«глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна погоде: ты можешь на нее сердиться, но изменить ч

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 14

Международные отношения либеральных демократий

И не только это: либеральная демократия - единственная система правления, которая показала себя способной к долгосрочным гармоничным межгосударственным отношениям. Либеральные демократии могут вступать в конфликт с другими системами, но они крайне редко воют друг против друга. Британский либерал Норман Ангелл был прав, когда писал в своем гениальном труде «The Grand Illusion» («Великая иллюзия») (вышедшем в свет в 1909 году и в свое время осмеянном), что война между великими державами может иметь только один конец - всеобщую катастрофу. То, что война все-таки разразилась и привела к катастрофе - именно так, как это предвидел Ангелл, - доказывает лишь то, что глупость вечна, особенно среди наивных коллективистов и самозваных реалистов.

Благосостояние государства зависит не от размеров территории или численности населения, а от сочетания внутреннего экономического развития и свободной торговли с другими странами. Это основной тезис в «Wealth of Nations» («Богатство нации») Адама Смита. Он не только описал законы экономики, но и дал в высшей степени точный анализ природы международных отношений. Меркантилизм - точка зрения, согласно которой экспорт важнее импорта, а торговля служит единственной цели - приумножать богатство - был, по Смиту, еще более вреден, чем любая плохая экономическая политика, поскольку меркантилизм, полагал он, приводил к конфликтам (например, за обладание территорией), которые вовсе не являются необходимыми. Быстрый, обусловленный индустриализацией экономический рост мог бы нам помочь понять аналитическое исследование Смита. К сожалению, нам для этого понадобились два столетия. «Благосостояние, основанное на владении и господстве над максимально большой территорией, - это игра с нулевой суммой, так что разногласия с применением насилия неизбежны. Благосостояние, которое основывается на промышленности, - это, напротив, игра с положительным результатом - вопреки тому, что марксистские и меркантилистские абстракции о конкуренции рынков почти на протяжении целого столетия скрывали от нас этот тезис. Понадобились две мировых войны, чтобы усвоить этот урок. Но сейчас представление о том, что больше территории означает также больше власти, окончательно погребено на свалке истории. По меньшей мере, мы можем это утверждать в отношении прогрессивных промышленных государств». ^⁹

Страна с гарантированными правами собственности, научными исследованиями и технологическими инновациями становится богаче. А поскольку разделение труда ограничено величиной рынка, то государство будет получать выгоду от торговли, причем не только от торговли товарами и услугами, но и от обмена идеями, капиталом и людьми. Чем меньше государство, тем больше при этом его выигрыш. Торговать - это гораздо дешевле, чем вести завоевательные походы, равно как дальнейшее внутреннее развитие - более эффективный путь к благосостоянию, чем мародерство.

Мирная международная торговля и рыночное хозяйство могут генерировать уровень жизни, многократно превышающий соответствующий показатель огромных, экономически изолированных стран с плохим правлением. Например, в 2000 году внутренний валовой продукт Гонконга, население которого насчитывало тогда семь миллионов человек и который не обладает никакими значимыми природными ресурсами, составлял 25600 долларов на человека, Сингапур с его четырьмя миллионами человек имел ВВП на уровне 24900 долларов на человека, а Дания с пятью миллионами населения - 27300 долларов. Китай с его населением в 1,25 миллиардов человек поднимает ВВП до 3900 долларов на человека, Индия с миллиардным населением - до 2300 долларов, а ВВП России с ее населением в 146 миллионов человек и территорией, составляющей шестую часть суши, составляет 8000 долларов на человека. Власть не производит благосостояния. Это было одним из серьезных заблуждений коллективистов в конце XIX и начале XX столетий. Однако для достижения высокого уровня жизни малым странам необходима сильная, хорошо структурированная торговля. Валовой объем торговли Гонконга (экспорт плюс импорт товаров) составлял в 2000 году 259% валового социального продукта, соответствующие показатели Сингапура - 294%, Дании - 69%, Китая - 9%, а Индия не вышла за рамки 4%.

Фундамент мирных внешних связей вытекает не только из целей и политических структур либеральной демократии, но и из ее природы. Соблюдающее закон государство - это единственный вид государства, которое может быть надежно вовлечено в международные договоры, потому что в сомнительных случаях можно тогда подавать в суды жалобу против правительства. Тиран откажется от международных обязательств, если ему это покажется полезным. Государству, присягнувшему на верность закону, сделать это будет гораздо труднее. По мнению некоторых экспертов, сегодня не существует более жесткого разделения между внутригосударственными и межгосударственными правовыми нормами».^¹⁰ Основная причина этого состоит в том, что договоренности, которые заключаются правительствами, становятся частью их собственного свода законов и накладывают на них обязательства. Многие из них представляют собой договоренности, которые должны определить, как государству следует вести себя в отношении своих граждан. Как таковые, они - выражение основного принципа либеральной демократии, согласно которому государство должно служить гражданам и защищать их - в том числе от самого себя. Масштаб проистекающей отсюда договорной активности невероятен. Только в период между 1946 и 1975 годами число вступивших в силу международных межправительственных договоров увеличилось более чем в два раза - с 6351 до 14061, в то время как число подобных договоров, заключенных многосторонними правительственными организациями, выросло с 623 до 2303. Между 1909 и 1996 годами количество таких многосторонних правительственных организаций увеличилось с 37 до 260.

Вторая основа мирных отношений либеральных демократий - это в те связи, которые установились «поверх государственных границ» между частными лицами и организациями частных лиц. Как отмечал великий французский либерал Алексис де Токвиль, одной из удивительнейших черт американской демократии было - и остается - количество частных организаций и союзов. Этот феномен сегодня можно наблюдать по всему миру. В 1909 году было 176 неправительственных организаций. В 1996 году их численность выросла уже до 5472. Рост антиглобалистского движения сам по себе является доказательством возможности расширения частных организаций или гражданских инициатив в либеральных демократиях.

Опасность коллективизма

Тем самым либерализм - это гораздо больше, чем чисто экономическое кредо. Он является фундаментом как демократии внутри страны, так и мирных внешних отношений. Но вместе с тем либерализм хрупок, как это можно было видеть в конце XIX начале XX веков. Он уязвим со стороны коллективистских идей - национализма, социализма, коммунизма, фашизма, и - худшей идеологии, ставшей средоточием всего ужаса, - национал-социализма. Связь между национализмом, безграничным насилием и восприятием народа как коллектива возникла во времена Французской революции. Однако своего полного расцвета она достигла спустя более чем столетие. В своем классическом произведении «Nations and Nationalism» («Нации и национализм») философ Эрнест Гелльнер утверждал, что национализм возник по практическим причинам. Современное государство нуждается в общей высокой культуре, поскольку оно завязано на квалифицированных, взаимозаменяемых граждан. Эта культура обычно (хотя и не всегда) уходит своими корнями в общность языка. Общность языка порождает национальное чувство, что, в свою очередь, вдохновляет потребность в собственном государстве.

Национализм способствует развитию современного государства и современной экономики: он повышает авторитет, улучшает способность к мобилизации ресурсов, равно как и способность отказаться от тех сфер, которые препятствуют мобильности и экономической эффективности. Его первичная лояльность именно в отношении нации делает из национального государства в высшей степени действенную форму социальной организации. Тот факт, что национализм мог возникнуть из соображений целесообразности, не делает те чувства, которые он вызывает, менее элементарными. Люди общительны и способны к большой отдаче по отношению к социальной общности, которая претендует на их лояльность. Национализм живет за счет этих инстинктов. Он дает нам чувство, что мы живем в большой семье - нации. В крайнем случае он позволяет нам освободиться от мук индивидуализма в теплоте коллективной гармонии. Очевидно, что национализм несет в себе и пользу, и опасность, так как эти инстинкты могут подталкивать либеральные демократии к войне, прежде всего если в этих обществах еще действуют сильные до- или антилиберальные силы.

Этот эффект наблюдался среди европейских держав (особенно в Германии) в конце XIX века. Однако национализм в экстремально военизированном варианте (и какое-то время спустя его отвратительный бастард фашизм) возникли не в наиболее прогрессивных и стабильных либеральных демократических государствах, например, Великобритании, а именно в тех странах, где действовали до- и антилиберальные силы, потому что там переход к либеральным идеям еще не имел глубоких корней. В конце концов, создание единого германского государства обязано не сильной тоске по либеральной демократии, оно было проведено прусскими военными под руководством Отто фон Бисмарка. Утверждение марксистов и ленинистов, что империализм, милитаризм и фашизм являются естественным следствием либеральной демократии или капитализма, является ложью, причем лишь одной из многочисленной череды подобных ложных тезисов.

Национализм XIX века в последних его трех декадах совпал с укреплением досовременного империализма и протекционистских идей. Интерес этих стран заключался только в том, чтобы создать для себя «санитарный кордон». Это не в коей мере не служило стимулированию развития благосостояния. Особенно это относится к противоречиям конца XIX века, связанным с новыми сферами господства и колонизацией Африки. Протекционизм и империализм изменили логику международных отношений: вдруг оказалось достаточно непривлекательно быть маленьким и слабым, поскольку это могло препятствовать возможностям мирной торговли и достижению благосостояния. В протекционистском мире большинство государств скорее будут пытаться стать частями торгового блока или союза или расширить свои империи. Тем самым империализм и протекционизм являются «самоосуществляющимися пророчествами» - они создают картину мира, описываемую формулой «все против всех», которую ее сторонники привлекали для оправдания своего протекционизма.

Образ мира на основе принципа «все против всех» не только совпал по времени своего возникновения с возрождением империализма и протекционизма, но и прекрасно и гармонично сочетался, не нанеся вреда своим наднациональным ценностям, с социализмом. Социалистическое государство делает из государства псевдопредприятие. Что может быть ближе, чем рассматривать это предприятие как своего рода семейное предприятие нации? В мультиэтнических социалистических государствах верхушка пыталась создать псевдонациональности - еще в большем масштабе, чем это было принято у националистов. Лучшие примеры тому - бывший Советский Союз и Югославия.

Обе западных идеологии, национализм и социализм, после второй мировой войны начали свое победное шествие по развивающимся странам, и оно было обусловлено теми же причинами, благодаря которым они распространились в Европе в XIX веке. Социализм обладал особым преимуществом: на Западе он стал модой среди интеллектуалов, хотя в действительности он там не практиковался. Так у руководства развивающихся стран была возможность оставаться одновременно современными и антизападными. Однако социализм не функционировал, в то время как национализм превратился в предлог для отвратительной тирании, что стало очевидно в 80-е годы. Казалось, наступает новая эра либерализма.

После второй мировой войны все прогрессивные народные хозяйства стали либеральными демократиями. В конце концов, глобализация представляет собой следствие этого переворота. Только этот феномен имеет теперь мало что общего с формулой XIX столетия laisser-faire («рынок решает все»). Нынешние правительства действуют гораздо более наступательно. Однако все основополагающие ценности либеральной демократии - выборы, права собственности, свободная торговля и во все большей степени также свободное движение капитала - принимаются и воплощаются в жизнь всеми прогрессивными рыночными экономиками. Среди них, однако, есть различия в отношении роли государства в распределении дохода, регулирования частных трансакций и предоставления определенных общественных услуг. Все эти различия являются предметом переговоров и обсуждений как внутри стран, так и между ними. Швеция, Франция, США и Япония - все эти страны, вне всякого сомнения, являются либеральными демократиями, хотя в этом пункте они проводят различную политику. Для глобализации несвойственно наличие непреодолимых сил, которые вынудили бы эти страны стать совершенно одинаковыми. Пространство для различий еще остается, и это пространство необходимо защищать.

Сегодня возникает вопрос, можно ли ввести либеральную демократию (и гарантировать ее) в большинстве развивающихся стран. Это потребует времени. То, что новейшие демократии еще в большой степени несовершенны, - это неизбежно. Зачастую там наблюдается дефицит в плане уважения прав меньшинств или верховенства закона. Обнищавшее большинство особенно опасно для стабильности либеральной демократии. Однако совершенно очевидно: движение идет в правильном направлении. Если рассматривать аргументы противников глобализации, то к этому выводу нельзя было бы прийти. По их мнению, изменения последних двух десятилетий в направлении экономической либерализации и демократизации должны привести к сплошной катастрофе. Но на деле происходит прямо противоположное. Имел место не только большой экономический прогресс развивающихся стран, которые успешно интегрировались в мировую экономику, но и широкое распространение демократии - формы правления, о которой еще 300 лет тому назад ничего не слыхивали, которая сто лет назад была абсолютным исключением из правила, которая существовала как форма правления в1975 году только в 35 из 147 государств мира, а в 1995 году - уже в 84. Впервые в истории человечества 57% населения Земного шара, т.е. большинство, живут в условиях демократии. Крах расточительного и авторитарного реального социализма стал важной вехой на этом обнадеживающем пути.

В этой связи сомнения и ярость критиков глобализации представляются совершенно неуместными. Если бы им удалось задержать движение в направлении международной интеграции, то большая часть этого прогресса была бы, вероятно, утрачена. Уровень благосостояния снизился бы, а замкнутые, неинтегрированные системы покрыли бы, как обычно, коррумпированной сетью контроля свободное движение товаров и капитала. Антипатия в отношении свободной торговли усилилась бы, а настроение в целом стало бы гораздо более неспокойным.

Наша задача состоит не в том, чтобы сдержать глобальную экономическую интеграцию, а в том, чтобы сделать ее для людей гораздо более возможной, чем когда-либо прежде.

Клаудия Деккер,

научный сотрудник Научно-исследовательского института

Германского общества внешней политики (НИИ ГОВП),

куратор программы «Глобализация и мировая экономика»;

Сторми Мильднер,

доцент Института им. Джона Ф. Кеннеди при Свободном Берлинском университете

Новое могущество развивающихся стран

Глобальные амбиции – региональная ответственность

Бурно развивающиеся страны, такие как Китай, Индия или Бразилия, выдвигают требования об усилении либерализации, отстаивают свои глобальные интересы и через сорок лет обгонят по объему производства промышленно развитые государства. Экономический рост в этих странах, прежде всего в Китае и Индии, скоро придаст глобализации незападный облик.

После неудачи последней по счету Министерской конференции ВТО в мексиканском Канкуне в сентябре 2003 года министр экономики и промышленности Индии Арун Джейтли заявил, что «провал в Канкуне случился потому, что Запад неправильно истолковал дух времени. Развивающиеся страны стали сегодня силой, к которой нужно относиться всерьез и считаться с ней, и Индия играет главную роль в попытках объединить развивающиеся страны под общей крышей».^¹¹ Похожий комментарий опубликовала и индийская газета «Econimic Times»: «Беспрецедентная общая твердая позиция развивающихся стран в Канкуне продемонстрировала их растущее влияние на ход многосторонних переговоров».^¹² Бразильский министр иностранных дел Селсу Аморим также отметил новую роль развивающихся стран: «Это процесс, из которого мы выходим более сильными, чем когда-либо. Мы уверены в том, что «большая двадцатка» будет и впредь играть решающую роль в переговорах».^¹³

Что же произошло? Впервые в истории ВТО целый ряд влиятельных развивающихся и «пороговых» стран сплотились в эффективную и боеспособную группу («большая двадцатка»), которая, продемонстрировав новое самосознание и выдвинув четкие требования, создала противовес промышленно развитым государствам. Этот новый альянс в мировой торговле протянулся от обрабатывающей промышленности Китая через индустрию разработки прикладных программ на юге Индии до богатых ресурсами стран Латинской Америки, таких как Бразилия. В этой связи бывший Генеральный секретарь ЮНКТАД Рубенс Рикуперо заметил: «Мы становимся свидетелями зарождения новой географии в международной торговле».^¹⁴ Конечно, успешное создание этого блока не может затушевать тот факт, что развивающиеся страны не являются гомогенной группой, отличаясь друг от друга по своим интересам, уровню развития и возможностям оказывать влияние. Тем не менее все большее количество этих стран принимают сегодня активное созидательное участие в международных переговорах.

Мир смотрит при этом прежде всего на три государства «большой двадцатки»: Китай, Индию и Бразилию. Вместе с Россией они образуют так называемую «группу БРИК». Согласно докладу инвестиционного банка «Гольдман Сакс» «Dreaming with BRICc: The Path to 2050» (октябрь 2003 года), народные хозяйства Бразилии, России, Индии и Китая, суммарный объем производства которых составляет сегодня менее 15% от объема производства «большой шестерки» (США, Япония, Великобритания, Германия, Франция и Италия), менее чем за сорок лет обгонят эту группу. В 2050 году лишь экономики США и Японии будут входить в группу шести крупнейших народных хозяйств мира.^¹⁵Американская информационная служба «National Intelligence Council» также констатировала: «Бурный экономический рост Китая и Индии может придать процессу глобализации новый, незападный облик и радикально изменить политический ландшафт».^¹⁶

Глобальные амбиции

Прошли те времена, когда развивающиеся страны довольствовались в мировой экономике, а также во ВТО ролью молчаливого большинства. Уже во время Уругвайского раунда торговых переговоров (1986-1994 гг.), проходивших в рамках ГАТТ (Генерального соглашения о тарифах и торговле), они впервые, хотя и робко, заявили о себе. Главным мотивом усиления их интереса было намеченное промышленно развитыми странами открытие рынков сельскохозяйственной продукции и текстиля. На Министерской конференции ВТО в Сиэтле в 1999 году их влияние было уже ощутимым: они впервые выдвинули четкие требования о либерализации торговли.

Наконец, на Министерской конференции ВТО в ноябре 2001 года в Дохе (Катар) развивающиеся страны заявили о своих интересах во всеуслышание. В числе прочего, они потребовали ликвидировать диспропорции, органически присущие мировой торговле, и пошире открыть рынки сельскохозяйственной продукции и текстиля. Если бы эти требования не были учтены в Дохе, развивающиеся страны непременно заблокировали бы начало нового раунда торговых переговоров. Их возросшей силой объясняется и то, что центральной темой очередного раунда торговых переговоров в рамках ВТО впервые стала политика развития, включая создание производственных мощностей («capacity building»). Новая пробивная сила развивающихся стран проявилась также в процессе поисков компромисса по вопросу о доступе к медикаментам. Вопреки сильному сопротивлению некоторых промышленно развитых государств - прежде всего Соединенных Штатов и Швейцарии - развивающимся странам было предоставлено право выдавать в экстренных ситуациях национальным производителям лицензии на производство необходимых медикаментов, полученные без согласия или даже вопреки воле обладателей патентов на них, или, соответственно, импортировать, несмотря на охрану патентных прав, дешевые аналоги лекарственных препаратов из третьих стран (параллельный импорт).

Наконец, в Канкуне развивающиеся страны дали ясно понять, что они не позволят более игнорировать свои требования. Конечно, провал переговоров был определен целым рядом факторов, прежде всего столкновением интересов Севера и Юга, что отразилось в бескомпромиссных позициях Соединенных Штатов Америки и Европейского Союза в сельскохозяйственных вопросах, а также максималистских требованиях «большой двадцатки» об отмене всех искажающих торговлю субсидий. При заключении в середине 2004 года рамочного соглашения ВТО выяснилось, что без содействия больших развивающихся и «пороговых» стран не удастся достичь согласия в международной торговой системе: уже в канун переговоров в Женеве ЕС, США, Австралия, Бразилия и Индия объединились в группу из пяти стран, представляющих «большую двадцатку», которая создала подходящую основу для масштабных компромиссных решений и тем самым гарантировала сохранение Дохского раунда торговых переговоров о политике развития. Эта динамика была продолжена на Всемирном экономическом форуме в Давосе в январе 2005 года. 25 крупных стран-членов ВТО, включая Соединенные Штаты, Евросоюз, Индию, Бразилию и Китай, провели там своего рода мини-министерскую конференцию, чтобы придать новый импульс Дохскому раунду торговых переговоров.

Не только ВТО, но и другим важным международным экономическим организациям приходится активно вовлекать находящиеся на подъеме развивающиеся страны в переговорный процесс. Так, на форум министров финансов «большой семерки» в феврале 2005 года были приглашены также представители Бразилии, Китая, Индии и Южно-Африканской Республики. Это породило уже спекуляции о расширении «большой семерки». Член экономического совета при премьер-министре Индии Сингхе Саумитра Чаудхури заявил в этой связи: «Реальность послевоенного мира отступает под напором реалий XXI-го столетия».^¹⁷ Сегодня в ходу предложения преобразовать «большую семерку» в «большую пятерку» в составе США, Китая, Великобритании, ЕС и Японии.^¹⁸ Страны БРИК демонстрируют все более явные амбиции и в сфере проводимой ООН политики безопасности. Китай уже является постоянным членом Совета Безопасности ООН, Бразилия и Индия агрессивно вербуют сторонников предоставления им статуса постоянного члена в ходе возможного расширения состава Совбеза.

Blog