров! (Ю. Каграманов // Континент. – 1997. – № 94). Такие формы свидетельствуют о том, что характеры, обозначенные собственным именем, являются типичными для нашего времени. Формы мн. ч. выражают также отношение журналиста (часто негативное) к называемому имени.

Такова стилистическая морфология имени существительного.

Характерной чертой публицистики является употребление местоимений. Местоимения 1 л. ед. ч. часто являются показателем субъективизма материала статьи: В этой цитате я позволил себе одну заминку (С.А. Яковлев // СМ. – 1999. – № 6); Я не поленился и посчитал; Как социолог, профессионально занимающийся меньшинствами и малыми группами, я привык скептически относиться к средним данным (А.Н. Тарасов // СМ. – 1999. – № 10); Полностью признавая фундаментальную роль экономики и политики в делах человеческих, я полагаю, что сейчас на авансцену общественной жизни вышла именно идеология (Г.Х. Шахназаров // Коммунист. – 1990. – № 4); Не только правительство не объясняет (я уверен, и не может объяснить), для чего ему нужен этот флот… (Д.Е. Фурман // СМ. – 1995. – № 8).

В статьях довольно часто встречается личное местоимение 1 л. мн. ч. «мы» в «гентильном» (родовом) значении: В этом случае мы сможем пройти революционный переходный период в условиях демократии, не прибегая к «твердой руке», совершая свой политический выбор при помощи средств, достойных цивилизованной нации (В.В. Согрин // Коммунист. – 1990. – № 3); Мы помешаны на «врагах» (Л.А. Аннинский // СМ. – 1999. – № 12); Мы не только производили меньше, но и отстали в гораздо большей мере, нежели в советское время (Б.Ю. Кагарлицкий // СМ. – 1999. - № 7); Оглядываясь на ельцинское десятилетие, мы действительно видим неоднократное повторение (со значительными вариациями, конечно) одного и того же сюжета (Ю. Буртин // СМ. – 2000. – № 3).

Употребление местоимения «мы» говорит о том, что журналисты и читатели – единое целое: они говорят и мыслят одинаково, они живут в одной стране. Об этом же говорит употребление местоимения «наш»: […] наша политическая система удивительным образом сочетает «европейский» фасад с совершенно кондовым и вполне традиционным «азиатским» авторитаризмом (Б.Ю. Кагарлицкий // СМ. – 1999. – № 7); В Буденновске мы увидели, чего стоят наши «крутые» на самом деле (Б. Ю. Кагарлицкий // СМ. – 1995. – № 8); Над нашим мышлением все еще довлеет спор с капитализмом (А.Н. Яковлев // Коммунист. – 1990. – № 4); Это наш «культурный код», специфическая форма эволюции нашей культуры и одновременно наша специфическая трудность, основное препятствие, которое нам надо преодолеть, чтобы стать «нормальной страной» (ибо западные ценности уже перестали быть западными, это просто общечеловеческие ценности современности) (Д. Е. Фурман // СМ. – 1995. – № 3).

В связи с этим отметим следующее употребление местоимений во фразе: Наше (мое!) замятинское «мы» в основном не одобряет смертоубийство сограждан в Чечне, но что же оно безмолвствует? (А. Е. Разумов // СМ. – 1995. – № 1). Здесь журналист как бы выражает протест против обобщенного «мы», выражая тем самым субъективный взгляд («мое!») на проблему войны в Чечне.

Под влиянием научного стиля авторы нередко говорят о себе в третьем лице, в частности: Многие в России, в том числе и автор данной статьи (В.Г. Федотова // СМ. – 2000. – № 2).

Ярким признаком публицистического стиля является обращение к читателю. Это выражается при помощи личного местоимения 2 л. мн. ч. «вы»: Как вы думаете, хронически бедный народ может бесконечно поддерживать такой режим жизни? (А. Разумов // СМ. – 2000. – № 11); Вы прекрасно знали, что народ не с вами. Ваш президент давно нарушил главное условие своего договора с народом: быть честным. Помните, как еще совсем недавно вы яростно, словно на карту была поставлена ваша жизнь, добирались до истины: знал Горбачев или не знал? Участвовал ли активно или хотя бы молчаливым потворством во всем том неприличном, что происходило в стране? (С. А. Яковлев // СМ. – 1999. – № 6).

Из примеров заметно, что местоимение «вы» употребляется чаще в вопросительных предложениях и выражает уважительное обращение к оппоненту, с иронической (даже саркастической) коннотацией. Это и средство противопоставления журналиста читателю.

Иногда в материалах статей употребляется местоимение «Вы», по смыслу тождественное «мы родовому», то есть здесь вы = мы. Такие формы местоимения (вы, вас) подчеркивают причастность журналиста к народу, массе, говорит об их единстве. Таково употребление местоимения «вы» в статье А. Молчанова «А в комнатах наших сидит Комиссаров!..»1: подзаголовки «Вас отучают думать», «Вас обманывают», «Вас унижают», «Вас приучают к бескультурью», «Вас провоцируют», «Вас используют», «Вас держат за дураков».

Итак, мы рассмотрели стилистическую морфологию местоимения и отметили, что она (стилистика) связана с лексико-грамматическими разрядами местоимений.

Морфологическая стилистика глагола связана преимущественно с категорией лица и наклонения.

Сначала остановимся на категории лица. Выше мы отмечали субъективный характер материалов статей 1990-х годов. Это подчеркивает и употребление форм 1 л. ед. ч. глаголов наст. вр.: Не помню уже точно, кто пустил в ход характеристику поколения, которое выбрало пепси, – я его впервые услышал от Александра Тимофеевского – младшего под лязг танковых гусениц, когда Россия прощалась с Советской властью (Л.А. Аннинский // СМ. – 2000. – № 4); Думаю, не в последнюю очередь они связаны с вполне реальными интересами весьма влиятельных групп (А. Арбатов // Коммунист. - 1990. - № 6); Отважусь на эксперимент (С.А. Яковлев // СМ. – 1999. – № 6).

А формы 1 л. мн. ч. употребляются для привлечения внимания читателей и приглашения их к обсуждению рассматриваемых вопросов. Приведем примеры таких конструкций: Расскажем немного о «народной любви» к Пиночету (А.Н. Тарасов // СМ. – 2001. – № 3); Скажем больше (Г. Х. Шахназаров // Коммунист. – 1990. – № 4) [в этих примерах мы явно тождественно я, по аналогии с научным стилем]; Попробуем ответить на вопрос, для чего нам нужен этот флот? (При этом оставляя в стороне мнение экспертов, что уже к 2000году этот флот будет полностью недееспособен.) (Д. Е. Фурман // СМ. – 1995. – № 8); Будем осторожны со словом «патология», будь то патологически-безжалостные джунгли «желтого дьявола» или патологически-безжалостная казарма «дьявола красного» ( Л.А. Аннинский // СМ. – 1999. – № 12); Запомним это место. Мы еще убедимся, что это буквально так (С.А. Яковлев // СМ. - 1999. – № 6) [здесь мы означает “мы гентильное” – мы вместе].

Наряду с этими особенностями, в современной публицистике сохранились и конститутивные признаки стиля. Одним из них является употребление глаголов в форме наст. и прош. вр.

Для глаголов наст. вр. характерно использование глаголов настоящего неактуального времени. Приведем примеры: Новые цивилизации возникают самостоятельно, то есть независимо от исторического опыта (А. А. Силин // СМ. – 1995. – № 5)(настоящее абстрактное); В то же время глобализация подтачивает демократический контроль (А. И. Уткин // СМ. – 2000. – № 11) (настоящее абстрактное); Бог умирает только сейчас (А.Е. Разумов // СМ. – 1995. – № 11) (актуализированное наст. вр.); В Америке почитают труд, ум, богатство (И. Супоницкая // Континент. – 1998. - № 97) (качественное наст. время).

Довольно часто в материалах СМИ употребляются глаголы в форме прош. вр.: Впрочем, коллаборционисты всегда вели себя более подло, чем собственно оккупанты (А. Н. Тарасов // СМ. – 1999. – № 10); Особая устроженная форма их принятия впервые возводила их на место, несвойственное ранее никаким законам Империи (А. Зубов // Континент. – 1997. – № 92); Между тем в последнее отечественное реформирование как будто кто хвосты крутил нашим нетерпеливым реформаторам (А. Разумов // СМ. – 2000. – № 11); Между тем действительность жестоко «обманула» большевиков (Ю. Каграманов // Континент. – 1998. – № 97). Глаголы в форме прош. вр. употребляются, когда речь идет о событиях прошедших.

Конститутивным признаком публицистического стиля является употребление глаголов в форме индикатива и конъюктива.

Приведем некоторые примеры употребления индикатива: Начальный этап превращения Москвы в «Рим» проходил еще под знаком византизма (В. Шохин // Континент. – 1997. – № 92); Заметим прежде всего, что мы ведем здесь не новый спор, а «хорошо забытый» старый (О. Лацис // Коммунист. – 1990. – № 5); Для выторговывания поддержки и подачек широко и бесстыдно использовался жупел коммунистической опасности (К. Н. Брутенц // СМ. – 2000. – № 11). А также конъюктива: Еще проще было бы полагать, что «дети есть дети, и что им скажут, то они и напишут» (как выразился один из моих коллег по поводу этих сочинений) (Т. С. Гузенкова // СМ. – 2000. – № 4); … догмат о примате экономики настолько «втемяшился» в головы бывших советских людей, что его, наверное, следовало бы выбивать оттуда каким-то колом (Ю. Каграманов // Континент. – 1997. – № 94).

Таковы стилистические особенности глагола в публицистике 1990-х гг.

Интересны стилистические особенности союзов в публицистике обозначенного периода.

В статьях 2000 г. появился союз «и  или», который, видимо, есть свидетельство сомнений автора: что это – равноправное существование (и) или – условие для выбора (или): Сегодня в России есть несколько групп, заинтересованных в установлении демократуры как режима, способного, по их расчетам, наилучшим образом обеспечить их корпоративно-эгоистические интересы и вместе с тем навести порядок в обществе, которым они управляют и или в которое инвестировали свои финансовые и политические капиталы; Словом, сила государства измеряется степенью вовлеченности граждан – вовлеченности осознанной и свободной – в решение стоящих перед страной задач, а вовсе не мощью гражданской и военной бюрократии, действующих вкупе с финансово-промышленной олигархией и отсекающих путем того и или открытого насилия основную массу населения от участия в делах государства (Э. Баталов // СМ. – 2000. – № 3).

Таким образом, морфологическая стилистика публицистики 1990-х гг. в данной статье представлена именем существительным, местоимением, глаголом и союзом. При помощи грамматических форм этих частей речи журналисты выражают свое отношение к реальной действительности, подчеркивают единство журналиста и читателя.