«глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна погоде: ты можешь на нее сердиться, но изменить ч

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 14

Стратегическое партнерство или многосторонние китайские поклоны?

Отношения между ЕС и Китаем и отмена эмбарго

Заявление ЕС о том, что он намерен отменить введенное 15 лет назад эмбарго на поставку оружия Китаю, влечет за собой далеко идущие последствия для безопасности и стабильности региона. До реальной Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ) по этому вопросу еще очень далеко, хотя она давно нужна.

Два новых китайских заявления по вопросу Тайваня, попав в тень новогодних праздников и катастрофического цунами, не нашли в Европе того внимания, которого они заслуживали бы в ракурсе глобальной ОВПБ Евросоюза.

27 декабря 2004 года КНР выпустила новую «белую книгу» по вопросам обороны, в которой усилена риторика о стремлении к воссоединению с Тайванем. «Сепаратистская деятельность» стремящихся к независимости тайваньских сил официально объявляется «самой большой краткосрочной» угрозой не только для суверенитета и территориальной целостности Китая, но и для всего азиатско-тихоокеанского региона. Эта риторика не нова, но в ней проявляется растущее нетерпение Китая, поскольку многолетние усилия, направленные на воссоединение страны, до сих пор не только не привели к успеху, но с тайваньской стороны скорее даже дали обратный результат.

В то время как президента Тайваня Чэнь Шуйбяня обвиняют в том, что он хочет изменить политический статус-кво и тем самым официально закрепить раскол Китая, Постоянный комитет Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) объявил уже 17 декабря 2004 года, что к следующему пленарному заседанию ВСНП(март 2005) будет принят так называемый «Закон против отделения», где на вооруженные силы Китая налагается «святая обязанность» всеми - в том числе насильственными - средствами не допустить отделения Тайваня от страны. Эта задача вооруженных сил перекликается с тезисом из «белой книги» по вопросам обороны, согласно которому роль военной силы в обеспечении национальной безопасности в перспективе будет постоянно расти.

Но с принятием «Закона против отделения», который является обоснованием китайской «превентивной доктрины», Китай также отошел бы от обещанной Соединенным Штатам политики сохранения статуса-кво. Тайваньский президент Чэнь Шуйбянь еще раньше заявил о проведении в 2006 году референдума по новой конституции Тайваня, которая может быть принята в 2008 году. С точки зрения Пекина, это было бы равносильно принятию декларации о независимости, Вашингтон же интерпретирует это как отход от политического статуса-кво в Тайванском проливе. Стремясь к принятию «Закона против отделения», китайское правительство опасно сужает пространство для политического маневра в случае острого политического кризиса в Тайваньском проливе, где требуется максимальная гибкость. Это противоречит концепции кризисной стабильности, поскольку Пекин загоняет себя в рамки стратегии неизбежной эскалации конфликта, где остается очень мало пространства для политического маневра, позволяющего урегулировать конфликт: либо легитимационный кризис собственной политической системы вплоть до ее распада, либо военная интервенция на Тайване, которая в случае военного вмешательства США также может привести к дезинтеграции политической системы КНР.

Несмотря на декларируемое ЕС «стратегическое партнерство» с Китаем, таким китайским угрозам уделялось мало внимания, их практически не комментировали. Это тем более странно на фоне того, что ЕС собирается до лета текущего года отменить свое эмбарго на экспорт вооружений в Китай, введенное в 1989 году после кровавого подавления там студенческого движения, о чем заявил 12 января британский министр иностранных дел Джек Стро. Но это чревато новым трансатлантическим конфликтом не только с администрацией Буша, но и со всем политическим истеблишментом США. Так, Палата представителей Конгресса США приняла 25 января подавляющим большинством (411 против 3) голосов резолюцию, предостерегающую ЕС от отмены эмбарго на экспорт вооружений в Китай и ослабления структур, контролирующих экспорт вооружений.

По мнению США, против отмены эмбарго ЕС говорит не только недостаточное улучшение ситуации с правами человека, но и очевидная эрозия военного равновесия в Тайваньском проливе и общей региональной стабильности в Восточной Азии. Кроме того, наблюдатели критикуют недостаточный прогресс в политике нераспространения ОМУ со стороны Китая, о чем свидетельствуют недавно введенные Соединенными Штатами санкции против восьми китайских оборонных фирм, поставляющих чувствительные технологии в Иран и другие «вызывающие беспокойство государства».

Что же касается европейских дискуссий и критических замечаний по поводу возможной отмены эмбарго ЕС, то тут бросается в глаза, что возражения в первую очередь направлены на продолжающиеся нарушения прав человека. Это свидетельствует о том, что ни проблема Тайваня, ни вооружение Китая как вопрос политики безопасности до сих пор не играли заметной роли в дискуссиях Евросоюза. Это прослеживается как в рамках национального процесса принятия решений в Германии и Франции по вопросу отмены эмбарго ЕС на поставки вооружений, так и в ходе дискуссий на уровне ЕС.

Таким образом, заметен явный контраст по отношению не только к США, но к новым национальным и общеевропейским концепциям азиатской политики. В этих концепциях вопросам политики безопасности - таким, как поддержание мира и стабильности в регионе - уделяется, по меньшей мере, столь же большое внимание, как экономическим интересам. В то же время в процессах принятия соответствующих решений просматривается существенный дефицит стратегического мышления и недостаточное понимание глобального значения этой проблематики, они явно противоречат собственным заявлениям европейцев, в частности, принятой в декабре 2003 года Европейской стратегии безопасности. Решение французской и германской стороны по вопросу отмены эмбарго ЕС на поставки вооружений в Китай принималось в одностороннем порядке на основе сиюминутных соображений: на уровне собственных правительств не было проведено достаточных предварительных консультаций с министерствами иностранных дел, которые располагают большим аналитическим опытом по этим вопросам, подходы не были согласованы ни с партнерами по ЕС, ни с США.

Эти процессы выработки решений – яркий пример того, насколько краткосрочные экономические интересы перевешивают долгосрочные, глобальные подходы к более сбалансированной политике в отношении Китая. Европейскую политику по вопросу Тайваня не только в США зачастую воспринимают как политическое иждивенчество ЕС, который не хочет рисковать экономическими отношениями с Китаем, целиком взваливая при этом на США вопросы безопасности и политическую ответственность за мир и региональную стабильность. Неудивительно поэтому, что в ЕС нарушителем политического спокойствия считают исключительно Тайвань и не обращают особого внимания на политику массированного вооружения Китая, который обладает сегодня более чем шестью сотнями ракет и третьим в мире оборонным бюджетом.

Но если ЕС хочет, чтобы в Азии и, в частности, в Китае к нему относились как к серьезному политическому игроку и чтобы пропасть между претензиями и реальностью оперативной политики ЕС - Китай была преодолена, то Евросоюзу и его государствам-членам придется вплотную заняться конфликтом в Тайванском проливе и занять в этой связи ясную позицию, вместо того чтобы просто высказывать пожелания мирных перемен в Тайваньском проливе, как они это делали до сих пор. В то же время им придется по-настоящему задуматься о последствиях столь масштабных решений, как отмена эмбарго на поставки оружия в Китай. Это относится как к тайванской проблеме - с учетом будущих трансатлантических отношений, - так и к реформе нового кодекса поведения ЕС в сфере экспорта вооружений.

Тайваньский вопрос

В результате стратегии военного давления и политического запугивания по отношению к Тайваню китайская политика оказалась перед глубокой дилеммой. Конфликт вокруг Тайваня – это, в основном, результат смены поколений и впечатляющего демократического движения в этой стране, которое может послужить моделью для Азии и других регионов мира. Как бы Пекин ни надеялся на то, что его политика под девизом «одна страна - две системы», послужившая основой для воссоединения с Гонконгом и Макао, применима и к Тайваню, это никак не отражает политическую реальность нынешнего Тайваня. Пусть опросы общественного мнения показывают, что большинство населения Тайваня выступает за политический статус-кво и по политическим и экономическим причинам старается избежать конфликта с Пекином. Но это верно лишь до тех пор, пока одновременно с этим учитывается и военная угроза со стороны Китая. Если бы она исчезла – и это подтверждают результаты опросов - то большинство тайваньцев, безусловно, высказалось бы за независимость. В этом негативном смысле китайская угроза эффективна, но только не в плане активного воссоединения.

Фактически дело обстоит так, что внутриполитические процессы на Тайване уже давно способствуют выработке собственного национального самосознания, которое все больше отличается от самосознания континентальных китайцев. Многие наблюдатели сомневаются, что воссоединение станет реальным даже после глубокой демократизации КНР. Многие эксперты в КНР сегодня даже менее озабочены движением за независимость в Демократической прогрессивной партии (DPP) президента Чэнь Шуйбяня, чем в партии Гоминьдан (KMT). Хотя предполагается, что в случае прихода к власти партии Гоминьдан она будет проводить в отношении Пекина более прагматичную политику, ей все же придется считаться с усиливающимся стремлением к независимости в своих собственных рядах.

К тому же на Тайване не могут закрывать глаза на негативные тенденции в пекинской политике последних двух лет в Гонконге, где шаг за шагом урезались законные демократические права. Мало что изменят в этом принципиальном конфликте и во внутриполитических тенденциях с обеих сторон и позитивные сдвиги последнего времени вроде открытия прямого воздушного сообщения между КНР и Тайванем, а также более прагматичная политика нового умеренного премьер-министра Тайваня Фрэнка Се.

Поэтому ЕС и его государства-члены в своих же собственных интересах должны, наконец, обратить на тайваньский конфликт более серьезное внимание, исходя при этом из следующих соображений:

1. После принятия Европейской стратегии безопасности и новых документов о стратегии в Азии разрыв между политическими претензиями и реальной политикой ЕС стал слишком большим, так что возникает вопрос о политической правдоподобности реальной ОВПБ в Азии.

2. Роль Европарламента в связи с принятием Европейской Конституции и значение неправительственных организаций для формирования общественного мнения вырастут еще больше.

3. По глобальным причинам, относящимся к сфере экономики, внешней политики и политики безопасности, ЕС никак не сможет обойтись без трансатлантического сотрудничества, которое в будущем будет в гораздо большей мере определяться внеевропейскими вопросами (Средний Восток / Китай / Азия).

Новый кодекс поведения ЕС?

Совершенно независимо от вопроса отмены эмбарго ЕС на поставки оружия в Китай уже давно назрел пересмотр кодекса поведения ЕС в области экспорта оружия. Хотя экспортировать оружие в горячие точки не позволял и прежний кодекс, существующий кодекс не является юридически обязательным. Он скорее представляет собой политическую декларацию, которая предполагает согласование национальных интерпретаций.

Но политическая реальность выглядит иначе: в последние годы значительно усилились различия в национальной интерпретации отдельных поставок оружия. Раньше практически не уделялось внимания растущему значению технологий двойного назначения, нынешний кодекс также полностью не раскрывает эту проблематику. Хотя страх американцев перед комплексными поставками высокотехнологичных европейских систем вооружений следует признать сильно преувеличенным, это не относится к их обеспокоенности в отношении высоких технологий двойного назначения, которые, выступая в качестве «критических мультипликаторов силы», могут значительно повысить технологическую эффективность даже старых вооружений. Именно технологии двойного назначения форсируют в настоящее время китайскую и глобальную «революцию в военной сфере». На самом деле Китай скорее заинтересован в техническом ноу-хау для модернизации собственной военной промышленности, а также в определенных высоких технологиях – таких как ракеты, крылатые ракеты, разведывательные системы и многочисленные электронные элементы для военно-воздушных и военно-морских сил, экспорт которых Россия до сих пор либо не разрешала по политическим соображениям, либо не могла обеспечить, поскольку сама ими не обладала. По мнению экспертов, КНР в ближайшие пять-десять лет намерена приобрести таких технологий не менее чем на десять миллиардов евро.

Существующий кодекс поведения в сфере европейского экспорта вооружений нуждается в срочном реформировании и пересмотре, необходим прежде всего более эффективный контроль над этим экспортом. Так, можно было бы, в частности, предотвратить экспорт вооружений в Китай, которые могут быть использованы в целях политики «внешней агрессии и внутренних репрессий». С другой стороны, было бы совершенно нереально, как внушали официальные представители ЕС, рассчитывать на то, что новый кодекс поведения не приведет к росту экспорта вооружений, в частности, технологий двойного назначения, в Китай. Несмотря на еще действующее эмбарго и кодекс поведения, объем экспорта вооружений из ЕС в Китай в течение одного года (2002-2003) удвоился, а за два года (2001-2003) вырос почти в восемь раз, как сообщил «Официальный бюллетень ЕС» от 21 декабря 2004 года. К тому же новый кодекс поведения из-за (в первую очередь французского) сопротивления не будет юридически обязательным, но будет по-прежнему зависеть от совместимости национальных интерпретаций государств-членов. Тенденции последних лет свидетельствуют, однако, что в среднесрочном плане такая совместимость может подвергнуться эрозии. Министерство обороны Франции, которое открыто заявляет, что ЕС в ближайшие пять лет должен даже поторопиться с экспортом оружия в Китай, поскольку потом он сможет сам его производить, подрывает все усилия Евросоюза по достижению политической договоренности с США и проведению более жесткой экспортной политики в отношении Китая. Кроме того, такая оценка оборонного потенциала Китая явно завышена.

Ссылки правительства Германии на то, что за отменой формального эмбарго ЕС на экспорт вооружений не последует увеличение национального экспорта и что национальный экспортный контроль строже, чем европейский, не отражают самой сути проблемы. Поскольку оборонная промышленности Германии сильно зависит от технологической кооперации и финансирования новых военных технологий со стороны европейских и американских партнеров, которые, однако, не разделяют моральных сомнений немцев в области экспорта, все большую актуальность приобретает вопрос о способности германской оборонной промышленности к кооперации и ее фактическом выживании. Поэтому национальные структуры, контролирующие экспорт, сейчас далеко не так сильны, как раньше, и их роль продолжает сокращаться. В перспективе решение может быть найдено только в европейском и трансатлантическом контексте. При этом надо также иметь в виду, что европейская оборонка гораздо сильнее зависит от экспорта оружия, чем американская, поскольку европейские военные бюджеты намного меньше, чем американский.

Следует также учитывать и то обстоятельство, что из-за избытка промышленных мощностей в оборонном секторе и снижения военных расходов во всем мире в 90-е годы центр тяжести во взаимоотношениях между экспортерами и импортерами вооружений сместился в пользу последних. С возникновением так называемого глобального «рынка покупателей» государства, ввозящие оружие, с середины 90-х годов могут уже диктовать объем и состав трансферта технологий, успешно сталкивая друг с другом экспортеров оружия.

Заявление об отмене эмбарго на экспорт вооружений до лета 2005 года уже, кажется, оказало позитивное воздействие на Китай: в ходе последних переговоров с Россией, на которую приходится около 80% военного импорта Китая, Пекин уже использовал в качестве аргумента то, что у Китая скоро появятся альтернативы в импорте оружия и технологий из Европы. Это усилило позиции Китая в переговорах с Москвой, которая теперь, кажется, также готова осуществлять экспорт технологий и вооружений, в котором она до сих пор отказывала Пекину, исходя из долгосрочных геополитических и стратегических соображений. Таким образом, благодаря отмене эмбарго ЕС Китай будет получать из России еще более современные системы оружия и высокие технологии, которые будут способствовать наращиванию его военного потенциала и ускоренной эрозии военного равновесия в Тайваньском проливе. В частности, по этой причине Вашингтон уже на очень раннем этапе выступил против отмены эмбарго ЕС. Но Германия, Франция и Евросоюз в ходе дискуссий об отмене эмбарго на экспорт вооружений в Китай не уделили должного внимания этому стратегическому «побочному эффекту».

Дискуссии на уровне ЕС

Комиссия Евросоюза также не обратила достаточного внимания на острые проблемы, связанные с отменой эмбарго. В то же время в рамках национальных процессов приятия решений особое значение приобретают проблемы применения реальной ОВПБ. По этим вопросам в ЕС и его государствах-членах не проводится в достаточном объеме военно-политическая экспертиза. Такие «жесткие» вопросы безопасности, как вооружение китайской армии в целом и в Тайваньском проливе, в частности, не исследуются в настоящее время в Европе ни в университетах, ни в большинстве других научных центров. Военно-политический анализ ограничивается почти исключительно «мягкими» вопросами безопасности (такими как контрабанда наркотиков, оружия и людей, болезни и эпидемии, проблемы экологии и ресурсов, терроризм). Хотя эти вопросы действительно имеют все более важное значение для развития азиатско-тихоокеанского региона, это никак не умаляет значимости «жестких» вопросов безопасности. К тому же даже в европейских министерствах обороны экспертизе по вопросам азиатской безопасности и военной политики уделяется весьма ограниченное внимание. Определение интересов в сфере политики безопасности – это почти исключительно компетенция министерств иностранных дел, в то время как военно-политическими вопросами в более узком смысле слова фактически никто не занимается.

На этом фоне неудивительно, что немногочисленные возражения против отмены эмбарго связаны с недостаточным прогрессом в Китае в области соблюдения прав человека, а военно-политические аргументы при этом упоминаются лишь вскользь. В соответствии с этим подходом военный экспорт – прежде всего, в Германии – рассматривается почти исключительно на основе критериев соблюдения прав человека, вместо того чтобы подвергнуть его в первую очередь глубокому военно-политическому анализу. Стоит ли удивляться тому, что вопрос о «дестабилизирующей» роли военного экспорта в Азию вообще не ставится. Вместо этого дебаты в Германии снова сводятся к догматическому принципу «экспорт оружия – да или нет?», если какие-то иные интересы здесь вообще и берутся в расчет, то разве что экономические.

Следует учесть также и тот факт, что Европейский парламент проголосовал 18 декабря 2003 года за сохранение эмбарго (373 голоса «за», 32 «против», 29 воздержались) по соображениям, связанным с проблематикой прав человека и безопасности. 3 июня 2004 года ассамблея Западноевропейского союза также высказалась против отмены эмбарго, указав на тот факт, что китайские космические программы, которые в основном финансируются вооруженными силами Китая, не обладают необходимой прозрачностью, что касается их целей, объема и отдельных проектов. Когда ЕС на это заявил, что реформированные структуры контроля над экспортом вооружений будут более эффективными и в отношении технологий двойного назначения и что от Китая следует требовать уступок по спорным вопросам соблюдения прав человека, Китай ответил категорическим отказом. Тогда правительство Германии и другие государства-члены ЕС поторопились заявить, что это требование не является предварительным условием для отмены эмбарго, а речь идет лишь о налаживании диалога с Китаем. Тем самым ЕС растерял все свои козыри в попытках добиться встречных шагов от Китая.

В Лондоне в последнее время также одерживает верх политика уступок по отношению к Китаю. Заявление Джека Стро о том, что эмбарго будет отменено до лета, было довольно неожиданным уже потому, что британская политика до сих пор была скорее ориентирована на затяжку времени и посредничество между Германией и Францией, с одной стороны, и США - с другой. Причиной того, почему Стро теперь вдруг возглавил движение за отмену эмбарго, является не принципиальная перемена взглядов в Лондоне, а скорее опасения, что именно британской стороне, имеющей особые отношения с США, с 1 июля, когда к Лондону перейдет председательство в ЕС, придется взять на себя ответственность за отмену эмбарго.

Очевидно, что никто не хочет «связываться» с Китаем, каждый пытается переложить ответственность на другие государства-члены ЕС. Но в этих условиях любая ОВПБ по отношению к Китаю, претендующая на нечто большее, чем лишь на поддержку экономических интересов, рискует опуститься на уровень «многосторонних китайских поклонов» вследствие конкуренции между национальными экономическими интересами. Но тогда Евросоюзу придется распрощаться не только с любыми попытками влияния на политический порядок в Китае и Азии, но и с надеждами на обновление трансатлантических отношений. В подобной ситуации любое правительство США вряд ли сможет воспринимать ЕС как серьезного партнера в Азии. Вместо этого ЕС скорее еще более укрепит односторонние тенденции во внешней политике США.

«Перемен благодаря торговле» недостаточно

Национальные процессы выработки решений в Германии и Франции по вопросу отмены эмбарго ЕС на поставки вооружений вновь высветили проблемы структурирования ОВПБ и ее глобальных задач. Обычной практикой до сих пор является принятие недостаточно продуманных, односторонних, хотя и предварительно обсужденных в ЕС решений по тому или иному поводу. При этом игнорируются не только официальные предостережения США, но и рекомендации азиатских партнеров, например, Японии.

Если европейские оборонные фирмы станут поставлять в Китай чувствительные высокие технологии двойного назначения несмотря на более эффективный кодекс поведения в отношении экспорта вооружений, этого не потерпит Конгресс США – вне зависимости от того, как к этому отнесется американское правительство, поскольку подавляющее число конгрессменов воспримет такое поведение как политический удар в спину Америке, которая несет ответственность за поддержание порядка в Азии. Совместные трансатлантические проекты в военной сфере канут тогда в прошлое.

Нынешняя внешнеполитическая стратегия ЕС в отношении Китая исчерпывается концепцией «перемен благодаря торговле». При этом ссылка на европейский опыт процесса СБСЕ неуместна применительно к Азии, так же как и к другим регионам мира, по двум причинам: во-первых, процессы европейской разрядки исторически нельзя сводить к одному лишь экономическому сотрудничеству со странами бывшего Варшавского договора. В реальности политика разрядки сочеталась с военным сдерживанием. Во-вторых, нынешние эмпирические примеры отношений между Китаем и Тайванем, а также Китаем и Японией наглядно показывают, что несмотря на растущую экономическую взаимозависимость качество политических отношений определяется не одной лишь ею, она является не более чем ограничивающим фактором.

Поскольку ЕС уже успел стать крупнейшим торговым партнером Китая, он обладает теперь пространством для внешнеполитического маневра, какого у него прежде никогда не было. Но чтобы использовать открывшиеся возможности, государства-члены ЕС должны проводить реальную ОВПБ, действительно заслуживающую это название, не позволяя Пекину вносить раскол в свои ряды.

Кристоф Ройтер,

изучал ислам, в качестве корреспондента журнала «Штерн» наблюдал за выборами в Ираке^{^*}.

Blog