«глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна погоде: ты можешь на нее сердиться, но изменить ч

Вид материалаДокументы
Борьба за лучшие умы
Развивающиеся и трансформирующиеся страны среди проигравших?
Диаспора как ресурс в процессе глобализации
Обратные денежные переводы как новая форма помощи в целях развития
Границы приватизации
Невежественные наследники Адорно
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14

Борьба за лучшие умы

Проведенное в 2004 году исследование ОЭСР, которое обобщает результаты переписи населения 2000 года35, впервые представляет обширный цифровой материал о численности мигрантов, включая уровень их образования. В соответствии с этими данными, например, в Австралии высшее образование имеют 42,9% жителей, родившихся за ее пределами, в то время как среди уроженцев Австралии этот показатель только 38,6%. Для Канады это соотношение составляет 38% к 31,5%, для Великобритании - 34,8% к 20,1%, для США - все еще 25,9% к 26,9%. По Германии цифры гораздо менее благоприятны: 15,5% мигрантов имеют высшее образование, в то время как среди уроженцев Германии таковых 19,5%. Цифры показывают, что типичные страны иммиграции уже давно содействуют селективной иммиграции, ориентированной на уровень квалификации, извлекая из этого значительную экономическую выгоду.

Наглядный пример тому – развитие информационно-технологического (IT) сектора в США в 90-е годы и роль, которую играло при этом привлечение иностранных специалистов. Анне Ли Сэксиниан из Калифорнийского университета в Беркли выяснила, что в 1998 году 2775 информационно-технологических фирм управлялись иммигрантами, большей частью индийского или китайского происхождения. Совместно эти фирмы создали 60000 рабочих мест и сосредоточили у себя 17% всех доходов этой отрасли промышленности (16 миллиардов долларов).36 Джерри Янг, мигрант из Тайваня, был одним из основателей первого поискового сервера в Интернете «Yahoo», фирмы, рыночная капитализации которой на сегодняшний день достигла более 36 миллиардов евро (для сравнения: «Дойче банк» - 37 миллиардов) и создала более 5000 рабочих мест.

Германии сложно участвовать в этой конкурентной борьбе. Робкая попытка привлечения специалистов в сфере компьютерных технологий, так называемая «зеленая карта» (Greencard), пришлась на тот момент, когда информационно-технологический бум уже почти закончился. Условия этой программы едва ли можно было сравнить с условиями американской Greencard. Ограниченность определенным сроком разрешения на работу, ограничения при разрешении на работу для членов семьи не отражали того факта, что при подобной программе речь идет не о том, чтобы сделать мигрантам одолжение, как это может рассматриваться, вероятно, в случае с беженцами во время гражданской войны или с ищущими политического убежища, а об участии в конкуренции, которая решит, какое именно место для нее наиболее привлекательно.

При этом Германии и без того придется постараться. Немецкий язык, более низкий по сравнению с некоторыми другими западными странами уровень зарплаты и в целом не такие уж розовые экономические перспективы едва ли позволят предлагать мигрантам более плохие условия, чем у основных конкурентов, включая и вопросы, связанные с правами иностранцев. Конечно, новый закон об иммиграции принес некоторые улучшения как раз в случае с иммиграцией высококвалифицированных специалистов, но это не создает серьезного прорыва.

Насколько все еще недостаточно понимание связи между удачной иммиграционной политикой и экономическим успехом в Германии, показали отрицательные реакции на предложение назначенного Федеральным правительством Совета по иммиграции запланировать приглашение 25000 высококвалифицированных иммигрантов. Очевидно, в Германии все еще не поняли, что действительно высококвалифицированные иммигранты не отнимают рабочие места, а создают их. А ведь список лауреатов Нобелевской премии, рождившихся в Германии, но работающих в США, и программы против «утечки мозгов» германских ученых показывают, что Германия не может просто выйти из этой конкуренции, вопрос лишь в том, будет ли она в ней участвовать как победитель или как проигравший.


Развивающиеся и трансформирующиеся страны среди проигравших?

Если уж богатая Германия в этой борьбе за лучшие умы стоит, кажется, скорее на стороне проигравших, то как же тогда должны выдерживать эту борьбу развивающиеся страны Юга и государства Востока, переживающие период трансформации?

Действительно, как уже показывает вышеупомянутая статистика ОЭСР, миграция высококвалифицированных специалистов именно из развивающихся и трансформирующихся стран постоянно возрастала. При этом эмиграция все чаще связывается с обучением. Так, число студентов из развивающихся стран в США драматичным образом увеличилось. В 1999 году, согласно исследованию Национальной академии наук, более 50% всех стипендий для защиты кандидатской диссертации в области инженерных наук были предоставлены иностранцам. Большинство из них ранее обучались в одном из элитных университетов у себя на родине. Многие из этих студентов остаются после защиты диссертации в США.

Долгое время отъезд высококвалифицированных специалистов из этих стран рассматривался почти исключительно под аспектом утраты человеческих ресурсов, незаменимых для собственного развития. Уже в 60-е и 70-е годы так называемая «утечка мозгов» («brain drain») была темой бесчисленных конференций. Выдвигавшиеся на них требования административных ограничений выезда именно этих людей или призыв к финансовой компенсации оставались, однако, абсолютно безрезультатными. Сегодня право на эмиграцию относится к правам человека. Но и фактически этим передвижениям очень трудно или даже вовсе нельзя воспрепятствовать. Демографическое развитие и растущее почти повсюду понимание экономических преимуществ селективной политики иммиграции позволяют, напротив, предположить, что т.н. факторы притяжения приобретут еще большее значение.37


Диаспора как ресурс в процессе глобализации

Опыт многих азиатских стран в связи с эмиграцией высококвалифицированных специалистов рекомендует, скорее, обращать больше внимания на то, как можно использовать сообщества мигрантов за границей для развития стран их родной страны. Действительно, «диаспора» - это название прижилось для обозначения сообществ мигрантов38 - именно в глобализированном мире приобрела важное значение для страны происхождения.

Этот феномен также впервые со всей четкостью проявился в эмиграции IT-специалистов из Индии (главным образом в США).39 Сначала из страны выехало почти 500000 IT-специалистов, большей частью в направлении США, будучи завербованными часто лишь на короткий срок для решения определенных задач в области программирования (так называемый «body-shopping»), затем зачастую в качестве служащих IT-фирм, а позже все чаще как независимые предприниматели. Очень скоро эти предприниматели поняли, что определенные виды работ можно проводить в Индии дешевле, и основали соответствующие фирмы там. Часть из них даже вернулась на родину. Они являлись - неважно, в США или в Индии - живыми плацдармами в этой стремительно растущей индустрии. Лишь недавно в одном исследовании было подтверждено, какую первостепенную роль сыграла индийская диаспора в Калифорнии для создания IT-индустрии в Индии.40 10 из 20 самых успешных индийских предприятий, занимающихся программным обеспечением, совокупная доля которых в этом секторе составляет 40%, были либо основаны, либо управляются в настоящее время индийцами, которые вернулись из США. Еще четыре фирмы являлись совместными предприятиями индийцев и иностранцев, и все они управлялись индийцами, вернувшимися из Соединенных Штатов. Оставшиеся 6 фирм - это старые местные предприятия, однако все они используют в управлении высшего звена менеджеров, вернувшихся из США. Индийская индустрия программного обеспечения добивается сегодня своей хозяйственной деятельностью экспортной выручки в размере 12 миллиардов долларов - с темпами роста, которые даже в прошлом году составляли 25%. Подобное развитие можно было наблюдать и в других странах Юго-Восточной Азии, особенно в Южной Корее, Тайване, а также в Китае.

Пример свидетельствует: отнюдь не всегда бывает так, что миграция наносит ущерб развитию страны. Первоначальные потери человеческих ресурсов могут быть с лихвой скомпенсированы деятельностью диаспор, будь то в результате возвращения квалифицированных предпринимателей или специалистов на родину, будь то посредством коммерческой деятельности предпринимателей, которые остаются в принимающей стране, будь то посредством научной или общественно-полезной деятельности.

Однако чтобы эти положительные эффекты проявились, в особенности, в коммерческой области, в стране происхождения должны быть налицо некоторые предпосылки:

- хорошая система образования, численность выпускников которой превышает внутренние потребности страны;

- миграция высококвалифицированных специалистов в областях, которые подходят для совершения сделок между странами;

- экономические и политические рамочные условия, создающие достаточно хороший инвестиционный климат;

- сохранение личных связей мигрантов с их родиной.

Если эти предпосылки налицо, то община диаспоры прямо-таки предназначена быть мотором экономического развития своей родной страны. Ведь мигранты знают рынки как своего, так и принимающего государства. У них есть семейные связи, которые необходимы или, по крайней мере, полезны при выполнении договоров. В то же время своей долгосрочной деятельностью в принимающих странах они завоевали доверие тамошних деловых партнеров. Вооруженные этими преимуществами в конкурентной борьбе, они могут открывать рынки и добиваться необходимых разрешений и оказания услуг, особенно в сфере инвестиций. При выполнении сделок они принимают функцию плацдарма как в своей родной, так и в принимающей стране. И поскольку при сделках - во всяком случае, при удавшихся - всегда извлекают пользу обе стороны, миграция создает ситуацию, выигрышную для всех участников: мигрантов, принимающей страны и страны происхождения.

Наряду с этими функциями в экономическом сотрудничестве диаспора может играть важную роль в области научного сотрудничества, общественно-полезной деятельности, а также и в политике своей родной страны; последнее, конечно, пока что не всегда в интересах смягчения конфликтов.


Обратные денежные переводы как новая форма помощи в целях развития

Кроме того, международные финансовые организации с некоторых пор открыли обратные переводы как новую форму помощи развивающимся странам. Всемирный банк оценивает объемы переводов мигрантов на их родину за 2003 год в 93 миллиарда долларов.41 Вместе с не зарегистрированными статистически трансфертами они оцениваются примерно в 150 миллиардов долларов. Эта сумма в сравнении со все еще более высокими прямыми инвестициями примечательна потому, что примерно четверть ее идет в самые бедные страны мира. В этой группе стран сумма обратных переводов даже заметно выше, чем помощь развивающимся странам.

Частные переводы имеют большое преимущество: они менее подвержены влиянию конъюнктуры, чем прямые и портфельные инвестиции, и поэтому более постоянны. К тому же эти выплаты доходят непосредственно до нуждающегося домохозяйства, и следовательно, непосредственно влияют на уровень жизни получателей, действуя тем самым зачастую как фактор, непосредственно уменьшающий бедность. Обратные переводы укрепляют покупательную способность на местах и тем самым также экономический рост. Это касается особенно тех случаев, когда средства инвестируются продуктивно, но справедливо и тогда, когда они идут на потребление отечественных продуктов. Наконец, в макроэкономическом плане обратные переводы как притоки валюты стабилизируют платежный баланс и содействуют импорту машин и оборудования.

Тем не менее, итог не столь уж блестящ, как хотели бы в это заставить поверить международные финансовые институты. Так, в результате обратных переводов возникает зависимость от них целых регионов или стран, поскольку приток валюты из частных источников имеет тенденцию освобождать правительства развивающихся стран от задачи улучшать конкурентоспособность отечественной экономики. Поэтому можно оценить лишь в каждом отдельном случае, превосходит ли положительный эффект от обратных переводов отрицательный. Некоторые страны эмиграции, кажется, превращаются в «nurseries for migrants»42 - в «питомники» будущих эмигрантов.


«Утечка мозгов» остается проблемой

Таким образом, обусловленная глобализацией миграция может создавать (в особенности вкупе с высококвалифицированными общинами диаспоры) ресурсы, которые могут пойти на пользу как принимающим странам, так и странам происхождения.

В какой мере может быть достигнут этот положительный эффект, зависит, однако, самым решительным образом от политики:

- от экономической политики стран происхождения - ведь мигранты также инвестируют свои заработанные тяжелым трудом деньги только туда, где это приносит прибыль, и

- от иммиграционной политики принимающих стран, которая должна быть такой гибкой, чтобы мигранты имели возможность в соответствии с коммерческой и предпринимательской необходимостью время от времени возвращаться на родину без риска навредить своему статусу пребывания в принимающей стране.

Независимо от этих возможностей, которые кроет в себе глобализация, в некоторых областях сохраняется проблема «утечки мозгов». Так, усиленное переманивание медицинского персонала из южной части Африки торпедирует все усилия заинтересованных стран, а также сообщества доноров в борьбе с пандемией ВИЧ/СПИД. Какой смысл в том, что сообщество стран-доноров выделяет миллиардные суммы для решения этой задачи, если одновременно, согласно исследованию ОЭСР за 2003 год (см. прим. 3), в результате эмиграции медицинского персонала в страны именно этого сообщества пропали инвестиции на образование, которые только в случае Южной Африки составили за период с 1994 по 2000 год миллиард долларов?43 И как должно происходить лечение больных СПИДом, если для этого отсутствует необходимый персонал?

Здесь встает серьезная проблема когерентности, которую не может решить рынок и которая может быть разрешена только в результате когерентной иммиграционной политики принимающих стран. Поскольку подобные проблемы уже в силу числа вовлеченных партнеров едва ли можно распутать в двустороннем порядке, здесь, очевидно, необходимы действия на многостороннем уровне.

Проф. Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер,

депутат Бундестага, член Римского клуба,

председатель Комитета по экологии, охране природы и безопасности реакторов


Границы приватизации

Только сильное государство может заботиться о качестве и справедливости


«Границы приватизации» - это призыв к размышлению. Два десятилетия тому назад состоялось триумфальное шествие приватизации под интеллектуальным руководством неолиберальной экономики. Многое в результате этого стало лучше: так например, во многих местах усовершенствовалась система телефонной связи; некоторые государственные бюджеты были спасены приватизацией от грозящего дефицита. Но многое попросту не удалось. Однако в кругах специалистов-экономистов с трудом идут на то, чтобы признать теневые стороны.

Возможно, в задачу экономистов и не входит диагностировать политические убытки, так как некоторые из них «эффективны в экономическом плане». Если в Чили повышается уровень университетского образования для богатых, которые могут себе позволить частный университет, то это, вероятно, «эффективно» для Чили, пусть даже для социально слабых ситуация становится еще тяжелее.

Но имеются также случаи, когда приватизация приводит к экономической неэффективности. Десять лет тому назад страхование зданий от пожара во многих федеральных землях Германии было государственной монополией. Затем из Брюсселя поступила инструкция о либерализации, монополию отменили, и страхование от пожара было приватизировано. Тут экономисты наверняка предсказали бы, что либерализация и приватизация сделают систему более эффективной с точки зрения затрат, то есть при равной результативности более дешевой. Вышло наоборот. Страховые взносы подскочили примерно на 50%! Почему? Потому что теперь частные страховые компании оплачивали представителей, которые занимаются привлечением клиентов. И они должны были думать о своих акционерах. Государственная монополия была образцово рациональной и не требующей больших затрат, даже еще оставались деньги для пожарной команды и мер противопожарной профилактики. Это показал в своей книге экономист Томас фон Унгерн-Штернберг.44 Страхование недвижимости является одним из приблизительно 50 примеров более или менее удачно осуществленной приватизации, которые представлены в новом докладе Римскому клубу.45 Там предпринимается также попытка сделать политические выводы из положительного и отрицательного опыта, связанного с приватизацией. Ведь политика должна же диагностировать политические убытки и извлекать из этого уроки!

Пожалуй, самый важный вывод состоитит в том, что ответственность за качество и справедливость при распределении общественных благ должна оставаться у государства. Для этого нужно сильное государство. Если приватизацию проводит сильное государство, то оно ставит перед частными агентами четкие обязательства и контролирует их соблюдение. Это типичный пример удачной приватизации. Слабое государство осуществляет приватизацию в силу необходимости, из-за отчаянного финансового положения или под давлением извне и вряд ли в состоянии заставить новых собственников соблюдать корректные правила. Такой тип распространен в развивающихся странах, которых Всемирный банк увлек идеологией приватизации, волна приватизации с наибольшей силой захлестнула именно развивающиеся страны и бывший восточный блок.

Однако и Всемирный банк переходит на более умеренный тон. Эксперт Всемирного банка Иоаннис Кессидес46 показал в своем беспристрастном анализе светлые и темные стороны приватизации инфраструктур. Он констатирует: в развивающихся странах приватизация встречает сегодня крайне незначительное одобрение, которое к тому же постоянно снижается. На севере также наступило отрезвление: снова национализировала железнодорожную сеть Великобритания, а французский город Гренобль в два приема выкупил гидротехнические сооружения. В Германии и Италии, напротив, отчаянная ситуация с государственным бюджетом до сих пор препятствовала изменению мышления.

Одна из политических проблем касается демократии, особенно на коммунальном уровне. Каждый гражданин приглашается к участию в заботе о местных интересах, например, о водо-, электроснабжении и вывозе мусора. Это столь же легитимная, сколь и популярная форма вхождения в политику - в качестве политика коммунального уровня заботиться о воде, электроэнергии и мусоре, а также о прозрачности и эффективности. И если туда прокрадывались неповоротливость, бесцеремонность или коррупция, то это по праву становилось главной темой для местных СМИ. Это составляло немалую часть живой демократии. После приватизации мир выглядит иначе: ни один рядовой гражданин не приглашается на заседания правления международных водных или электроэнергетических концернов. Ему остается разве что протестовать против уровня цен, но в условиях частных монополий это малоэффективено. А в случае с водопроводами монопольная структура в известной степени естественна.

Доклад разоблачает широко распространенное представление, что приватизация сама по себе является прогрессом и несет экономический рост. Либерализация, которой в книге уделено мало внимания, также не является само собой разумеющимся прогрессом. В Западной Европе и Японии мы имели высокие темпы роста в то время, когда либерализация и приватизация были еще почти незнакомыми словами. А сегодня мы наблюдаем мощный экономический рост в Китае и Индии, где практически все находится в руках государства. Сформированное в результате выборов 2004 года индийское правительство быстро распустило созданное его предшественником министерство по делам приватизации, получив за это самое широкое одобрение в народе.

Однако одну проблему критика приватизации разрешить не в состоянии: глобальное соревнование в области затрат имеет тенденцию наказывать тех, кто по политическим причинам вступается за справедливое распределение, равноправие женщин, за охрану окружающей среды и вообще за долгосрочное сохранение общественных благ. В этих условиях глобализации для политиков может оказаться рациональным изменить своим высшим политическим целям, поскольку потеря конкурентоспособности может быть еще более болезненной, чем предательство собственных идеалов. Может ли государство, которое постоянно вынуждено изменять своим политическим идеалам, вообще быть «сильным государством»? Эксперты развивающихся стран уже давно задают себе этот вопрос. Выход из этой дилеммы будет, пожалуй, найден только тогда, когда удастся укротить капитализм с помощью «global governance» и активно действующего во всем мире гражданского общества. Новый доклад Римскому клубу даже не пытается очертить это широкое поле.

Проф. Рассел Берман,

заведующий кафедрой германских исследований,

директор отделения сравнительной литературы Стэнфордского университета,

член Ученого совета Стэнфордского института международных исследований и Института им. Гувера


Невежественные наследники Адорно*

Конформизм движения протеста: похвала индивидуализму


Участники движения антиглобалистов борются якобы за лучший мир. Для достижения своей цели они требуют от государства более активно вмешиваться в экономику и общественную жизнь. Однако критики глобализации следуют фатальной идеологической традиции коллективизма, в который, как считает Адорно, уходят своими корнями авторитарные общества. Антиглобализм боится свободы.


Сама дефиниция редко подвергается сомнениям: мы понимаем под глобализацией экономический процесс, характерной чертой которого является интенсификация трансграничного обмена товарами, капиталом, идеями, услугами и рабочей силой. Международный характер экономической деятельности отнюдь не нов; международная торговля и долговременная миграция также имеют долгую историю развития.

Одно дело – объективные критерии, другое – субъективные ощущения. Как ни рассматривай глобализацию: одни считают ее давным-давно существующей составной частью политической и экономической истории, другие - новым феноменом - движение протеста против нее, отголоски которого слышны во всем мире, зародилось лишь в 90-х годах, причем совершенно внезапно. Уже тот факт, что движение антиглобалистов смогло быстро и легко распространиться, является ироническим свидетельством глобализации в области культуры: никто не может сравниться с антиглобалистами по степени глобализации.

Мотивы и интересы этого движения никоим образом не гомогенны. Протесты против открытия ресторанов «Макдональдс» во Франции имеют иную подоплеку, нежели борьба развивающихся стран против свободной торговли. Тем не менее, антиглобалисты от Беркли до Берлина придерживаются определенных взглядов, в основе которых лежат, прежде всего, экономические аргументы. Несмотря на то, что большинство экономистов усматривают в свободной торговле и устранении протекционистских барьеров предпосылки благосостояния, экономического роста и ликвидации бедности, критики глобализации отвергают весь этот «неолиберализм» и требуют, напротив, - хотя зачастую весьма расплывчато – ужесточения протекционистских мер, возведения торговых барьеров и других мер государственного регулирования. Поэтому критика глобализации – это не только протест против транснациональных процессов, но прежде всего призыв к политическому вмешательству в экономический процесс.

Развал Советского Союза и его стран-сателлитов ознаменовал конец государственной плановой экономики. Коммунистическая критика капитализма умолкла, но на смену ей пришла критика глобализации. Не отвлекаясь на рефлексии по поводу истории краха коммунистического эксперимента, она продолжает нападки на свободную рыночную экономику. Антиглобализм не случайно стал популярной идеологией после крушения Берлинской стены. Он занимает свободное место, оставшееся от коммунизма. В эпоху посткоммунизма критика глобализации сделалась господствующей формой антикапиталистического движения.

Антиглобализм вновь возрождает антагонизм между политическими и экономическими субъектами, между государством и рынком. Глобализация зиждется на двух важных опорах: мобильности и сокращении расстояний, что достигается благодаря оптимальным по ценам коммуникационным и транспортным возможностям. Политическая власть, напротив, неизбежно привязана к определенной территории. Она осуществляется традиционно определенными политическими единицами и в конкретных политических образованиях (таких как государства), определяемых территориальными понятиями. Следовательно, пространственный характер политической власти должен вступать в противоречие с транснациональной мобильностью глобализации. Исходя из этого, критики глобализации стремятся утвердить или вновь восстановить примат территории над обменом, примат государства над экономикой. Выступая за режим регулирования и ограничения свободной торговли, критики глобализации требуют установить власть государства над свободным рынком.

Антиглобализм в его качестве посткоммунистической формы антикапиталистического движения затрагивает лишь одно измерение, а именно: дискуссию об экономической политике. Но зачастую на нее отбрасывают тень гораздо более субъективные и эмоциональные стремления. Антиглобализм лишь отчасти является следствием увеличения объемов международной торговли. Он отражает не экономические, а в большей мере политические изменения. Решающую роль в его развитии сыграл не коллапс коммунизма и, как следствие, смена экономической парадигмы, а связанное с этим возвышение США в качестве единственной политической и военной сверхдержавы. Хотя этот процесс начался уже в период первой мировой войны, его значение стало очевидным лишь после окончания «холодной войны», когда исчезла альтернатива американскому доминированию. И хотя антиглобализм рядится внешне в одежды движения протеста против экономических тенденций - какими бы сомнительными ни были его аргументы - на деле его позиция сводится к неприятию глобального усиления американского влияния.

В диспуте движения антиглобалистов почти не проводится различий между антикапитализмом и антиамериканизмом, причем последний зиждется на принципиальном неприятии американской внешней политики и культурного влияния США, которое выходит за рамки более узкого, чисто экономического аспекта. Приемы и методы эвристики позволяют успешно отделить критику глобализации от других элементов. Однако на практике требования об ужесточении норм трудового права в развивающихся странах тесно связаны с требованиями защитников окружающей среды о ратификации Киотского протокола, особой заботой о культуре местного населения и аборигенов, активными выступлениями за права женщин или за учреждение и поддержку наднациональных организаций и институтов, таких как Международный уголовный суд. На этой арене международных протестов, несущей отпечаток различных стремлений, где антикапиталистические и антиамериканские элементы во многом накладываются друг на друга, каждый из широкого спектра идеологических компонентов играет свою роль.