Alexander Livergant Boris Kapustin, Frances Pinter, Andrei Poletaev, Irina Savelieva, Lorina Repina, Alexei Rutkevich, Alexander Filippov рассел бертран p 24 исследование
Вид материала | Исследование |
- Итоговый отчет по российским предприятиям водоснабжения и водоотведения Подготовлено, 2739.43kb.
- Бертран Рассел история западной философии, 14496.15kb.
- < alexander kudryavtsev @ algo msk com, 68.19kb.
- Козлов Александр Сергеевич, 68.13kb.
- Священному Синоду Православной Церкви в Америке и одобренного Синодом 17 февраля 1971, 379.2kb.
- Alexander vaynshteyn, 366.39kb.
- Бертран Рассел. Мудрость запада, 2772.85kb.
- Выдающийся философ XX в. Бертран Рассел заметил: «Если вы не думаете о будущем, у вас, 105.1kb.
- Alexander Solzhenitsyn House of Russia Abroad in the Virtual reference service cucl., 73.13kb.
- А. Ю. Полунов православие в остзейском крае и политика правительства александра III, 157.3kb.
НА ЧТО ПРЕДЛОЖЕНИЯ «УКАЗЫВАЮТ»
КОГДА «истинность» и «ложность» рассматриваются как прило-жимые к предложениям, с точки зрения теории познания существуют два вида предложений: (1) те, истинность или ложность которых могут быть выведены из их синтаксических отношений к другим предложениям; (2) те, истинность или ложность которых может быть извлечена только из отношения к чему-то, что может называться «фактом». Молекулярные и общие предложения можно временно рассматривать как предложения первого рода; является ли подобная их трактовка строго истинной, рассмотрим позже. Проблемы, которые мы затрагиваем в настоящее время, возникают только в связи с предложениями второго вида, поскольку если мы уже определили «истинность» и «ложность» для таких предложений, остаются только проблемы синтаксиса или логики, которые не являются предметом нашего интереса.
Поэтому давайте для начала ограничимся изъявительными предложениями атомарной формы и зададимся в связи с ними вопросом, можем ли мы выработать определение слов «истинный» и «ложный».
239
На что предложения «указывают»
Мы согласились в предыдущей главе с тем, что изъявительное предложение «выражает» состояние говорящего и «указывает» на факт или же не может этого сделать. Проблема истинности и ложности имеет дело с «указанием». Обнаруживается, что истинность и ложность, прежде всего, применяются к мнениям и только производным образом к предложениям как «выражающим» мнения.
Различие между тем, что выражается, и тем, на что указывается, не всегда существует; например, всякий раз, когда я говорю, что «мне жарко», выражается нынешнее состояние говорящего; то, на что указывается, может быть этим состоянием, но обычно дело обстоит не так. То, что выражается и на что указывается, могут быть тождественными только тогда, когда указывается на настоящее состояние говорящего. В том случае, если сказанное является «спонтанным» в смысле, определенном в предыдущей главе, проблема ложности не возникает. Следовательно, мы можем начать с утверждения: спонтанное предложение, указывающее на то, что оно выражает, является «истинным» по определению.
Но теперь предположим, что, указывая на видимый объект, я говорю: «Вон то — собака». Собака не является нашим состоянием; следовательно, имеется различие между тем, на что я указываю, и тем, что я выражаю. (Фраза «на что я указываю» открыта для возражений,.поскольку в случае ложности можно заявить, что нам не удалось на что-либо указать, но я использую данную фразу, чтобы избежать уклончивых выражений). То, что я выражаю, может быть выведено из того, что меня удивило. Если очертания видимого мной предмета внезапно исчезают, и при этом предмет не был закрыт другим, я буду изумлен. Если вы говорите мне: все двери и окна закрыты, в комнате отсутствуют потайные места, и я уверен, что только что никакой собаки здесь не было, я приду к заключению, если был занят чтением «Фауста», что то, что я видел, было не собакой, а Мефистофелем. Если объект, наблюдаемый мной, внезапно начинает, как мопс в «Атта Тролль» у Гейне, разговаривать по-немецки с швабским акцентом, я, как и Гейне, приду к заключению, что передо мной швабский поэт, заколдованный злой колдуньей. Подобные явления, без сомнения, не
240
На что предложения «указывают»
относятся к разряду обычных, но они не являются логически невозможными.
Итак, когда мы говорим: «Вон там — собака», определенные более-менее гипотетические ожидания составляют часть состояния, которое я выражаю. Я ожидаю, что ерш занят наблюдением, то продолжаю видеть нечто подобное очертаниям, вызвавшим мою реплику; я ожидаю, что если спрошу зеваку, смотрящего в том же направлении, он скажет, что также видит собаку; я ожидаю, что если образ начнет производить шум, это будет лай, а не разговор по-немецки. Каждое из этих ожиданий, будучи моим состоянием в настоящем, может быть и выражено и указано одним предложением. Допустим, для определенности, что я реально, а не гипотетически, ожидаю лай; тогда я пребываю в состоянии, называемом «слушанием», и очень вероятно, что могу иметь в голове звуковой образ лая или слово «лай», хотя и то и другое может и отсутствовать. Мы здесь имеем наименьшую пропасть между выражением и указанием; если я говорю, что «через мгновенье я услышу лай», я выражаю мое нынешнее ожидание и указываю на мои будущие ощущения. В этом случае существует возможность ошибки: будущие ощущения могут не возникнуть. Известная ошибка, я полагаю, всегда такого рода; единственный метод обнаружения ошибки состоит, по моему мнению, в изучении удивления от несбывшегося ожидания.
Остается, однако, еще одна трудность. В каждый момент я имею большое число более-менее скрытых ожиданий, и одно из них, если не сбылось, приводит к удивлению. Чтобы узнать, какое ожидание было ошибочным, я должен быть в состоянии связать мое удивление с правильным ожиданием. Ожидая, что собака залает, я буду удивлен, если вместо этого увижу слона, прогуливающегося по улице; это удивление не свидетельствует о том, что я ошибочно ожидал собачьего лая. Мы говорим, что удивлены чем-то; это все равно что сказать, что мы испытываем не просто удивление, но удивление, связанное с присутствующим объектом восприятия. Сказанного, однако, еще недостаточно для того, чтобы мы осознали, что наше предшествующее ожидание было ошибочным; мы должны быть способны связать наш нынешний объект восприятия с нашим
241
На что предложения «указывают»
же предшествующим ожиданием, более того — связать отрицательным образом. Ожидание привело нас к заявлению: «Собака залает»; восприятие вынуждает нас сказать: «Собака не лает»; память вынуждает нас сказать: «Я ожидал, что собака залает». Или же мы можем ожидать, что собака не будет лаять, и будем удивлены, когда она поступит наоборот. Но я не вижу, что можно сделать с этим простейшим случаем известной ошибки, кроме как соединив ожидание, восприятие и память, причем в этом случае либо ожидание, либо восприятие должны быть отрицательными.
Эмоции, противоположные удивлению, могут быть названы подтверждением; оно возникает, когда происходит то, что ожидалось.
Мы можем сейчас высказать в качестве определения: ожидание в отношении нашего опыта является истинным, если опыт ведет к подтверждению, и ложным, когда опыт ведет к удивлению. Слова «ведет к» здесь использованы как сокращение только что описанного процесса. §
Но когда я говорю: «Вон — собака», я не просто делаю утверждение в соответствии с моим опытом — прошлым, настоящим или будущим; я устанавливаю, что это более или менее устойчивая вещь, которую могут видеть другие, существует и тогда, когда ее никто не видит, к тому же обладает собственной чувственной жизнью. (Я предполагаю, что являюсь простым человеком, а не философом-солипсистом.) Вопрос: «Почему я обязан верить во все это?» является интересным, но не тем, который мне хотелось бы обсуждать в данный момент. Сейчас же я хочу обсудить следующее: что имеется дополнительно у выражения, соответствующего указанию чего-то за пределами моего опыта? Или, в старомодном языке, как я могу знать о вещах, с которыми никогда не мог столкнуться на опыте?
Почти у всех философов я обнаруживаю огромную неохоту заниматься данным вопросом. Эмпиристы не способны себе представить, что большая часть знаний, которым они доверяют, допускает события, никогда не изучавшиеся опытным путем. Те, кто не принадлежит к эмпиристам, склонны считать, что мы изучаем опытным путем не отдельные события, но всегда только Реальность как
242
На что предложения «указывают»
целое; однако им не удается объяснить, как мы, скажем, различаем чтение поэзии и удаление зуба.
Давайте рассмотрим пример. Предположим, что в ясный воскресный день я со всей семьей ухожу на весь день, оставив дом пустым; когда я возвращаюсь вечером, то обнаруживаю, что дом сгорел дотла, а соседи сообщают, что огонь заметили слишком поздно, так что пожарники не смогли ничего поделать. Каких бы философских взглядов я ни придерживался, я буду полагать, что огонь вначале был небольшим, как это обычно бывает, и поэтому существовал какое-то время до его восприятия человеческим существом. Сказанное, конечно, представляет умозаключение, но такое, к которому я питаю огромное доверие. Вопрос, который я желаю задать в настоящий момент, это не вопрос «оправдано ли данное умозаключение?», но скорее другой: «Допуская оправданность умозаключения, как мне его интерпретировать?»
Если я настроен избегать чего-либо не опытного, я могу высказать несколько вещей. Я могу сказать, подобно Беркли, что Бог видел начало пожара. Я могу сказать, что мой дом, к сожалению, полон муравьев, и они тоже видели это. Или же я могу сказать, что огонь, пока он не был виден, оставался всего лишь символической гипотезой. Первое из выдвинутых предположений должно быть отвергнуто, поскольку подобная апелляция к Богу нарушает правила игры. Второе — поскольку муравьи являются случайным фактором, и огонь, очевидно, мог бы разгореться и в их отсутствие. Так что остается третье предположение, которое мы должны попытаться сформулировать более точно.
Мы можем сформулировать данную теорию следующим образом: давайте сперва развивать физику на основе обычной реалистической гипотезы о том, что физические феномены не зависят в их существовании от того, наблюдаются ли они; далее давайте развивать физиологию в направлении, где мы могли бы сказать, при каких физических условиях наблюдались физические явления. И давайте затем скажем: уравнения физики должны рассматриваться как связывающие только наблюдаемые явления; промежуточные шаги должны пониматься как имеющие дело только
243
На что предложения «указывают»
с математическими фикциями. Предлагаемый процесс аналогичен вычислению, которое начинается и заканчивается действи- '« тельными числами, но использует комплексные числа в процессе аргументации.
Данная теория может быть доведена до следующих положений: я могу исключить не только события, которые никто не наблюдает, но также события, которые я не наблюдаю. Упростив последнюю гипотезу, мы можем предположить, что наблюдаемые феномены — это те, которые происходят в моем мозгу. Тогда, после того как развили реалистическую физику, мы определим пространственно-временную область, занимаемую моим мозгом, и скажем, что среди всех событий, символически допускаемых в нашей физике, только те должны считаться «реальными», пространственно-временные координаты которых попадают в область моего мозга. Это приведет меня к полностью солипсической физике, символически неотличимой от обычной реалистической физики.
Но что я имею в виду, когда выдвигаю гипотезу, согласно которой из всех событий, происходящих в моей физике, только определенный подкласс является «реальным»? Я могу иметь в виду только одно, а именно, что математическая оценка физического события является дескрипцией, и такая дескрипция должна считаться пустой за исключением особых случаев. Основанием для того, чтобы не считать их пустыми в некоторых случаях, должно быть то обстоятельство, что имеются причины знать события, изображенные в этих случаях, помимо физики.
Теперь только те события, в которые у меня есть основания верить, не обращаясь к физике (физике в широком смысле слова), я воспринимаю или припоминаю.
Очевидно, что две гипотезы, которые имеют одни и те же след- ( ствия в отношении того, что я воспринимаю и припоминаю, явля- | ются для меня прагматически и эмпирически неразличимыми. Те- | чение моей жизни остается неизменным, какая бы из гипотез ни |
*JP,
была истинной, и аналитически невозможно, чтобы мой опыт да- | вал мне основания для предпочтения одной из них. Следовательно, если знание должно быть определено или прагматически или в
244
На что предложения «указывают»
терминах опыта, эти две гипотезы неразличимы. Convertando1, если логически возможно различать две подобные гипотезы, должно быть что-то ошибочное в эмпиризме. Нам представляется, что интересный момент данного результата состоит в том, что он требует от нас способности различать две гипотезы, не зная, какая из них истинна.
Сказанное возвращает нас к вопросу: как могу я мыслить вещи, с которыми не могу столкнуться на опыте?
Возьмем, скажем, высказывание: «Звук существует благодаря звуковым волнам». Какое значение может иметь данное высказывание? Обязательно ли следующее его значение: «если я предположу, что звук должен существовать благодаря звуковым волнам, я смогу развить теорию, связывающую звуки, которые я слышу, с другим опытом»? Или же высказывание способно значить, как, кажется, и есть на деле, что существуют события, с которыми я не сталкиваюсь на опыте?
Данный вопрос меняет отношение к интерпретации суждений существования. Логика предполагает, что если я понимаю высказывание «φα», я могу понять высказывание «существует χ такой, что <рх». Если это предполагается, тогда при заданности двух понимаемых высказываний φα, ψα я могу понять «существует χ такой, что φχ и ψχ». Но может случиться так, что в нашем опыте φχ и ψχ никогда несоединимы. В таком случае, понимая «существует χ такой, что φχ и х», я понимаю нечто за пределами опыта; и если у меня имеются основания полагать это, я имею основания также полагать, что существуют вещи, с которыми я не сталкиваюсь на опыте. Первый пример — единороги, второй — события до моего рождения или же после моей смерти.
Таким образом, вопрос сводится к следующему: если «существует χ такой, что φχ» не является аналитическим следствием одного или более суждений, выражающих результаты восприятия, обладает ли какой-нибудь значимостью высказывание «я полагаю, что существует χ такой, что
1 Напротив (лат.) — Прим. перев.
245
На что предложения «указывают»
Давайте возьмем простой пример, такой как «Мой рабочий кабинет существует, когда в нем никого нет». Наивный реалист ин* терпретирует это так: «То, что я вижу, когда нахожусь в своем кабинете, существует, даже когда я этого не вижу». Чтобы избежать слова «существует», мы можем перевести его так: «мой опыт содержит события, которые одновременны с тем, что я вижу, ког- f да нахожусь в своем кабинете, но не с процессом видения этого». Такая формулировка подразумевает отделение процесса видения от его результатов, а также гипотезу о причинной независимости того, что я вижу, от моего зрительного процесса. Небольшие знания физики света и психологии зрения достаточны, чтобы опровергнуть вторую из названных гипотез, и для первой тоже трудно подобрать хорошие аргументы. Таким образом, реалист приходит к вещи в себе как причине его зрительных восприятий и заключению, что вещь в себе может существовать в то время, когда она не вызывает зрительных восприятий. Но мы должны быть в состоянии сказать нечто об этой причине, чтобы наше утверждение не оказалось совершенно бессодержательным. Вот в чем вопрос: какой допускаемый минимум спасет наше утверждение от бессодержательности?
Предположим, мы говорим: ощущение красного имеет одну причину, а ощущение зеленого — другую. Пытаясь затем перейти от ощущения к физике, мы приписываем гипотетические предикаты гипотетическим предметам. Наши умозаключения, отправляющиеся от ощущений, зависят от принципа, выраженного в следующей форме: «существует свойство φ такое, что всякий раз, когда мы видим красное, существует нечто, обладающее свойством φ». Но этого совсем недостаточно. Чтобы внести необходимые уточнения, давайте перейдем к следующему. Пусть «свойство φ имеет свойство / "означает", что φ является оттенком цвета».
Тогда я говорю, что существует коррелятор S между членами/ и членами определенной другой функции F такой, что если в моем зрительном поле φ имеет свойство / и α имеет свойство φ, и если ψ — аргумент функции F, которая коррелируется с φ, тогда
246
На что предложения «указывают»
существует χ такой, что обладает свойством F и χ обладает свойством ψ. Понятно, что здесь F и S — фиктивные переменные.
Давайте теперь выразим сказанное несколько по-другому. Давайте определим оттенок цвета как все места в поле зрения, имеющие цветовое сходство с данным местом и друг с другом. Таким образом, оттенок цвета — это класс, а цвета — это классы классов, скажем, лг. Предположим теперь, что существует корреляция S между видом физического события (световые волны определенной частоты) и цветом. Я вижу пятно цвета аи рассматриваю его как свидетельство существования класса, который 5 коррелирует с а, обозначу его как «5-ный а». Это значит, что я допускаю, что всякий раз, когда существует член класса а, член S-ного аг существует приблизительно в то же время. Формально данное допущение состоит в следующем:
(1) «Если к — класс оттенков цвета (каждый оттенок определяется как все пятна этого оттенка), тогда существует одно-однозначное отношение S, дополнением к которому является область к и которое таково, что если а есть х- и от есть а, то существует х, который приблизительно одновременный с α и является членом класса, который S коррелирует с а».
Или сформулируем то же допущение другими словами:
(2) «Существует одно-однозначное отношение 5, которое коррелирует классы физических событий с оттенками цвета и которое таково, что если а — оттенок цвета, когда бы ни существовало пятно цвета а, физическое событие из класса, коррелированного с а, существует приблизительно в то же время».
Приведенные гипотезы — это только часть того, что мы должны предположить, если намерены полагать, что кошки и собаки существуют, когда их никто не видит. Данная гипотеза, внушая доверие или нет, является по крайней мере понятной, поскольку включает только переменные и эмпирически известные термины. Она дает один из ответов — не единственный ответ — на вопрос, с которого началась наша дискуссия, а именно: «Как я мыслю вещи, с которыми не могу столкнуться на опыте?»
247
На что предложения «указывают»
Вспомним, что мы вначале формулировали этот вопрос несколько иначе, а именно: «Что имеется в выражении, соответствующее указанию на нечто за пределами моего опыта?» Мы видим, однако, что получили ответ на вопрос, несколько отличающийся от только что заданного. Теперь выходит, что если высказывание «вон — собака» интерпретируется в духе наивного реализма, оно ложно, в то время как если оно интерпретируется так, чтобы оно могло быть истинным, собака должна быть превращена в фиктивную (связанную) переменную и перестать быть какой-либо частью выражения, сказанного нами.
Давайте вернемся к формулировке (1). Здесь мы могли сказать, что χ «указывается» с помощью ос, а является пятном цвета, которое мы видим, когда «видим собаку», в то время как χ может принадлежать самой собаке. Таким образом, крайне схематично, мы можем сказать, что когда я говорю: «Я вижу собаку», я выражаю а и указываю на х. Но в том, что я полагаю правильно сформулированным χ — просто переменная и ничего не выражает. Ситуация аналогична той, в которой мы желаем использовать собственные имена, но вынуждены использовать дескрипции.
В общем, мы можем сказать: когда я в состоянии полагания, тот f аспект полагания, который, кажется, указывает на что-то еще, на î самом деле этого не делает, но оперирует с помощью фиктивных с (связанных) переменных. Рассмотрим простейший случай: если я $ ожидаю взрыв, словесным выражением моего убеждения в этом | является фраза «будет шум». Здесь «шум» — связанная переменная. Аналогичным образом, если я вспоминаю событие с помощью .· образной памяти, словесным выражением моей памяти-мнения является фраза «существовало нечто, подобное этому», где «это» — образная память, ахшечто» — связанная переменная. ΐ
Итак, мы приходим к следующим результатам: когда словесное | выражение моего мнения не содержит ни одной связанной пере- | менной, то, что выражается, и на что указывается, — тождествен- | ны. Когда словесное выражение нашего мнения включает выска- | зывание существования, скажем, «существует χ такой, что φχ», оно, | как устанавливается по занимаемому месту, является выражением
248
На что предложения «указывают»
мнения, а указанием выступает событие, верифицирующее суждение «φα», посредством которого высказывание «существует χ такой, что <рх» является истинным, или, скорее, то, что могло бы верифицировать «φα», если бы мы стали это утверждать. Мы не можем этого утверждать, поскольку а находится за пределами нашего опыта, и «а» не является одним из имен в нашем словаре. Все сказанное включает допущение, что суждение формы «существует χ такой, что φχ» может быть известным в том случае, когда ни одно суждение формы «φα» неизвестно — например, «Какая-то собака украла баранью ногу, когда я не смотрел на нее».
Суммируем: предложение в изъявительном наклонении «выражает» мнение; это просто одно из неопределенного множества действий, которое может выразить данное мнение. Если предложение не содержит ни одной связанной переменной, оно должно упоминать только вещи, предъявленные в настоящий момент носителю мнения; в таком случае оно способно находиться в особом причинном отношении к этим вещам, что превращает его в то, что в предыдущей главе называлось «предложением, характеризующим опыт».
Если предложение обладает этим особым отношением, оно (а также мнение, им выражаемое) называется «истинным»; если же нет, то «ложным». В этом случае то, что предложение «выражает» и на что «указывает», — тождественны, пока предложение, не став ложным, не перестает вообще на что-либо «указывать».
Но когда предложение выходит за границы текущего опыта, оно должно содержать по крайней мере одну связанную переменную. Если в данный момент мы придерживаемся метафизики здравого смысла настолько, насколько это позволяет логика, мы скажем, что когда сталкиваемся на опыте с объектом восприятия а, существует одно-однозначное отношение 5 между некоторой «вещью» и а, причем «вещью» является то, о чем я обычно говорю как о воспринимаемом. Например, пусть а - собакоподобное пятно цвета, тогда 5-ная α — та собака, о которой я говорю, что вижу ее, когда имею опыт а. Когда я говорю, что «этой собаке 10 лет», я делаю высказывание про 5-ную а, которое содержит связанные переменные. Если
249
На что предложения «указывают»
наше высказывание истинно, существует с такое, что с - 5-ной а; в этом случае то, на что я указываю, выражается фразой «с — 10 лет», или, точнее, указываю на то, что делает последнее выражение истинным.
Но все это, пока что крайне неудовлетворительно. Прежде всего, предложение «с — 10 лет» никогда не может произноситься, $ поскольку собственное имя с не встречается в моем словаре. Да- | лее, по тем же основаниям, я никогда не обладаю мнением, выра- f зимым этим предложением. В-третьих, мы решили, что предложе- ния не представляют собой ничего, кроме выражения мнений. В-четвертых, выше я высказал гипотезу, что предложение «Этой собаке 10 лет» было «истинным», но пока что мы не определили «ис- j тинность» предложений со связанными переменными, к каким от- £ носится наше предложение. I
Мы не можем выбраться из этого клубка проблем иначе, как | рассмотрев, что подразумевается под «верификатором» мнения. | Мнение, когда оно достаточно простое, обладает какой-либо из | возможных причинных связей с другими событиями; эти события | называются «верификаторами» мнения, или же любого предложе- | ния, выражающего мнение. Некоторые каузальные связи, по определению, превращают мнение в «истинное», а другие — в «ложное». Но когда мнение посредством связанных переменных указывает на предметы за пределами моего опыта, возникают некото- j рые сложности. Давайте вернемся к иллюстрации «вам жарко», не содержащей не относящихся к делу трудностей. Данную фразу можно понимать следующим образом: «существует чувство жара, связанное с моим восприятием вашего тела так же, как оно связано с восприятием моего тела, когда мне жарко»1. Когда мне жарко, я могу дать моему чувству жара собственное имя; когда вам жарко, ваше чувство жара, по отношению ко мне, является предположительным значением связанной переменной. Здесь возможны два· варианта. Допустим, я представляю восприятие собственного тела !
1 Это упрощение, не наносящее вреда рассмотрению нашей текущей проблемы. Мы попытаемся построить более аккуратную теорию данного про-1 цесса в следующей главе.
250
На что предложения «указывают»
с помощью а, мое восприятие вашего тела с помощью Ь, мое чувство жара с помощью ft, отношение, которое существует между а и h и воспринимается мной с помощью Я. Тогда «вам жарко» будет выглядеть так: «существует h' такой, что bHh'».
Здесь присутствует гипотетическое предложение «bHh'», которое я не могу произнести, поскольку в моем языке нет такого имени — «ft'». Но также имеет место, если вам жарко, реальное событие, которое гипотетически названо гипотетическим именем h', и это событие действительно так связано с Ь, что эта связь с Ъ была бы верификатором предложения «ЬЯЛ'», если бы я мог произнести это предложение. Взятое в целом данное положение дел конституирует верификатор предложения «существует h 'такой, что bHh'». Как можем мы достичь знания обо всем этом, зная последнее выражение, я здесь не исследую; я допускаю, что могу знать, что вам жарко, и спросить, каковы простейшие условия такого знания, если оно существует.
Мы говорим теперь, что простейшим классом событий, на которые указывает предложение, является его верификатор, когда предложение истинное, и ничто, когда предложение ложно.
В случае с предложением «Вам жарко» я мог бы, если бы имел достаточный словарь, построить предложение, не содержащее переменной, которое верифицировалось бы тем же событием, что и мое действительное предложение; то, что мне не хватает собственных имен для этой цели, не более чем эмпирический факт. В случае с предложением «Все люди смертны» ситуация иная; никакой мыслимый словарь не мог бы выразить этого предложения без помощи переменных. Различие состоит в том, что одно событие является полным верификатором для предложения «Вам жарко», в то время как для верификации общего высказывания необходимо много событий. С любой точки зрения, кроме теории познания, предложение «вам жарко» можно интерпретировать как «bHh'»; но только теория познания требует интерпретации «существует h' такой, что bHh'».
Следует знать, что связь мнения или же предложения с тем, на что они указывают, т. е. с их верификатором (если он существует),
251
На что предложения «указывают»
часто весьма опосредованная и причинно обусловленная. И хотя «знать» верификатор означает воспринимать его, мы должны, пока наше знание не станет неправдоподобно выхолощенным знать об истинности многих предложений, верификаторы которых не могут восприниматься. Но такие предложения всегда содержат переменную, на место которой могло бы входить в предложения имя верификатора, если бы наши способности к восприятию были достаточно обширными.
252