Geum.ru

Мотив и цель воинских преступлений по советскому уголовному праву

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9
Глава III. ВЛИЯНИЕ МОТИВА И ЦЕЛИ НА ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И НАКАЗАНИЕ ЗА ВОИНСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ.

§ 1. Применение наказания с учетом мотивов и целей совершенных деяний.

Мотив и цель в уголовном праве учитываются не только как признаки составов преступлений при квалификации, но и как обстоятельства, влияющие на индивидуализацию наказания в процессе его назначения.

Назначение наказания является важной самостоятельной стадией применения уголовного закона (122, 193), логическим результатом всей предшествующей деятельности органов следствия и суда по установлению события преступления, его уголовно-правовой оценке, того, что конкретное преступление совершено подсудимым и он виновен в его совершении.

Но деятельность суда, в том числе военных трибуналов, в связи с назначением наказания законодатель не отграничивает установлением указанных обстоятельств. Она гораздо сложнее. Суд, как об этом указано в ст. 32 Основ, обязан назначить наказание с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления, личности виновного и обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответственность. Наказание принадлежит к тем институтам уголовного права, в которых особенно ярко проявляется роль нравственного начала, моральных требований общества. Оно тесно связано с личностью подсудимого и его психическим отношением к содеянному, мотивами и целями совершения преступления. Роль мотива и цели в назначении конкретного вида и размера наказания определяется общим направлением уголовной политики советского государства и непосредственно вытекает из задач и целей наказания. Для того, чтобы наказание могло выполнять поставленные задачи, оно должно быть не только законным, но и справедливым, то есть основываться на нравственных началах общества, общечеловеческих ценностях, на строгом учете личности, социального и психологического аспектах поведения виновного, а также всех обстоятельств совершенного преступления.

Сознание необходимости при назначении наказания принимать во внимание рассматриваемые нами признаки давно и прочно вошло в уголовное и процессуальное законодательство, в науку и судебную практику. Пленумы Верховных Судов СССР и РСФСР, Военная коллегия неоднократно обращали внимание судов на то, что при постановлении приговоров должны получить оценку все доказательства, рассмотренные в судебном заседании. «В приговоре необходимо излагать обстоятельства дела, признанные судом установленными, в том числе мотивы и цели совершенного деяния, а также доказательства, на основании которых суд пришел к убеждению, что эти обстоятельства имели или не имели место в действительности». «Приговор не должен оставлять сомнений относительно формы вины, цели и мотивов совершения преступления» (97, 99, 100). Практике органов военной юстиции известны многочисленные случаи отмены судебных решений, когда органами предварительного следствия и судом не выяснялись мотивы и цели преступления, имеющие значение для правильной квалификации содеянного и назначения виновным наказания (72, 68-70; 73, 60-63; 104, 10-11).

В проекте Основ уголовного законодательства, опубликованном в 1988 году ст. 42 об общих началах назначения наказания, расширив перечень обстоятельств, учитываемых при избрании меры уголовно-правового воздействия причислила, к ним в качестве самостоятельного элемента мотивы содеянного (26, 32). Формулируя проект указанной новеллы, авторы такого предложения не оказались оригинальными. Буржуазное, в том числе русское дореволюционное уголовное право широко оперировало мотивами совершения преступлений при определении меры наказания (134, 236). Прогрессивные идеи дореволюционного права были восприняты Руководящими началами по уголовному праву 1919 г. и УК 1922 г. В настоящее время уголовные законы ряда государств, например, часть вторая § 46 УК ФРГ, ст. 44 УК НРБ, прямо предписывают суду при назначении наказания, наряду со степенью общественной опасности деяния и личности виновного, учитывать также мотивы преступления и другие смягчающие и отягчающие обстоятельства (35, 22; 228, 157). Аналогичная модель нормы об общих началах назначения наказания была воспроизведена в монографии «Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования» (228, 157).

Однако имеющиеся предложения о выделении мотива в качестве самостоятельного элемента при назначении выдвигают некоторые вопросы, требующие научного и практического разрешения.

В зависимости от своего конкретного содержания и способа отражения в законодательстве мотив может влиять на характер и определять степень общественной опасности деяния, охарактеризовать личность виновного, выступая смягчающим либо отягчающим ответственность обстоятельством, то есть принадлежать к каждому из основных начал назначения наказания, перечисленных в ст. 32 Основ 1958 года. Возникает вопрос о том, каким же образом следует на практике учитывать мотивы и цели содеянного. Его решение в настоящее время не является однозначным, единообразным и неизменным ни в теории, ни в судебной практике.

Представляется, что отправной точкой для его правильного разрешения являются идеи о детерминистической сущности мотива и цели в формировании преступления, о полимотивированности преступного поведения, еще недостаточно учитываемые следственно-судебной практикой. Мотивы и цели, фигурирующие в Законе в качестве конструктивного либо квалифицирующего признака, обусловливают соответствующую направленность посягательства на определенный объект и таким образом влияют на характер общественной опасности, качественную характеристику деяния. Такие признаки, назовем их мотивами и целями «первого порядка», должны оцениваться в рамка названной характеристики при квалификации преступления и не могут повторно учитываться при назначении наказания. И следует только приветствовать предложения о законодательных новеллах, содержащихся в ст.ст. 43 и 44 проекта Основ, легализующих на нормативном уровне последнее положение о том, что дважды учитывать одни и те же признаки недопустимо. Определенный характер опасности деяния отражается через признак наказуемости деяния в санкциях конкретных уголовно-правовых норм, в пределах которых возможна дифференциация наказания. В виде и размере наказания за то или иное преступление выражается государственно-правовая оценка тяжести преступления, его общественной опасности.

Даже если мотив и цель не являются признаками конкретного преступления, они, исходя из своей социальной и психологической природы, тем не менее, наличествуют в любом деянии субъекта как детерминанты его поведения. Назовем их мотивы и цели «второго порядка». Не оказывая прямого влияния на уголовно-правовую оценку содеянного, они выполняют существенную роль: влияют на индивидуальные особенности конкретного преступления – степень его общественной опасности и, следовательно, на выбор вида и размера наказания в пределах санкции статьи, по которой квалифицировано деяние.

Общепризнанное положение о конкуренции, о совокупности мотивов и целей в поведении субъекта объясняет весьма частные случаи параллельного существования различных мотивов, целей в одном преступлении. В основе поведения человека могут лежать различные мотивы. Однако непосредственно обусловливают волевые акты субъекта только одинаковые по одержанию и значению побуждения. Они и детерминируют намерение лица совершить преступление. Главным (или главными) мотивами преступления являются те, в пользу которых избран волевой акт и который (которые) «перевесили» все остальные побуждения, легли в основу принятия решения субъекта на совершение преступления. Те из побуждений, которые избраны законодателем в качестве признаков состава преступления, должны получить оценку при квалификации в рамках характера опасности как мотивы «первого» порядка. Остальные же параллельно существующие побуждения, участвующие в детерминации преступного поведения, смягчающих либо отягчающих обстоятельств следует учитывать как мотивы «второго порядка», в рамках степени общественной опасности содеянного.

Наконец, в поведении субъекта могут присутствовать такие мотивы, которые непосредственно не детерминировали волевой процесс, имели отличное от доминирующих побуждений содержание и значение. Такие мотивы могут действовать «в унисон», изменять, уточнять, усиливать общую решимость совершить преступление и, тем самым, способны характеризовать преступление и преступника. В совершенном преступлении они играют подчиненную, второстепенную роль. Иерархия мотивов выдвигает необходимость учета и этих последних побуждений «третьего порядка». Для этого в действующем уголовном законодательстве имеются все возможности. Мотивы и обусловленные ими цели, непосредственно не детерминирующие волевой процесс, но тем не менее, проявившиеся в преступлении, следует учитывать в рамках характеристики личности виновного.

Таким образом, различные уровни влияния мотивов и целей на поведение субъекта, то есть глубина мотивации обусловливает существование различных уровней их проявлений и способов практического учета в правоприменении: в качестве факторов, определяющих характер, степень общественной опасности либо обстоятельств, характеризующих личность виновного.

Анализ практики назначения наказания военными трибуналами свидетельствует о том, что рассматриваемые признаки еще недостаточно учитываются при определении меры уголовно-правового воздействия виновному лицу, что в решении этого вопроса имеется ряд недостатков.

При применении уголовного закона суды учитывают признаки мотива, цели преимущественно в качестве факторов, влияющих на квалификацию либо в качестве обстоятельств, смягчающих или отягчающих ответственность. Объясняется это простотой применения данных способов оценки рассматриваемых признаков, поскольку таковые предусмотрены законодательством. Что касается остальных способов учета мотивов и целей, то представляется, что они недостаточно разъяснены в руководящих Постановлениях Пленумов Верховных Судов СССР и союзных республик и не описаны в научной литературе. Так, например, отмечается, что при определении степени общественной опасности совершенного преступления следует исходить из совокупности всех обстоятельств, при которых было совершено конкретное преступное деяние (форма вины, мотивы, способ, обстановка и стадия совершения преступления, тяжесть наступивших последствий, степень и характер участия каждого из соучастников в преступлении и др.) (100, 549). Однако способ практического учета перечисленных обстоятельств, механизм их влияния на степень опасности содеянного не раскрывается, что затрудняет действия правоприменительных органов и сказывается на качестве судебных решений.

Отнюдь не к позитивному моменту судебной практики следует отнести то обстоятельство, что следствие и суды чаще игнорируют, чем учитывают известную полимотивированность многих преступных деяний. При обосновании наказания учитываются, как правило, лишь доминирующие мотивы и цели «первого порядка» и на этом анализ рассматриваемых признаков исчерпывается.

Представляется, что приведенные примеры недостатков практики назначения наказания имеют ряд общих причин, и для их устранения имеются единые пути, основанные на комплексности и взаимосвязи вопросов индивидуализации мер уголовно-правового воздействия.

Потребностью снять ряд вопросов о недостатках в назначении наказания, видимо, руководствовались и авторы проекта Основ 1988 г., дополняя норму об общих началах назначения наказания (ст. 42 проекта) указанием на мотив как на отдельное, самостоятельное такое начало. Роль и место мотива среди прочих учитываемых при назначении наказания обстоятельств в нынешнем законодательстве действительно отражена недостаточно четко, безусловно, необходимо повысить ответственность судов в его установлении и оценке. Однако форма выражения этой заслуживающей внимания идеи не вполне соответствует ее позитивному содержанию по ряду оснований.

Мотив, а также цель, в зависимости от выполняемых функций в противоправном поведении могут влиять на характер, степень общественной преступления, характеристики личности виновного. Совокупность мотивов конкретного преступления может принадлежать ко всем трем началам назначения наказания одновременно. А потому дополнительное указание в ст. 42 проекта Основ на обязанность суда наряду с характером и степенью общественной опасности преступления, личностью виновного, смягчающими и отягчающими обстоятельствами учитывать мотивы содеянного, равно как и характер и размер причиненного вреда, противоречит логике. Например, Ф.С.Бражник, обосновывая приведенную позицию, правильно замечает, что предложение авторов проекта равносильно тому, чтобы потребовать учесть стоимость похищенного зерна и дополнительно стоимость муки, которая будет получена из этого же зерна (11, 4). Кроме того, вызывает сомнение то обстоятельство, что проект нормы об общих началах назначения наказания дополнен двумя признаками: мотивами, характером и размером причиненного вреда и не включает в себя важного элемента, связывающего их между собой – цели деяния. Ось «мотив-цель», наряду с совокупностью других признаков: характером и размером вреда, способом совершения преступления, временем, местом, обстановкой определяет соответствующие характер и степень общественной опасности деяния и должна получать оценку преимущественно в рамках названных общих начал.

Поэтому представляется, что нечеткая и неоднозначная формулировка в проекте Основ того, как учитывать мотив и цель деяния при нерешенности этого вопроса в действующем законодательстве и отсутствии исчерпывающих руководящих разъяснений высших судебных инстанций не поднимает, а, наоборот, в определенной мере обесценивает роль рассматриваемых признаков, размывает их уголовно-правовые функции. В сложившейся ситуации наиболее приемлемым решением представляется сохранение ст. 32 Основ об общих началах назначения наказания в ныне действующей редакции. Уточнение роли мотива, цели, а также иных признаков при назначении наказания следовало бы осуществить на уровне руководящего разъяснения Пленума Верховного Суда СССР, которое способно явиться одной из гарантий соблюдения законности при постановлении приговоров по уголовным делам. Такое уточнение можно внести, в частности, в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда СССР «О судебном приговоре», где записать: «В приговоре необходимо указывать, какие конкретные данные, свидетельствующие о характере, о степени общественной опасности, а какие в качестве смягчающих либо отягчающих обстоятельств и как именно учтены судом при избрании меры наказания. При назначении наказания суд вправе учитывать только те обстоятельства, которые исследованы и подтверждены в судебном заседании».

Так, приговором по делу рядового Танчука было установлено, что подсудимый, имея намерение временно уклониться от службы, проглотил швейную иглу, в связи с чем находился в госпитале, а через день после выписки проглотил три иглы с тем, чтобы вновь попасть на стационарное лечение и отдохнуть от службы. При мотивировке наказания суд указал на «повышенную общественную опасность содеянного Танчуком в условиях армии», четко не выделив, к какому из начал назначения наказания он отнес данное обстоятельство. Целесообразнее было бы обосновать повышенную степень общественной опасности содеянного указанием на повторность действий Танчука, на его настойчивость в достижении не одной, а двух преступных целей уклонения от военной службы, на способ совершения преступления и иные установленные данные.

Для наглядности излагаемых положений о недостатках при наначении наказания приведем цитату из производно взятого приговора по делу рядового Абдинова, причинившего себе членовредительство и осужденного по п. «а» ст. 249 УК: «При назначении наказания военный трибунал принимает во внимание, что у Абдинова многодетная семья и его пенсионного возраста родители нуждаются в помощи и поддержке. Суд также учитывает, что Абдинов принимал участие в боевых операциях в составе своего подразделения. Вместе с тем, военный трибунал отмечает, что Абадинов с первых дней службы в части стал на путь нарушения воинской дисциплины, за что наказывался в дисциплинарном порядке, но должных выводов из проводимой в связи с этим с ним политико-воспитательной работы не сделал, совершил опасное в особых условиях прохождения службы в ДРА преступление, уклонившись от исполнения обязанностей на полгода. Учитывая приведенные данные о личности Абдинова и характер им содеянного, а также состояние его здоровья, военный трибунал считает необходимым направить его для исправления и воспитания в места лишения свободы на длительный срок…» (108, 176-178).

Изложенное позволяет утвердиться в выводе о необходимости учета данных о личности в рамках характера, степени общественной опасности преступления, обстоятельств смягчающих-отягчающих ответственность либо в качестве самостоятельного признака ст. 32 Основ. Причем делать это следует именно в предусмотренной законом последовательности, поскольку она свидетельствует об уровне проявления названных данных в конкретном преступлении как признаков первого, второго, третьего и четвертого порядков.

Круг обстоятельств, позволяющих индивидуализировать наказание с учетом особенностей преступного деяния, значительно шире, он не ограничивается рассмотренным мотивом, целью и данными о личности виновного. Применительно к отдельным группам преступлений они имеют свою специфику. Было бы целесообразно поэтому в постановлениях высших судебных инстанций по вопросам уголовно-правовой борьбы с отдельными видами посягательств давать примерный перечень обстоятельств, способных индивидуализировать преступления по степени общественной опасности и обстоятельствам, смягчающим ответственность. Это может способствовать правильной оценке судами тяжести содеянного, верного применения в конкретных случаях общих начал назначения наказания как необходимого условия справедливости мер уголовного воздействия.

В связи с рассмотрением способов учета данных о личности в назначении наказания возникает вопрос о том, могут ли при определении меры уголовно-правового воздействия приниматься во внимание мотив и цель как факторы, характеризующие личность виновного.

Ответ на поставленный вопрос состоит в следующем. Мотив и цель являются признаками, детерминирующими поведение, то есть характеризующими деяния и, следовательно, должны учитываться в правоприменении с точки зрения их влияния именно на преступление. Вне деяния рассматриваемые признаки как уголовно-правовые категории теряют смысл. Поэтому мотив и цель, все их разнообразие должны учитываться в рамках обстоятельств, характеризующих деяния, для чего в действующем законодательстве имеются все возможности. Характеризуя деяние, мотив, цель определенным образом обрисовывают и личность, его совершившую.

Таким образом, при индивидуализации наказания, мотив и цель должны приниматься во внимание как обстоятельства, влияющие на степень общественной опасности преступления либо как смягчающие или отягчающие ответственность виновного.

С анализом мотивов и целей суды обоснованно связывают ряд факторов, смягчающих и отягчающих ответственность. Некоторые из них заслуживают уточнения.

В качестве отягчающего обстоятельства в пункте 3 ст. 34 Основ (ст. 39 УК) указывается на совершение преступления из корыстных или иных низменных побуждений. Формулировка о низменности побуждений достаточно неопределенна, законодатель не раскрывает этого понятия, оставляя его определение за судом. Наука и практика, исходя из нравственных воззрений, к низменным побуждениям относят: хулиганские мотивы, месть, зависть, тщеславие, карьеризм, трусость, малодушие, грубый эгоизм, ревность, злобу и другие (165-Т2; 239). Подобно тому, как не соответствующей требованиям закона является общая ссылка в приговоре на то, что суд при назначении наказания учел личность виновного, недопустимо указывать в судебных решениях на наличие иных низменных побуждений без их конкретизации. На это обратила внимание высшая судебная инстанция. В ранее действовавшем постановлении «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывалось, что суды не должны ограничиваться формулировками в виде неопределенной ссылки на низменные побуждения, а должны в каждом конкретном случае специально указывать, в чем именно заключались эти побуждения, толкнувшие виновного на совершение преступления. В действующих руководящих разъяснениях Верховных Судов по аналогичным вопросам это положение, к сожалению, не сохранилось. На практике же ссылки на «низменные побуждения», «низменные потребности» продолжают фигурировать без их конкретизации в качестве отягчающих обстоятельств. Например, при назначении наказания по делу военных строителей-рядовых Жаркова и Цыбаева, которые, желая показать свое превосходство, силой заставили потерпевшего взять в рот их половые члены, военный трибунал Хабаровского гарнизона в качестве отягчающего обстоятельства учел, что «подсудимые совершили преступление из низменных побуждений» (94, 474). Поэтому представляется необходимым в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР о практике применения общих начал назначения наказания дать конкретны рекомендации по практическому учету данного обстоятельства при избрании меры уголовно-правового воздействия.

Анализ практики назначения наказания за некоторые воинские преступления позволяет выделить определенную специфику учета мотивов и целей военными трибуналами при индивидуализации мер уголовного принуждения.

- В практике назначения наказания за нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими помимо ссылок на низменные побуждения отмечено применение еще одного неопределенного обстоятельства. Примерно в 10 % случаев вынесения приговоров по ст. 8 Закона (ст. 244 УК) военные трибуналы указывают на реальные мотивы преступления, а формально констатируют, что деяние совершено на почве неуставных отношений, полагая, что тем самым указывают на мотив деяния. Причем описывается этот признак нейтрально, без отнесения его к одному из начал назначения наказания. В результате происходит подмена причины следствием, а истинные побуждения виновных лиц не выясняются и не оцениваются. Констатация того, что деяние совершено на почве неуставных отношений не принадлежит ни к мотиву, ни к цели, ни к одному из общих начал назначения наказания. Поэтому оно не может само по себе каким-либо образом характеризовать преступление, влиять на меру принуждения и его не следует указывать в приговоре при мотивировке наказания.

- По делам о неуставных взаимоотношениях в качестве обстоятельств, отрицательно характеризующих личность виновного, либо в рамках низменных побуждений как обстоятельства, отягчающие ответственность, судами применяются указания на совершение преступления из хулиганских либо сексуальных побуждений (примерно в 5 % случаев). Такое уточнение мотивов преступления не влияет на квалификацию содеянного, но безусловно должно быть учтено при индивидуализации наказания. Поскольку эти мотивы непосредственно обусловливают преступление военнослужащего, их следует учитывать для определения степени общественной опасности деяния, подчеркивая тем самым индивидуальную особенность совершенного воинского преступления, а не в плане отрицательной характеристике личности либо отягчающего обстоятельства.

- При назначении наказания за воинские должностные преступления (примерно в 60 % случаев) и за преступления, связанные с неуставными отношениями (примерно в 15 % случаев), учитывается мотив ложно понятых интересов службы. Его конкретизация в приговорах осуществляется не часто, в связи с чем затруднено его категоричное и однозначное отнесение к одному из общих начал назначения наказания. В основном данное обстоятельство фигурирует как смягчающее ответственность. Так, например, в приговоре по делу капитана Березкина, осужденного за систематическое избиение подчиненных военнослужащих по п. «а» ст. 260 УК, указывается: «При назначении наказания суд учитывает, что Березкин неправомерные деяния совершил из ложно понятых интересов службы в связи с допускаемыми потерпевшими нарушениями воинской дисциплины…». Суд сослался и на другие обстоятельства, однако не отнес их к определенным началам назначения наказания и только по смыслу и размеру назначенного наказания можно догадаться, что они явились факторами, смягчающими ответственность. Представляется, что правильно конкретизированный и оцененный мотив ложно понятых интересов службы как фактор, детерминировавший конкретное преступление, должен учитываться в рамках степени общественной опасности деяния в плане ее уменьшения. Это связано с тем, что поведение лиц, действующих подобным противоправным образом, как правило, напрямую обусловлены неправильными поступками сослуживцев, подчиненных, их провоцирующим поведением, а виновные преследуют цель неправомерными средствами попытаться поддержать дисциплину и воинский порядок.

Ложно понятые интересы службы следует соотносить с иной личной заинтересованностью. По делам о воинских должностных преступлениях ложно понятые интересы службы в ряде случаев могут входить в мотив иной личной заинтересованности, а поэтому должны быть учтены при квалификации содеянного. Кроме того, если мотив иной личной заинтересованности конкретизировался в определенном деянии в виде каких-либо низменных побуждений и они были учтены при квалификации, то при назначении наказания ссылка на них уже недопустима, поскольку дважды учитывать одни и те же обстоятельства для характеристики общественной опасности со стороны качества и количества нельзя.

- При определении наказания за преступления против порядка прохождения воинской службы также имеются большие возможности для практического учета рассматриваемых признаков.

В качестве обстоятельств, снижающих степень общественной опасности уклонений, могут признаваться также мотивы, которые обусловились применяемыми к виновному неуставными отношениями, сложными семейными проблемами, неурядицами, стремлением помочь родным и близким в решении каких-либо вопросов. Военная коллегия Верховного Суда СССР, пересматривая дела, неоднократно снижала виновным меру наказания именно с учетом мотивов деяния. Так, рядовой Мазура был осужден по п. «а» ст. 246 УК на 1 год и 6 месяцев отбывания наказания в дисциплинарном батальоне. Считая назначенное наказание явно несправедливым вследствие его суровости. Председатель Военной коллегии внес протест с предложением снизить назначенное Мазуре наказание с учетом следующих обстоятельств. В начале предварительного следствия и в кассационной жалобе, оставленной без удовлетворения, осужденный утверждал, что оставил часть из-за неуставных отношений к нему сослуживцев и командира отделения. Эти объяснения находят подтверждение в показаниях четырех свидетелей-сослуживцев, командира отделения, а также в объяснениях матери осужденного. Однако приведенные доказательства суд оставил без внимания и они не получили оценки в приговоре. Военная коллегия Верховного Суда СССР, учтя мотивы содеянного виновным, его положительную характеристику и кратковременность службы, согласилась с протестом и снизила Мазуре наказание до 9 месяцев нахождения в дисциплинарном батальоне (81, 10-11).

В качестве обстоятельств, усиливающих наказание, военными трибуналами учитываются настойчивость и целеустремленность виновных в осуществлении своих преступных намерений (при совершении неоднократных уклонений от службы); длительность отсутствия на службе, не обусловленного какими-либо уважительными причинами, мотивами; более активная роль одного из соучастников в осуществлении преступного намерения (при групповом уклонении).

По ряду дел указывалось, что виновный не признался в дезертирстве (что следует, видимо, понимать как непризнание виновным цели вовсе уклониться от военной службы). В свое время Военная коллегия пересматривала дело Булах, по которому в качестве отягчающего обстоятельства фигурировало указание о том, что осужденный не осознал своей вины и не раскаялся в содеянном. Военная коллегия указала: «Содержащийся в законе перечень отягчающих обстоятельств является исчерпывающим, и суд не вправе ссылаться на обстоятельства, которые не указаны в законе». И дело здесь не в формальной ошибке. Приведенное обстоятельство нельзя учитывать ни в рамках степени опасности содеянного, ни в рамках отрицательной характеристики личности. Признание, а равно непризнание своей вины является неотъемлемым правом субъекта, предоставленным и гарантированным уголовно-процессуальным законодательством. И недопустимо путем указания на непризнание лицом своей вины при назначении наказания лишать его этого права.

Цель уклонения может влиять на назначение наказания по ст. 13 Закона (ст. 249 УК). При совершении преступления, предусмотренного ст. 13 Закона, виновным могут преследоваться цели либо временного отсутствия на службе либо вовсе не служить в армии. Содержание цели на оценку деяния по ст. 13 не влияет, однако должно быть учтено как фактор, увеличивающий или уменьшающий индивидуальную опасность преступления.

Мотив и цель влияют на индивидуальные особенности преступного поведения в случаях, когда состав преступления допускает как умышленную, так и неосторожную формы вины (например, во всех преступных нарушениях правил несения специальных служб). При прочих равных условиях преступление, совершенное умышленно, в целях достижения заранее намеченного результата, свидетельствует о большей глубине антисоциальной мотивации поведения и поэтому должно наказываться более строго, чем деяния, совершенные по неосторожности и даже с косвенным умыслом по причине влияния цели на повышение степени общественной опасности содеянного.

Широкие возможности для индивидуализации наказания создает правильное определение мотивов и целей преступления вне зависимости от того, являются ли рассматриваемые признаки обязательными элементами состава конкретного преступления или нет.

В судебной практике немало дел о хищениях социалистического имущества, в которых виновные не преследовали цель личного обогащения, не пользовались плодами преступления (например, военнослужащие совершают кражи автозапчастей с целью установления их на военные машины). В практике военных трибуналов такая цель не является основанием для освобождения от ответственности, но не может не учитываться при назначении наказания, так как снижает степень общественной опасности конкретного деяния.

В настоящее время в вопросе учета мотива и цели при определении наказания имеется определенная несогласованность норм материального законодательства. Такое положение не может быть признано нормальным, поскольку «один и тот же дух должен одушевлять право и процесс» (3, 158).

Согласно ст. 347 УПК наказание должно соответствовать «тяжести преступления и личности осужденного». В соответствии со ст. 32 Основ при избрании меры наказания суд учитывает характер и степень общественной опасности совершенного преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность. Как видно из сравнения двух норм, одному и тому же адресату – суду, по одному и тому же вопросу – критериях назначения справедливого, правильного наказания, даны не совпадающие ориентиры. А ведь существенной гарантией надлежащего применения законодательства является единообразное его понимание и толкование, что трудно обеспечить, если по данному вопросу законодателем формулируются заметно различающиеся положения. Согласно буквальному толкованию действующего процессуального закона (ст. 347 УПК), непринятие судом во внимание смягчающих и отягчающих обстоятельств не сказывается на качестве приговора, не служит показателем его явной несправедливости. В то же время из содержания ст.ст. 205 и 314 УПК видно, что в обвинительном заключении, приговоре должны быть указаны и учтены все перечисленные в нормах уголовного закона (ст.ст. 37, 38, 39 УК) обстоятельства. Несоответствие между материальным и процессуальным законодательством должно быть устранено посредством указания в ст. 347 УПК всех обстоятельств, перечисленных в ст. 32 Основ (ст. 37 УК).


§ 2. Освобождение от уголовной ответственности и наказания в зависимости от содержания мотива и цели деяния.

Мотив и цель принимаются во внимание не только при индивидуализации наказания в процессе его назначения, но и при применении институтов освобождения от ответственности и наказания. Освобождение от ответственности и наказания является одним из уголовно-правовых последствий совершения преступления и соответствует указаниям В.И.Ленина, КПСС о необходимости эффективного сочетания методов убеждения и принуждения в борьбе с преступностью, их жизненность проверена многолетней практикой.

В нашей стране каждый пятый из лиц, совершающих преступления, не подвергается мерам уголовного наказания. Процент рецидива среди освобожденных от ответственности правонарушителей почти в пять раз ниже, чем среди лиц, отбывавших наказание и составляет от 1,1 до 4,8 % (116-А, 13; 240, 16). Это свидетельствует о том, что цели их исправления и перевоспитания в значительной мере достигаются. Подавляющее большинство работников органов военной юстиции (89 %) положительно оценивают значимость институтов освобождения и высказывают мнение, что в дальнейшем эта оправдывающая себя деятельность будет активизироваться (116-А, 13; 240, 19).

Примерно такими же данными характеризуется применение институтов в Вооруженных Силах СССР. По данных многолетних наблюдений ГВП и УВТ примерно 20 % военнослужащих, совершивших преступления, освобождается от уголовной ответственности и наказания. Из числа лиц, совершивших воинские преступления, процент освобожденных еще выше и составляет в среднем 35 % (240, 21). Особенно часто такое уголовно-правовое последствие касается военнослужащих, совершивших уклонения от военной службы и воинские должностные преступления. В результате выборочного изучения уголовных дел в отношении военнослужащих было установлено, что в течение двух лет после освобождения вновь совершают преступления менее 1 % правонарушителей (240, 21). Все это говорит о том, что институты освобождения занимают видное место в практике борьбы с преступностью в Вооруженных Силах СССР, в особенности с воинскими преступлениями, уголовно-правовыми средствами и в целом оправдывают свое предназначение.

Особого внимания заслуживает вопрос об эффективности таких видов освобождения и путях ее повышения. Как обоснованно отмечается в теории и на практике, нормы об освобождении от ответственности и наказания еще не лучшим образом реализуются в правоприменительной деятельности. На имеющиеся в этой сфере применения уголовного закона недостатки неоднократно указывали высшие судебные инстанции страны (95, 487-491; 97, 783-784).

Представляется, что одним из заметных резервов повышения эффективности данного вида правоприменительной деятельности является правильный и всесторонний учет мотивов и целей совершаемых деяний. Роль названных признаков прямо не раскрывается в нормах уголовного законодательства, регламентирующих освобождение от ответственности и наказания. Однако это не означает, что мотив и цель деяния безразличны следствию и суду при применении названных институтов. Значение мотива и цели здесь определяется их функцией влиять на степень общественной опасности деяния, смягчать или отягчать ответственность лица за его совершение. Основания применения институтов освобождения содержатся в целом ряде норм Общей части (ст.ст. 50-52 УК и др.). Суммируя их содержание, а также учитывая руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР по вопросам применения указанных норм, можно выделить некоторые общие условия, характерные для институтов освобождения. Первое связано с материальным признаком содеянного и состоит в том, что само по себе преступление должно не представлять большой общественной опасности. Однако наличие этого обстоятельства не означает необходимости обязательного применения освобождения от уголовно-правового воздействия. Требуется второе условие: уверенность правоприменителя в том, что лицо, совершившее преступление, также не представляет большой общественной опасности, что оно может быть направлено и перевоспитано без применения уголовного принуждения. Такой вывод должен быть основан на всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела и данных о личности правонарушителя.

Очевидно, что деяние, за которое возможно применение освобождения от уголовно-правового воздействия по нереабилитирующим основаниям, с одной стороны, по характеру общественной опасности является преступным, а с другой, степень такой опасности значительно ниже тех деяний, за которые должны применяться реальные меры наказания. Мотив и цель, находясь в числе факторов, влияющих на степень общественной опасности преступления, способны снижать или повышать ее. Обусловленность деяния побуждениями, устремлениями, смягчающими ответственность, позволяет снизить индивидуальную опасность конкретного преступления до уровня возможного применения освобождения от уголовной ответственности или от наказания. Думается, что иным образом, вне рамок степени общественной опасности преступления, мотив, цель не могут учитываться в рассматриваемой сфере правоприменительной деятельности. Дело в том, что степень опасности преступного деяния определяется на момент совершения преступления, она не зависит от последующего поведения виновного лица, как не зависит от посткриминальных обстоятельств оценка мотивов и целей содеянного. Вне деяния эти признаки вообще не имеют уголовно-правового значения. Утверждение именно о таком месте мотива и цели в освобождении от ответственности и наказания обусловлено также необходимостью выработки и проведения на практике единообразного подхода к вопросу о способах практического учета рассматриваемых субъективных признаков как при назначении наказания, так и при применении освобождения от уголовно-правового воздействия.

При рассмотрении влияния мотива и цели на назначение наказания за воинские преступления было высказано положение о том, что рассматриваемые признаки, исходя из их динамизирующей роли в поведении субъекта, необходимо принимать во внимание в рамках степени общественной опасности преступления либо в качестве смягчающих или отягчающих обстоятельств. По аналогичной схеме следует оценивать мотив, цель при применении институтов освобождения от ответственности и наказания. И назначение наказания, и институты освобождения от уголовно-правового воздействия в качестве двух основных и общих начал их реализации имеют ввиду опасность деяния и характеристику личности. Мотив и цель следует учитывать в рамках первого начала – опасности деяния во всех институтах, исходя из рассмотренных и обоснованных ранее функций данных признаков и их способность влиять на характер и степень общественной опасности содеянного. Большая обусловленность деяния мотивами и целями, смягчающими ответственность, свидетельствует о возможности применения меньшей меры наказания либо освобождения от уголовно-правового принуждения. И наоборот, детерминированность деяния мотивами, целями, отягчающими ответственность, может свидетельствовать о невозможности применения к виновному освобождения от ответственности и наказания. Изложенные положения для наглядности и их подтверждения данными практики проиллюстрируем следующими примерами.

- Матрос Орленко осужден за членовредительство по п. «а» ст. 249 УК к трем годам лишения свободы. При рассмотрении дела судом было признано установленным, что к виновному применялись неуставные отношения матросов более раннего призыва. Этому обстоятельству, однако, не было дано уголовно-правовой оценки, военный трибунал округа оставил приговор без изменения. Военная коллегия Верховного Суда СССР не согласилась с подобным решением и указала, что Орленко совершил членовредительство не только из-за тоски по дому, но и в связи с неуставными отношениями и физическим насилием, применявшимися к нему. Учитывая мотивы действия Орленко, содержащего признаки преступления, предусмотренного п. «а» ст. 249 УК, в совокупности с его инвалидностью и негодностью к военной службе, Военная коллегия признала, что он не представляет общественной опасности и может быть освобожден от уголовной ответственности, в связи с чем прекратила дело на основании ст. 6 УПК (вследствие изменения обстановки) (110, 7-8).

- По другому делу в отношении капитана Расенчука при применении к виновному отсрочки исполнения приговора были приняты во внимание как мотивы, так и цели содеянного. Расенчук в состоянии эмоционального напряжения совершил превышение власти. Оно было вызвано дерзким неповиновением рядового Мадатова, которое фактически переросло в сопротивление начальнику и сопровождалось оскорблениями и угрозами в его адрес. При этом Расенчук решил воздействовать на Мадатова с помощью угрозы применения оружия, в нарушение ст. 7 Дисциплинарного устава направил ствол пистолета несколько в сторону от Мадатова и выстрелил. Но в момент выстрела последний резко встал и пуля попала ему в голову, отчего он скончался. Однако действия офицера преследовали цель защиты воинского правопорядка, они были обусловлены мотивами, вызванными неправомерными действиями потерпевшего, что и было учтено судом при применении к Расенчуку реального наказания. (111, 14).

Как видно из приведенных приговоров, мотивы и цели преступления в обоих случаях, в совокупности с другими обстоятельствами позволили оценить индивидуальные особенности опасных деяний (степень общественной опасности) и помогли вынести решение о возможности освобождения субъектов либо от ответственности, либо от наказания.

В решениях правоприменительных органов об освобождении от уголовно-правового воздействия принимаются во внимание преимущественно следующие обстоятельства, характеризующие мотив и цель деяний:

- неправомерное поведение потерпевших, которое повлияло на формирование мотивов преступных действий, детерминацию мотива «в связи»;

- совершение преступления не с целью удовлетворения «личной прихоти», а с целью заставить подчиненных добросовестно исполнять служебные обязанности (ложно понятые интересы службы);

- возникновение умысла на преступление в связи с неуставными действиями сослуживцев и командиров;

- отсутствие в содеянном низменных побуждений;

- обусловленность уклонения от службы уважительными причинами личного, семейного характера;

- вынужденность совершения некоторых преступных действий и некоторые другие.

Изучение следственно-судебной практики показывает, что признаки мотива и цели все же достаточно редко учитываются при решении вопросов об освобождении от ответственности и наказания. Более того случаи их учета в таких вопросах носят единичный характер, а предпочтение отдается признакам объективной стороны и субъекта. В особенности такое положение характерно для органов военной прокуратуры. Объективно применение институтов освобождения от ответственности по нереабилитирующим основаниям следователями затруднено по ряду причин. Для применения данных институтов требуется согласие прокурора, а Главная военная прокуратура требует от подчиненных органов практически все дела о преступлениях направлять в суд, а прекращать производство только по реабилитирующим основаниям. Некоторые следователи военных прокуратур недостаточно ясно представляют роль мотива и цели в уголовном законодательстве в целом и, в частности, каким образом рассматриваемые признаки могут влиять на принятое решение об освобождении лица от уголовной ответственности. Вышестоящими органами военной юстиции по вопросам практического применения законодательства об освобождении от ответственности и наказания не подготовлено ни одного разъяснения или обзора.

В интересах повышения эффективности институтов освобождения от уголовной ответственности и наказания в практике военных прокуратур и трибуналов желательно, чтобы Главная военная прокуратура, Управление военных трибуналов, Военная коллегия уделяли внимание этому немаловажному вопросу, давали правоприменительным органам военной юстиции рекомендации практического характера, например, о том, какие конкретно обстоятельства влияют на характеристику деяния и личности, какова роль объективных и субъективных признаков содеянного в случаях неприменения мер уголовно-правового воздействия к субъектам преступлений. Полезно было бы периодически изучать и обобщать судебную практику о применении рассматриваемых институтов, анализировать допускаемые ошибки и нарушения, информировать о них военные прокуратуры и трибуналы для учета этих сведений в их практической деятельности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенные исследования по теме «Мотив и цель воинских преступлений по советскому уголовному праву» позволяют сделать следующие выводы, сформулировать предложения и рекомендации.

1. Научная разработка настоящей темы позволяет вскрыть социальную и психологическую природу мотивов и целей воинских преступлений, а также определить методологические основы учета рассматриваемых признаков, которые необходимо соблюдать в области уголовного правотворчества, правоприменения, в теоретических исследованиях и педагогической практике. При изучении мотивов и целей преступлений необходимо опираться на данные психологии и социологии, используя их в качестве методологической базы с учетом специфики предмета исследования. Следует иметь ввиду двойной характер детерминации мотивов и целей: их обусловленность внешними (объективными) и внутренними (субъективными) факторами, а с другой стороны, обратное влияние мотивов и целей на социальную действительность и психологическую характеристику личности, сознательно действующей в объективной реальности.

2. Будучи представлены в нормах уголовного, в том числе военно-уголовного законодательства, мотив и цель реализуют в праве свои общесоциальные функции. Свойство рассматриваемых признаков выполнять социально-значимые роли определяет их уголовно-правовое значение.

3. Мотив и цель в уголовном праве выполняют общие и специальные функции.

а) Общая функция заключается в том, что рассматриваемые субъективные признаки составляют основу волевого поведения субъекта. Содержание и антиобщественная направленность волевого процесса определяется глубиной антисоциальной мотивации поведения.

б) Глубина антисоциальной мотивации представляет собой тот или иной уровень актуализации в сознании субъекта мотивов, целей в совокупности с их социальными, психологическими детерминантами, а также способами их удовлетворения, который обусловливает совершение лицом различных по характеру и степени общественной опасности преступлений. Мотивация преступного поведения как комплексная система, имеет не только криминологическое, но и собственное уголовно-правовое значение. Она лежит в основе ряда важнейших уголовно-правовых институтов, позволяет исследовать мотивы и цели преступлений не в статике, а в динамике: от возникновения – до их реализации в конкретном поведенческом акте. Поэтому учение о мотивации должно приниматься во внимание в деятельности по конструированию и практическому применению уголовно-правовых норм, а также при преподавании советского уголовного права на военно-юридическом факультете.

в) Общая функция мотива и цели конкретизируются в их специальных уголовно-правовых функциях, которые применительно к военно-уголовному законодательству обнаруживают определенную специфику. Специальные функции заключаются:

- в свойстве мотива и цели влиять на определенные направленности преступного поведения на конкретный объект уголовно-правовой охраны, а применительно к воинским преступлениям – на порядок несения воинской службы и его отдельные виды;

- в способности рассматриваемых признаков изменять, а именно уменьшать или увеличивать характер общественной опасности и, следовательно, влиять на уголовно-правовую оценку содеянного. С одной стороны, разграничивать воинские преступления от правомерного поведения и от иных правонарушений; с другой – квалифицировать собственно воинские преступления; разграничивать их между собой, а также с государственными и общеуголовными деяниями, совпадающими по объективной стороне;

- во влиянии мотива и цели на индивидуальную оценку опасности преступления - ее степень, а также на характеристику личности виновного, на определенные смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства и, следовательно, в решении вопросов об ответственности и наказании за воинские преступления;

- в свойствах мотива и цели обусловливать содержание способа совершения преступления как признака объективной стороны;

- во влиянии мотива и цели на установление и оценку причин и условий совершения воинских преступлений как факторов, исключающих либо смягчающих ответственность военнослужащих за определенные деяния;

- в заметной роли рассматриваемых признаков при решении важных вопросов Общей части уголовного права: о стадиях совершения преступления и добровольном отказе, о множественности и соучастии в воинских преступлениях.

4. Мотив и цель – неотъемлемые самостоятельные признаки субъективной стороны преступлений. Об их факультативности приемлемо говорить лишь в рамках общего учения о составе преступления и неприемлемо, когда речь идет о составе конкретного преступления, предусмотренного определенной статьей Особенной части УК, в частности статьями Закона. В последнем случае обязательными являются все признаки, содержащиеся в соответствующей уголовно-правовой норме, независимо от способа их законодательного описания и от того, встречаются они в составах других преступлений или нет.

5. С учетом выполняемых уголовно-правовых функций мотив и цель отражаются различными способами в военно-уголовном законодательстве:

а) В восьми случаях (в ст.ст. 5, 6, 11, 24, 25, 28, п. «в» ст. 29, ст. 31 Закона) они непосредственно указаны в Законе позитивным или негативным способом в качестве основных признаков;

б) В пятнадцати случаях (в ст.ст. 2, 4, 7, 8, 9, 10, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, п. «а» ст. 29, ст. 30) признаки мотива и цели прямо не указаны, но подразумеваются в качестве основных признаков названных составов воинских преступлений.

В преступлениях против порядка подчиненности и воинских уставных взаимоотношений и против порядка прохождения военной службы, а также в воинских должностных преступлениях мотив и цель придают общественно опасным деяниям воинский характер и поэтому являются основаниями выделения в советском уголовном законодательстве специфических норм о воинских преступлениях двух названных групп.

6. Вместе с тем, в ряде составов воинских преступлений не находит должного отражения объективно существующая зависимость общественной опасности деяния от обусловливающих его мотивов и целей, что затрудняет применение некоторых уголовно-правовых норм на практике.

а) Имеется необходимость дополнить статью 6 Закона новым конструктивным признаком – указанием на цель насильственных действий в отношении начальника нарушить порядок воинской подчиненности.

б) Представляется назревшим внесение законодательных уточнений содержания цели в ст.ст. 11 и 13 Закона об ответственности за уклонения от военной службы. В ст. 13 следовало бы указать на цель вовсе или временно уклониться от военной службы, а в ст. 21 – на цель уклонения от службы вовсе.

в) Содержание мотивов ст. 24 Закона об умышленных воинских должностных преступлениях необходимо привести в соответствие с аналогичной общеуголовной нормой (ст. 170 УК), дав им наименование «корыстная или иная личная заинтересованность».

7. Правоприменительным органам по одним и тем же вопросам не могут даваться разные предписания. Между тем, в части, касающейся роли мотива и цели при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел наблюдается несогласованность между нормами материального и процессуального законодательства. В целях устранения отмеченного противоречия необходимо:

а) Дополнить пункт 2 ст. 68 УПК об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, указанием на обязанность правоприменителя учитывать не только виновность обвиняемого, но и цели деяния;

б) Аналогичное дополнение о цели преступления внести в ст.ст. 205 и 314 УПК о содержании обвинительного заключения и приговора;

в) Имеющиеся несоответствия между уголовным и уголовно-процессуальным законодательством также должны быть устранены посредством указания в ст. 347 УПК (несоответствие назначенного судом наказания тяжести преступления и личности осужденного) всех обстоятельств, перечисленных в ст. 32 Основ (ст. 37 УК) об общих началах назначения наказания. При ныне существующей редакции этих норм оказывается, что одному и тому же вопросу – о критериях назначения справедливого, правильного наказания, даны не совпадающие ориентиры.

7. Выполняемые в военно-уголовном законодательстве мотивом и целью функции реализуются на практике правоприменительными органами военной юстиции. Изучение следственно-судебной практики показывает, что в процессе расследования и судебного разрешения уголовных дел мотивам и целям не всегда уделяется должное внимание. Нередко органами следствия они не устанавливаются и не оцениваются вовсе. В иных случаях не уделяется внимания их роли в совершении преступления, а значит игнорируется значение мотива и цели в определении, устранении либо изменении общественной опасности конкретных деяний военнослужащих. Все это способно вызывать случаи необоснованных привлечений к уголовной ответственности и осуждений военнослужащих, ошибки в квалификации и определении наказаний.

У ряда следователей военных прокуратур и судей военных трибуналов нет ясности в вопросе о том, каким образом следует учитывать мотивы и цели при индивидуализации ответственности и наказания, что ведет к назначению неоправданных наказаний либо к необоснованным освобождениям от уголовно-правового воздействия. Между тем мотив и цель при индивидуализации ответственности и наказания играют троякую роль. Рассматриваемые признаки влияют на характер общественной опасности деяния, его степень, а также выступают в качестве самостоятельных обстоятельств, смягчающих или отягчающих ответственность, что необходимо учитывать правоприменительным органам в практической деятельности.

8. Усиление внимания к признакам мотива и цели воинских преступлений и правильное применение рассматриваемых понятий на практике является существенным резервом повышения эффективности военно-уголовного законодательства и улучшении качества деятельности органов военной юстиции по расследованию и судебному рассмотрению уголовных дел. Для этого целесообразно:

а) При анализе признаков мотива и цели опираться на их социальную и психологическую природу, учитывать внешние, объективные и внутренние, субъективные факторы детерминации преступного поведения военнослужащих;

б) Подготовить разъяснения для практических органов военной юстиции по вопросу о том, как конкретно учитывать мотивы и цели воинских преступлений, в особенности по делам о нарушениях порядка подчиненности и уставных взаимоотношений, уклонений от военной службы, при индивидуализации ответственности и наказания. Давать соответствующие рекомендации в постановлениях, обзорах высших судебных инстанций по конкретным вопросам практики применения уголовного законодательства.

в) При необходимости и наличии оснований подготавливать предложения о внесении необходимых уточнений в материальное и процессуальное законодательство.

г) Разрабатывать систему научно обоснованных и практически применимых программ квалификации воинских преступлений с учетом всех признаков составов, в том числе мотивов и целей.

д) Внести уточнения в существующую в УВТ систему перфокартного учета данных о преступлениях и совершивших их лицах, в частности в раздел «Вид вины. Мотивы и цели преступления».

- указать на необходимость кодирования мотивов и целей по всем уголовным делам, независимо от того, являются ли они конструктивными признаками конкретных составов или нет, указать на необходимость уточнения роли и мотива и цели в каждом преступлении;

- исключить из раздела пункты о ненормальных отношениях в семье и расчете на то, что виновный не будет привлечен к уголовной ответственности, поскольку они не принадлежат ни к мотивам, ни к целям;

- мотивы мести и личные неприязненные отношения как самостоятельные детерминанты разделить, указав их в отдельных пунктах;

- дополнить раздел IV указанием на мотивы и цели как фигурирующие в законе, так и используемые правоприменительными органами фактически: трусость, малодушие, бытовые побуждения, мотивы ложно понятых интересов службы, побуждения, обусловленные неуставными отношениями сослуживцев, провоцирующими действиями потерпевших, мотив «в связи с исполнением обязанностей по военной службе», конкретизировать содержание низменных побуждений, цели скрыть другое преступление, а равно облегчить его совершение.