Alexander Livergant Boris Kapustin, Frances Pinter, Andrei Poletaev, Irina Savelieva, Lorina Repina, Alexei Rutkevich, Alexander Filippov рассел бертран p 24 исследование

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 24

ГЛАВА XI

ФАКТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

ДОПУСКАЯ с этого момента существование базисных суждений, я полагаю, что в теории познания «базисные суждения» можно альтернативно определить как «те суждения о конкретных событиях, которым, после критического исследования, мы доверяем независимо от каких-либо дополнительных подтверждающих свидетельств».

Давайте разберем данное определение по пунктам, причем начнем с конца. Могут существовать свидетельства в пользу базисного суждения, но не они одни причинно обусловливают наше доверие к нему. Вы можете проснуться утром и увидеть, что уже светло, вы можете также видеть по показаниям ваших часов, что уже должно быть светло. Но даже если ваши часы показывают полночь, вы не будете сомневаться в том, что сейчас день. В любой научной системе значительное число суждений, основанных на наблюдениях, подтверждают друг друга, но каждое из них способно внушать доверие потсвоему. Более того, взаимная поддержка базисных суждений возможна только на основе некоторой теории.

Однако существуют такие ситуации — главным образом, касающиеся памяти, — в которых наша убежденность, даже не будучи производной, оказывается более или менее неоправданной. В таких случаях система, скомпонованная из подобных убежденнос-тей, заслуживает большего доверия, чем каждая убежденность по отдельности. Я полагаю, что м-р. Z пригласил меня на обед в четверг; я смотрю в мой дневник и обнаруживаю соответствующую запись по этому поводу. Как моя память, так и возможная запись в

165

Фактические предпосылки

дневнике подвержены ошибкам, но когда они совпадают, я не допускаю возможности, что они вместе ошибочны. Я еще вернусь к данному типу ситуации позже; пока же хочу исключить его из рассмотрения. Тем временем будет обнаружено, что невыводная убежденность не нуждается в том, чтобы быть оправданной либо не подверженной сомнению.

Сейчас приходит время для вопроса о критическом исследовании [суждения о конкретном событии], и это крайне трудный вопрос. Вы говорите: «Вот — собака» и полностью убеждены в истинности вашего утверждения. Я предполагаю, что ваша убежденность подверглась нападкам не со стороны епископа Беркли, а со стороны одного из его союзников в современном бизнесе. Продюсер приходит к вам и говорит: «Ах, я надеялся, что вы воспримете это как собаку, но фактически это была запись в новой системе техно-колора, которая революционизирует кинематограф». Возможно, что психолог будущего сможет возбудить зрительный нерв так, чтобы видеть собаку; я вынес из проделок Бульдога Драммонда¹, что контакт кулака с глазом позволяет человеку увидеть как звездное небо, так и моральный закон. Все мы знаем, что могут делать гипнотизеры; мы также знаем, как эмоциональное возбуждение может продуцировать феномены наподобие кинжала Макбета. На этих основаниях, каждое из которых извлечено не из философии, а из здравого смысла, человек, обладающий интеллектуальным благоразумием, избежит такой грубой доверчивости, которая имела место, когда было сказано: «Это — собака».

Но что же тогда скажет такой человек в приведенном случае? Будучи плохо подготовленным, он будет порываться сказать: «Собака», отчего ему следует воздержаться. Он решит сказать: «Это — собакообразное цветное пятно». Теперь предположим, что, находясь под влиянием метода картезианского сомнения, он скептически отнесется даже к произнесенной фразе. Какие мотивы могут быть найдены им для подобного поступка? Произнесенная фраза не может быть опровергнута чем-нибудь еще, что он может видеть или слышать, этот человек не имеет более убедительных

¹ Персонаж голливудских боевиков конца 30-х годов. — Прим. перев. 166

Фактические предпосылки

оснований доверять другим зрительным образам или звукам; если он доходит до сомнения в таких деталях, он не сможет даже знать, что сказал «собака», когда реально так поступит.

Нам следует отметить, что базисные суждения должны быть истинными и когда применяются в отношении сновидений, и когда сообщают о впечатлениях бодрствующих; ведь, в конце концов, сновидения выполняют роль действительных событий. В этом состоит критерий для различения базисного и интерпретируемого в знании.

Итак, мы подходим к сиюминутному объекту восприятия как наименее спорному элементу в нашем опыте и, следовательно, как к критерию и пробному камню надежности и псевдонадежности остальных знаний.

Но для теории познания недостаточно того, что мы должны что-либо воспринимать; необходимо, чтобы мы были способны выразить то, что воспринимаем, в словах. В настоящее время большинство объектных слов являются сжато выраженными индукциями; это справедливо и в отношении слова «собака», как мы уже имели повод отметить. Если мы желаем попросту фиксировать то, что воспринимаем, то должны избегать подобных слов. Это очень трудно сделать и требует специального словаря. Мы уже видели, что такой словарь включает предикатные слова, такие как «красный», и слова для отношений, такие как «предшествует», но он не содержит имен для личностей, или физических объектов, или же классов таких предметов.

Мы уже рассмотрели тему «базисные суждения», или Protokol-sätze, и пытались показать, что эмпирическое знание без них невозможно. Вспомним, что мы определяли «базисное суждение» с помощью двух характеристик:

(1) Оно возникает в связи с восприятием, которое является свидетельством его истинности;

(2) Оно имеет такую форму, что никакие два суждения этой формы не могут быть взаимно противоречивы, если они получены из различных перцептивных актов.

Суждение, обладающее этими двумя характеристиками, не может быть опровергнутым, но было бы опрометчивым сказать, что оно должно быть истинным.

167

Фактические предпосылки

Возможно, ни одно действительное суждение не удовлетворяет в точности нашему определению. Но чистые суждения восприятия устанавливают предел, к которому мы можем приближаться асимптотически, и чем ближе к нему, тем меньше риск ошибки.

Однако эмпирическое знание требует, кроме чистых суждений восприятия, и других предпосылок, говорящих о реальной действительности. Я буду называть «фактической предпосылкой» любое невыводное суждение, которое утверждает что-то про чувственную данность и которому мы доверяем после критического исследования. Я не говорю, что данность является частью утверждения — просто временное событие некоторого рода включается в истинность такого утверждения.

Фактические предпосылки сами по себе недостаточны для эмпирического знания, поскольку большая его часть является выводной. В дополнение нам потребуются посылки, необходимые для дедукции, а также любые другие посылки, необходимые для тех недемонстративных выводов, от которых зависит наука. Возможно, следует принимать во внимание также такие общие суждения, как «если А предшествует В и В предшествует С, то А предшествует С» и «желтый цвет ближе к зеленому, чем к голубому». Однако подобные суждения, как уже упоминалось, требуют длительного обсуждения. Пока что ограничимся теми предпосылками нашего эмпирического знания, которые должны иметь дело с единичными событиями, т. е. с теми, которые мы называем «фактические предпосылки». Как я полагаю, они принадлежат к четырем видам:

1. Суждения восприятия.

2. Суждения памяти.

3. Отрицательные базисные суждения.

4. Базисные суждения, относящиеся к пропозициональным установкам в настоящем, т. е. относящиеся к тому, во что я верю, в чем сомневаюсь, чего желаю и т. д.

1. Суждения восприятия. Предположим, как в одной из предыдущих глав, что мы видим красный квадрат, вписанный в синий круг. Мы можем сказать «квадрат в круге», «красная фигура в синей»,

168

Фактические предпосылки

«красный квадрат в синем круге». Все это — суждения восприятия. Перцептивная данность всегда допускает много суждений, каждое из которых выражает некоторые ее аспекты. Суждения по необходимости более абстрактны, чем данность, поскольку слова классифицируют. Но не существует теоретического предела в аккуратной спецификации возможного, и ничто в чувственной данности не является таким, что оно было бы существенно невыразимо в словах. Корреспондентная теория истины, когда она приложима к суждениям восприятия, может быть ошибочно проинтерпретирована. Было бы ошибкой думать, что имеется отдельный факт для соответствия каждому истинному суждению восприятия. Так, в приведенном выше примере с кругом и квадратом существует круг определенного цвета с определенными угловыми координатами, а внутри него — квадрат другого определенйого цвета с другими определенными угловыми координатами. Все это только одна данность, из которой может быть выведено множество суждений восприятия. За пределами языка нет одного факта — «что существует квадрат в круге» и другого — «что существует красная фигура в синей фигуре». Не существует фактов «что то-то и то-то». Существуют акты восприятия, из которых посредством анализа мы производим суждения «что то-то и то-то». Но как только это осуществляется, не будет никакого вреда, если акты восприятия называть «фактами».

2. Суждения памяти. Существуют значительные трудности с базисными суждениями этого класса. Во-первых, память подвержена ошибкам, так что в любом конкретном случае трудно ощущать ту же степень уверенности, как в отношении суждения восприятия; во-вторых, ни одно суждение памяти, строго говоря, неверифицируемо, поскольку ничто в настоящем или будущем не делает какое-либо суждение о прошлом необходимым; наконец, в-третьих, невозможно сомневаться в том, что в прошлом происходили события, или полагать, что мир только что начал существовать. Последнее замечание показывает, что должны существовать фактические предпосылки о прошлом, в то время как первое и второе замечания указывают на трудности, возникающие при попытках сказать, что же они собой представляют.

169

Фактические предпосылки

Для начала я полагаю, что должен исключить из категории памяти то, то мы знаем о только что прошедшем. Например, когда мы видим быстрое движение, мы знаем, что объект движения был в од* ном месте и находится в другом; но все это должно быть включено в восприятие и не может считаться проявлением памяти. Данная мысль иллюстрируется тем фактом, что видение движения отличается от видения вещи сначала в одном месте, а затем в другом¹.

Ни в коей мере нельзя считать легким различение памяти и привычки; в естественной речи данное различие игнорируется там, где это касается вербальных привычек. Ребенку говорят, чтобы он «вспомнил» таблицу умножения, если он имеет правильные вербальные привычки, хотя он никогда не сталкивался с ней и не может вспомнить ни одного случая, когда бы он изучал ее. Наша память о прошлом временами оказывается того же сорта: мы имеем вербальную привычку изложения фактов и ничего более. Это случается, в частности, с событиями, с которыми некто постоянно связан. Ну а как насчет прошлых событий, которые никто никогда до сих пор не вызывал в памяти или по крайней мере не делал этого очень давно? Даже в этом случае память может быть вызвана к жизни ассоциацией, которая представляет форму привычки. Тургеневский «Дым» начинается с запаха гелиотропа, вызываемого в памяти давно прошедшей любовной связью. Здесь память непроизвольна; существует однако и преднамеренное вызывание воспоминаний, например при написании автобиографии. Мы думаем, что ассоциация в последнем случае все еще остается главным фактором. Мы начинаем с ясных событий, которые легко вспоминаем, и постепенно ассоциации приводят нас к вещам, о которых мы не думали довольно долго. Ясные [для памяти] события сами имеют устойчивую ясность обычно потому, что связаны большим числом ассоциативных связей с настоящим. Совершенно очевидно, что мы не всегда вспоминаем все, что только можем вспомнить, а то, что вынуждает нас вспомнить данное событие в данный момент времени, оказывается ассоциацией с чем-

¹И красота твоя, по-прежнему живая,

Незримо сходит в бездну по лицу. (Шекспир У. Сонеты. М., 1997, с. 108. Сонет 104. Перев. М. И. Чайковского)

170

Фактические предпосылки

то в настоящем. Итак, ассоциация, без сомнения, жизненный фактор в событии воспоминания. Но мы все еще остаемся в сомнениях по поводу эпистемологического статуса памяти.

Возьмем для начала тот факт, что нам известно, что подразумевается под прошлым. Возможно ли это без памяти? Можно сказать, что нам известно, что подразумевается под будущим, хотя у нас нет о нем памяти. Но, как я полагаю, будущее определяется отношением к прошлому: это «время, когда то, что сейчас настоящее, является прошлым». Ход времени, по сути, может быть понят из подходящего настоящего: когда человек произносит короткое предложение, скажем: «Кушать подано!», мы знаем, что прошло время между первым и последним словом, хотя предложение в целом относится к подходящему настоящему. Но в истинных воспоминаниях имеется «про-шлостъ» совсем другого рода_/ с которой ассоциации ничего не могут поделать. Скажем, вы встречаете человека, которого не видели двадцать лет: ассоциация объяснит любые слова или образы, связанные с предыдущей встречей, которая может возникнуть в вашем сознании, но не объяснит ссылку этих слов или образов на прошлое. Вы можете посчитать невозможным отсылать их к настоящему, но почему бы не посчитать их просто образными фантазиями? Вы не делаете этого, но истолковываете их как ссылку на что-то такое, что реально произошло. Поэтому хотелось бы подумать, что мы можем понимать слово «прошлое» благодаря тому, что это понимание влечет знание, что кое-что случилось в прошлом. Поскольку сомнительно, чтобы наше самое простое знание о прошлом ссылалось бы на двусмысленное «нечто», должны существовать более определенные воспоминания, которые должны быть приняты в качестве базисных суждений.

Давайте рассмотрим такое воспоминание, которое крайне трудно поставить под сомнение. Предположим, вы получили телеграмму, в которой сообщается, что ваш дядя из Австралии завещал вам миллион фунтов стерлингов, и вы поднимаетесь по лестнице, чтобы сообщить об этом жене. За то время, что вы подходите к жене, ваше первое знакомство с текстом телеграммы становится памятью, но вы вряд ли будете сомневаться в том, что оно имело место. Или

171

Фактические предпосылки

возьмем более привычные вещи: в конце дня вы можете вызвать в памяти много дел, переделанных вами с того момента, как вы утром проснулись, и по крайней мере в отношении некоторых из них вы чувствуете, что ваши воспоминания обладают высокой степенью достоверности. Предположим, вы захотели вспомнить все, что только можете. Существуют вещи, которые вы знаете, поскольку они происходят постоянно: что вы оделись, позавтракали и так далее. Но даже в отношении них существует ясное различие между знанием того, что они должны были произойти, и воспоминаниями о них. Мне кажется, что в истинной памяти мы имеем образы, по поводу которых говорим «да» или «нет». В некоторых случаях мы говорим «да» выразительно и без колебания; в других мы частично зависим от контекста. Для наших целей важными являются выразительные случаи. Как мне кажется, образы возникают тремя путями: просто путем воображения, или с помощью зрительных ощущений, или без помощи чувств. Когда они возникают с помощью зрительных ощущений, но не подходят для настоящего, их относят к прошлому. (Я не имею в виду, что сказанное исчерпывает то, что происходит в памяти.) Таким образом, память в целом включает пропозициональные установки, значения и ссылки на внешние обстоятельства; в этом ее отличие от суждений восприятия.

Нет такой памяти, которая не могла бы.быть подвергнута сомнению. Мне приходилось вспоминать во сне настолько же детально, как и при бодрствовании, но полностью неверно. Однажды во сне я вспомнил, как вместе с Уайтхедом убил Ллойд Джорджа месяц назад. Суждения восприятия в равной мере истинны, когда выражают сновидения и когда выражают то, что происходит во время бодрствования; в этом состоит действительный критерий для правильного истолкования суждений восприятия. Но суждения памяти в сновидениях являются ошибочными, за исключением тех случаев, когда они состоят из воспоминаний о более ранних периодах сна или же о событиях, происходивших во время бодрствования.

Поскольку воспоминания не являются не подверженными сомнению, мы ищем, чем их подкрепить. Мы делаем одновременные записи, или же ищем подтверждение у других свидетелей, или надеемся

172

Фактические предпосылки

на соображения, способствующие демонстрации того, что мы вспоминаем как раз то, что ожидалось. Такими путями мы можем увеличить вероятность правильности любого данного воспоминания, но в целом не можем освободить себя от зависимости от памяти. Это очевидно в отношении показаний других свидетелей. Что касается сопутствующих записей, они редко бывают строго одновременными, а если таковы, это невозможно впоследствии установить иначе, как опираясь на память человека, делавшего запись. Предположим, вы вспомнили 8-го ноября, что прошлой ночью видели очень яркий метеор, и обнаруживаете на вашем письменном столе запись в вашем блокноте, говорящую: «7-го ноября в 20 часов 32 минуты по Гринвичу я видел яркий метеор в созвездии Геркулеса. Запись сделана в 20 часов 33 минуты по Гринвичу». Вы можете вспомнить, как сделали эту запись; если так, воспоминание о метеоре и запись подтверждают друг друга. Но если вы отвергаете память как источник знания, вы не узнаете, как была сделана данная запись. Она могла быть подделана или сделана вами в шутку. С точки зрения логики совершенно ясно, что не может быть никакого демонстративного вывода от множества значков, видимых сейчас на бумаге, к яркому свету, виденному на небе прошлой ночью. Поэтому кажется, что когда это касается прошлого, мы частично полагаемся на согласованность, частично на силу нашего убеждения в отношении индивидуальной памяти; но наше доверие к памяти как таковой не позволяет принимать гипотезы, считающие прошлое полностью иллюзорным. Можно напомнить, что в одной из предыдущих глав мы пришли к заключению, что суждения памяти часто нуждаются в слове «некоторый». Мы говорим: «Я знаю, что видел эту книгу в некотором месте» или «Я знаю, что он сказал нечто очень остроумное». Возможно, мы в состоянии вспомнить что-нибудь еще более неопределенное, например: «Я знаю, что вчера кое-что случилось». Мы в состоянии даже вспомнить, что «уже произошли прошлые события» — суждение, которое совсем недавно было нами отвергнуто в качестве фактической предпосылки. Мы полагаем, что принять подобное суждение в качестве фактической предпосылки означало бы зайти слишком далеко, но определенно в любой момент времени существуют

173

Фактические предпосылки

невыводные суждения памяти, которые включают слово «некоторый». Эти суждения логически дедуцируемы из суждений, не включающих слово «некоторые», а последние в некоторое предшествовавшее время были выражениями для восприятия настоящего. Однажды вы говорите себе: «Ах, я потерял то письмо», а на следующий день: «Я знаю, что видел то письмо где-то вчера». В этом важное логическое различие между памятью и восприятием, поскольку восприятие никогда не может быть общим или неопределенным. Когда же мы говорим о восприятии, что оно смутное, это означает лишь то, что оно не позволяет так много выводов, сколько позволило бы некоторое другое восприятие. Но образы в их представительском качестве могут быть смутными, и знание, основывающееся на них, может включать слово «некоторый». Важно отметить, что данное слово может входить в фактическую предпосылку.

Допуская появление суждений памяти среди фактических предпосылок, мы тем самым позволяем нашим посылкам быть сомнительными и временами ложными. Все мы желаем при случае получить свидетельства против того, что, как мы думаем, мы вспоминаем. Воспоминания приходят к нам с различной степенью субъективной определенности; в некоторых из них вряд ли больше сомнения, чем в отношении акта восприятия в настоящем, в то время как другие могут быть.крайне подозрительными. Воспоминания на практике подкрепляются выводами, настолько причинно обусловленными, насколько это возможно, но подобные выводы никогда не бывают демонстративными. Было бы большим упрощением считать, что мы могли бы обойтись без предпосылок памяти или, потерпев в этом неудачу, различать два вида памяти, один из которых был бы не подвержен ошибкам. Давайте изучим эти возможности.

Пытаясь обойтись без памяти, мы все еще будем позволять любому виду знания возникать в пределах подходящего настоящего; так мы все еще будем осознавать временной порядок. Мы будем знать, что означает фраза: «Л раньше, чем В». Мы можем, следовательно, определять «прошлое» как «то, что раньше, чем зафиксированное настоящее». Мы будем конструировать наше знание о прошлом с помощью причинных законов, как мы делаем в геологии, в которую

174

Фактические предпосылки

память не входит. Заметим, что мы имеем привычку фиксировать событие, которое по каким-либо причинам важно для нас, в письменной форме или же создавая у себя вербальную привычку. Мы делаем второе, например, тогда, когда, будучи представленными какому-нибудь человеку, вновь и вновь повторяем про себя его имя. Мы можем делать это так часто, что, увидев его вновь, сразу воспроизведем в уме его имя. В обычном языке нами было бы сказано, что мы «вспомнили» его имя, но у нас не было необходимости вызывать в памяти какое-либо прошлое событие. Можно ли создавать наше знание о прошлом подобным путем, используя исключительно записи и вербальные привычки? С этой точки зрения, если я вижу человека и знаю, что его зовут Джонс, я приду к заключению, что должен был познакомиться с ним при каких-то обстоятельствах в прошлом, как и в том случае, если его лицо покажется мне смутно знакомым. Когда я вижу запись, я могу знать, не обращаясь к воспоминаниям, что она находится в моей рукописи, поскольку я могу скопировать ее и сравнить с оригиналом; я могу продолжить рассуждать и прийти к выводу, что запись говорит о чем-то, что однажды произошло со мной. Теоретически маленький, но конечный промежуток времени, охватывающий зафиксированное настоящее, был бы достаточен для открытия причинных законов, посредством которых мы могли бы вывести прошлое, не апеллируя к памяти.

Я не готов утверждать, что только что изложенная теория является логически несостоятельной. Без сомнения, мы можем знать нечто о прошлом, не прибегая к услугам памяти. Но я полагаю очевидным, что в действительности мы знаем о прошлом больше, чем это может быть объяснено в рамках изложенной теории. И в то время как мы должны признать, что иногда ошибаемся в отношении того, что, как нам кажется, мы вспоминаем, некоторые из воспоминаний настолько несомненны, что они все еще будут внушать доверие даже тогда, когда предъявлено много противоположных свидетельств. Итак, я не вижу, по каким причинам мог бы отвергнуть память как один из источников наших знаний о ходе событий.

Остается исследовать, действительно ли существуют два вида памяти, один из которых подвержен ошибкам, а другой — нет. Мы

175

Фактические предпосылки

могли бы поддержать данную точку зрения, одновременно не соглашаясь с тем, что мы способны безошибочно устанавливать, к какому виду принадлежит данное воспоминание; в этом случае мы бы все еще имели основания сомневаться в надежности памяти в каждом конкретном случае. Но, по крайней мере, у нас есть причины думать, что некоторые проявления памяти корректны. Поэтому теория заслуживает того, чтобы ее исследовать.

Я не стал бы всерьез рассматривать возможность существования двух видов памяти, один из которых не подвержен ошибкам, если бы не то обстоятельство, что я слышал, как данную теорию защищал в дискуссиях Дж. Э. Мур. Он тогда еще не разработал ее, и я не знаю, почему он так упорно ее придерживался. Поэтому я самостоятельно попытаюсь, насколько смогу, придать данной теории правдоподобный вид.

Из логических соображений следует признать, что никакое событие не дает демонстративных аргументов в поддержку веры в любое другое событие. Но часто доводы таковы, что мы не можем возражать против принятия как данной практической достоверности. Мы видели, что не может быть причин для того, чтобы не доверять суждению: «Вон то — красное», когда оно сделано в присутствии красного объекта восприятия; однако следует признать, что доверие к данному суждению логически возможно и в отсутствие красного объекта восприятия. Причинные законы в равной степени служат аргументами «за» и «против» данного тезиса. Теоретически мы можем, однако, различать два случая в отношении такого суждения, как «Вон то — красное»: первый, когда оно причинно обусловлено тем, что оно утверждает, и второй, когда его причинно влекут слова или образы. В первом случае суждение обязано быть истинным, во втором же — нет.

Однако наш последний вывод нуждается в детальной проработке. Что может значить, когда мы говорим, что объект восприятия «причинно влечет» слово или же предложение? На первый взгляд, мы обязаны предположить сложный процесс в мозгу, связывающий зрительные и двигательные центры; так что причинная обусловленность ни в коей мере не будет непосредственной. Возможно, мы

176

Фактические предпосылки

имеем право изложить дело следующим образом: в процессе того, как мы учимся говорить, определенные причинные маршруты (языковые привычки) устанавливаются в мозгу; они-то и ведут от объектов восприятия к произнесениям. Таковы кратчайшие возможные пути от объектов восприятия к произнесениям; все другие пути включают некоторые дополнительные ассоциации или привычки. Когда произнесение ассоциируется с объектом восприятия посредством минимального причинного пути, объект восприятия, как говорят, является «значением» произнесенного, а произнесенное является «истинным», потому что то, что оно означает, на самом деле происходит. Итак, где бы данное положение дел ни существовало, истина суждения восприятия логически гарантирована.

Нам следует изучить, возможно ли что-нибудь подобное в отношении памяти.

Стимулом для суждения воспоминания, очевидно, никогда не является припоминаемое событие, поскольку подобное событие не существует в непосредственном прошлом. Стимулом может быть объект восприятия или же «мысль». Давайте возьмем последний случай как более простой. Предположим, вы оказываетесь в таком месте, где происходит интересная беседа, и вы помните беседу. Задействованный церебральный механизм пока что известен гипотетически, но мы можем мыслить путь от объекта восприятия к слову, «обозначающему» его, который будет очень похожим на действительный процесс. Когда два объекта восприятия А и В встречаются вместе, появление в будущем объекта восприятия, крайне похожего на Л может послужить причиной возникновения образа, крайне схожего с В. Можно сказать, что определенный тип ассоциации между объектом восприятия, подобным А, и образом, подобным В, может возникнуть только если в прошлом А и В, как объекты восприятия, встретились вместе, и поэтому воспоминание, возникающее об объекте восприятия, сходном с Д должно быть корректным. Можно сказать, что там, где возникают ошибочные воспоминания, там задействованная ассоциативная причинная цепочка должна быть длиннее, чем в случае корректных воспоминаний. Возможно, в этом смысле ситуация с памятью может быть поглощена ситуацией с восприятием.

177

Фактические предпосылки

Однако аргумент вышеприведенного типа, будучи корректным для собственных целей, не может иметь прямого отношения к вопросу о фактических предпосылках, поскольку этот вопрос предполагает разработанное знание, касающееся мозга, которое, очевидно, может быть построено только с помощью фактических предпосылок; некоторые из них являются воспоминаниями.

Следует согласиться с тем, что фактические предпосылки не обязаны быть несомненными, хотя бы и субъективно; они должны внушать только определенную степень доверия, "икая предпосылка всегда может быть поэтому подкреплена, если найдется способ гармонизировать ее с другими фактическими предпосылками. Фактическую предпосылку характеризует вовсе не ее бесспорность, но тот факт, что она вынуждает к более-менее определенной степени доверия по своим собственным причинам, независимо от ее отношения к другим суждениям. Таким образом, анализ приводит нас к комбинации самоочевидности с согласованностью: временами один фактор намного важнее другого, но в теории когеренции каждый из них всегда играет определенную роль. Требуемая согласованность не является, однако, строгой логической согласованностью, поскольку фактические предпосылки могут и должны быть заданы так, чтобы быть дедуктивно независимыми друг от друга. Какого вида согласованность фактических предпосылок имеет место, об этом поговорим в следующей части книги.

3. Отрицательные базисные суждения. Мы уже имели повод рассматривать отрицательные эмпирические суждения, но я хочу сейчас заново рассмотреть вопрос, являются ли они фактическими предпосылками сами по себе или же всегда выведены из несовместимости суждений.

Вопрос, который следует рассмотреть, таков: как мы знаем отрицательные эмпирические суждения, такие как «Нет сыра в кладовой» или «В Ирландии не водятся змеи»? Когда мы рассматривали данный вопрос в одной из предыдущих глав, мы поддержали гипотезу, согласно которой подобные суждения выведены из посылок, среди которых встречаются такие суждения, как «где красное, там нет желтого» или «что твердое, то не мягкое». Я желаю теперь заново исследовать вопрос об отрицательном эмпирическом знании в целом.

178

"4

Фактические предпосылки

Начнем с очевидного, что чувственно воспринимаемые качества распадаются на виды. Существуют цвета, звуки, запахи и вкусовые ощущения, существуют различного сорта тактильные ощущения, существуют ощущения температуры. В этой связи следует отметить некоторые моменты. Мы можем видеть два цвета сразу, но не в одном и том же месте. Мы можем слышать два звука сразу, и при этом нет нужды замечать различия, относящиеся к их направлению или источнику. Запахи не локализуемы, разве что в носу, но не являются и существенно несовместимыми. В тактильных ощущениях имеются качества, среди которых мы можем выделить два вида: локальное качество, в соответствии с той частью тела, которой касаются, и качество большего или меньшего надавливания; каждый из этих видов обладает тем сортом несовместимости, который есть у цветов; например, их можно испытать одновременно, но не в одном и том же месте на поверхности тела. Все сказанное применимо и к температуре.

Таким образом, если учитывать несовместимость, то получается, что существуют различия между качествами, принадлежащими к различным чувствам. Но что касается отрицательных суждений, то для них нет подобных различий. Если вас в темноте подведут к созревшей головке горгонзолы¹ и спросят «Не чувствуете ли вы запах розы?», вы ответите отрицательно. Когда вы слышите корабельную сирену, вы знаете, что это не песня жаворонка. И когда вы не ощущаете никаких запахов или ничего не слышите, вы можете это осознавать. Похоже, мы должны прийти к заключению, что чистьте отрицательные суждения могут быть известны эмпирически без того, чтобы быть выводными. «Послушайте. Вы что-нибудь слышите?» — «Нет». Ничего нет непонятного в такой беседе. Когда вы говорите «нет» в подобном случае, сообщаете вы результат вывода или же произносите базисное суждение? Я не думаю, что этот вид знания привлекает такое внимание, какого заслуживает. Если вашим «нет» высказывается базисное суждение (которое, очевидно, должно быть эмпирическим), такие суждения могут быть не только отрицательными, но, по-видимому, общими, поскольку ваше «нет» может быть выражено, если ве-

¹ Сорт испанского сыра. — Прим. перев.

179

Фактические предпосылки

ритъ логике, в форме: «Ни один звук не слышится в настоящий момент»¹. Таким путем логические трудности с общим эмпирическим знанием будут существенно уменьшены. С другой стороны, если ваше «нет» выражает результат вывода, оно должно использовать несколько общих посылок, иначе нельзя вывести никакого общего заключения; вот почему мы все еще должны предполагать, что некоторые базисные суждения, не принадлежащие логике, являются общими.

Когда кто-то говорит «слушайте», а вы ничего не слышите, вы в состоянии расслышать звуки, если бы они были. Но это не всегда имеет место. «Вы слышали звонок на обед?» — «Нет, я работал». Здесь вы имеете отрицательное суждение памяти и причину (но не основания) приписать ему истинность; в этом случае вы уверены в отрицательном суждении, хотя вы не прислушивались в то время к происходящему вокруг вас.

Кажется, нельзя сопротивляться выводу, что объект восприятия или память могут породить как отрицательную фактическую предпосылку, так и утвердительную. Существует важное различие: в случае утвердительного базисного суждения объект восприятия может быть причиной слов, в то время как в случае отрицания как слова, так и соответствующие образы должны существовать независимо от объекта восприятия. Вот почему отрицательное базисное суждение требует пропозициональной установки, в которой обсуждаемое суждение является тем, которое отрицается на основе восприятия. Мы можем, следовательно, сказать, что если утвердительное базисное суждение причинно обусловливается только объектом восприятия (заданным нашими вербальными привычками), отрицательное суждение причинно обусловливается объектом восприятия плюс предшествующей пропозициональной установкой. Остается еще несовместимость, но она имеет место между воображением и восприятием. Простейший способ выразить это положение дел — значит сказать, что в результате восприятия вы знаете, что определенное суждение ложно. Короче говоря: в определенном смысле можно отмечать как то, чего там нет, так и то, что там есть. Данный вывод, если он правильный, является важным.

¹ Позже я покажу, что теория познания не нуждается в подобной логической интерпретации.

180

Фактические предпосылки

4. Фактические предпосылки, касающиеся пропозициональных установок в настоящем. Эти суждения в той же мере, как суждение «это — красное», сообщают о событии в настоящем, но они отличаются от базисных суждений класса I их логической формой, включающей ссылку на суждение. Они являются суждениями, утверждающими веру во что-то, сомнения в чем-то, желание чего-то и так далее, коль скоро такие суждения известны независимо от вывода. Нечто, во что верят, или в чем сомневаются, или чего желают, может быть выражено только в подчиненном предложении. Ясно, что мы можем отдавать себе отчет в том, во что мы верим или чего желаем, таким же непосредственным образом, как мы можем отдавать себе отчет в красном пятне, которое мы видим. Предположим, кто-то спрашивает: «Сегодня — среда?», и вы отвечаете: «Думаю, да». Ваше утверждение «думаю, да» выражает, по крайней Мере частично, фактическую предпосылку по поводу вашего мнений. Анализ подобного суждения порождает трудности, но я не вижу, как отвергнуть то соображение, что суждение содержит по крайней мере зернышко данности.

Желательно указать, что суждения данного класса обычно, если не всегда, являются психологическими. Я не уверен, что могу проигнорировать этот факт, давая определение «психологии». Можно сказать, что сны принадлежат к психологии, а базисные суждения, относящиеся к объектам восприятия во сне, принадлежат в точности к тому же виду, что и другие базисные суждения, касающиеся объектов восприятия. Но на это можно ответить, что научное изучение сновидений возможно, только когда мы бодрствуем, и поэтому вся данность для любой предполагаемой науки о сновидениях состоит из воспоминаний. Аналогичные ответы могут быть даны в отношении психологии восприятия.

Однако может оказаться, что существует безусловно важный раздел знания, который характеризуется тем фактом, что среди его базисных суждений некоторые содержат подчиненные суждения.

Фактические предпосылки, которые рассматривались в приведенных выше дискуссиях, имели определенную общую характеристику, а именно каждая из них указывает на краткий период времени, в

181

Фактические предпосылки

течение которого они (или же другие суждения, из которых они выводимы) впервые становятся предпосылками. В случае воспоминаний, если они соответствуют действительности, они или тождественны с суждениями восприятия, сделанными в то время, к которому относятся воспоминания, или же логически выводимы из них. Наше знание настоящего и прошлого частично состоит из базисных суждений, в то время как наше знание будущего полностью состоит из умозаключений — кроме, возможно, определенных непосредственных ожиданий.

«Эмпирическая данность» может быть определена как суждение, указывающее на определенное время, причем должно быть известно начало того временного интервала, на который оно указывает. Данное определение, однако, как можно предположить, является неадекватным, поскольку мы можем вывести, что именно сейчас происходит, прежде чем мы это воспримем. Для концепции эмпирической данности существенно, что знание (в некотором смысле) должно быть причинно обусловлено тем, что известно. Я не желаю, однако, протаскивать концепцию причины через черный ход, и поэтому пока что проигнорирую этот аспект эмпирического знания.

Среди предпосылок нашего знания должны быть суждения, которые не указывают на конкретные события. В общем приемлемы как дедуктивные, так и индуктивные логические посылки, но выглядят возможными и другие их виды. Одна из таких посылок — невозможность двух различных цветов находиться в одной и той же части визуального поля. Но вопрос о суждениях подобного сорта является трудным, и я не буду говорить о них ничего догматического.

Однако замечу, что эмпиризм как теория познания является самоопровержимым. Как его ни формулируй, он должен включать некоторые общие суждения о зависимости знания от опыта, и любое такое суждение, если оно истинное, должно иметь следствия, которые сами по себе не могут быть известны. Вот почему эмпиризм может быть истинным, но если он истинный, это невозможно установить. Сказанное, однако, составляет серьезную проблему.

182

Blog

Alexander Livergant Boris Kapustin, Frances Pinter, Andrei Poletaev, Irina Savelieva, Lorina Repina, Alexei Rutkevich, Alexander Filippov рассел бертран p 24 исследование