«глобализация» до сих пор вызывает неоднозначное отношение. Одни видят в этом явлении прежде всего новые шансы и новые рынки, для других это борьба сильных против слабых и страх утраты собственной идентичности. Для третьей группы глобализация подобна погоде: ты можешь на нее сердиться, но изменить ч

Вид материала

Документы

Содержание Эмиссия жизненного стиля и терапия греха Изменение структуры веры Во что верит Запад? Государство и церковь Философия и конкуренция Внешнеполитическая значимость Европа должна стать нашим домом Жить в Европе, оставаясь за ее пределами Вера, практика и духовность Плюрализм, независимость, гражданство Many Globalizations: Cultural Diversity in the Contemporary World Power and Prosperity

Подобный материал:

• Ская модель, основанная на мак­симальном и эффективном использовании, прежде всего,, 12350.54kb.
• О слабых и сильных пунктах, 93.7kb.
• Модернизация и глобализация, 164.54kb.
• 20. Значение музейного дела для специальности «социально-культурный сервис и туризм», 59.9kb.
• Е. А. Баллаева гендер и глобализация: теория и практика международного женского движения, 1090.2kb.
• Глобализация и глобальные проблемы мировой экономики часть 1 глобализация, 493.34kb.
• 2 Глобализация мировой экономики, 793.65kb.
• Употребление грибов это древняя национальная традиция. Вопрос о съедобности различных, 34.92kb.
• Ю. А. Ершов глобальная энергетическая безопасность и интересы россии, 6173.75kb.
• Тема 14. Глобализация международных экономических отношений, 72.52kb.

Эмиссия жизненного стиля и терапия греха

Ни один другой аспект религиозной жизни не вносит не приводит к таким большим разногласиям, как тот факт, что некоторые религии рассматривают в качестве своей обязанности распространение своей веры. Попытки обращения в свою веру стояли в центре многих решений Верховного суда США, поскольку те, кто является объектом таких попыток, рассматривают их часто как вмешательство в сферу их частной жизни.¹³⁶ Верховный суд осознавал опасность, которую представляют собой агрессивные попытки евангелизации для национального единства. Поэтому он неоднократно пытался уравновесить свободу вероисповедания и права меньшинств. Верховный суд, среди прочего, принял решение о недопущении выделения государственных средств тем религиям, которые являются «совершенно сектантскими». ¹³⁷

Без сомнения, для протестантов-евангеликалов особенно важно публично демонстрировать свою приверженность вере. Среди евангеликалов даже понятие «христианин» часто используется только для обозначения другого сторонника евангеликальной веры, но не католика и не того, кто принадлежит крупной протестантской церкви. Там, где евангеликаы составляют большинство, как, например, в некоторых маленьких городках Техаса, их публичные демонстрации своей веры действуют подчас травмирующим образом на других христиан, а также на иудаистов, мусульман и неверующих. По этой причине публичное выражение своей веры вряд ли может рассматриваться как объединяющая сила. И тем не менее возможны случаи, когда публичное засвидетельствование действует не столь раскольническим образом, как это принято полагать. Чтобы это понять, важно учесть дилемму, в которой находятся сейчас евангеликалы в США. Если они отвергают общую культуру в пользу фундаменталистской чистоты веры, то на путь истины будут наставлены лишь немногие. Следовательно, если евангеликалы хотят эффективно распространять свои религиозные воззвания, то они должны адаптироваться к окружающей их культуре, вместо того чтобы отойти в сторону и взять на себя роль аутсайдеров. И именно так поступает большинство евангеликалов. По этой причине продолжается дальнейший рост евангеликального движения, оно более не представляет собой - как это было когда-то - сектантской веры, поскольку тот, кто адаптируется к окружающей культуре, неизбежно испытывает на себе ее влияние, формируется ею. В повседневной американской жизни трудно быть сектантом: секты либо вымрут, либо адаптируются в долгосрочной перспективе и таким образом потеряют свой сектантский характер.

Хотя исследования о социальной трансформации и евангелизации редко связны друг с другом, но неоднократно порицаемая склонность американцев «даже в боулинг играть в одиночку» имеет большое влияние на то, как христиане распространяют Евангельскую весть. Их ссылали в пригороды и на окраины, где мало места для публичного обмена мнениями, из страха перед криминальным нападением они боятся постучать в двери, им не дает передышки жесткий ритм семейной жизни, когда оба супруга работают и уже дети испытывают стресс от жизни, расписанной по минутам, - американцам, которые хотят включить Иисуса в свою жизнь, живется не легче, чем другим, и они должны искать креативные методы для распространения своей веры. Один из известнейших методов социолог Джозеф Тэмни назвал «lifestyle evangelism».¹³⁸ Идея состоит в том, чтобы прожить свою жить как можно ближе к религиозным канонам, что должно привести к тому, что окружающие станут воспринимать тебя как светлый пример и начнут спрашивать о твоих убеждениях. Тем самым как бы предлагается дружественный и неконфронтационный путь рассказать другим о своих убеждениях. В сравнении с евангелизацией, которая проводится методами «привлечения клиентов»,¹³⁹ «lifestyle evangelism» представляет собой однозначный разрыв с полной конфликтов историей обращения в христианство. А поскольку стили жизни американцев сближаются, «lifestyle evangelism» становится еще одной силой, которая создает общность, а не сеет вражду.

Одновременно с этим неевангеликалы во все возрастающей степени вырабатывают личное отношение к сфере божественного, что опять-таки пересекается с тем способом, как евангеликалы обычно подходят к своей вере. Особенно после Второго Ватиканского собора американский католицизм в силу постоянной конкуренции с евангелистскими церквями считает для себя необходимым подчеркивать не столько авторитет духовенства, сколько личное отношение к Богу.¹⁴⁰ Даже многие иудаисты хотели бы этого, как показало одно исследование о современных евреях.¹⁴¹ Американские религии (по меньшей мере, отчасти) все меньше вступают в конфликт друг с другом, поскольку они становятся все более похожими друг на друга. Таким образом, каждая находит свой путь, чтобы реагировать на распространенное желание верующих иметь такую веру, которая соответствует их потребностям. Парадокс: единственное, что есть общего у всех американцев, - это их индивидуализм, причем такой, на который религии оказывают притягательное действие.

Можно привести последний пример для иллюстрации положения о том, что религии на практике действуют гораздо более объединяюще, чем в теории: грех. Религии функционируют обычно - в духе Дюркгейма - как форма коллективной совести, запрещающей некоторые способы поведения, прежде всего такие, которые направлены против общества, обосновывая запреты тем, что нельзя нарушать моральные заветы Бога. И хотя важнейшие авраамовские религии исходят из вездесущности греха и подчеркивают требование стремиться к освобождению от него, делают они это различным образом. Католики в большей степени, чем протестантские группы, склоняются к тому, чтобы подчеркивать силу примирения, в от время как иудаисты и мусульмане, как правило, при рассмотрении греха гораздо сильнее ориентируются на религиозные заповеди. Поэтому не удивительно, что в многоконфессиональном обществе существует большое разнообразие взглядов на грех, точно также как и многообразие путей к спасению. В таких условиях - с религиозной точки зрения - плюралистическому обществу не хватает общего согласия относительно того, какие способы поведения считать греховными. Общества, в которых церковь отделена от государства, и так не могут автоматически признавать незаконным в юридическом смысле то, что религия считает греховным.

Однако на практике в США почти все религии в отношении греха во все большей степени пользуются терапевтическими методами и языком психологии.¹⁴² Грех рассматривается при этом прежде всего как поведение, которое вредит самому человеку. Поскольку духовенство хочет, чтобы его конфессия росла, то оно неприязненно относится к тому, чтобы настаивать на вездесущности греха - из опасений на ориентированном на конкуренцию «рынке душ» потерять потенциальных членов своей общины. Ободряющий язык служителей церкви любой конфессии популярнее мрачных размышлений о человеческой природе.¹⁴³ Критические голоса часто подчеркивают поверхностность такой терапевтической веры; консервативный протестант видит в подобного рода тенденциях триумф «культуры нарциссизма» в религиозном сообществе.¹⁴⁴ И в этом действительно заключена большая доля истины. Например, бестселлеры христианских книжных магазинов поясняют не Библию, а дают религиозный совет для курсов похудения, для преодоления личных проблем и даже для делового успеха.¹⁴⁵

Но сколь проблематичным ни является этот нарциссизм для традиционных религиозных учений, тем не менее он представляет собой силу, вносящую свой вклад в культурное единство. В отличие от строго религиозных подходов к греху, названные «терапевтические методы» подчеркивают проблемы, общие для всех людей, и тем самым они стремятся предложить решения, подчеркивающее общность. Самость, самореализация, о которой здесь идет речь, - это то, что способен понять каждый американец, независимо от его религиозного воспитания. Это также результат нового сознания 60-70-х годов, которое, как показывает Даниэл Янкелович, оказало влияние на каждого американца, не только на левых сторонников контркультуры, но также на религиозных людей и даже на консерваторов.¹⁴⁶

В общей истории религиозных расколов культура в общем и целом является объединяющей силой. Это относится также и к американской культуре, к убеждениям и практическому поведению общества. Наша культура, может быть, и не такая «глубокомысленная», как некоторые другие, но она широко распространена, привлекательна и предоставляет каждому возможности для самореализации. Американская культура оказывает влияние почти на все институты американского общества, от сферы развлечений до спорта и образования. Поэтому неудивительно, что она оказывает влияние также и на религию, и в свою очередь, религия оказывает обратное формирующее воздействие на культуру. Хорошо это или плохо для религии - во всяком случае, для Америки это хорошо, так как это дает всем верующим общность языка, символов и идентичности, что необходимо для преодоления некоторых их различий.


Изменение структуры веры

Религия находилась в центре культурной борьбы в США, которая после знаменитого решения суда об абортах в 1973 году привлекала к себе все больше политического внимания. Некоторые проблемы, например, помощь меньшинствам, не обладают выраженным религиозным измерением. Однако почти все остальные его имеют - начиная от самой дискуссии об абортах и до дискуссии о «Pledge of Allegiance» и религиозно мотивированных политических инициатив. С выбором Джорджа В. Буша президентом в 2000 году религия стала важной темой в американских дебатах. Особенно два оживленно обсуждаемых общественностью вопроса, мнения по которым расходятся, привлекли внимание к потенциально разъединяющей функции религии: исследование стволовых клеток и однополые браки.

Таким образом, религиозно мотивированные конфликты продолжаются, и это понимают обе стороны. Сьюзен Джейкеби, которая рассматривает вхождение религии в политику как угрозу гражданским свободам, на примере политики администрации Буша только укрепляется в своем убеждении: верующие нетолерантны и не уважают своих противников.¹⁴⁷ С другой стороны, защитники верующих удивляются их бескомпромиссным принципам.¹⁴⁸ Но при более пристальном рассмотрении оказывается, что ни одна из этих проблем не вносит такого раскола в американское общество, как это можно было бы ожидать.

Это особенно четко проявляется в вопросе об исследовании стволовых клеток. Без сомнения, президент Буш был потрясен, когда бывшая первая леди США Нэнси Рейган публично выступила в поддержку использования стволовых клеток, поскольку таким образом возможно излечение болезней, подобных той, от которой страдал и ее супруг. Она - не единственная из консерваторов, занимающих такую позицию, и нередко в защиту терапевтического клонирования приводятся религиозные аргументы, подчеркивающие право на жизнь. Это опять же скорее объединяет, чем раскалывает американцев.

Однополые браки - еще один, и еще более интересный тест на способность религии действовать в качестве объединяющей силы. Он может даже стать решающим тестом для межконфессионального раскола. Для строго верующих евангеликалов и католиков гомосексуализм является грехом, за который должно последовать наказание или который по крайней мере не может быть эксплицитно одобрен. Консервативное духовенство считает гомосексуализм причиной краха традиционных семейных ценностей. Для некоторых религиозных консерваторов гомосексуальный брак стал настоящей находкой, так как штат, легализировавший такие браки, а именно Массачусетс, - родина оппонента Буша Джона Керри, а в 2004 году - арена партийного съезда демократов. По расчетам этих политиков, однополый барк - наравне с абортами и расовым вопросом - должен был объединить консервативный базис республиканцев и расколоть демократов.

Получилось по-другому. Консервативные общины были не настолько возмущены гомосексуальными браками, как предрекали многие адепты христианских правых.¹⁴⁹ На удивление большое количество консервативных интеллектуалов выступали даже за гомосексуальные браки, подчеркивая, что коли уж гомосексуальность существует, то консерваторы должны быть заинтересованы в том, чтобы у гомосексуалистов были прочные связи.¹⁵⁰ Раскол по этому вопросу существует и среди умеренного духовенства и либеральных протестантских церквей, но многие представители духовенства между тем стали терпимее относиться к гомосексуалистам. Все больше выяснялось, что черно-белое мышление на практике вряд ли состоятельно. В конце концов, ни одна из двух сторон не настаивала на том, чтобы использовать в своих интересах эту тему.

Почему однополые браки не стали поводом для развязывания ожесточенной культурной борьбы? Одна из причин может заключаться в том, что даже те, кто считают эту тему настоящей проблемой, придают ей меньшее значение, чем борьбе против терроризма или безработицы. Но это только часть объяснения. Необходимо учитывать также различия между религией в теории и религией на практике, что является центральной темой данной статьи. В теории гомосексуализм - это грех. На практике же даже строго верующим трудно остаться абсолютно бесчувственными, когда они видят гомосексуалистов на свадебной церемонии. В теории брак традиционно подразумевает союз мужчины и женщины. На практике даже в гетеросексуальном браке существует так много возможных вариантов, что не кажется очень большим культурным вызовом добавить к уже существующим еще одну нетрадиционную форму брака. В своей религиозной и светской жизни американцы склоняются скорее к экспериментированию и прагматизму, чем к идеологизму. И сколь бы неприятным ни кажется многим однополый брак, тем не менее, американцы всегда готовы в какой-то степени признать право на эксперимент - идею попробовать что-либо, чтобы установить, как оно функционирует.

Время покажет, действительно ли различные воззрения на однополый брак сегодня также поляризуют население, как в прошлом разногласия по поводу абортов. Однако поскольку тенденция такова, что молодые люди склоняются к большему пониманию гомосексуалистов по сравнению со страшим поколением, то существуют причины предположить, что этот вопрос не приведет к повторению старой культурной борьбы. А если тем не менее приведет, то споры об однополых бараках станут чем-то вроде последней битвы: если американцы не смогут действительно рассориться из-за этого, то сложно представить себе что-то другое, что могло бы расколоть их еще глубже по религиозным причинам. Все это не должно означать, что религия является надежным источником единства обществах, которые без религии были бы расколотыми. Ни история религиозных расколов, ни все еще продолжающиеся конфликты между верующими и неверующими не закончены. Мне совсем не хотелось бы, чтобы создалось впечатление, будто конфликты между различными религиозными направлениями легко разрешимы. Чем больше религий - а туда попадают также многие формы спиритуализма, которые отвергают организованную религию, - тем больше следует ожидать враждебности в общественной дискуссии. Одновременно с этим религия вопреки всему не является ни постоянной, ни неизменной силой. Католики столкнулись с этим после Второго Ватиканского собора - равно как иудаисты, которые вступают в смешанные браки, протестанты, посещающие новые «мегацеркви», или мусульмане, переезжающие на жительство в Лондон или Детройт. Религия - это динамическая сила, которая постоянно адаптируется к новым ситуациям.

Карстен Д. Фойгт,

член СДПГ, с 1999 г.- координатор германо-американского сотрудничества в Федеральном министерстве иностранных дел Германии


Во что верит Запад?

США и Европа: общие исторические корни, различные пути


Политику Соединенных Штатов Америки определяют по нарастающей христиане-евангелисты, рассматривающие президента Буша как «духовного лидера». Более светская Европа с недоверием взирает на эту тенденцию. Но если отмести в сторону эти различия, трансатлантическая пропасть становится все шире. Поэтому обе стороны должны стараться прийти к взаимопониманию.


Нынешние культурные и религиозные различия между странами по ту и по эту стороны Атлантического океана таят в себе опасность отчуждения. Велик риск расхождения мировоззрений людей из окружения нынешней администрации президента США, находящихся под влиянием клерикальных правых, и представителей сформировавшихся под сильным воздействием секуляризации европейских обществ. Европейские церкви придают верующим общественно-политическую ориентацию, которая в некоторых аспектах диаметрально противоположна ориентации правых евангеликалов в Соединенных Штатах.

В силу продолжающейся секуляризации европейских обществ европейские интеллектуалы склонны недооценивать нынешнее влияние американских правых евангеликалов, проникнутых личными духовными переживаниями. Этой недооценке важного компонента американского общества способствует то обстоятельство, что в контактах европейских интеллектуалов с США преобладают связи с секуляризованными кругами Восточного и Западного побережья. Евангеликалы же находят поддержку прежде всего на юге Соединенных Штатов, в так называемом «bible belt».

В последние годы многие из этих христианских групп стали активно заниматься политикой, многие стали страстными проповедниками. Не все из них согласились бы с названием «евангеликалы». Приверженцев различных течений евангельского христианства объединяет то, что они не увязывают канонические тексты Библии, как это делает доминирующая в Германии теология, с познаниями скептически настроенных исторических наук. Они воспринимают встроенное в исторический контекст критическое толкование библейских текстов как попытку показать относительность «Слова Господня». Многие из них верят в близкий конец света, в скорое возвращение Мессии и Страшный суд, на котором человечество будет разделено на грешников и праведников, а люди, соответственно, будут прокляты или спасутся. Книги, повествующие о жизни после Страшного суда, входят - подобно произведениям из серии «left behind» - в списки американских бестселлеров. Статистические данные вызывают удивление: почти каждый второй американец относит себя к «возрожденным христианам», более трети граждан США, как свидетельствует опрос журнала «Тайм», регулярно думают о конце света, и почти 60% американцев верят в описанную в откровении Иоанна Богослова взаимосвязь между апокалипсисом и апофеозом.

Многие европейские интеллектуалы склонны снисходительно ставить убеждения христианских консерваторов в один ряд с верой во внеземные феномены и другие курьезы и отмахиваться от них как от остатков донаучного мышления. Но было бы неверно предполагать, что круг евангеликалов ограничен бедными и плохо образованными американцами. Согласно одному из исследований Pew-центра, их доля в составе избирателей выросла с 19% в 1987 году до 23% в 2004 году. Во времена президента Джимми Картера многие евангеликалы голосовали еще за демократов. Сегодня большинство из них отдает явное предпочтение республиканскому лагерю. В 2004 году за республиканцев проголосовали 78% белых евангеликалов, 52% католиков и 64% тех, кто еженедельно ходит в церковь. В отличие от этого 62% далеких от церкви людей отдали свои голоса Джону Керри. Активная политическая деятельность евангеликалов в поддержку Республиканской партии усиливалась с перерывами с конца 60-х годов. В 1964 году лишь 42% убежденных евангелистов и 48% других протестантов заявляли о том, что голосуют за республиканцев. Сегодня эти христианские консерваторы составляют большинство в органах Республиканской партии в 36 штатах Америки, в 81% остальных штатов они образуют влиятельные меньшинства. Это означает, что количество их представителей в партийных органах за последнее десятилетие удвоилось.

Вторая половина 60-х годов была временем мощного политического подъема евангеликалов, периодом «битвы за Америку». Именно тогда был заложен краеугольный камень в здание так называемой «электронной церкви» и положено начало интеграции отдельных ответвлений сети ее христианских организаций. После прекращения преследования коммунистов в эпоху маккартизма ключевыми темами, используемыми для проекции нового образа врага, стали аборты, гомосексуалисты и лесбиянки, роль женщины, движение за гражданские права, экологическое движение и борьба за разоружение. Эти темы подвигали евангеликалов, считавших себя как «моральным большинством», подниматься на баррикады для защиты их традиционных христианских ценностей. Они и по сей день обозначают культурную демаркационную линию, пролегающую между либералами и консерваторами.

Американский президент старается не разочаровывать евангеликалов своей политикой и риторикой. Будучи возрожденным христианином, он не боится разделить страну на два противоположных лагеря с помощью новой дефиниции отношений между государством и религиозными общинами. В его речах добро противопоставляется как ясная альтернатива злу, причем сам он и его политика находятся на стороне сил «добра».

Ко всему прочему, президент Буш вызывает недоумение, ссылаясь в своей политике на Бога и подделываясь под своего рода секуляризованного политического проповедника. На мероприятиях, таких как «Prayer Breakfast» в американском Конгрессе, в котором участвуют и иностранцы, Буша представляют - что не вызывает изумления у присутствующих - как «духовного лидера». Многие европейцы и немалое число американцев усматривают в этой символике проблематичное насаждение религиозного культа в государственных учреждениях. При этом не следует, разумеется, забывать о том, что это специфическое американское проявление политики, возвышенной до гражданской религии, внесло также позитивный вклад в сплочение нации, постоянно формирующейся заново из людей самого разного происхождения.

События 11 сентября 2001 года дали президенту шанс проявить себя сильным лидером и объединить нацию. Многие американцы восприняли борьбу с терроризмом как новый грозный вызов, который зло бросает добру. Ричард Перл и Дэвид Фрам – спичрайтер, сформировавший инспирированное Библией понятие «Axis of Evil», особо подчеркивали, что «борьба с экстремистским исламом – это более идеологизированная война, чем была на любом из своих этапов «холодная война»». Одновременно США, ведущие борьбу с международным терроризмом, вновь воспринимаются - и не без оснований – как «last resort of freedom». Эта самодефиниция Соединенных Штатов способствовала с самого их зарождения формированию идентичности американцев. Именно в силу этого самосознания многие американцы были гораздо сильнее шокированы кадрами пыток в Ираке, чем некоторые европейцы. Граждане США предъявляют жесткие требования к собственной нации, поэтому на смену их уверенности в том, что их страна стоит на стороне сил добра, пришли самокритика и чувство стыда. С ними связывалась надежда на то, что готовность к самокритике и юридическим коррективам вновь утвердит систему сдержек и противовесов, имеющую основополагающее значение для американской демократии.

Какой вывод можно извлечь из изложенного выше? Европу и Соединенные Штаты по-прежнему связывают общие ценности. Однако существуют большие различия в вопросах религии. Pew–Центр в своем анализе (2003 г.) констатировал: «Американцы и европейцы по-разному подходят ко внешней политике и другим темам, но эти разногласия меркнут в сравнении с расхождением мнений трансатлантических партнеров по вопросам религии и морали».

Широкие слои населения и по обе стороны Атлантического океана не готовы до сих пор вникнуть в особенности мышления другой стороны и не знают, как это сделать. Но если люди не могут больше общаться друг с другом, то рано или поздно от этого пострадают их отношения в целом.

С моей точки зрения, существуют три причины того, почему в дискуссии между трансатлантическими партнерами усилилось значение анализа связи между религией и политикой:

- Отношения всех европейских государств, и в особенности Германии, с США являются квазивнутриполитическими.

- В религиозных сообществах США и Европы происходят перемены.

- Усиливается значимость религиозных вопросов для внешней политики.


Государство и церковь

Внутриполитические решения, принимаемые в США, оказывают влияние на европейскую внутреннюю политику. Однако различия в американских и европейских традициях сказываются на восприятии и оценке приходящих к нам из-за океана известий. Это относится и к религиозным темам. В отличие от Соединенных Штатов, в Германии не одни только действия, но и пропаганда ненависти по отношению к другим религиям и мировоззрениям является наказуемым деянием. Даже в том случае, когда сеющие вражду речи произносятся в церкви, синагоге или мечети, свобода вероисповедания не освобождает ораторов от наказания. США и Германия в равной мере привержены фундаментальным ценностям свободы мнений и вероисповедания. Но у нас свой исторический опыт, поэтому мы практикуем в конфликте между различными базовыми демократическими ценностями иную иерархию, нежели США.

Американская пресса зачастую интерпретирует запрет на ношение головных платков в школах некоторых европейских государства (в том числе и Турции) как выражение недостаточной терпимости по отношению к традициям исламских иммигрантов. В Европе этот запрет кажется многим логическим следствием отделения государства от церкви.

В Германии, в отличие от Соединенных Штатов, широко распространена практика включения Закона Божьего в учебную программу государственных школ. Мы не считаем это нарушением закрепленного в нашей конституции принципа нейтралитета государства по отношению к различным религиям. Поэтому логично, что в учебные программы государственных школ все чаще включается также исламское учение. В США за изучение Закона Божьего в государственных школах выступают лишь меньшинства, в особенности клерикальные правые. Большинство американцев видит в этом, в отличие от германских политиков, покушение на принцип отделения государства от церкви.

С другой стороны, связь между религией и политикой, приведшая в США к своего рода «гражданской религии», чужда Европе. Многие европейцы воспринимают широко распространенную риторику американских политиков как злоупотребление религией в политических целях. Различия между Германий и США заметны и в другом пункте: в нашей стране федеральный и земельный уровни оказывают финансовую поддержку христианским и еврейским церковным образовательным учреждениям. Количество школ с сильным оттенком этих конфессий сегодня растет. Когда я рассказываю об этих фактах в США, у многих либералов это вызывает удивление, а у религиозно настроенных правых – интерес.

В преамбуле нашего Основного закона имеется ссылка на Бога. У религиозных сообществ, которые являются публично-правовыми объединениями в статусе юридического лица - к ним относятся в настоящее время евангелическая и католическая церкви и еврейские общины (а в будущем таковыми могут стать и мусульманские общины) - есть конституционно закрепленное право взимать налоги с верующих. Государство финансирует пастырское служение священников в вооруженных силах. Религиозные сообщества имеют право претендовать на выделение им эфирного времени в передачах публично-правового радио и телевидения. Отношения между государством и религиозными сообществами отрегулированы в многочисленных договорах. Все это было бы немыслимо в США с их системой строгого отделения государства от церкви.

В новом здании германского парламента в Берлине есть, само собой разумеется, молельная комната. Более ста депутатов Германского Бундестага причисляют себя к объединению Prayer Breakfast. 15 депутатов имеют законченное теологическое образование. К ним добавляются еще несколько учителей Закона Божьего. Двое из четырех вице-президентов Бундестага изучали теологию факультативно. Президент Бундестага является одновременно членом центрального комитета католической церкви. Поскольку Социал-демократическая партия в бывшей ГДР была учреждена пасторами и активистами евангелической церкви, в Бундестаге теологов на левом парламентском фланге сегодня больше, чем на консервативном.

В то же время в Бундестаге нет представителей религиозных течений, сравнимых с движением клерикальных правых в США. Фактически они не играют никакой роли и в германском обществе. Несмотря на это, действительность в Федеративной Республике Германия отчасти выходит далеко за пределы тех мер политической и финансовой поддержки религиозных групп, принятия которых добивается от своего государства часть американских клерикальных правых сил.

Вряд ли можно представить себе большие политические и культурные различия, нежели те, что существуют между клерикальными правыми в США и светскими или христианскими левыми в Германии. Но между отдельными группами германских левых, германских консерваторов и американских религиозно настроенных правых существует поразительное согласие в вопросах этической оценки клонирования и использования стволовых клеток. Причина этого заключается в их в равной мере этически мотивированном стремлении защитить «создание Творца», которое обосновывается либо религиозными, либо светскими соображениями.

Важным поводом для политической мобилизации религиозно настроенных правых являются решения Верховного суда США по поводу абортов. В отличие от США, Федеральный конституционный суд Германии пошел по консервативному – с точки зрения американцев – пути: германская конституция гарантирует право на жизнь и ее защиту. Когда парламентское большинство, в которое входил и автор этой статьи, освободило от наказания за аборты, сделанные в первые три месяца беременности, Федеральный конституционный суд ограничил в 1993 году эту норму, сославшись на гарантированную конституцией защиту жизни.

Похожий прагматичный компромисс между принципиальными нормами и жизненными реалиями существует в Германии и в вопросе однополой любви. Гомосексуальные партнерские браки приравниваются в значительной мере - фактически и юридически - к гетеросексуальным супружеским парам. Однако в нормативном смысле это не браки. Брак, находящийся под защитой Основного закона, нацелен в конституционном смысле на создание семьи и таким образом недозволен однополым парам. В США различные штаты пошли по диаметрально противоположным путям. Например, в ходе предвыборной борьбы 2004 года консерваторы постоянно упирали на то, что в родном штате кандидата в президенты от демократов Джона Керри Массачусетсе допускаются браки однополых пар. Тем не менее, памятуя о многолетних яростных дебатах в США, большинство европейцев считают, что в вопросе гомосексуализма они намного либеральнее американцев. Это впечатление справедливо по отношению только к некоторым регионам США, и, разумеется, абсолютно неверно в случае Сан-Франциско.


Философия и конкуренция

В большинстве европейских стран ослабляется связь верующих с христианскими церквями. Этот процесс секуляризации протекает в различных регионах Европы с разной интенсивностью. На территории бывшей ГДР прихожанами церквей являются всего лишь около 20% населения. Я лично считаю, что этот процесс выхода из церкви не является необратимым. В перспективе я не исключаю обратной тенденции.

В отличие от Европы США – страна верующих и регулярно посещающих богослужения людей. 43% американцев утверждают, что каждую неделю ходят в церковь, синагогу или мечеть. 75% бывают на службах минимум раз в полгода. В Германии каждую неделю ходят в церковь менее 15% населения. Большинство американцев молятся каждый день. Формы, в которых выражается религиозная вера, и их содержание также развиваются в противоположных направлениях. Доминирующее в Европе богословие позиционирует веру, избегая противоречий с Просвещением и естественнонаучными знаниями об эволюции. Обобщим это в одном предложении: в Европе преобладает теология, понимающая себя как сестру философии. Такой подход характерен и для многочисленных христианских общин в США, являющихся традиционными партнерами европейских церквей. Их контакты с американскими евангеликалами, напротив, можно охарактеризовать как сравнительно скудные.

Формы конкурентной борьбы, разворачивающейся на американском религиозном рынке, напоминают нам, европейцам, о конкурентной борьбе различных брендов в рыночной экономике. Приток верующих в ущерб традиционным церквям наблюдается как раз в те религиозные общины, которые мы воспринимаем как выражение христианского фундаментализма. Дискредитируя, их характеризуют даже как религиозное движение «wellness». Эта тенденция сопровождается растущей готовностью перейти из одной общины в другую. Чаще всего в общины евангеликалов переходят испаноговорящие граждане.

Принцип отделения государства от церкви, относящийся в Европе и Соединенных Штатах к фундаментальным демократическим принципам, и конституционная заповедь светского правопорядка уходят корнями в 2000-летнюю историю. Оно было очень рано и очень точно изложено в учении Блаженного Августина о «Божьем граде» и «земном граде» - «civitas dei» и «civitas terrena». На эти традиции опираются как американская, так и французская революция. Но в этих двух странах извлекают различные выводы в плане регулирования отношений между государством и церковью. В свою очередь, германское конституционное право и германская практика отличаются как от американских, так и от французских.

Основатель ислама считал религию, политику и право единым целым. Это объясняет, почему не только исламские экстремисты, но и исламские традиционалисты высказываются против распространения наших конституционных и правовых традиций на исламские государства. Иммиграция из исламских стран бросает новый вызов партнерам по трансатлантическому сообществу, который изменит, однако, и самих иммигрантов. Сегодня вовсю спорят о векторах и границах этих неизбежных перемен. Из-за различий в традициях ответы по обеим сторонам Атлантики во многом отличаются друг от друга.

Внешнеполитическая значимость

Конфликты и кризисы во многих странах с преобладанием мусульманского населения оказывают негативное воздействие на внешнюю политику. Широко распространившиеся антизападные и в особенности антиамериканские настроения беспокоят в равной мере и европейцев, и американцев. Подавляющее большинство мусульман отвергают терроризм, поскольку он противоречит сущности ислама. Но факт остается фактом: сами многочисленные террористические группы ссылаются на ислам для идеологической легитимации своего насилия. Это оказывает негативное воздействие на репутацию ислама в США и Европе.

Американцы и европейцы выступают совместно за расширение демократии, укрепление правового государства и усиление защиты прав человека во всем мире и таким образом также в исламском мире. Мы сотрудничаем и в тех случаях, когда выдвигаются соответствующие инициативы по Ближнему и Среднему Востоку. Несмотря на эту общность целей, существуют различия в нашем видении и методах.

У США никогда не было исторического опыта, свидетельствующего об опасности религиозных убеждений и группировок для их демократии. Как раз наоборот! Поэтому они склонны распространить свой позитивный опыт на исламский мир и усматривают угрозу демократии не в религиозных традициях, а в тиранах и недемократических институтах. С ними можно относительно быстро покончить, прибегнув в случае необходимости к военной силе. Что касается военного аспекта освобождения, то сравнение войны против гитлеровской Германии с войной против Ирака Саддама Хусейна хотя и было легитимным, все же оно вводит в заблуждение, потому что духовные и религиозные предпосылки освобождения обеих стран отличаются друг от друга. И в той, и в другой стране тоталитарные режимы действительно угнетали религиозные группы, но шииты в Ираке и не признавшая нацистов церковь в Германии придерживались разных концепций. За исключением истории гонений между Али аль-Систани и Дитрихом Бонхёффером не так уж много общего.

Европейский опыт отличается от американского. В Европе также было немало христиан и евреев, активно выступавших против диктатур, за демократию и права человека. Но религиозные традиции и институты, господствовавшие в целом ряде европейских стран, препятствовали демократизации общества. Поэтому прежде чем стать надежными и прочными опорами демократического развития, сами церкви должны были выработать новое определение политической культуры. В некоторых европейских странах этот процесс продолжался вплоть до начала XX-го столетия. Такая позитивная новая дефиниция религиозной традиции утвердилась еще далеко не во всех исламских обществах. Для этого требуется время. Большинство европейцев скептически относятся к идее ускорить этот процесс духовной и религиозной реформы путем применения военной силы.

В европейской истории было множество войн во имя религии. В период Тридцатилетней войны, в ходе которой обе враждующие стороны ссылались на христианские ценности, во многих регионах Германии вымерло до половины населения. Во время первой мировой войны на пряжках германских солдат стояла надпись «С нами Бог». На этом историческом фоне смесь из патриотизма и религии, широко распространенная в США, напоминает нам, европейцам, о ранних стадиях нашей истории, которые, к счастью, остались позади. В Германии – в отличие от США – вряд ли увидишь сегодня на какой-либо церкви государственный флаг.

Позитивное отношение евангеликалов к Израилю способствует произраильской позиции американского населения. Они усматривают в основании государства Израиль исполнение библейского пророчества: возвращение евреев в землю обетованную. Многие американские евреи наблюдают за усердием евангеликалов со смешанными чувствами. В самом Израиле многие политические деятели, руководствуясь соображениями реальной политики, рассматривают евангеликалов как союзников. В кнессете есть даже координационная группа «Christian Allies Caucus», заботящаяся о поддержании контактов с партнерами-евангеликалами.

По обеим сторонам Атлантики доминируют общие интересы, ценности, политические и религиозные традиции. Между нами есть и различия – нам не следует их выпячивать, но нет смысла и отрицать. Мы должны попытаться понять и уважать друг друга со всеми нашими различиями. Иногда осознание различий может даже придать импульс совместным учебным процессам.

Тарик Рамадан^* ,

преподавал философию и исламистику в Женевском и Фрайбургском университетах,

в наст. время преподает методом видеоконференции в Нотр-Дамском университете,


Европа должна стать нашим домом

Участие в жизни общества вместо обособления: европейские мусульмане должны учиться жить на Западе, не отрекаясь от своей веры


Живущие в Европе мусульмане реагируют на воздействие западного образа жизни, вынуждающее их адаптироваться к местным условиям, двумя способами: они либо также становятся светскими людьми, либо обращаются к вере, имитирующей ислам XII столетия. В отличие от этого Тарик Рамадан выступает за современный европейский ислам.


Европейские общества прошли через радикальную секуляризацию. Этот процесс продолжался 400 лет и оставил свои следы. Вера, религия и практика богослужения не играют уже большой роли в общественной жизни. Более того, кажется, что существуют две параллельные логики, не связанные на деле друг с другом: с одной стороны, логика общественной сферы, основанная на свободе, правах человека, индивидуализме, труде и эффективности, с другой стороны, логика частной сферы, в которой каждый индивидуум пытается определиться со своей верой, ценностями и организовать свою духовную жизнь.

Современные индустриальные общества по большей части нерелигиозны, а ценности, связанные с их «культурой», такие как свобода, примат индивидуума и эффективность, не согласуются с религиозным учением, основанным на признании Творца, необходимости веры и противоположных понятиях добра и зла. Европейцы приветствуют такое развитие событий, воспринимаемое как процесс раскрепощения во имя идеалов индивидуума и его права на свободу. Некоторым западным политикам и ученым кажется само собой разумеющимся требовать от мусульман вскочить ради торжества здравого смысла на подножку «поезда прогресса», то есть присоединиться к господствующему и, вне всякого сомнения, сулящему выгоду течению. С их точки зрения, это означает, что мусульмане должны занять такую же, как они сами, позицию по отношению к вере и заповедям своей религии. Вера и практика богослужения рассматриваются при этом как второстепенное дело и часть личной жизни, а это означает, что они должны быть скрытыми, практически незримыми, а то и уйти в небытие.

Жить современной жизнью означает для европейских мусульман необходимость адаптироваться к западному образу жизни. Весть ислама сокращается до нескольких теоретических ценностей и манифестации «добрых намерений» и таким образом вытесняется на обочину социальной жизни. При таких предпосылках мусульманская идентичность - это всего лишь набор общих норм, разделяемых всеми верующими наряду с некоторыми культурными особенностями и выставляемых при возможности напоказ на праздниках и свадьбах. Признанная в теории универсальность вести исламского учения ограничивается сферой частной жизни, вытесняется из жизни общества, становится незримой, развивается по тем же образцам, что и другие религии в Европе. Но этой универсальности нет альтернативы: чтобы стать прогрессивными, духовно открытыми и современными, то есть истинными европейцами, мусульманам необходимо переосмыслить и даже модифицировать исламское учение таким образом, чтобы мусульманская идентичность адаптировалась к окружающей действительности не только в правовом отношении, но и в более глубоком смысле во всех ее фундаментальных измерениях.

Однако якобы необратимый процесс аккультурации второго и третьего поколений мусульман оказывается далеко не таким действенным, как кажется на первый взгляд. Более молодые мусульмане утрачивают под мощным воздействием своего окружения или по собственной воле связь с исламом, но они остаются мусульманами. При этом ощущаемый ими разрыв с исламским учением вызывает у них вопросы, сомнения, а иногда и чувство дискомфорта.


Жить в Европе, оставаясь за ее пределами

Чтобы не раствориться в западных обществах, большинство мусульман прямо-таки инстинктивно искали себе убежище в жизни собственного общества. Если позволяли обстоятельства, как это было в Англии, они стремились жить «как у себя дома». В Европе, но у себя дома. Они считали это самым эффективным средством защиты своей этнической и исламской идентичности. Но на самом деле в случаях, подобных английскому, сохраняется, в сущности, не азиатская этническая группа и не мусульманская идентичность, а азиатский способ жить по законам ислама. Таким образом, верность учению ислама отождествляется с верностью соответствующей культурной модели реализации его норм: оспаривание или даже простое изучение этой модели - поскольку мы живем в Европе - воспринимается как предательство ислама, которое неизбежно создаст угрозу для мусульманской идентичности. Из страха перед окружающей действительностью весть ислама сокращается до его традиционного или культурного измерения. Во Франции, Бельгии и Швеции возникли в последние годы группы, которые пытаются защититься от воздействия своей социальной среды, отгораживаясь от европейской модели поведения. Они черпают образцы поведения не из особых традиций какой-то определенной страны, а возвращаются зачастую к тому образу жизни, который существовал во времена пророка и его соратников: носят традиционную одежду, обязательно часто ходят в мечети и избегают всяческих контактов с немусульманским окружением. Сокращая учение ислама до образа жизни и одежды пустынников XII столетия, они также выражают тем самым неуверенность в своей идентичности. Они являются мусульманами наперекор европейской модели.


Вера, практика и духовность

Чтобы определиться с сущностными основами мусульманской идентичности, нам нужно вернуться к собственным истокам. Соответственно, мы предлагаем дефиницию, которая описывает значение мусульманства, исходя из исламских, лишенных своих специфических культурных форм принципов. На втором этапе нам нужно будет обратиться к вопросу о европейской исламской культуре. В целях изучения конкретных возможностей реального укоренения этой идентичности необходимо четко обрисовать ее специфическое культурное выражение, адекватное европейской среде и не вступающее в противоречие с основополагающими принципами исламского вероучения.

Первый и самый важный элемент мусульманской идентичности – это вера в одного и единственного Создателя. В этом смысл центрального понятия «тавхид» - веры в единство аллаха, подтверждаемой и заверяемой символом веры - «шухадой». Мусульманская идентичность самым естественным образом выражается на практике – через намазы, пост, скромные пожертвования и т.д. С этими аспектами крепко-накрепко связано основополагающее измерение духовности. В исламском понимании духовность - это способ, позволяющий верующим сохранять, укреплять и упрочивать свою веру. Духовность - это воспоминание, память и глубинная напряженность борьбы с человеческим стремлением забывать о Боге, смысле жизни и загробном существовании.

Уважение мусульманской идентичности означает признание первого и основополагающего измерения веры и, кроме того, предоставление мусульманам возможности совершать все их религиозные обряды, которые определяют их духовную жизнь.

Вера не может быть истинной, если нет понимания: для мусульманина это означает необходимость понимать как источники (Коран и Сунну) так и контекст, в котором он живет. Мусульманская идентичность не замкнута в самой себе и не связана жесткими ригидными принципами. Быть мусульманином - означает обязанность неустанно стремиться к умножению возможностей и знаний, так что в свете исламских источников можно сказать: «Быть мусульманином - значит учиться». Прежде чем начать действовать в согласии с учением ислама, мусульмане - в какой бы среде они ни находились - должны использовать возможности учиться и понимать, чтобы сделать выбор между хорошим и плохим и отыскать наилучший путь к достижению Божьего благоволения. Выбор и невежество взаимно исключают другу друга.

Вера - это залог доверия, и от мусульман требуется передавать его своим детям и близким, предоставляя человечеству свидетельство этого. Быть мусульманином - означает воспитывать, обучать, передавать опыт и знания. К мусульманской идентичности относится также обязанность воспитывать своих детей, предоставляя им таким образом возможность получить залог доверия и потом свободно принимать решение. Мусульмане убеждены в том, что Коран является последним откровением Бога и поэтому имеет универсальный характер. Их собственный долг перед Богом состоит в том, познакомиться с вестью этого залога доверия и передавать его содержание другим. Исламу чужда идея обращения в веру других людей. Распространять весть означает призывать и приглашать к осознанию истинности бытия Божьего и его учений. Обращение в веру позволительно одному лишь Богу посредством его откровения. Ни один человек не имеет права вмешиваться в эти сердечные порывы.

Быть мусульманином означает далее действовать в любой обстановке в согласии с учением ислама. В исламе нет ничего такого, что побуждало бы мусульман держаться подальше от общества, приближаясь таким образом к Богу. Скорее наоборот, поскольку вера в Коране постоянно и прямо-таки реально связывается с благонравным поведением и добрыми делами. В любой стране и в любой обстановке наши действия нацелены на четыре основополагающих аспекта человеческой жизни:

- развивать и хранить духовную жизнь в обществе,

- распространять религиозное и светское образование и воспитание,

- выступать в любой сфере экономической и политической жизни за укрепление равноправия и, наконец,

- проявлять солидарность со всеми позабытыми, игнорируемыми обществом и впавшими в нужду людьми.

Ученые и ответственные деятели мусульманских организаций должны предложить европейским мусульманам учения и нормы, позволяющие сохранить и обновить их мусульманскую идентичность - самобытность не арабов, пакистанцев или индийцев, а людей, являющихся отныне европейцами. Этот процесс протекает уже минимум пятнадцать лет. Он продолжится и в будущем, способствуя таким образом формированию самостоятельной исламской идентичности, которая не исчерпывается ни полным растворением в европейской среде, ни реакцией на нее, а зиждется на собственных основах в соответствии с источниками ислама. Именно так понимают мусульмане смысл интеграции.


Плюрализм, независимость, гражданство

Чтобы принять вызов сосуществования – а оно сводится не к поддержанию мира в условиях обособления­, а к совместной жизни и участию в делах общества – мусульманам необходимо предпринять конкретные усилия и приступить к проведению внутренних реформ в мусульманских общинах в Европе.

Во-первых, мусульманам в Европе необходимо вспомнить о культуре плюрализма­, которая с самого начала была характерной чертой совместной жизни в мусульманских обществах. Внешнего единства, сплачивающего мусульман, когда они ощущают угрозу нападения или борются с конкретным четко обозначенным бедствием, будет недостаточно. Необходимо - по крайней мере, на локальном уровне – возобновить диалог внутри мусульманских общин. На кон поставлено слишком много, и вызовы слишком серьезны, поэтому мы не можем и дальше коснеть во взаимном неведении, подвергать друг друга критике и бороться друг с другом. Дело не в том, чтобы придерживаться общего мнения. Просто наше стремление сохранить верность исламу обязывает нас выступать за преодоление раскола и развивать культуру диалога, которую каждый из нас мог бы считать истинно исламской.

Мусульманская диаспора в Европе развивается. Все больше мусульманок и мусульман во втором, третьем и даже четвертом поколении начинают развиваться самостоятельно, опираясь при этом на самофинансирование. Время больших, финансируемых тем или иным правительством проектов, похоже, истекло, хотя некоторые государства все еще стараются контролировать деятельность мусульман в Европе посредством строительства мечетей, создания фондов и других учреждений. И Саудовская Аравия, и Марокко, и Алжир с Турцией – я называю здесь лишь некоторые государства, выделяющие средства, - все они постепенно утрачивают зоны влияния, которые имели на протяжении многих лет. Все больше мечетей определенного ранга финансируется за счет средств, собираемых на местном уровне. Суммы набираются внушительные, что создает предпосылки для подлинной независимости.

Учитывая такое развитие событий, некоторые европейские государства пытаются сохранить свое влияние на деятельность мусульман в Европе. Поэтому мусульманские объединения и их руководители должны прилагать более активные усилия к тому, чтобы защитить свою независимость в политическом и финансовом отношении. На то имеются две главные причины. Первая из них тесно связана с правовой интеграцией европейских мусульман. Ее невозможно грамотно осуществить, находясь под влиянием иностранных государств, которые хотят протолкнуть планы осуществления исламского учения, разработанные их учеными и для их контекста. Реформу и адаптацию можно провести только самостоятельно.

Вторая причина имеет политический характер. Контроль за исламскими организациями в Европе означает для мусульманских государств возможность оказывать влияние на критический дискурс европейских мусульман и ограничивать его. Ведь европейские мусульмане являются ныне гражданами правовых государств, позволяющих им обжаловать совершенные от имени ислама предательства, диктатуру и гнет. Будучи политически и финансово независимыми, европейские мусульмане должны добиться того, чтобы в Европе услышали их новый, свободный и искренний голос, обязывающий к интеллектуальной честности и основательному анализу, разъясняющий и при необходимости комментирующий, участвующий в полемической дискуссии о положении ислама в мире, в которой обсуждаются в равной мере как достижения, так и предательство исламских идеалов. Этот новый голос, естественно, внушает властям и там, и тут страх. Один из главных вызовов, бросаемых исламской диаспоре в Европе, состоит в том, чтобы придать ей устойчивость, сплоченность и вес.

Если мы хотим, чтобы Европа стала нашим домом, нам необходимо дать ответ на вопрос о предпосылках аутентичного присутствия и реального участия мусульман в жизни общества. Мусульмане должны проявлять интерес к истории страны проживания, к особенностям работы ее институтов и возможностям участия граждан в жизни общества на всех его уровнях. Мусульманская вера обязывает нашу совесть, а демократический разум диктует нашему сознанию, что решения на выборах надо принимать, руководствуясь искренностью и компетентностью конкретного кандидата, независимо от того, мусульманин он или немусульманин. Мы должны напомнить об этой угрозе также некоторым политикам в Великобритании, Франции и Бельгии (самым прогрессивным странам, что касается участия мусульман в жизни общества), в которых в списки кандидатов вносятся экзотические имена с целью привлечь мусульманских избирателей. Это вредно и неприемлемо для плюралистического будущего стран. Таким методом нельзя построить мирное будущее. И даже если бы все общество стало склоняться к такой практике, исламские учения запрещают мусульманам принимать участие в подобной практике, граничащей с покупкой голосов и созданием клиентелы.