Geum.ru

Ожидание осуществления социального идеала как феномен массового сознания

Вид материалаДиссертация
2.2. Специфика ожидания осуществления социального идеала на уровне массового сознания
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

2.2. Специфика ожидания осуществления социального идеала на уровне массового сознания




Ожидание осуществления социального идеала представляет собой, как уже было показано, сложный феномен, который проявляется на разных уровнях и в разных типах общественного сознания. В частности, можно противопоставить его функционирование в массовом, неспециализированном осмыслении социального бытия и в специализированном, прежде всего научно-философском, варианте этого осмысления. В данном параграфе рассматривается специфика проявления такого феномена, как ожидание осуществления социального идеала, на уровне массового сознания, с опорой на анализ свойств массового сознания и в сопоставлении с особенностями взаимодействия массового и специализированного типов общественного сознания.

Как взаимодействуют непрофессиональное восприятие и осмысление истории с профессиональным, теоретическим «полюсом» этого осмысления? Исследователи пишут о двустороннем характере данного взаимодействия143, что, в сущности, является очевидным. К. Мангейм так описывает это сложное диалектическое взаимодействие на примере утопических идей: «...если на первый взгляд утопию какого-либо социального строя создает изолированный индивид, то в конечном итоге оказывается, что ее можно с полным правом отнести к тому социальному слою, чьи коллективные импульсы были конформны идеям этого индивида. ...утопическое сознание отдельного человека поглощает уже имеющиеся в социальном бытии тенденции и выражает их, ... затем эти тенденции в приданной им новой форме возвращаются в сознание целых социальных слоев и преобразуются в действие...»144.

Теоретизированные формы осмысления социального бытия воздействуют на массовое сознание через различные каналы, к которым можно причислить политические институты, церковь, систему образования, в более позднее время – средства массовой информации и т. д., то есть всеми путями, которыми сформулированная в теоретической форме мысль может дойти до сознания широких слоев населения. Воздействие же массового сознания на возникающие социальные теории можно представить прежде всего как воздействие фона, среды, почвы; о другом, менее очевидном пути его влияния на явления теоретического порядка говорится чуть ниже.

Очевидно, что специализированное осмысление истории хотя и находится в тесной связи с массовым сознанием, в значительной мере самостоятельно: поднимаясь на уровень развитого теоретического мышления, оно далеко уходит от массовых воззрений на историю и часто напрямую от них уже не зависит. Можно напомнить в этой связи об относительной самостоятельности культурных парадигм «фольклорной» и «ученой» культур, о которых шла речь выше. В следующей главе приводятся некоторые конкретные примеры ситуаций, когда тенденции осмысления истории, господствовавшие в массовом сознании и в научно-философском знании одной и той же культуры, существенно различались.

Массовое сознание, в свою очередь, не ограничивается одним лишь усвоением импульсов, исходящих от более теоретизированных форм осмысления истории. Во всяком случае, с уверенностью можно сказать, что значительная часть явлений массового сознания возникает без непосредственных посылок со стороны сознания специализированного либо же лишь при косвенном влиянии последнего. Достаточно вспомнить о существовании фольклора: основная часть выраженных в нем представлений о мире не имела предваряющей стадии существования в профессионально-теоретизированных формах. В частности, это относится и к жанру народной социальной утопии, являющемуся ярким выражением массовых ожиданий осуществления социального идеала. Таким образом, можно говорить о способности массового сознания к относительно самостоятельному (минующему стадию специализированного сознания) порождению представлений и взглядов.

Необходимо подчеркнуть, что как специализированное, так и массовое осмысление социального бытия испытывают сильное влияние ряда факторов, из которых следует выдвинуть на первый план две группы: социально-экономические и психологические. Приоритет в осознании огромной значимости социально-экономических факторов для формирования самых различных явлений общественного сознания принадлежит К. Марксу. Что же касается психологических факторов, то их определяющая роль в осмыслении социального бытия особенно четко начала осознаваться на рубеже XIX-XX веков. Обе названные группы детерминантов находились в центре внимания исследователей на протяжении всего XX столетия, получая самые разнообразные истолкования.

Совершенно очевидно, что сосуществование и взаимное влияние различных уровней и форм общественного сознания необходимо рассматривать еще и в контексте их взаимодействия с практическим сознанием участников общественных процессов, каковыми так или иначе являются все члены общества145. Очевидно также, что с этой гранью общественного сознания связано и воздействие социально-экономических и психологических факторов, о которых говорилось выше.

В функционировании массового сознания можно выявить некоторые закономерности, которые проявляются как в облике явлений самого массового сознания, так и в характере его взаимодействия с сознанием специализированным. Закономерности эти касаются, в частности, преобладающих в массовом сознании способов освоения действительности, а также особенностей информации, составляющей его содержание. Так, очень удачным видится решение проблемы содержания массового сознания Б. А. Грушиным, который ввел здесь понятие «порог доступности»146. Эта формулировка призвана передать ограниченность познавательных способностей массового сознания – и с точки зрения общего (среднего) объема знаний, и с точки зрения способности рассуждения с использованием этих знаний147. Что касается знаний, то широкие массы имеют минимальное представление о тех областях, которые находятся в ведении физики, химии, математики, психологии и прочих наук (например, все сегодня знают, что существует электричество, что земля вращается вокруг солнца и т. п.); в то же время основная часть научного знания в любой области лежит вне пределов массового сознания и относится к сознанию специализированному. Познание глобальных социально-исторических процессов не является исключением: с одной стороны, это предмет изысканий «высокой» науки, а с другой – хоть какие-то (пусть самые примитивные) знания о прошлом, настоящем и будущем своей страны имеет практически каждый взрослый член общества. Б. А. Грушин справедливо отмечает, что степень компетентности масс исторически изменчива: в частности, в отношении тех же научных достижений современное массовое сознание гораздо более осведомлено, чем в предшествующие века148.

Что же касается способности рассуждения и уровня осмысления, то, как уже говорилось, массовое сознание содержит элементы не только обыденного, но и теоретического уровня сознания. По мнению К. Мангейма, массы способны осмысливать общественное бытие и в научных категориях, но делают это они, как правило, в пропагандистской манере149, то есть, во-первых, оперируя достаточно примитивными схемами, а во-вторых, находясь под сильным влиянием навязываемых им идеологических штампов. Так или иначе, сложные теоретические построения не могут занять в сознании масс сколь бы то ни было прочного места.

Такова одна из причин того, что подавляющее большинство утопических теорий, которыми изобилует история социально-философской мысли, не оказало практически никакого влияния на массовое сознание и даже вообще оставалось ему неизвестным. Концепции, где провозвестие осуществления социального идеала сопряжено со сложными теоретическими механизмами объяснений и доказательств, были и остаются неспособными перешагнуть границу научно-философского знания и войти в умы масс.

Основной формой освоения действительности для массового сознания, по мысли некоторых исследователей, является образ150. Научные достижения входят в сознание масс преимущественно также в виде образов. Не имея возможности воспринять сложные теории, в том числе доказательства, массовое сознание принимает достижения науки фактически на веру, опираясь на ее авторитет. Т. А. Чернышева усматривает в этом сходство с мифотворчеством: в обоих случаях действительность «достраивается» воображением из-за нехватки информации151. Теоретические концепции в области исторического познания также, по мнению Ч. С. Кирвеля, при проникновении в массовое сознание проходят стадию замещения теоретических элементов образными152. Как пишет А. И. Клибанов о механизме проникновения идей христианской книжной культуры в средневековое массовое сознание, теоретизированные конструкции проходят определенную адаптацию, «пригибающую» к земле высокие отвлеченности153.

Истоки осмысления проблемы ограниченности содержания массового сознания можно найти у предшественников и основателей теории элит – Ф. Ницше, Г. Тарда, Г. Лебона, Х. Ортеги-и-Гассета, которые, противопоставляя массы элитам, писали о некомпетентности масс, примитивности их знаний, преобладании в сознании масс неосознаваемых импульсов и обыденного уровня осмысления мира154. Однако ситуация здесь, безусловно, более сложна. Так, об интересном феномене в осмыслении социального бытия пишет А. В. Гулыга: «...растущая специализация знания вырабатывает особый тип мышления, направленный на узкий участок деятельности, неспособный и не стремящийся к самостоятельной оценке общей социальной ситуации в современном мире и поэтому легко принимающей на веру чужие слова. Вот почему работник умственного труда так же легко может оказаться во власти мифа, как и всякий иной обыватель»155. Подлинно теоретическое осмысление истории почти столь же недоступно большей части образованного слоя общества (тем, кто не занимается этим профессионально), как и представителям малообразованных слоев; такова ситуация, впрочем, с любой отраслью научного знания. Следовательно, «порог доступности» не есть барьер, разделяющий интеллектуальные элиты и остальное общество.

«Второй критерий (после «порога доступности» – Е. М.), о котором с полным основанием может идти речь при проведении границ содержания массового сознания, – пишет Б. А. Грушин, – это диапазон и характер (направленность) потребностей, запросов, интересов, отличающих жизнь масс в том или ином обществе»156. В другом месте тот же автор кратко называет эту особенность содержания массового сознания «принципом целесообразности»157. Предметом сознания масс не станет явление, не затрагивающее потребностей и интересов этих масс. Массовую популярность могут приобрести только те идеи, которые затрагивают запросы и потребности среднего человека. Легко связать данное положение с уже приводившимся тезисом А. К. Уледова о нацеленности массового сознания на практическую сторону жизни.

Здесь уместно привести иерархию потребностей, составленную американским психологом А. Маслоу158, который утверждал, что потребности более высокого ряда «включаются» лишь по мере удовлетворения потребностей более «насущных». Наивысшую популярность в массовом утопическом мышлении всегда находили идеи, касавшиеся удовлетворения физиологических потребностей, потребности в позитивной самооценке и так называемых «экзистенциальных» потребностей – потребности в безопасности, в уверенности в завтрашнем дне и т. п. Это – «фундамент» иерархии потребностей, согласно А. Маслоу. С удовлетворением именно этих потребностей связан облик социального идеала, выраженного, в частности, в народных социальных утопиях и вообще в народных чаяниях грядущих социальных улучшений, насколько мы можем судить об этих чаяниях по различным источникам. Следующими в иерархии потребностей, выстроенной А. Маслоу, являются «социальные» потребности: в общении, в заботе о других и внимании и любви к себе и т. д. Их отражение мы также находим в тех же народных социальных утопиях. Гораздо меньшее внимание уделяется в массовых ожиданиях осуществления социального идеала следующей ступени в вышеназванной иерархии – потребностям «престижным», в частности, потребности в признании и высокой оценке со стороны других, в престиже, статусе и т. п. Что касается вершины иерархии потребностей, то утопические концепции, например, Л. Фейербаха или П. Тейяра де Шардена, ориентировавшихся на высшие, по А. Маслоу, духовные потребности, в частности, на потребность в самоактуализации личности, были просто обречены оказаться проигнорированными широкими массами (нетрудно заметить, что именно с потребностью в самоактуализации связаны очень многие финальные ценности, помещаемые во главу угла философами, осмысливавшими историю).

В массовом сознании действуют и те процессы психологической детерминированности осмысления истории, которые рассматриваются в третьем параграфе первой главы настоящей работы. Механизмы психической защиты от чувства тревоги при осмыслении исторических процессов именно на уровне массового сознания действуют наиболее непосредственно, так как не осложняются здесь процессами философской рефлексии. Идея реализации в будущем финальной ценности как залог оптимистического взгляда на историю (в чем и просматривается влияние механизмов психической защиты) есть принадлежность и массового, и специализированного сознания. В массовом сознании, однако, отсутствует тот богатый спектр ценностей, которые различными философами мыслились в качестве цели и смысла истории. Финальная ценность, воплощающая смысл истории, для массового сознания ограничена тем кругом потребностей и знаний, которые являются достоянием масс. Поэтому прежде всего в качестве такой центральной и конечной ценности исторического процесса предстает всеобщее счастье – образ, в котором реализуются физиологические потребности, потребности в безопасности, в социальных связях, любви, то есть низшая часть иерархии потребностей по А. Маслоу, но не ее вершина – потребность в самоактуализации.

Проблема смысла истории не встает перед большинством людей в концептуальной форме, как это имеет место в сознании специализированном (например, в трактатах по философии истории). Вместе с тем, как представляется, правомерно говорить о существовании в картине мира любого человека той совокупности представлений, ценностей и смыслов, которые соотносимы с категорией «смысл истории»; большая часть их находится не только ниже уровня концептуализации, но даже вне сферы осознанного.

Восприятие истории, власти, значительных социальных процессов имеет непосредственный выход на уровень обыденного сознания, в сферу каждодневного быта, так как от этих процессов зависит социальное и материальное положение любого человека. Каждый чувствует историю «на своей шкуре», и хотя бы таким путем у человека складывается образ этой истории. Можно сказать, что именно данный аспект восприятия социальных процессов является определяющим в массовом сознании, и ожидания глобальных общественных изменений в значительной степени сводятся к мыслям об улучшении бытовой стороны жизни.

С этим связана еще одна особенность массового сознания: доминирующая роль в нем эмоционально-оценочного фактора. Если в научном осмыслении социального бытия серьезно стоит вопрос о допустимости/недопустимости в науке оценочного элемента (мощная линия в осмыслении данной проблемы, представленная, в частности, именами Г. Риккерта159 и М. Вебера160, сводится к принципу отказа от оценочности в научном исследовании), то массовое сознание, конечно же, подобных запретов не знает и именно на оценочности во многом и базируется. Эмоциональный и оценочный компоненты, тесно связанные161, сопровождают ту минимальную теоретическую составляющую, которая, как уже было сказано, присутствует в массовом осмыслении социального бытия.

В предыдущей главе анализировалась оценочная природа феномена ожидания осуществления социального идеала. Эта особенность феномена – одна из предпосылок его заметной роли в массовом сознании. Сильный эмоционально-оценочный компонент, обычно присущий утопии и в теоретизированных ее формах, облегчает, как считает Ч. С. Кирвель, утопическим теориям проникновение в массовое сознание; более того, при таком проникновении данный компонент утопических идей усиливается162. Можно обобщить, что только утопические концепции, сочетающие в себе простоту и доходчивость, обращение к актуальным для масс потребностям и ярко выраженную эмоциональную окраску, могут проникнуть в массовое сознание и начать играть в нем заметную роль.

Утопические теории профессионально-философского уровня также несут в себе мощный эмоционально-оценочный компонент, часто доминирующий над рациональным элементом, несмотря на развитость последнего. Это, безусловно, сближает теоретизированный и массовый варианты ожидания осуществления социального идеала. Существуют, однако, и некоторые различия между этими двумя вариантами, также связанные с механизмом оценки.

На максимально теоретизированном уровне осмысления социального бытия, который мы находим в научно-философских концепциях (в том числе утопических), в сравнении с массовым сознанием многократно повышается количество рассматриваемых элементов, граней социальных процессов, их механизмов, элементов и аспектов этих механизмов и т. д. Оценка, по своей природе бинарная и способная охватить в качестве своего объекта социально-исторические явления практически любого масштаба обобщения (о чем подробнее говорилось во втором параграфе первой главы данной работы), наталкивается здесь на колоссальное обилие элементов разного порядка, могущих быть оцененными, и оцененными по-разному. Как следствие, теоретический анализ, даже будучи оценочным, содержит в себе механизм, смягчающий однозначную бинарность оценочности: чем глубже анализ социальной действительности, тем больше не зачеркивающих друг друга «плюсов» и «минусов» в одних и тех же явлениях он способен обнаружить. Массовое же сознание, оперируя, как правило, несложными схемами, имеет больше предпосылок для жестко однозначного оценивания, не вдающегося в тонкости. Впрочем, тенденцию к однозначности и безапелляционности оценок часто демонстрируют и выдающиеся теоретики, ибо избежать этой заложенной в самой психике наклонности в любом случае непросто.

Взаимодействие специализированного и массового сознания нельзя рассматривать, не прибегая к категории идеологии. Данная категория в различных ее трактовках сводится к трем основным семантическим составляющим: во-первых, это отражение сферы социальных отношений, интересов, задач и т. п.; во-вторых, данное отражение стоит на теоретическом уровне; в-третьих, идеология носит социально-групповой, прежде всего классовый, характер163.

Идеология, которая по своей природе есть осознание классом или иной социальной группой своих интересов и вообще своего места в социуме, изначально нацелена на восприятие основных своих положений всеми членами конкретного класса (социальной группы). Эта нацеленность на массовое восприятие парадоксально сближает идеологию с массовым сознанием; как и в случае с последним, в идеологии не приживаются слишком сложные высокоинтеллектуальные теоретические построения, не могущие быть воспринятыми широкими кругами общества. Идеологи-теоретики, разумеется, могут сколь угодно глубоко погружаться в научно-философские изыскания, но как только речь заходит о политической практике, с которой идеология тесно связана, в ход идут лишь относительно простые, доходчивые конструкции, хотя и стоящие на ступени сформулированности (явлениям массового сознания, для сравнения, сформулированность присуща далеко не всегда).

Таким образом, идеология, хотя и представляет собой теоретизированную форму осмысления общественной жизни, не может слишком далеко уйти от «порога доступности», которым ограничено массовое сознание. Переставшая быть понятной массам из-за теоретической сложности, идеология перестает быть идеологией по определению.

Любая идеология стремится к усилению своего влияния на умы людей и это влияние более или менее успешно осуществляет. Такова одна из наиболее распространенных форм влияния специализированного сознания на массовое. Но в этом влиянии заключен и элемент обратной зависимости идеологии от массового сознания. Дело в том, что идеологические конструкции лишь тогда оказывают влияние на сознание масс, когда соответствуют законам последнего. В число этих законов, исследованных, безусловно, лишь частично, входят, например, упоминавшиеся «порог доступности», «принцип целесообразности», упор на эмоциональную составляющую. Исследования, сознательно выявляющие эти закономерности – с целью практического использования в приемах политической пропаганды или же, наоборот, с целью разоблачения этих приемов – уже давно ведутся в странах Западной Европы и США164, а в последнее время набирают популярность и в нашей стране.

Таким образом, влияние теоретических – в частности, идеологических – форм осмысления социального бытия на массовое сознание имеет весьма существенные ограничители, и для того чтобы быть успешным, идеологическое воздействие должно само подстраиваться под законы массового сознания. Получается, что эти законы косвенно влияют на идеологию, предопределяя степень ее успешности.

Следовательно, массовое сознание не есть пассивный субстрат, на котором формируется идеология и который она легко может перешагнуть, выйдя на уровень теоретического сознания, и далее вести за собой, лепить из него, как из глины, все, что пожелает. В определенном смысле в связке «идеология – массовое сознание» второй компонент парадоксально оказывается ведущим, несмотря на очевидность активной роли первого компонента. Законы массового сознания детерминируют не только процессы самого массового сознания, но и задают рамки, в которых может развивать свое воздействие идеология.

Как следствие описанных закономерностей, идеология, несмотря на традиционное соотнесение ее с теоретическим уровнем общественного сознания (что, безусловно, справедливо), отнюдь не является теоретическим «полюсом» осмысления социального бытия. На этом «полюсе» находится научно-философское знание, но оно пересекается с идеологией лишь частично. Научно-философское познание не имеет в своем развитии ограничителей, о которых говорилось применительно к идеологии: оно не нацелено на массовое распространение и потому не вынуждено ориентироваться на законы массового сознания. Но и дистанция между ним и массовым сознанием оказывается обычно весьма большой.

В западном обществознании XX века сильна тенденция понимания идеологии как бессознательной маскировки декларируемыми принципами не осознаваемых людьми реальных мотивировок их деятельности. Такая трактовка представлена, в частности, именами В. Парето165, К. Ясперса166, К. Мангейма167. Данное истолкование процессов, происходящих в общественном сознании, говорит в пользу защищаемого тезиса о «скрыто-ведущей» роли массового сознания в его взаимодействии с идеологией.

Интересно, что созвучно проводимому выше разграничению массового, научно-философского и идеологического осмысления истории Э. Я. Баталов различает три разновидности утопии: литературно-теоретическую, официальную и народную168. «Народной утопии противостоит официальная утопия, под которой я понимаю совокупность социально-утопических идей, лозунгов, проектов, программ, провозглашаемых официальной инстанцией (в лице государства, партии или какого-то иного института) в качестве национальных идеалов и целей и обычно фиксируемых в соответствующих документах, включая конституционные акты. <...> В отличие от народной утопии, формулирующейся в основном стихийно, официальная утопия рождается в результате целенаправленной деятельности профессиональных идеологов и политиков, выполняющих "социальный заказ"... При этом "строительным материалом" для официальной утопии могут служить продукты "естественной" деятельности философов, писателей, равно как и элементы народных утопий, получающие своеобразную социальную, политическую и стилистическую аранжировку»169.

Э. Я. Баталов пишет и об основных путях взаимодействия идеологов-утопистов с массовыми движениями (то есть с практической, деятельностной стороной массового сознания): это присоединение к уже сложившимся движениям и организация новых, инспирированных идеями именно данных утопистов170. Можно заметить, что это разграничение обнажает немаловажную особенность формирования явлений общественного сознания, о которой уже было сказано выше: массовое сознание способно генерировать воззрения и воплощать их на деятельностном уровне и без непосредственного участия специализированного сознания, без импульсов, исходящих от интеллектуальных или политических элит.

Идеологическая пропаганда – неважно, служит ли она действующей власти или же оппозиции – очень часто использует приемы утопического характера. При этом, особенно если идеология формируется тщательно и целенаправленно, ее авторы не могут не учитывать того, о чем говорилось выше, иначе утопическое начало никого не воодушевит. Эффективными оказываются прежде всего такие утопические идеи, которые ориентированы на запросы массового сознания и не отягощены сложными теоретическими построениями. Можно сказать даже, что идеологическое воздействие политиков не порождает утопические настроения масс, а лишь отчасти влияет на них, заполняя нишу запросов массовой психологии определенным содержанием.

Интересно отметить, что утопическое творчество не связанных напрямую с политикой представителей интеллектуальных элит часто не может быть востребовано какими-либо политическими силами именно по этой причине, а также из-за отсутствия четкой связи таких идей с конкретными политическими шагами и из-за слишком сильных расхождений в целях прагматичных политиков и идеалистически настроенных авторов подобных утопий. В случаях, когда политические элиты все-таки вовлекают такого рода идеи в свою идеологическую орбиту, обычно происходит «подгонка» этих идей под нужды политической пропаганды и, следовательно, определенное их усечение и искажение.

Массовое сознание, таким образом, «откликается» лишь на те воздействия сознания специализированного, которые соответствуют его собственным законам; оно искажает воспринимаемый материал согласно этим законам; само генерирует, естественно, только то, что соответствует этим законам; более того, заставляет другие сферы общественного сознания (в частности, идеологию) подстраиваться под свои законы.

В следующей, заключительной главе настоящей работы функционирование феномена ожидания осуществления социального идеала в массовом сознании анализируется на конкретном культурно-историческом материале. Теоретической основой для этого анализа служат выводы, полученные в первых двух главах работы. В то же время анализ конкретного материала призван показать, насколько верны выводы, сделанные на теоретическом уровне.